Гордость и влюблённость

— Как там Рустам поживает? Не залежался он в четырёх стенах? — машина Сабурова на дворе их общежития уже не выделялась так сильно, как раньше. Лёша привык выбегать из здания и видеть знакомый чёрный автомобиль, стоящий неподалёку. Привык залетать на переднее сидение, обмениваться с Нурланом взглядом, утренними подколами и иногда краткими поцелуями. — Да он там здоровый уже как два дня сидит, Эмир Сергеич никак не отпускает до «полного выздоровления», — он показал пальцами кавычки в воздухе — зато завтра уже выходит. — Значит, завтра за тобой не заезжаю. — Ага, придётся заново привыкать к низкокомфортабельному общественному транспорту. — Зато слухов никаких не будет. Ты сегодня это, поосторожнее будь. Мне кажется Арсений Сергеевич что-то подозревает, хотя кто бы говорил. — Во-во! Он ко мне вчера пристал с этими типами мировоззрения, чтоб его.

***

      Первые три дня Лёша привыкал быть без Рустама. Он постоянно переписывался с ним на парах, мысленно курил с ним в туалете, на деле опять же писал ему сообщения, точь-в-точь то, что бы сказал в жизни. Следующие три дня он свыкся с Нурланом, что подбрасывал его на своей машине к универу.       А этим утром Щербаков по привычке чуть не ушёл без Саидахмедова, пока тот сидел и спокойно допивал свой чай. Рустам быстро схватил телефон, набирая Лёхе. — Алё, приятель, ты никого не забыл? — Бля, Рус, я по привычке. Нехуй сидеть чаи гонять по полчаса. — Ага, может ещё и Нурлан твой по привычке приехал, не? — Прекращай, я уже иду.

***

— Рустам, на улице уже март, нахуя тебе шарф? Может, ты ещё и джинсы не подворачивал? — он посмотрел на его лодыжки — И правда, не вижу твоих шикарных носков с пивом, братан! — Завали, мне Мир такой пизды даст, если увидит меня без шарфа и с пивными носками. — Рустам на всякий пожарный натянул на голову капюшон.

***

      Всё же учиться вместе с Рустамом было в разы лучше, чем без него. Они весело просидели всю историю, хихикая и перекидываясь с Сабуровым шутками-минутками. Надо сказать, что тот охотно им отвечал, добивая их разгоны до смеха всей аудитории.       А придя в общагу, они просто решили вместе отдохнуть. Ребята с их универа как раз устраивали что-то типа тусовки, но «локальной»: они где-то достали гитару, в близком кругу сидели и пели гитарные песни для посиделок, травили анекдоты и пили собственноручно намешанный пунш. Лёша тогда впервые понял, как скучал по такому Рустаму: открытому, улыбающемуся, живому. Вот он, его настоящий лучший друг.       Они потом чуть ли не в обнимку добирались до своей комнаты, пошатываясь от всего выпитого. Рухнули на свои кровати, даже не включая света: за окном и так было темно. — Рус, я оказывается так соскучился. Так не хватало нашего общения. Пиздец как. — Мне тоже, Лёш. Я чуть не сдох в этой комнате от скуки, ты бы знал как меня заебало видеть тебя только утром и вечером. Ты всегда пропадал у Нурлана. — Блять, брат, ты бы сказал… Я думал, тебя тревожить нельзя, ты же типа болел. — Зато у вас с ним, как я вижу, всё процветает. Выкладывай, что между вами. — Да чё, на тачке своей меня подкидывал до универа. Удобно. Но сигареты забрал тогда, падла. Я теперь втайне от него в курилку бегаю, и постоянно этой жвачкой мятной давлюсь, лишь бы не унюхал. — он улыбнулся, складывая руки за головой, смотря в потолок. — А что ты к нему чувствуешь? — Ну… чувствую, что всё идёт к этому. Ну, знаешь, тому самому. А хотя это ты у нас герой-любовник, чё я тебе рассказываю. — Это один раз было, придурок. Я не нимфоман ёбанный, чтобы Миру проходу не давать. — засмеялся тот. — Да? А по вам не скажешь, — Лёша подхватил его смешинку, смеясь вместе с Рустамом — отвечаю тебе, в универе будьте поосторожнее. Мало ли, чё взбредёт в голову философу в этот раз.