Следопыт

Шеасса поймал теплое запястье, охваченное кожаной полосой. — Все в порядке, — сказал он. Увидев его руку, Элайя втянул воздух сквозь зубы, словно собирался прошипеть длинное ругательство. Утром Шеассе еще удалось скрыть черные узоры под повязкой на запястье, но сейчас те дошли до костяшек пальцев. Как он подозревал, вены на шее тоже потемнели. Дракониды притащили много ядовитых существ со своих болот. Хватало царапины, чтобы отрава растеклась по жилам. В лучшем случае это заканчивалось лихорадкой. Иногда можно было потерять конечность, но сохранить жизнь. От одного яда спасения так и не нашли. Было средство, на котором можно было продержаться какое-то время — но оно не выгоняло болотную гниль, а лишь забирало боль. И то, со временем снадобье переставало помогать, а та все усиливалась и усиливалась. Зная об этом, не многие дожидались конца, предпочитая уйти в смертельном сражении, пока могут удержать в руках оружие. Только предводитель не мог себе этого позволить. Нитхас был талантливым лекарем, и он помог Шеассе скрывать все так долго, как только возможно. Теперь он раздал долги, закончил войну и выполнил все обещания. Он волен был поступать, как хочет. И он хотел покоя. — Все в порядке, — мягко повторил Шеасса. — Иди. Все и в самом деле было в порядке. Жизнь торжествовала над смертью. На его глазах случилось чудо, и теперь Зит поднимался на поверхность вместе с детьми, двумя немного пугающими, но все же волшебными созданиями, само существование которых казалось невозможным. Такие вещи могут многое изменить. А самое главное — у маленького нага появился кто-то, ради кого стоит жить. Теперь Шеасса был за него спокоен. Элайя поиграл желваками, но не испортил прощание уговорами или жалостью. Кивнув, он решительно пересек пещеру и нырнул в темный зев вслед за остальными. Пальцы привычно нащупали крышку. Ах да… Отстегнув ремешок, Шеасса бросил опустевшую флягу у стены. Зелье было редким, его запасы — не бесконечными. Последние дни он пытался тянуть и выгадывать, но было уже поздно. Шеасса мог винить только себя: идя в бой, он не жалел отвара, чтобы боль не туманила рассудок. С каждым днем его требовалось все больше, а помогало оно все хуже. Боль тлела под кожей, не утихая даже на мгновение. Нитхас предупреждал, что так и будет. Но перед концом никакие снадобья все равно не могли бы ее заглушить, так что Шеасса просто старался побыстрее закончить все дела. Ему даже удалось добраться до родных мест. Почти… Может и хорошо, что он никогда не увидит руины. Кто-то восстановит Стох, сделает лучше, чем прежде. Возможно, даже попытается водрузить посредине какой-нибудь нелепый памятник. Как и с барельефом, через годы никто не вспомнит, кто это — то ли король, то ли следопыт... Впрочем, если они забудут об этой войне, это к лучшему. Передернув плечами, Шеасса медленно пополз вдоль стены. Огонь был данью слабому ночному зрению людей, а глаза нага легко могли перестроиться. Они невольно подмечали отпечатки ног, рытвины и едва заметные царапины. Вот кто-то сидел, бездумно постукивая древком копья. А кто-то попался на блеск камня, даже ковырнул кинжалом — но нашел лишь пласт слюды. След, похожий на брошенный на землю кусок тончайшего шелка, принадлежал маленькому нагу. Шеасса коснулся его на прощание. Другая неглубокая на вид ниша скрывала темный тоннель, что вывел его в настоящий зал: свод, забранный частыми белыми зубцами, тонкие колонны у стен, дивная музыка капели. Половину пещеры поглотило озеро. Вода была такой прозрачной, что Шеасса не видел, где оно начинается, пока прохлада не коснулась хвоста, и по поверхности не разбежались круги. На дне лежали камни с белыми полосками, крапинками и завитушками — казалось, какая-то ведунья бросила кости, и если вытащить горсть, можно узнать свою судьбу. Чтение судьб Шеассе уже было без надобности. Плоский валун на берегу принял его уставшее тело. Хвост казался тяжелым и закостеневшим, словно сухая ветка. Старую рану, которая уже превратилась в почерневшую язву, пекло огнем, жгучие ручейки растекались от нее по всему левому боку. Шеасса поплескал водой в лицо, стараясь прийти в себя. Ему нужно было еще немного времени. Рукоять кинжала привычно легла в ладонь. Шеасса все обдумал: установить нож между колец хвоста и постараться упасть на него так, чтобы вес тела сделал основную работу. Один удар в сердце его не убьет, но после этого он соскользнет в воду, и так