Живи, умирая

Самое важное в любых отношениях – желание быть вместе.

Ф. Достоевский

Всю неделю Антон провалялся дома, забив на учёбу. Официально, конечно, у него была причина — он болел. Правда, болезнь его распространилась только на первые три дня, остальное же время Шаст искренне желал провести в одиночестве, мысленно вновь и вновь прокручивая то утро, наслаждаясь той болью, что разливалась у него внутри при мыслях о равнодушном взгляде «Графа», что тот бросил ему напоследок, прежде чем покинул комнату. Дима постоянно названивал ему, беспокоясь о состоянии друга. Порывался несколько раз прийти принести апельсинов и яблок, но Шаст был категорически против. Несмотря на их дружбу и довольно близкие отношения — Антон не был готов обсудить свою боль, желая вариться в ней, как можно дольше, полностью растворяясь. Димка злился, материл его на чём свет стоит (до этого времени Шаст даже не подозревал о существовании таких ругательств — однокурсник смог приятно его удивить), но личное пространство сокурсника уважал, поэтому не приходил, охотно «веря» в то, что Антон боится заразить его, а соответственно и девушку Поза. Имя дамы напрочь вылетело из головы Шаста, заменяясь более важными мыслями. Но к сожалению, или к счастью, всё рано или поздно заканчивается. В следующий понедельник Антон всё же пришёл в универ, вот только мыслями он был совершенно далёк от этого места. Всё ещё не желая отпускать тот день и последние мгновения образа «Графа». — О, Тох, привет! — Дима появился, как чёрт из табакерки, радостно сверкая белоснежной улыбкой. Шаст лишь слабо улыбнулся, отвечая на рукопожатие — если бы было меньше народу, то Поз явно бы полез к нему обниматься. Радовало в этой ситуации одно — с поцелуями они уже разобрались и, к счастью, обоим не понравилось. — И тебе не хворать, — голос у Шаста был ещё немного хриплым, но больше от того, что он за всю неделю от силы сказал лишь пару десятков слов. — Ты как вообще? Нормально чувствуешь себя? — Дима, словно курица-наседка, внимательно осматривал сокурсника, отмечая огромные мешки и синяки под глазами. Шаст на это лишь слабо рассмеялся. — Всё норм, не сцы. Пошли лучше в аудиторию, у нас первая пара с этой маразматичкой, — парень закатил глаза, показывая насколько всё плохо. Поз деловито покачал головой, соглашаясь. Нормальные преподы в универе были редкостью и ценились студентами на вес алмазов. К сожалению, большинство — яркие примеры, какими суками быть не стоит. Пару по философии вела до ужаса нудная женщина средних лет. Под её лекции прекрасно спали некоторые студенты, но нужно было это делать максимально незаметно — если она палила студента за непотребствами (нагло спал на паре, списывал или переговаривался с кем-то не по теме), то о зачёте у неё можно было даже не мечтать. Ходили слухи, что из-за этой маразматички отчислился не один десяток студентов. Пара началась довольно скучно, за неделю ничего не изменилось. Преподша стояла у доски в полностью красном костюме, подчёркивающем её фигуру. В какой-то степени её можно было даже назвать красивой, но ровно до тех пор, пока она не открывала свой рот. — Шастун, не соизволите ли Вы ответить нам на вопрос, который только что прозвучал из моих уст. Я, конечно, понимаю, что созерцание столь прекрасного, восхитительного, голубого неба будет наиболее притягательно Вам, но вернитесь уже в наш скучный, серый, реальный мир и ответьте на вопрос, — голос преподавательницы сочился ядом, не хуже любой гадюки. Женщина ненавидела, когда её столь откровенно игнорировали. Шастун же даже голову не повернул в её сторону, продолжая безучастным взглядом смотреть в небо. — Вы явно хотите заработать себе проблем, — голос профессора звучал уже на более повышенных тонах, в нём проскальзывали противные визгливые