Baby Blythe

В марте следующего года спальня Энн и Гилберта купалась в огненном сиянии тлеющих угольков в камине. Измученная Энн лежала на кровати, её грудь вздымалась, а пот стекал через брови к шее, отчего белая ночная рубашка прилипала к телу. Длинные пряди волос выбились из косы и раскидались по подушке, что поддерживала голову девушки. Она со слабой улыбкой на лице наблюдала за радостным Гилбертом, который сидел совсем рядом, на краю кровати, и, прищурившись, вглядывался в то, что держал в руках. Точнее, кого держал. Всего несколько минут назад родился их маленький комочек радости. После долгих месяцев волнения и восхитительного предвкушения они дождались. Гилберт всё время держал Энн за руку, сжимая её в поддержке и мягко целуя в голову, когда схватки начинали учащаться и становились более болезненными. Тогда он читал ей некоторые псалмы, и даже главу из «Джейн Эйр». Остаток вечера пролетел, будто в тумане, как внезапно пронзительный крик заполнил комнату. После быстрого обследования, врач заявил, что ребёнок был одним из самых здоровых детей, что он когда-либо видел. Мужчина поздравил новоиспечённых родителей и быстро попятился к двери. С улыбкой до ушей Гилберт развернул ребёнка к жене, убаюкивая его. Он положил в руки Энн маленький сверток, от которого исходил мягкий плач. Во взгляде Гилберта появился блеск. – Энн… Познакомься с нашей дочерью, – сказал он, передавая в тянущиеся руки Энн малышку. Девушка взяла дочку, издав тихий вздох, и принялась изучать её маленькие черты. У неё был крохотный вздёрнутый носик, а голова покрыта яркими рыжими волосами. Маленькие глаза были всё ещё закрытыми, но Энн вспомнила, как Гилберт говорил, что может пройти несколько минут, прежде чем ребёнок сможет открыть глаза. – Привет, малышка… – затаив дыхание, поприветствовала дочь Энн, губы изогнулись в счастливой улыбке, – я твоя мама, и я обещаю, что о тебе будуть заботиться, оберегать и любить. Очень сильно любить, – она нежно поцеловала дочь в макушку и взглянула на Гилберта, ухмыляясь от нелепого, но такого восторженного выражения на его лице. – Этот кудрявый, смешной и несомненно любящий мужчина – твой отец. Ах, вижу, ты унаследовала мои рыжие волосы… Я уверена, они потемнеют и станут красивыми каштановыми, когда ты вырастешь, – утешающе добавила она. – Ох, надеюсь, нет, – оскорблённым тоном молвил Гилберт, присаживаясь поближе. – Я надеюсь, что они такими и останутся. У неё прекрасные волосы. Как и у её матери. – У неё твои кудри, Гил, – восторгалась Энн. – И я не удивлюсь, если у неё будут и твои глаза. Надеюсь, так и есть. В твоих глазах самые изумительные крупицы золота. – Как ты себя чувствуешь, Энн? – спросил Гилберт, поднимая свои ореховые глаза, чтобы взглянуть на жену. Он потянулся и заправил прядь рыжих волос ей за ухо, проводя рукой по веснушчатой щеке и мягко поглаживая её. – Уставшей, – призналась она. – Но счастливой. О такой счастливой. Теперь я чувствую себя… Полноценной, Гилберт. – Я прекрасно тебя понимаю, девочка моя, – Гилберт вздохнул, опуская плечи на кровать и кладя голову на подушку рядом с Энн. Он улыбнулся и с восхищением взглянул на двух людей, которых любил больше всего на свете. Парень протянул палец малышке и улыбнулся, когда она крепко схватила его своей маленькой ладошкой. – Моя Энн, и моя Джойс. Одной рукой Энн ласково убаюкивала свою новорождённую дочку, а другой перебирала кудряшки Гилберта. – Я люблю тебя, Гилберт Блайт. И я люблю тебя, Джойс Блайт… – прошептала она, взглянув на двоих самых дорогих людей. – Мы все родственные в том смысле, в котором я никогда не думала, что люди могут быть.