Нет покоя для грешников.

На тридцать пятой недели беременности Флейм положили в больницу. Доктор Марион опасалась преждевременных родов, уже давно склоняясь к кесареву сечению, а не естественным родам, во избежание любых возможных осложнений. При этом, если Флейм все-таки удастся доносить детей до положенного срока, на тридцать девятую неделю уже была назначена плановая операция. Прошло уже две недели. Роберт каждый день навещал Флейм. Приносил ей цветы, читал, развлекал болтовней. Мэйбл Бофорт работала медсестрой в той же больнице, и племянница была под постоянным ее присмотром, Рой и Римма тоже периодически навещали кузину. Поэтому Роберт не беспокоился за Флейм, когда не мог быть рядом. Увы, имелись у него поводы для злости и огорчения. Достигнутая им за последние недели близость с Флейм постепенно исчезала. Как только их разделили мили между Бофортом и Новым Орлеаном, между их домом и больницей, она тут же стала более отстраненной. И постоянно теперь напоминала ему об их договоре, что после родов дети останутся с ним, а они сами разбегутся. — Ты получил документы от адвоката? — Получил. Обязательно сейчас говорить об этом? — Да, обязательно, Роберт. Я должна убедиться, что все наши договоренности будут выполнены. Роберт нахмурился. Документы на полную опеку над их с Флейм детьми, с момента их рождения, он получил сегодня утром. Но подписывать не стал. Едва удержался, чтобы не разорвать их в клочья. Есть ли на свете вообще женщина более упрямая, чем Флейм? Ведь он готов предложить ей намного больше. Роберт усмехнулся про себя. И что же ты можешь предложить, фальшивый мистер Робертс? Продолжать совместное сожительство, только теперь с детьми? Да, конечно, это предел мечтаний любой женщины. И какой бы специфической женщиной ни была Флейм, глубоко внутри она ничем не отличалась от остальных. — Ты их принес с собой? Роберт, продолжая недовольно хмуриться, достал документы от адвоката из внутреннего кармана пиджака. Но она не удивилась бы, если бы он стал увиливать и врать, что случайно забыл бумаги дома. Когда же они оказались у нее в руках, настала ее очередь хмуриться. Барр их не подписал. — Надеюсь, мне не придется одалживать табельный пистолет Роя, чтобы заставить тебя поставить пару закорючек? — Я подпишу, когда ты родишь. — Я хочу, чтобы ты сделал это прямо сейчас, Роберт. — У меня нет при себе ручки. — Уверена, медсестра одол… — Я же сказал, что подпишу. — Когда? Вместо ответа Роберт отобрал у нее бумаги и со злостью запихнул их в верхний ящик тумбочки, стоящей рядом с больничной кроватью. Явно давая ей понять, что не намерен продолжать их спор. Флейм это совершенно не устраивало, но она решила дать им обоим немного времени остыть. Ей не хотелось оповещать Роберта, что, судя по утреннему осмотру, доктор Марион пришла к выводу, что она родит в ближайшие сорок восемь часов. Да и сама испытывала с самого утра некий дискомфорт внутри, скорее всего, как раз и свидетельствующий о приближающихся родах. Поэтому и настаивала, чтобы Барр подписал документы об опеке, хотела окончательно закрыть данный вопрос до рождения детей. В любом случае не позволит ему саботировать их договор. Если он за последнее время успел поверить в какие-то собственные иллюзии относительно их совместного будущего, увы, ей придется их развеять. — Доктор Марион говорила с тобой? — Да. Роберт удивился, что Флейм сменила тему. При этом сожалея, что не спалил чертовы бумаги в камине. Но им действительно следовало обсудить более важную тему. — И что думаешь? — Что врачи просто перестраховываются. Роберт не выглядел испуганным или сомневающимся, что должно было и в нее вселить уверенность, все закончится хорошо. Но она все равно боялась. Ведь вполне заслужила предполагаемый исход. — Ты должен пообещать мне… — Флейм… — Нет, Роберт, послушай. Если во время родов что-то пойдет не так, и встанет выбор… Поклянись, что выберешь их. Роберт попытался ободряюще улыбнуться Флейм. Она была напугана. Страх читался на ее бледном и изможденном лице. Руки, лежащие на огромном животе, дрожали. — У тебя лучшие врачи, Флейм. Они не допустят, чтобы встал какой-то