нотки. Дима пихнул друга в бок, но от него отмахнулись, как от назойливой мухи, не открываясь от своего занятия. Женщина, смотря на это безобразие, сцепила зубы покрепче. После чего хмыкнула и продолжила опрос, словно ничего не произошло, но про себя отмечая столь наглого студента. Однокурсники мысленно простились с парнем, понимая, что зачёт тот сможет получить только в том случае, если будет пользоваться своим языком совсем не по назначению. Дима провёл целый день за тем, что пытался хоть немного расшевелить Шаста, но тот оставался слеп и глух. Реагировал лишь на некоторые вопросы и то через раз, всё больше забираясь в свой панцирь отчаяния и самотерзания. Даже наслаждаясь в некой мере своими мазохистскими наклонностями. Антон даже не заметил, как закончились пары, и он очутился дома. Впрочем, его это волновало сейчас в самую последнюю очередь. Казалось, что ещё немного, и он будет готов выйти в окно. Только с этими сразу возникало несколько сложностей: жил он всего лишь на третьем этаже — самое страшное, что ему грозило это пара переломов и сотрясение. Искать многоэтажку повыше ни сил, ни желания не было. Можно, конечно, воспользоваться старой доброй бритвой, но Шаст вида крови не переносил, да и если не получится сразу, то потом ещё хозяйка квартиры пиздюлей даст за испорченный пол. Верёвку элементарно не за что было зацепить — люстра такой наглости бы точно не пережила. За этими невесёлыми мыслями, Антон не заметил, как настал вечер. Глаза медленно бродили по стенам и потолку, не задерживаясь ни на чём конкретном, но каждый раз упорно останавливались на несколько секунд на телефоне, что до сих пор хранил предательское молчание. Где-то на задворках сознания Шаст понимал, что глупо злился на предмет, который был действительно не виноват в том, что его хозяин полнейший дебил. Но смириться с этой мыслью было гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд. Проще всего было обвинять мобильный, что позволил удалить столь любимый номер. Антон прикрыл лицо руками, с силой надавливая на глаза. В последнее время — это становилось его любимым жестом. Боль немного отрезвляла, позволяя сознанию немного проясниться. Но стоило ей лишь немного отступить, как навязчивые мысли снежной лавиной накатывали вновь, погребая под собой и не давая шанса на спасение. Шаст мыслями снова был далёк от этого мира. Те, словно блохи, прыгали от одной к другой, но непременно начинались с «а если бы…». Дальше полёт фантазии был безграничен, но исход был лишь один — они с Арсом непременно были вместе и счастливы до безобразия, что каждая собака завидовала им. Тяжело выдохнув, Шаст вернулся в реальный мир, за окном которого царила непроглядная ночь. Взгляд невольно метнулся на стену, где часы показывали полночь. «Не хило я так нафантазировал», — Антон мысленно усмехнулся, хотя смешного в этом ничего не видел. За время его раздумий мир, к сожалению, ни капли не изменился, лишь потратил несколько часов его бесполезной жизни. Сев на край постели, Шаст потёр руками лицо — разгоняя остатки мыслей. Взгляд его стал более осмысленным. Ещё раз осмотрев комнату, парень невольно остановился глазами на телефоне. Шестерёнки в его голове медленно крутились, скрепя ржавчиной, пока что-то не щёлкнуло. Сначала робкая улыбка появилась у него на губах, постепенно переходя в более счастливую. Над головой, как в мультиках засверкала лампочка. Не давая себе времени передумать, Шаст схватил телефон, быстрым движением пальцев разблокировал его и ввёл столько знакомый номер, добавляя его в телефонную книгу. Нежным, даже любовным, движением парень огладил край телефона, куда был занесён новый контакт. Лёгкая улыбка царила на его губах. В темноте ночи никто не заметил, как в самом дне зелёных глаз плескалась тень безумия.