Кто я без тебя

В середине сентября у Бастьена наступило резкое улучшение. В глубине души Нико сознавал, что это значит. И думать об этом не было никакого желания. Едва выписавшись из больницы, Бастьен заявился в студию. С песней, которую он назвал «Пылающее небо». Текст Нико сочинил за двадцать минут в каком-то бешеном порыве вдохновения. На первый план вышли клавишные, поэтому сначала свою партию записал Олли, затем Франсис с помощью барабанов изобразил надвигающуюся грозу. Бастьен и Джонни заставили гитары вступить в интимный диалог. Нико шагнул в кабинку для записи последним. Надел наушники, так и норовившие сползти вниз, встал к микрофону. Он пел, глядя на Бастьена через стекло, не отводя глаз от его лица. — Это просто пламя пылает над горами. Надеюсь, ты заметишь. Надеюсь, ты оценишь. Просто сигнал, как взрыв снаряда… Ты напрягаешь слух — вдруг окажусь я тут. О, это небо… На небо брось свой взгляд. Всё это — лишь тебе. Всё это — для тебя… Нико замолчал. Звукорежиссёр нажал на «стоп». Бастьен ворвался в кабинку, сдавил брата в объятиях. — Спасибо. Это потрясающе. — Музыку написал ты. — Она не ожила бы без твоих стихов. — Гениально, — подвёл итог Олли. — Вы молодцы, ребята. Даже жаль, что не пьёте. Угостил бы вас коньяком. — Меня устроит яблочный компот, — Нико указал на холодильник. — Я как раз сварил два литра. — Николя и компот — это любовь, — рассмеялся Джонни. — Не завидуй, а то Нико не поделится рецептом, — откликнулся Бастьен. Три дня спустя, когда Нико писал текст к новой песне Бастьена, пока ещё безымянной, тот негромко кашлянул, привлекая его внимание. — М-м? — Давай уедем. Только ты и я. Ненадолго. Дней на пять максимум. Предупредим своих, кинем вещи в машину… Нико не хотелось никуда ехать. Будь его воля, он бы остановил время и остался в студии навечно. Но… Бастьен никогда и ни о чём не просил (то, что он жил у Нико во время ломки, не считалось, как и взятое у него обещание). И если он нарушил собственное неписаное правило, то для него это было важным. Нико закрыл блокнот. — Куда ты хочешь поехать? — В Альпы. Там сейчас красиво. И не так много туристов. Я надеюсь. С собой взяли только самое необходимое. И гитару. Провожал их Олли. — Удачно вам отдохнуть. Мы тем временем дозапишем кое-что по мелочи. Так что не торопитесь обратно. — Ты хочешь от нас избавиться? — прищурился Бастьен. — Ты раскрыл мой коварный план. Лекарства не забыл? — Про них забудешь, как же. Особенно, если твой старший брат — та ещё наседка. — Я не понял, ты сравнил меня с курицей?! — Интересно, бывают ли курицы-альфы… — На подзатыльник напрашиваешься, братец. Нико и Бастьен ехали «куда дорога выведет», не ставя перед собой цели и не представляя конечную точку маршрута. К Бастьену вернулся аппетит. Они заказывали в маленьких кафе вафли и кофе, сырный суп и утиную грудку. И почему-то много смеялись. Бастьен купил на заправке любовный роман в мягкой обложке и самые нелепые абзацы зачитывал громко и с выражением. — Не смеши меня, я за рулём, — ворчал Нико. Пару ночей они спали в машине, тесно прижавшись друг к другу. Бастьен касался висевшего на шее медальона. — Помнишь ромашковое поле? — Да. Леа тогда было шесть, а Анни — три. Фотография, где они вчетвером среди цветов, стояла у Нико на каминной полке в гостиной. По просьбе Бастьена он сфотографировал его и Леа. Позже Бастьен вставил миниатюрный снимок в серебряный медальон. Сейчас к нему прибавилось платиновое кольцо. Бастьен купил его много лет назад в ювелирном магазинчике в Милане и носил, не снимая. Но из-за того, что у него похудели пальцы, кольцо сделалось ему велико. — А помнишь, как я дрался в пансионе? — Ещё бы. Ко