Двое на одного

      В ванной Райли опирается бедром о стиральную машинку, а Гоуст — о стену. Пледы остались лежать на кухне, потому что в ванной и так было жарко…       Тяжелые взгляды так ощутимы, что почти оседают на теле. Если на мужчинах только боксеры остались, то сама она не сняла ничего, кроме верхней одежды, с тех пор как вернулась домой.       Первыми её покидают аксессуары — несколько колец, серебристые цепочки сворачиваются тонким змеиным клубком и блестят в ярком свете лампы. Образ сразу теряет целостность, становясь незавершенным. Вытащив заправленную салатовую рубашку, Хелена кидает на стиралку и её, оставаясь в черной водолазке, которая плотно прилегает к телу.       То, как играет свет на чуть блестящей ткани, открывая каждый изгиб… Или, может, это просто воображение. Хелена не знает, как выглядит, только взгляды чужие приятно-цепляющие, кажется, они даже отвлекаются от собственных мыслей, молчат, как заворожённые. То, что происходит сейчас — это даже близко не флирт.       Ощущение того, что ею буквально любуются, усиливает приятную тяжесть в конечностях, и ожидаемое и неминуемое кажется всё более реальным.       Женщина себя соблазнительницей никогда не считала, может, иногда и не нужно лезть из кожи вон. Она путается в горловине, протискивая лицо с трудом, а им всё равно нравится, и это не кажется неловким ни им, ни ей… чувство правильного и нового одновременно будоражит до удивительного.       Она, например, не знала, что так умеет. Или что так умеют другие. Они спокойно созерцают — иначе не назвать, — пока женщина вытаскивает из шлёвок ремень с потёртой бляшкой, расстегивает пуговицу или тянет собачку на ширинке.       Даже небольшая дырка на трусах не беспокоит, потому что единственный предмет нижнего белья оказывается вскоре там же, где и вся одежда, а мужчинам, кажется, не до дырявых панталонов. Взгляды касаются мест кожи, где выпирают немного подвздошные кости, короткой линии половых губ, видных с их ракурса, нежных сосков цвета почти того же, что и кожа, небольшого животика.       Они молчат — Хелена им за это почти благодарна, потому что опыт для неё и так новый, и последнее, о чём хочется думать — что ответить двум огромным мужчинам, одинаковых до последнего шрама, по напряженным фигурам которых понятно, что ни одно её движение не остаётся незамеченным.       Женщина подхватывает резинку пальцем, оттягивая и превращая хвост в пучок, чтобы не намочить голубые волосы. От поднятых рук двигается и само тело, они издают синхронный вздох.       Райли на секунду поднимает взгляд на Гоуста, проверяя его состояние, чуть усмехается — это заметно по натянувшейся на маске ткани.       — Как думаешь, у нас есть минут пятнадцать до?..       — Слушай, знаю, следи за языком. Промолчи — за умного сойдешь.       Хелена вежливо покашливает:       — Гоуст, Райли, — словно закрепляя за ними эти обращения. — Давайте без этих ваших скрытностей. Я предпочту сама решить, нравится мне твоя идея или нет.       Оба хмурятся, но кивают. Несколько секунд молчат, подбирая слова:       — Я хочу прикоснуться к себе, пока смотрю, как ты моешься.       — И то, что ты сможешь это видеть — заводит, — добавляет Гоуст, рефлекторно сжимая кулак на секунду, словно хочет что-то сделать, но сдерживается.       — Если я не против, а партнёра это заводит, то не вижу никакой проблемы, — Хелена чуть облизывает губы. — Тем более, я увижу вас и у меня будет время привыкнуть.       Снова синхронные кивки. Женщина настраивает воду, стоя к ним спиной, слышит тяжелое дыхание. Ванную комнату наполняет шум воды, когда она залезает под воду, тянется за мочалкой и мылом.       И вроде ничего особенного не происходит — Хелена просто моется, намыливая светлую кожу, но… то, как двигается тело, как красиво тянутся при движении едва обозначенные мышцы, как взгляд скользит по точкам родинок, по нескольким небольшим светлым татуировкам, по растяжкам тонким и едва заметным, похожим на полоски тигра или разряды молний, по каждому изгибу.       