Это мое наказание за то, что я не ценил тебя...

Моя жизнь превратилась в рутину с примесью боли. Каждый день я вижу ненавистные лица, каждый день терплю издевательства. И так уже четыре месяца. Четыре месяца в Аду, осталось еще восемь. Я поймал себя на мысли, что начал считать дни, делать я это стал после второго инцидента в прачечной. Но моих сил оказалось недостаточно чтобы не допустить повторы. Я начал бояться собственной работы, потому что это всегда происходит внезапно и всегда происходит в пересменок. И каждый раз я хочу умереть. И каждый раз понимаю, что это бесполезно. Фраза которую моя Т/И когда – то говорила Сын Хену, теперь заиграла для меня новыми красками. И сейчас на смене я насторожен. Шепот в отношении меня стих давно,  он сменился молчаливым уважением. Уважением которое было для меня позором. Но я был неприкосновенен, даже те преступники, которые узнавали меня, не имели права меня ударить. Это был единственный плюс, но за этот плюс плата была слишком высока. Я ударил себя по лицу, чтобы отвлечь себя от мыслей. Я пользовался этой гребанной лазейкой – меня никто не имел право бить, но я мог дубасить сам себя сколько хотел. Это дало свои результаты, ведь я вновь сосредоточился на работе. На этой чертовой работе в прачечной. Эта рутина действовала на нервы, но лучше так, чем быть просто зверьком Юнги. Я пытался, я пытался избить его, когда он намеревался повторить деяние, но против ножа нет приема, а на моей шее теперь след от пореза. Все потому что я просил убить меня, а мне доказали что моя жизнь ничего не стоит. Инстинктивно я провел рукой по очередному шраму на моем теле. Теперь их у меня много. Я разгрузил очередную тележку, выгладил вещи и разложил их по ячейкам, и едва я вернулся к столу, к нему прикатили еще работы. Это заставляло меня наносить себе новые удары, потому что я все еще думал о своей боли. Когда же я наконец привыкну, что она вечна? Я вернулся к работе, дыша паром от утюга и пытаясь не сжечь себя. Хотя несколько раз подобное желание все же возникало. Раздался звонок на пересменок и я ускорил разбор тележки, нельзя оставлять работу, теперь у меня пятнадцать минут чтобы ее завершить. Завершив работу я вышел из прачечной. Я был последним из своей смены кто ее покинул. На меня вновь надели наручники и повели в столовую в общей колоне. В столовой я встал в общую очередь, но судя по количеству подносов на столе за которым сидел мой «хозяин» в этом необходимости не было. - Пак, тебе не надо стоять в очереди – услышал я голос Юнги. В тюрьме несколько десятков человек с моей фамилией, но никто из них не обернулся на этот голос, потому что все знают что слова адресованы мне. Дальше последовала унизительная фраза – Для моего зверька все готово. Он забавляется, каждый раз когда Юнги произносит фразу «мой зверек» на его лице появляется хитрая ухмылка. Как унизительно. Мне приходится покинуть общую очередь, отправив поднос на место и сесть к человеку, который унижает меня. Сев за его стол, я в очередной раз подтвердил свою неприкосновенность и свою ничтожность. Я взял приборы из рук Юнги и молча приступил к еде.  Он усмехался моей покорности.  - Кушай, кушай – произнес он, гладя меня по волосам. Противно. И этот жест означал для меня только одно – едва в камерах погасят свет я вновь буду терпеть боль и унижение. Но никто не скажет и слова. Я замечаю что на мой стол не оборачиваются – на «игры» Юнги запрещено смотреть, но все знают о них. Пока эти игры не повлекли за собой смерть заключенного, на них будут закрывать глаза, а Юнги не допустит моей смерти, по его мнению это для меня слишком мягкое наказание. А вот переживать все   что переживала Т/И – вполне заслуженное. я уже перестал считать количество сигаретных ожогов, я даже не чувствую больше процесс их нанесения, мое тело чувствует другую боль и вряд ли привыкнет к ней. Поужинав, я молча вышел из столовой, прошел в свою камеру и сел на свой матрас. Пока я был один, но совсем скоро это могло изменится. Я впервые за несколько месяцев был в спокойном одиночестве. Слышал лишь небольшой гул за пределами камеры, но внутри нее было тихо. Я вздохнул и мысленно зачеркнул в своем календаре еще один день. Еще один день в Аду. Пока никого в камере не было я умылся и почистил зубы. Подобное впервые за несколько месяцев я сделал в одиночестве. Я вновь сел на свой матрас и приготовился к очередному унижению. Скоро объявят отбой. Через пару минут мою камеру начали наполнять люди, Юнги глазами дал мне понять, что мне нужно к чему – то готовится, для его удобства наши матрасы теперь находились рядом. - Пять минут – прокричал надзиратель. Я радовался что этот день прошёл быстро, но тянуться будут остальные дни. Меня все еще никто не навещает. Я пытался сделать звонок родителям на прошлой неделе, но никто из них не взял трубку. А следующая моя попытка будет нескоро. Прозвучал сигнал: - Отбой! Тишина в камерах! – прокричал надзиратель и свет был выключен. Тишина в камерах. Надеюсь что не издам ни звука.