мне каждый день подходили: «Нико, твоего брата опять бьют». Я драться терпеть не мог. — Однако всегда приходил ко мне на помощь. — А ты совсем не берёг руки. Гитарист, называется… — Добро должно быть с кулаками. Так я тогда считал. Но я не всегда нарывался первым. Помнишь клуб «Авантюрист»? Нико издал тихий смешок. — О да. По пятницам, если у них с Бастьеном не было концертов или записи в студии, они отрывались там на вечеринках. Отрывались — это значило, что они пили минералку со льдом и танцевали до изнеможения. Часто — вместе с Гвен и Софи. Но не в тот вечер. — Я тут вспомнил мужика, который принял нас за пару. И начал орать, что здесь не гей-клуб, — сказал Нико. — И семейное сходство его не смутило, — фыркнул Бастьен. — Да он был в дрова. И наверняка видел предметы и людей в четырёх экземплярах. — И дружки у него были такие же обдолбанные. Кстати, охрану следовало бы уволить. Пока они разобрались, что происходит, эти придурки успели нам навалять. — Мы в долгу не остались, если не забыл. Бастьен покачал головой. — Я помню, у нас костяшки были сбиты в кровь. И великолепный фингал у тебя под левым глазом. — А у тебя под правым. — Что могу сказать: симметрия — наше всё. Гвен не стала охать и причитать и просто принесла Нико лёд. Кто испытал настоящий шок, так это Доминик, когда Нико и Бастьен на следующий день пришли в студию. — Да уж, Дом долго удивлялся, откуда мы такие расписные. — Да так, потанцевали в пятницу вечером. — И я записывал вокал, а ты играл на клавишных. — Потому что играть на гитаре было очень больно. Отменить запись они не могли. Студийное время стоило дорого, и травмы, простуды и похмелье не служили оправданием для переноса сессии. Поэтому Нико радовался, что, находясь в зените славы, они выкупили бывший склад и превратили его в личную студию. Перед возвращением в Париж Нико и Бастьен поднялись в горы. Они купили семечек на местном рынке. И одна оголтелая синица — вот же бесстрашная птица! — клевала их прямо с ладони Бастьена. Тот смеялся от восторга, и Нико потянулся за фотоаппаратом. Ему хотелось запечатлеть Бастьена таким: весёлым и беззаботным, словно у него в запасе тысяча лет. Париж встретил их туманом и дождём. Дворники работали на пределе, и Нико сбросил скорость до минимума. Бастьен барабанил пальцами по сиденью и что-то тихонько напевал себе под нос. — У тебя блокнот под рукой? — В правом кармане куртки. Ручка там же. — Спасибо. Бастьен принялся яростно карябать на чистой странице, периодически что-то вычеркивая, что-то добавляя и продолжая бормотать себе по нос. «Новая песня», — подумал Нико. Вслух он ничего не сказал, хотя его мучило любопытство, чтобы не сбивать брата с мысли. Не мешай человеку творить — это правило номер один. — Поехали к тебе, — полчаса спустя произнёс Бастьен. — Я сыграю мелодию, чтобы ты знал, какие слова к ней подойдут. Нико послушно свернул на дорогу, ведущую в пригород. Песня Бастьена его очаровала. Строчки сами ложились на бумагу, будто кто-то подсказывал текст. Глаза Бастьена сияли. — Хоть завтра записывай, да? — Я только за. Уснули они далеко за полночь, на одном диване, как в детстве. Встал Бастьен раньше Нико. Заварил им обоим чай и поджарил тосты. И при этом, немного фальшивя, пел то, что Нико написал вчера. — Я снова скажу: ты гений, мой дорогой брат. — А я отвечу: без твоей музыки ничего бы не было. Как назовём наше детище? — «Она и ночь»? — Сойдёт. — Не нравится, придумывай сам. — Названия — не моя сильная сторона, увы. Проглотив тост, Нико схватил телефон и шепнул Бастьену, чтобы тот взял гитару. — Кому не спится в такую рань? — пробурчал Олли вместо приветствия. — Ты только послушай, — затараторил