Вода касается тела, добавляя ему рельефа бликами и тонкими прозрачными нитями. Гоуст первым касается полутвердого члена, делая несколько быстрых движений.       Хелена переводит взгляд, оглядывая тело мужчины с любопытством, грудь спирает от интереса к новому. И не то чтобы такое её раньше не интересовало, просто Гоуст и Райли очень умело давили на все подзабытые кнопки, с упорством бараном таранили их.       Ощущалось так, словно она стояла перед стеной между платформами девять и десять, собираясь попасть в мир волшебства. Только стена, оказавшаяся двумя лейтенантами, даже не думала пропускать её внутрь — и она просто въебалась в них на полном ходу со всем своим багажом.       Пальцы сильнее сжимают намыленную мочалку — они такие спокойные, таки близкие и одновременно пока что по безопасному далёкие. Быстрые, наверняка привычные им движения, темно-розовая кожа на конце.       Не то чтобы Хелена видела прям много, но эти были почти эстетическими-красивыми, и было нечто волнующее в том, чтобы наблюдать за ними, хотя казалось, что ничего особенного не происходило.       Ничего особенного… Хелена морщится, понимая, что «ничего особенного» — точно не то словосочетание, которое описывает эту ситуацию; вряд ли она в жизни окажется в подобной снова. Прикрыв глаза и встав под воду, чтобы ополоснуть лицо и тело, прошлась руками по коже, убирая пену.       Прикосновения к самой себе ощущались острее, чем в обычном состоянии — это и не удивительно. Она стоит под водой, смотрит через прозрачную занавеску, взгляд застывает то на руке Райли, то на руке Гоуста.       Хелена тяжело сглатывает. «У меня есть свои пристрастия, так бывает», — напоминает себе, позволяя погрузиться в ощущения. Смотреть нравится. На некотором расстоянии, позволяя себе привыкнуть в ожидании большего. Они вроде и уязвимые, а вроде и нет, они как будто тут, с ней, а вроде могут думать о чём-то своем…       Хелена действительно плохо понимает, почему ей нравится наблюдать за ними сейчас, зато то, что ей нравится, понимает отлично — дыхание спирает так, словно она недавно бегала…       И потом замирает вовсе, когда тяжелые белые капли оказываются на торсах, расчерченных светлыми рубцами. Сглатывает тяжело. Выключает воду, теперь слышит чуть хриплое дыхание.       — Ты так смотрела, — Райли скорее констатирует факт.       Гоуст отходит от стены, кладёт руку на голую мокрую от воды кожу, проводит от бедра по боку к затылку, проглаживает большим пальцем основание шеи. — Понравилось наблюдать?       — Да. Мне нравится наблюдать, — она стягивает полотенце, обматываясь.       Наблюдает, как Гоуст стягивает свои трусы окончательно, кладёт их на стиралку и забирается в душ. Открывает кран. Шипит:       — Черт, ты в кипятке моешься? — и крутит кран, настраивая температуру воды.       — Ну, люблю тепло, — Райли чуть усмехается её словам.       — С этим можем помочь, — и касается.       Вжимается носом в изгиб шеи, где пахнет свежестью и чистотой, где пахнет ею самой. Тяжелый вдох.       — Рад, что тебе понравилось это небольшое шоу, — он поворачивает её голову в сторону Гоуста за прозрачной шторкой. — И раз тебе нравится наблюдать, смотри. Стоит, обнимая её. А Хелена действительно смотрит. Будь у неё член — встал бы, а так пульсирует внизу и между ног мокро и скользко не столько проведенных банных процедур… Просто это Гоуст — со всеми этими мышцами, немного грубоватой грацией хорошего бойца. Пока они сидели на кухне и вдупляли в собственные эмоции, которых не понимали, это было почти незаметно.       А вот двигаться он понимал как, умел. Наверное, это и заметила Хелена в тот момент, когда к ней в кабинет этим утром зашли двое солдат.       Он поднимает руку, чтобы быть чистым и приятным, чтобы не мешало ничего, и то, как раскрывается немного грудная клетка, как поднимаются под кожей мышцы, растягиваясь, как по мощной руке стекает вода… И та же рука на её шее.       Одинаковая до последней венки и татуировки.       — Смотри внимательно, — Райли, словно, разгадав, от чего её вставляет больше всего, теперь точно не намерен позволить возбуждению и настрою схлынуть. — Обычно я не люблю, когда меня видят, но сейчас его вставляет почти также, как тебя.       — А ты говорил, нельзя разбазаривать чужие секреты, — чуть усмехается Хелена.       Рука оглаживает шею, он прижимается со спины. Забирается второй под полотенце, поглаживая низ ягодицы и слегка оттягивая, из-за чего немного натертая о край игрушки кожа отзывается немного приятным ощущением.       — Я говорил о себе, — и хрипло посмеивается.       И ведь не поспоришь. Да и не хочется как-то, потому что мужчина перемещает руку с ягодицы к животу, оглаживая пространство над бедром. Отодвигает в сторону полотенце, касается кожи, проводит пальцами по линиям растяжек с легким интересом, изучая. Но, кажется, ему они малоинтересны. Хелена задерживает взгляд на сильных пальцах, выпирающих венках — отдельный гвоздь в крышку её гроба — и на развитых мускулах предплечья.       — Смотри, — голову приподнимает, опустив большую ладонь на затылок и чуть сжав волосы.       И Хелена возвращает взгляд к Гоусту, но руки с венками так близко к ней — слишком большой соблазн:       — Буду, — коротко кивает, опуская свои пальцы на чужую кожу.       Если касаться совсем поверхностно, почти до щекотки, чувствуются тонкие волоски, судя по небольшому смешку прямо над ухом, ощущение не-касания вызывает. Вжимается пальцами сильнее, касаясь руки уже полноценно, пока Райли ведёт руку выше, подхватывает грудь и, сгребая, начинает массировать аккуратно, пальцы оказываются по краям ореола, перекатывая и проверяя реакцию.       Чуть кусает ушко.       — Какая прелесть, — хмыкают на самой мочкой, пока Хелена чуть возвращается в ощущения.       Сначала — и до сих пор — шея, теперь уши… Он точно смерти её хочет.       Гоуст заканчивает мыться, Райли чуть обтирает её и перекидывает тому полотенце:       — Махну не глядя, — а сам идёт в душ, кидая маску в кучу одежды на стиралке.       Мужчина промокает волосы, на которые всё-таки попало немного воды, стоя в шаге от Хелены.       — Давно меня так взглядом не облизывали, — хмыкает он.       И в следующую секунду женские руки уже на его плечах, пробегают по влажной коже. Гоуст оставляет полотенце болтаться на своих плечах, сам пока не идёт, наблюдая и не останавливая.       — Хочешь привыкнуть?       — Да, что-то вроде этого, — кивает она, оглаживая пресс и грудные мышцы, тугие под руками… и вообще рот наполняется слюной от одного вида. Она уже заебалась сглатывать, честное слово. Тем паче, что для этого выражения есть иные пути. — И в целом, знаешь, тебя приятно трогать, так что пока у меня есть возможность, грех не воспользоваться.       Черт, Хелена не фанатка глубокого минета и сглатываний, но с подготовкой она бы за такое взялась. Просто от того, что это он — вот такой, что с первого взгляда так и кричит: «Не влезай — убьет». И Аберкромби с упорством суицидника лезет в трансформаторную будку с угрюмыми щами.       Может ли она сделать ситуацию лучше? Вернуться к себе профессиональной? О, верно, да. Может. Но ведь она может сделать всё ещё хуже, и тяга к хаосу, разнообразию, не-такому и не-привычному, выбивающемуся из всяких будней… Само её любопытное существо тянется к этому новому.       — О, теперь ты хочешь поговорить о грехах? — хмыкает мужчина, чуть придвигаясь и подставляясь под прикосновения.       — Предпочту совершать их, — а потом замаливать на коленях, да. Руки тянутся ниже, к паху, оглаживают подтянутый плоский низ живота. — Ты специально себе пресс как для инстаграма прорабатывал или «оно само, я просто рядом со штангой подышал».       — Въебываю в зале как проклятый, если ты об этом, — наблюдает, как её руки касаются члена, без особого намерения, скорее, привыкая и запоминая. — Рабочие стандарты, если можно так сказать. А потом привык как-то.       — Нравятся физические упражнения?       Разговор настолько нейтральный относительно того, что они сейчас делают, что это как ещё один удар по мозгам. Хуже того, ей ещё и действительно интересно.       — Ага, да и на уме есть одно… — Гоуст подошел ближе, совершенно загораживая вид на ванну, где стоял под душем Райли. — А ещё мне дико интересно, насколько ты сейчас влажная… вроде, факторов и времени было достаточно, чтобы с тебя едва ли не капало.       Хелена чуть улыбается, делая полшага вперёд и в сторону, теперь между ними ничтожно мало места. Правда, раз так сказал, значит, незамеченной осталось не только небольшая дырка на трусах, но и небольшое мокрое пятно там же.       Пальцы чужие соскальзывают с плеча ниже, в секунду оказываясь над бедром, касаются кожи над, легко скользя по немного отросшим и не жестким волоскам, чуть надавливают, будто дразнясь, опускается средним и безымянным пальцем между половыми губами, а остальными чуть держит края.       А после самую каплю тянет на себя, отчего тяжелое дыхание спирает мгновенно. Хелена высовывает немного язык как ящерка, облизывая сухие губы.       — Мгм, — тянет он, пока пальцы погружаются во влажное и теплое. — Действительно.       А после как дьявол (Райли не зря называл его тогда мудилой, Хелена с ним сейчас чертовски согласна) убирает пальцы, за что ему можно уже статью вменить. Касается их губами, облизывает — и за это ему можно пришить ещё две, потому что вот это всё незаконно.       — Вкусно.       — Приятного, — отвечает женщина, а после делает шаг вперед, вжимаясь в горячее, твердое и чуть влажное после душа тело.       Ну, потому что сколько можно уже? Она не железная.       Поднимает голову, заглядывает в глаза, догадываясь, что с его ракурса выглядит иначе, чем видит себя сама. Наверняка и взгляд более щенячий и… не суть. Это не ощущается чем-то важным, ей, кажется, и вовсе всё равно как именно он её видит, как заблуждается на чужой счёт.       — Никогда раньше не чувствовал себя игрушкой в тире, — хмыкает мужчина, разглядывая лицо Хелены. — И хочется, и не потрогаешь.       — Смелые слова для человека, который буквально позволяет мне себя облапать, — хмыкает, проводя рукой от крепкого бедра выше, по границе пресса, не торопясь, сжимает грудь, проглажаивает пальцами ключицы и мышцы над ней. — На тебя можно слюной истекать, хотя ты, наверное, и без меня это знаешь. Так что там было про часть с «не потрогаешь»?..       Улыбка у Гоуста сломанная, больше походит на ухмылку. Есть в этом очарование, улыбаться вот так: мудачески, с хулиганством в глазах. Разбойник, как есть.       — Раз твои руки до сих пор на месте, значит, я как минимум не против, — пальцы оказываются на губах, Хелена чувствует собственный чуть солоноватый влажный вкус на кончике языка. — Так что меня можно трогать. Везде. Без садизма.       Это полупредупреждение оказывается понятным, вряд ли Гоуст и Райли любят боль, оно и не удивительно. Хелена перемещает руку на затылок и надавливает, тяжелый взгляд прямо над и перед ней.       — Или ты до третьего свидания не целуешься? — шепчет прямо в губы.       Знакомая мудаческая улыбка, и ответ, сказанный хрипловатым, вызывающим слабость в ногах тоном:       — Если дрочу на человека, то в святого потом не играю, — и ощущения опасности горячит кровь.       Хелена чувствует тонкие губы на своих, Гоуст целуется так же, как существует, и это так считывается, погружает в темное и сильное, без напора, боли и угроз. Ему и не надо, всё прекрасно понимается на уровне интуиции. Небольшое ощущение от его возможностей, роста и мускулатуры, всё это бьёт по мозгам не хуже, чем всё, что до этого.       Просто теперь они целуются посреди ванной под шум воды из душа, и Хелена едва ли думает — ощущения на языке, щеках, голой кожи тела и легкой прохлады со спины, теплые руки — одна гуляет по телу, другая придерживает лицо и волосы.       — Ох черт, — бормочет она, отрываясь, слыша, как выключается душ. — Вы двое — это какой-то пиздец, знаешь?       Гоуст, черт его возьми (или лучше Хелена, она доброволец), знает:       — Думаешь, на тебя одну много? — наклоняется снова, облизывает и прикусывает нижнюю губу с каким-то диковатым желанием.       