Обо всём подряд

Взгляд лениво скользит по часам над головой. Половина пятого. Тихон вздыхает и снова возвращает внимание к пестрящему разными цветами и оттенками мареву за тёплым стеклом. Он залипает уже двадцать добрых минут, но никак не может сделать правильный выбор. – Молодой человек, вам помочь? – спрашивает доброжелательно очаровательная девочка-консультант. Жизневский думает сначала отмахнуться, мол, нет, спасибо, я сам разберусь, но с языка срываются совсем другие слова. – Да, пожалуйста! – взгляд снова мечется от одного угла к другому, цепляется за розовые, красные и даже голубые всполохи разных форм и размеров, но ни на чём толком не останавливается. – Мне бы букетик. Девочка заливисто смеется. – Ну, тогда вы по адресу, хорошо, что у нас здесь как раз цветочный магазин! Тиша немного кривит уголки губ и согласно кивает. Хорошо и вправду. Однако даже с профессиональной помощью Жизневский долго не может выбрать подходящий букет. В голове плывут названия каких-то растений, всякой травы, цветов, которые когда-либо перечислял или упоминал при нём Ванька. Вспоминает пожелтевшие карточки-бирки под каждым горшком обожаемой рассады Янковского. Девочка-консультант терпеливо ждёт, задаёт наводящие вопросы о любимом цвете, запахе и тысяче других неважных мелочей. Тихон отвечает невпопад и снова расстраивается, понимая, что всё это не то. В минуту особого отчаяния думает всё-таки плюнуть на эту идиотскую затею, ну что Ваня, в самом деле, букеты, что ли, никогда не получал? Он чуть ли не с каждого спектакля приносит такую охапку, что в квартире потом ещё, как минимум, две недели витают цветочные, сладкие ароматы, которые, кажется, въедаются под самую кожу. Тихон открывает рот, собирается уже попросить прощение у миловидной дамы за потраченное время, как его опережают. – О, знаете, у нас же как раз новую партию привезли, свежие совсем. Вдруг вам подойдут! – девочка-консультант загадочно стреляет глазами и убегает куда-то за прилавок, скрываясь из вида. Он так и стоит, замерев на месте, когда выносят связку красивых, пышных бутонов. Челюсть хлопает обратно с громким «клац». – Вам нравится? Тихон кивает. А потом громко чихает. Смеётся вместе с девочкой и тянется рукой к заднему карману штанов, где находится кошелёк. – Идеально. Запакуете?

***

Время давно перевалило за шесть часов вечера, стрелки неумолимо двигались к цифре семь. А Жизневский судорожно матерился себе под нос, рывком перескакивая на лестнице сразу через несколько ступенек. И так задержался в этом цветочном, так ещё и лифт не вовремя решил выйти из строя. Он мысленно молился всем богам сразу, чтобы Ванька ещё не появился дома, хотелось сделать сюрприз, встретить родное лицо у самого порога и обязательно с какой-нибудь торжественной, помпезной речью вручить цветы, чтобы Янковский моментально залился краской от вычурности всей ситуации, а Тиша потом дразнил его, дёргая за красные мочки ушей. Такие моменты были достаточно редки, и сегодня, почему-то, особенно хотелось постараться. Вообще смутить Ваньку задача не из самых легких. Жизневский видел, как Янковский умеет общаться с фанатами, которые вечно заваливают его тоннами комплиментов и подарков. Он всегда так искусно огибает их каждое слово, ласкающее его расчудесный лик, достаточно сдержанно, но вместе с тем искренне, благодарит, что ни у кого не остается сомнений, что Ваня и сам прекрасно осознаёт свою красоту и талант. А значит краснеть совсем не имеет смысла. Зато смущался Тиша, несмотря на свой лёгкий и добродушный нрав, пусть и старался этого не показывать. Всё ещё было странно ощущать на себе больше восхищенных взглядов, чем обычно. Но он постепенно привыкал. Этому его тоже учил Ваня. Вдруг резко начала чесаться шея, но Жизневский её просто проигнорировал, одной рукой придерживая букет рядом с грудью, пока пытался поскорее попасть в замочную скважину ключом. Хватило одного щелчка, чтобы дверь открылась. Значит, Ванька уже пришёл. Тихон издал короткий вздох возмущения, но медлить не стал, переступая через порог и сразу же принимаясь пятками стаскивать кроссовки с ног. Из глубины квартиры раздался знакомый голос. – Тих, это ты? – Неа, ваша мама пришла, молока принесла! Если до этого и были слышны чужие шаги, то теперь звуки пропали совсем. Видимо, Ваня замер где-то на полпути, не ожидая такого ответа на свой вопрос. Жизневский от чего-то расплывается в широкой улыбке, хотя лёгкая досада на самого себя, за то, что всё пошло не по плану, никуда не девается. Дёргает носом, чувствует лёгкое зудение внутри. Сопли, что ли, собираются пойти? Но сейчас не до этого, решает он и продолжает свой перфоманс. – Козлятушки-ребятушки... – распевает писклявым голосом Тиша, выплывая из коридора на кухню. Удивлённый взгляд он чувствует на себе раньше, чем успевает встретиться с глазами напротив. Янковский смотрит на него внимательно и одним плавным, почти аристократичным, движением поднимает изгиб брови, задавая немой вопрос. – На молоко не тянет, согласен, – Тихон не перестаёт улыбаться, с наслаждением считывая чужую реакцию. То, что нужно. Всё-таки не прогадал. – И это чё, я козлёнок теперь, что ли? – Ты где таких козлят видел-то? Которые пионами питаются. Цветы не утратили своего роскошного вида даже после почти часовой поездки в душном салоне такси. Жизневский переводит взгляд с Вани на букет и возвращает обратно. Шея начинает чесаться сильнее. – Хотя, если очень породистый, – протягивает цветы, игриво подмигивает. – Держи, моя душа, это тебе. – Да понял я, что не соседке… Договорить Ванька не успевает, раздаётся громкий и неожиданный чих. Тихон снова непроизвольно шевелит носом, зуд усиливается, но он всё еще не складывает два плюс два. Зато за него это делает Ваня. – Жизневский, только не говори мне, что у тебя ещё и на цветы аллергия... – Какая аллергия? – мотает головой Тихон, но организм сдаёт с потрохами, не соглашается с хозяином: чих звучит снова, а в носу теперь не только зудится, но и собирается влага. – Тиша, блять. – Да правда, ой, – говорит как-то совсем потерянно, пока Янковский выдёргивает пионы из его рук. – Я и не знал! Ещё два быстрых, коротких чиха. Ваня закатывает глаза. – Всё у тебя некстати. Дуй в ванную, нос промой, что ли, я сейчас таблетки поищу. И уносит букет на самый дальний подоконник в комнате под грустное шмыганье носа Жизневского.