Нико. — Она просто супер, и если сделать оркестровую аранжировку, как ты умеешь… И твои волшебные клавиши… — Ничего не понимаю. Кто просто супер? — Песня. Давай, Бастьен! После Олли долго молчал. — Мы должны немедленно ехать в студию. Я позвоню звукорежиссёру! В кабинке для записи Бастьен сел на пол, скрестив по-турецки ноги. Нико обнял его одной рукой, прижался подбородком к плечу и запел, когда зазвучали первые аккорды: — Ты меня можешь разбудить, всё позабыть и вновь меня простить. Больше всего боюсь я потерять тебя, моя иллюзия, ведь ты одна права. Ты меня утешь, всю ночь не отпускай. И если хочешь, обними меня опять. И этой ночью буду я твоим. Меня ты не вини, утешь в последний раз. Ты б сделать так смогла? Растроганный Олли, не таясь, утирал слёзы. А звукорежиссёр смотрел на них так, словно узрел второе пришествие. «Мы — идеальный тандем. Почему я раньше этого не ценил, не сознавал этого до конца? Брат мой, кем я буду без тебя?» Двадцать пятого сентября Бастьен объявил, что записался на консультацию к какому-то медицинскому светилу в Брюсселе. — Я туда и обратно. Не скучай. — Ты не хочешь, чтобы я поехал с тобой? — Прости, Нико, но нет. Я тебя знаю. Начнёшь махать крыльями, переживать… — Бастьен… — Ты же будешь дома в девять вечера? Я тебе позвоню и всё расскажу. Честное слово. Если Бастьен что-то решил, переубедить его было невозможно. — Ладно. Буду ждать твоего звонка. День Нико посвятил домашним делам. Он протёр каждую поверхность в доме, перестирал одежду и постельное бельё. Замесил тесто для пастушьего пирога, сварил четыре литра вишнёво-малинового компота. Бастьен позвонил ровно в девять, когда пирог остывал на решётке. — Как прошла поездка? — спросил Нико. Бастьен фыркнул. — Доктор не сообщил мне ничего нового. Зря только бензин потратил. И… я ещё в Брюсселе. Устал что-то. Снял номер в гостинице. Высплюсь и поеду. — Я могу приехать на поезде. — Ну вот… Кто-то начинает махать крыльями. Утром станет ясно, стоит мне садиться за руль или нет. Позвоню тебе, как проснусь. Боже. — Я не могу не волноваться. Извини, что мне не всё равно. — Я, в отличие от некоторых, ответственный водитель. Ведь это не меня лишили водительских прав на полгода в восемьдесят восьмом. — Дорога была скользкая! — И мне пришлось всюду тебя возить. — Что-то не припоминаю, чтобы ты жаловался, — ехидно заметил Нико. — Слушай, — после паузы произнёс Бастьен, сменив тон на серьёзный. — Я тут много думал… — Нико замер, на мгновение перестав дышать. — Я плохой отец, отвратительный муж и ужасный брат. — Ты… — Не говори, что это не так, Нико. Было бы иначе, я бы в жизни не притронулся к грёбаным наркотикам. И Леа. Господи, она не заслужила этой боли. Я боюсь за неё. Софи не справится одна. Горло будто сдавила невидимая рука. — Она не останется одна, — просипел Нико. — Ты ведь знаешь, что я доверяю тебе больше всех на свете? — в голосе Бастьена звучало отчаяние. — Знаю. — Я связался с нашим семейным адвокатом, Антуаном Дегрэ. Завещание написал давно, год назад. Я хочу, чтобы вы с Софи оформили совместную опеку над Леа. Ты ведь не возражаешь? — Что ты, конечно, нет. — Спасибо. Понедельник, три часа. Дегрэ будет нас ждать. Не забудь. — Не забуду. — А в воскресенье бери с собой Анни, и мы поедем к озеру. Погоду обещали хорошую. Самое то для барбекю. Пикник — лучшее средство для поднятия настроения. — Бастьен, ты точно себя нормально чувствуешь? — Голова побаливает. Пустяки. Лягу спать, и всё пройдёт. Люблю тебя, брат мой. — Я тоже. Хороших тебе снов. — До завтра. В трубке раздались короткие гудки. Нико положил её на аппарат и впился ногтями в ладони. Ночь обещала быть долгой.