выбор. — Нельзя знать заранее. — Ты не умрешь. Не умрешь. — Все равно поклянись. Я хочу, чтобы они жили. Чтобы вы… Пойми, они лучшая часть меня. Единственное хорошее, что когда-либо было в моей жизни. Пусть я и недостойна их… быть их… И только мысль, что ты позаботишься о них, утешает меня. Помогает смириться… Ее сердце словно защемило тисками, к горлу подступили рыдания. Трудно впервые, нет, не осознавать — признавать, как сильно она любит малышей, которых носит. Флейм зажала рот руками, приказала себе успокоиться. Никакой дешёвой мелодрамы. Глаза Флейм наполнились слезами. Она зажимала рот руками, тяжело дыша. Роберт пересел со стула на кровать рядом с ней и обнял. Но она отстранилась, с мольбой и сожалением смотря на него. — Ты должен знать… Роберт, мне очень жаль, что я вторглась в твою жизнью. Задумала план твоего похищения, держала тебя в клетке, а затем под охраной Роя и Мэйбл. Что, в желании убить Куинна, оборвала твою жизнь. — Флейм, зачем вспоминать? — Я должна покаяться. Позволь мне. Я не заслуживаю твоего прощения, но, если я умру… Знаю, что отправлюсь в ад… Мне страшно умирать, не попытавшись вымолить твоего прощения. Прости меня, пожалуйста, за все, что я сделала. Если бы в моих силах было что-то исправить… — Я давно простил тебя. — Нет, не правда, не простил. Говоришь так, чтобы утешить. Кошмар, который я тебе устроила, нельзя простить. И я заслужила умереть. Во взгляде Роберта, обращенном на нее, не было ненависти, лишь сочувствие и искреннее желание утешить. Словно он действительно простил ее за испорченную жизнь. Флейм отчаянно прижалась к нему, не надеясь на благополучный для себя финал. Наказание за совершенные грехи рано или поздно должно было ее настигнуть. — Янсен влюбился в Келли. Не влюбился, конечно, но возжелал ее. Флейм снова отстранилась, с болью взглянув на него. Роберт же смотрел на нее с удивлением, не ожидая еще одной столь резкой смены темы их разговора. — Келли знала Элиота? — Встретилась с ним один раз, чтобы спасти шкуру Ханта от Скэга. Но Янсен сразу и полностью был ею очарован. — Разве ты не убила его, боясь разоблачения, потому что обворовывала? — Я не могла допустить, чтобы меня снова променяли на Келли Кепвелл. — Понятно. И теперь ты раскаиваешься? — Тяжело думать о себе как об убийце. Настрой Флейм ему совершенно не нравился, хотя его все-таки радовало, что она испытывала вину и раскаяние за грехи прошлого. Только ее слова выглядели как исповедь перед смертью. Словно она действительно готовилась умереть. — Послушай, мне снова нужно повторить? Ты хорошо знала Янсена, и я хорошо его знал. Он был причастен к смертям множества людей. Напрямую и косвенно. Рассматривай его смерть в качестве спасения всех тех, кого бы он еще мог убить. — Его убийство, Роберт. Мной. Что возвращает нас к тому, что моя смерть стала бы справедливой расплатой. — Не желаю этого слушать. Все будет хорошо. Обещаю. Я не допущу ничего плохого. Шептал Роберт, ласково гладя Флейм по плечам и спине, стараясь успокоить. Знал, что не в его власти изменить предначертанное. Но был готов молиться любым богам, чтобы они не дали погибнуть ей во время родов. И уж точно не в наказание за смерть Элиота Янсена. — Ой… — вскрикнула Флейм. Роберт резко отстранился, решив, что слишком крепко прижимал Флейм. На ее лице читалась боль. — Что с тобой? Дети пинаются? — Нет, ощущения совсем другие. Что-то не так, Роберт. Я чувствую… АУ… Мне больно. Флейм с искаженным от боли лицом, с животным страхом посмотрела вниз на свой живот. Роберт тут же сообразил сдернуть с нее одеяло. Простынь под ее ногами была мокрой. — У тебя воды отошли. — Я рожаю? — Да. Я позову медсестру. Несмотря на острую боль, как будто кто-то пытался вскрыть ее изнутри тупым ножом, от Флейм не укрылась смесь страха и восторга, отразившиеся на лице Роберта, прежде чем он покинул палату. Она знала, он долго ждал этого момента. Возможности снова стать отцом. Следующую мысль в ее голове, что настало завершение их истории, прервала новая волна боли. Тут же вернулся Роберт вместе с парой медсестер, они переложили ее на каталку, чтобы отвезти в операционную.