Очаровательно. Райли стаскивает полотенце с плеча Гоуста, начиная вытираться. Хелена облизывает губы, наблюдая два тела, одинаковых до последнего шрама и родинки.       — Будем считать, что я жадная и беру от жизни всё, — прижимается снова, чувствуя чужой торс всем телом, тепло чужое мешается с её и как будто проникает глубже. — Или что я хозяйственная, всё в дом. Так что это мне, это — сюда.       Гоуст на такие заявление фыркает:       — М, чудесно, теперь я тут в качестве мебели?       — Мне как раз шкафа в спальне не хватает. Вот будут два, во всю стенку, — посмеивается женщина.       Райли подходит со спины, зарываясь носом в волосы, выдыхает в макушку. Хелена наклоняется чуть назад, подставляясь — спиной ощущается чужое тело и влага.       А потом Райли, ничтоже сумняшеся, наклоняется ниже, целуя в шею сзади, и реальность перед глазами Хелены на секунду пропадает вместе со способностью концентрироваться.       — Ай, не делай так! — выдыхает она с легким возмущением.       — М, а чего? — спрашивает он, но пока повторить не пытается.       — Одного потопа мне на сегодня достаточно.       Гоуст, ухмыльнувшись, смотрит на себя и касается пальцами груди над светлым ореолом, а потом быстро ведёт рукой вниз, к пупку и ниже, снова касается внизу, собирая влагу, а после и вовсе пихает пальцы, только уже не себе и не Аберкромби в рот, а Райли. И даже не на кончик, пихает почти по костяшки, не нежничая с лейтенантом.       — Как видишь, потоп уже начался. И, раз мы сегодня играем в сантехников, пора с этим разбираться… — наклоняется ниже, опуская руку с облизанными пальцами — Хелена чувствует немного мокрое — на плечо, а другой чуть тянет за волосы голову наверх, пока сам Гоуст целует её в шею уже основательно: прикусывает и посасывает кожу, не давая даже вздохнуть. — Или сделать всё ещё хуже.       — Правильно, зато не скучно, — отвечает женщина с долей сарказма, вызывая фырканье и сухой смешок от Райли и Гоуста соответственно.       — Особенно с этой игрушкой в тебе, не так ли? Удобно? — чужой голос льётся прямо, минует барабанные перепонки, кажется, сразу в мозг затекает. От желания и так приятно-хриплый низкий голос становится ещё чуть ниже, и британский акцент…       — Ощущаю при каждом движении, — и судя по реакции, честность и действительно лучшее оружие… так что грех не продолжить: — Но я предпочту заменить два дюйма на семь.       — Я бы сказал, что чуть меньше, — снова смешок от Гоуста. — Но мысль дельные.       — Окей, мистер «чуть меньше семи дюймов», дайте два, — Райли прикусывает кожу на плече. — Это мне за язвительность?       — Какой умный доктор, — и целует снова. — Любишь игры в медсестер?       — Да. Назовите номер социального страхования. И мы без записи не принимаем, где талончик? — Гоуст уже ржёт над их словами, Райли отрывается от шеи, гладит рукой две яркие отметки. — Ну, а как без этих шуток, мне что, молчать? У тебя есть отличный способ меня заткнуть, чтобы я так больше не шутила.       — Спасибо, мне стендапа и на работе хватает, — Райли перемещает руки к бедрам, чуть раздвигая ягодицы, нажимает на камушек, пробка почти не двигается и особенно ощущений новых это не несёт. — Что, уже привыкла? Замечательно. Кажется, спальня в соседней комнате?       — Верно, — кивает женщина, оборачиваясь и идёт к двери, чуть покачивая бёдрами. Движение даже без подтекста весьма гипнотизирующее. Танцами она, что ли, занималась?..       Уже в спальне Райли присвистывает, наблюдая небольшую коллекцию из десятка вещей для её удовольствия.       — Мне почти жаль, что у нас не будет времени всё это на тебе проверить.       — Не увлекаешься таким? — получив кивок, пожимает плечами. — Зря, добавляет ощущений. Не переживай, как человек, который пробовал и то, и то — живого партнера всё равно не заменить.       — Спасибо, утешила. А то я успел подумать, что меня кофеварка может заменить, — посмеивается Гоуст, принимая в руки квадратную упаковку.       — Ты бы удивился, узнав, что многие именно этого и боятся, — Хелена забирается на колени севшего на кровати Райли. — Сильно далеко не садись, а то Гоусту неудобно будет.       Мужчина кивает, сгребая несколько подушек, чтобы подложить под спину и не лежать, а скорее полусидеть. Подтягивает её за талию на себя после того, как надевает контрацептив. Касается плеч, разглядывает лицо. Хелена трогает его, рукой оглаживает длину, чужое тело под ладонями такое приятное на ощупь, что остановиться, кажется, нереально — до того хорошо под руками ощущаются сильные мышцы. Гоуст встает позади, оглаживает ягодицу, немного забирается пальцами между половых губ, оглаживает и там:       — Ты определенно уже достаточно ждёшь, да? Думала об этом, пока мы сидели в твоем кабинете с утра, Аберкромби? — размазывает смазку по члену Райли, наклоняется, оглаживая спину.       — Мысль была, но на уровне фантазии, — отвечает Аберкромби, глядя на карие глаза Райли, которые лежит под ней, когда голос, тот же, что у него, задавал вопрос. — То, что она воплотилась в реальности — лишь приятный бонус.       Райли чуть усмехается на эти слова, поднимая руки, чтобы огладить по бокам, подхватить грудь в ладони.       — Лучше лифчика?       — Учитывая, что я их не ношу? Определенно, ничего на спину не давит.       Он сжимает пальцы, наблюдает, как она чуть выгибается назад от этого, Хелена ловит тяжелый взгляд на своем теле, лице, а после они и вовсе смотрят глаза в глаза. Женщина потирается о него, зажимая член между их животами и вырывая легкий хриплый вздох.       Облизывается, глядя на симпатичное, почти смазливое лицо — не такое, какое у моделей бывает, а скорее чуть хитрое, без грузности даже при чуть острых чертах. Хелена запускает руку в волосы короткие и пшеничные. Жёсткие немного, и даже после легкого душа чуть пахнут чем-то тяжелым, наверное, это порох.       Она проезжается по телу ниже, рукой направляя в себя. Руки Райли на талии остаются, чуть придерживая. Тепло у половых губ, на бедрах. Теплая рука Гоуста на спине, нарезающая круги по пояснице, опускается ниже, подхватывая грудь и сжимая. Всё вроде теплое, а не горячие, тогда какого черта ей настолько жарко, что дышать тяжело? И живот скручивает так туго, что почти больно.       — Слушай, правда, кажется, думала, — голос от шепота ещё более хриплый, мягко касается уха, она на Райли почти лежит. — Док, как ты?       — Вообще отлично. Сам как?       Райли просто кивает, но если даже Хелена чувствует, как мало преград между игрушкой и членом лейтенанта, то можно только представить его ощущения. А судя по хриплому дыханию, ощущения как минимум приятные. Скользит всё, Райли не торопиться, это чуть более ванильно, чем ей обычно нравится, но вот Гоуст вжимается в неё грудью — ему вообще, кажется, нравится прижиматься к ней, что сейчас, что несколькими минутами ранее, в душе — и реакция следует от Хелен та же.       Разве что в этот раз больше, потому что жар, тугое возбуждение внутри, новый найденный факт о себе так удачно совпал с моментом, когда этот факт можно проверить и реализовать. Не страдала она биполярным расстройством, только вот ощущения мании по симптомам почти то же.       Гоуст достаёт пробку аккуратно, кладёт её на тумбочку, где лежит уже всё, что им может понадобиться — Хелена даже вакуумный стимулятор положила на всякий случай, чтобы не рыться потом, хотя, кажется, в этот раз будет хорошо и без него.       Щелкает колпачок, с негромким хлюпаньем Гоуст, не жалея, льет и на пальцы, и на член с тонким презервативом, а после касается кожи — густая жидкость чуть прохладная, и с теплыми пальцами это вступает в контраст. Небольшое неприятное ощущения липкости быстро заменяется другим, более сильным.       — Гах, — вырывается из груди, когда всё сосредотачивается ниже, на кольце мышц внизу, а это даже близко не всё.       — Ш-ш-ш, — Райли её целует. И сам дышит загнанно, наверняка ощущает, как член, такой же как его до последней венки, двигается через упругую стенку. — Черт, ты бы видела свое лицо. Даже жаль, что тут мой клон, а не твой.       — Блядсво, — бормочет Гоуст, но, кажется, с самим собой согласен. — Да, было бы лучше. Уверен, против двоих докторов ни у меня, ни у тебя, шансов бы не было.       И пока они пиздят, женщина пытается собрать себя во что-то, потому что ощущения от анального секса как минимум специфические, тут даже медленные движения не спасают, и собственный верный настрой, и смазка, всего этого всё равно недостаточно, потому что любое движение отдает мурашками к шее и пояснице.       — Расслабься, — шепчет Райли в самое ухо.       Хелена чуть кивает, осторожно подаваясь назад, ощущая, как медленно растягивает её. Внутри почти не чувствуется, зато кожа вокруг колечка мышц почти горит, пусть и без боли. Тугой узел подгоняет и торопит, хочет движения… Эти глаза напротив — скрытая, задремавшая угроза, и ощущения в теле, прокатившиеся мурашками от копчика к затылку, такие, что даже дышать невозможно.       Тепло окружает, вжимается с двух сторон, Хелену почти перетирает в ничто между ними с упорством асфальтоукладчика и не сказать, что ей не нравится, скорее…       — Будешь меня так сжимать, и всё кончится быстрее, чем мы думали, — тяжелый шёпот прямо в ухо, щекоча кожу. — А я пока не планировал использовать одну из твоих приблуд.       Хелена честно старается — сама не понимая, что конкретно. Потому что кругом неё в умноженном на два — квинтэссенция странного образа, одинакового голоса тоже два, руки со шрамами одинаковые, даже — Господи прости — два одинаковых охуенных члена в ней, и сейчас думать… простите, сейчас думать — задача невыполнимая.       Губы чужие ловят её, прикусывают, возвращая её внимание.       — Расслабься, док, — выдыхает Райли, ловя перед собой потемневший взгляд с расширенным зрачком. Руки смещаются с талии на бедра и сжимают. — Блять, у тебя мурашки.       Кажется, его это несколько шокирует — Аберкромби бы постаралась разобраться, но её сейчас размажет просто от ощущений. От двойного проникновения — а они ещё даже не двигаются — и от теплых торсов, окруживших её. Воздуха не хватает отчаянно.       Ебаный свет.       Это правда пиздец, по ощущениям — лучший в жизни из возможных.       Руки с бедер перемещаются выше, потом обратно, Хелена не сразу соображает, что её гладят по ногам, а темный взгляд напротив изучает лицо. Хелена чувствует излом собственных бровей, пару прядок, выпавших из хвоста, щеки колет от румянца, а губы — немеют от желания поцелуев, уже не чувствуется на них легкое жжение после чужого рта.       Да, выглядит она наверняка сейчас блядски, что, сука, не удивительно. В её положении скромность — последние дело, но смущения нет как такового. Стёрли к черту вместе со всеми лишними мыслями и заботами.       Первое движение снова отзывается всплеском ярких ощущений — от кольца мышц по позвоночнику и до затылка, словно сжимает разом кости и поясницу до мурашек почти на всём теле.       — Мгм-м, вот так, — бормочет Гоуст сверху, приподнимает её, подхватывает под грудью, массирует.       Ещё и кусает за загривок, каков засранец — намеренно так, чтобы скрыть пришлось распущенными волосами, потому что и ворот не скроет. Забавно, что ни вен, ни того, насколько они внутри, она чувствует едва ли, самые сильные ощущения в местах слияния тел и там, где успевают огладить поверх мурашек большие ладони. Да, большой перерыв сказывается на том, что она плохо помнит возможные ощущения.       Первое движение снова её, насаживается сама, упираясь ягодицами в чужой подтянутый живот, чувствует руку на коже в том месте, где обычно ставят внутримышечные. Чужая ладонь легко шлёпает по ягодице, не сильно, но отвлекающе.       Большие ладони опускаются на спину, гладят сверху вниз, чуть царапают — как восхитительно — ногтями, перемещаются к плечам, снова царапают, на этот раз — под ключицами, обходя нежную кожу груди по ребрам, к животу.       — Гах, — не сдерживается случайно, когда руки на животе чуть подтягивают её на себя.       