***

– Держи, вот эту сейчас, вторую через два часа. Ванька вкладывает ему в ладонь маленькую таблетку единственного антигистаминного средства, которое нашлось в домашней аптечке. Тихон аккуратно зажимает белый кругляшек между пальцев, рассматривает его перед глазами. Аллергия у него, конечно же, была, но какая-то совсем не аллергическая, неправильная, что ли. Обычно это выражалось в красных пятнах на груди и плечах, которые появлялись, если он слишком долгое время находился под прямыми лучами солнца. Дома такого не было, оно появилось уже после, когда перебрался в Питер. Однако в культурной столице солнечное «счастье» являлось с переменным успехом, чтобы Тиша по-настоящему начал о чём-то волноваться. Да и пятна эти как появлялись, так и быстро исчезали, не чесались совсем и не беспокоили. А вот теперь неровными кляксами покрылась уже вся шея и даже внутренняя сторона локтей, которые хотелось разодрать до крови ногтями, но под пристальным, угрожающим взглядом Жизневский себе такое удовольствие позволить не мог. Поэтому послушно проглотил предложенное лекарство, все ещё шмыгая забитым носом, и осторожно утёр слезящиеся от влаги глаза, которые тоже хотелось страшно почесать. – Даже не думай, – Ванька читает его мысли и качает головой, удобно устроившись на подлокотнике дивана, пока Тиша комком собрался на самом краю и жевал собственные сопли. – Лучше высморкайся. Вытаскивает откуда-то белый платок, протягивает следом. – Спасибо, – благодарно хлюпает носом Жизневский и берёт ткань в руки. Они ещё какое-то время сидят молча: Ваня просто наблюдает за Тихоном нечитаемым взглядом, пока тот обливается слезами от аллергии, комкая в ладони ставшим в одном мгновение влажным носовой платок. С очередным чихом Жизневский нарушает эту почти идиллию на двоих. – Сюрприз? – Сюрприз, – кивает ему Ванька, смеётся, наконец-то, и скатывается с подлокотника прямо под горячий бок. – Ну хоть цветочки-то понравились? Янковский улыбается своей ослепляющей, красивой улыбкой и тянет пальцы, чтобы аккуратно расчесать спутавшиеся кудри на чужой голове. – Понравились. А чего не розовые? – А зачем тебе розовые? Пусть будут красные, – криво зеркалит улыбку Тихон, послушно поддаётся приятным касаниям. – Прям как мое сердце, пылающее к вам неугасающим чувством, Иван Филиппович. – Это каким таким чувством? Полного отсутствия самосохранения? Теперь уже Ваня откровенно ржёт, голову даже запрокидывает, падая спиной на мягкие подушки дивана. – Да ну тебя, – бросает тихо Жизневский, но в его голосе нет никакой обиды. Он просто гундосит слабо из-за всё ещё закупоренного соплями носа. Янковский вдруг резко вскакивает с дивана, едва не выдёргивая светлые пряди вместе с рукой из тишиных волос, и говорит: – Меня может и ну, а букетик-то твой надо в вазу поставить. Дёргается с места с явным намерением отправиться на кухню, чтобы, наконец-то, набрать воду для многострадательных цветов. Тихон почти расслабляется, шумно вздыхая, готовый растянуться на диване и немного отдохнуть от пережитых потрясений, но Ванька быстро возвращается, не успевая выйти из комнаты, чтобы склониться над ним и оставить мокрый поцелуй прямо на губах. – Спасибо, мне очень приятно. Всё, что видит Тиша, прежде чем закрыть глаза и поцеловать Ваню в ответ, это лёгкий румянец на острых скулах.