Как много ощущений, неудивительно, что Гоуст попросил расслабиться, и ей стоит это сделать прямо сейчас, иначе быстро будет не только у него, а продлить сладкое тяжелое ощущения хочется. Не хочется, чтобы это заканчивалось вообще.       Весь день так или иначе к ним мыслями возвращалась, пусть отрабатывают. Насаживает ещё раз снова, уже до самого конца, выдохнуть просто не может. Никак.       — Не, ребят, давайте сами, я даже на ногах не…       Договорить не хватает дыхания и сил, но этих слов уже достаточно. Райли усмехается, подхватывает её чуть удобнее. И чего они говорили, что вместе работать не могут? Отлично справляются, начиная двигаться. Медленно, размашисто, сука, со вкусом. Райли придерживает её, чтобы не елозила, движения ощущаются по-разному из-за позиции, места, не от их отличий, а от отличий ситуаций, но у них даже чёртова температура тела словно на двоих, отдаёт жаром в грудь и спину, скотчем даёт в голову.       Собственное желание и время действительно помогают, её взгляд ловят, карие глаза напротив не выпускают из мрачной хватки, сдавливают грудную клетку… женщина наклоняется, целуя, и чужой приглушенный надсадный вздох застревает в горле приятной вибрацией.       Руки чуть царапают снова спину, заставляя прогнуться в пояснице, подставиться ещё под пару легких укусов Райли. Какое поразительное единодушие. И пока ей буквально вылизывают рот с удивительным упорством, Гоуст покусывает плечи. Кажется, в любом его варианте — местном и нет — ему нравится кусаться. Вбиваться в неё как чертов перфоратор тоже нравится им обоим, и ей нравится тоже.       — Мохрех, — ругается она шепотом, мужчины хмыкают одинаково. Наверняка у них есть ещё знакомые шотландцы помимо неё, и это слово им знакомо.       Толчок.       Звуки мягкие — те, которые между ними, те, которые они издают.       Райли взглядом чуть ли не облизывает. Если она бросила на них хоть один похожий взгляд во время приёма — грош черта её профессионализму, честное слово.       Гоуст снова прикусывает плечо, в этот раз немного больнее, наверняка следы останутся, слава богу, сейчас октябрь. Если она сможет завтра выйти на работу, то вряд ли кто-то удивиться водолазке, все и так знают, что она их обожает, а вот довольный, заебённый в лучшем смысле этого слова взгляд без внимания не останется.       Ещё легкий шлёпок по бедру, возвращающий к реальности и немного вырывающий из ощущений, поплывший взгляд Хелены взметнулся к холодному карему — и тут же тонет снова.       Вжимается в них короткими движениями, определенно себя добивая окончательно.       — Мы скоро, — бормочет за двоих Гоуст, наверняка ощущая через стенку член тот же, что и у него самого.       Увы, ответить Хелена не может, не успевает: стонет на одной ноте, напрягаясь всеми мышцами тела. До этого привычки стонать как порно-актриса не было. Интересно узнавать о себе что-то новое. Например, что она может выгнуться от оргазма в позвоночнике так резко, что хрустнет спина.       Ещё несколько движений проезжаются, и мужчин разматывает одновременно.       Хелена дышит тяжело, надсадно, лежа на мощной груди. Тело ощущается так, словно из неё все кости вытряхнули. Умеют же люди…       — Выглядишь так, как будто только что полосу препятствий бежала с полной разгрузкой.       Нахер пусть идёт со своими словечками военными. И как у него только голос такой ровный? Вот что значит постоянная физическая нагрузка.       — А я думала так, — она старается привести дыхание в норму. Провально, но за попытку — плюс балл, — как будто меня только что двое охуенных мужиков ебали как перфоратор.       Гоуст держится с трудом над ними, ему сложнее всего — надо как-то аккуратно слезть:       — Какое лестное сравнение.       Хелена чуть напрягается, позволяя ему выскользнуть без всяких проблем в ощущениях, но всё равно чуть постанывает.       — Ты вся красная, — шепчет Гоуст, падая рядом и стягивая её с Райли между ними, сжимает чуть липкую от пота кожу боков. В комнате пахнет сексом.       Между ног пусто. И приятно-свободно. Отпустило немного. И ноги чуть дрожат. Такой пиздец…       Такой пиздец она бы ещё повторила.