или иначе, дело будет сделано… — Шеасса! Вода заволновалась, ловя крошечные блики. Он обернулся, очень надеясь, что не увидит какую-нибудь траурную процессию с вытянутыми лицами. Он бы не выдержал, если бы из этого устроили смерть короля. Шеасса вздохнул с облегчением, увидев одного Хисса. Что ж, Элайе следовало бы держать свой язык за зубами, но они хотя бы не притащили сюда половину отряда. Крепкая ладонь обхватила горящее от боли запястье. Хисс бесцеремонно задрал рукав, затем дернул воротник, словно такого доказательства было недостаточно. Шеасса молча позволил. Темный узор покрыл почти все его тело. Приходилось очень изворачиваться, прикрываясь то повязками, то доспехом, то рубахами. Зелье он разводил с водой и носил в фляге. И это удалось — никто не догадался. Он обвел всех вокруг пальца. Смог обмануть даже того, кто знал все… Яд не дал ему насладиться последним граном злорадства. Лицо Хисса вдруг отдалилось, словно Шеасса смотрел на него в подзорную трубу. Он откинулся на свое каменное ложе, чувствуя, что хвост начал скручиваться тугими кольцами. Тело будто пыталось спрятаться от боли, свернувшись в клубок. А боль… Теперь он понимал, почему остальные молили о точном ударе милосердного клинка. Шеасса никогда не позволил бы себе закричать при Хиссе. Но он хотел. Кровь в его теле вскипала, сворачивалась и превращалась в смолу, а смола снова горела. — Как давно? — спросил Хисс, когда Шеасса снова открыл глаза. На удивление, его зубы были целы, хотя он думал, что раскрошит их. — Давно, — сказал он, когда смог расцепить челюсти. — Ты должен был сказать. О, правда? И это говорит тот наг, что запрещал ему погибать? — Не говори, что сделал бы иначе, — проворчал Шеасса. По-видимому привычка спорить была сильнее его. Он вздохнул. Это было лишено смысла, их извечное противостояние подходило к концу. — Я рад, что это ты, — сказал он примирительно. — У тебя твердая рука. Хисс криво усмехнулся. — Ты пытаешься льстить? — Возможно. Вреда от этого не было — когда он умрет, Хисс не сможет бахвалиться. Шеасса перевел взгляд на озеро. Блики отражались от зубцов и кристаллов, звездно мерцая в воде. Раньше он не приносил сюда огня… это было красиво. Озеро лежало темным покрывалом, а свод играл — будто земля и небо поменялись местами. Красивое место, чтобы умереть. Когда-то Шеассе нагадали смерть в своей постели, в окружении детей. Это было забавно, не более. Человеческие гадалки, что они знали. Краем глаза он видел, как Хисс положил руку на нож. Хорошо. Лучше, чтобы удар был неожиданным… — Шеасса! Они оба вздрогнули, застигнутых врасплох — будто не опытные воины, а юнцы в первой вылазке. Виноватый Элайя развел руками, показывая, что не смог ничего сделать. Впрочем, у Хисса тоже не вышло преградить Зиту дорогу. Тот не оставил своих опасных детишек, а примотал их к телу в перевязи. Тройное шипение заставило Хисса поспешно отдернуть руку. Небрежно перебросив ему факел, маленький наг потянулся к Шеассе. Холодные руки пробежались по лицу, бесцеремонно нырнули за воротник, исследовали грудь. Будучи единственным, кто не боялся мгновенной смерти, Шеасса прихлопнул ладонью юркие пальцы и грозно свел брови. — Не нужно, — сказал Хисс. — Никто из вашего лекарского рода не мог бы ничего сделать. Зит зло сузил глаза. — Я могу. — Не смей, — возмутился Шеасса. — Ты можешь наглотаться яда. — Я уже так делал. Шеасса зло зашипел. Угрожающие звуки тотчас заставили две маленькие головки развернуться в его сторону, но ему было все равно. Кто только посмел подвергнуть Зита такой опасности? Нитхас? — С тебя хватит смертей! Зит только упрямо сжал губы. Шеассе хотелось бы еще раз увидеть его зеленые глаза, похожие на летнюю листву, но сейчас они выглядели совершенно черными. — Позволь мне сделать это для тебя. Шеасса умолк, но не потому, что согласился. Он не мог одновременно спорить и контролировать дыхание. Затишье подходило к концу; боль, прабабушка всех болей, снова выползала из своего логова в подреберье. — Тебе нужно уважать его желание, — сказал Хисс, указывая кинжалом на Шеассу. — Убери это, иначе я за себя не ручаюсь, — взъярился Зит. Вот так, над смертным одром короля вечно начинается какая-то битва. Но Шеассе не было смешно. Он зашипел на выдохе. Конечно, ему не удалось победить — боль катилась по его телу, словно волна огня. Хвост дернулся, плеснул по воде, и Шеасса ощутил, что соскальзывает с камня. Зит вцепился в него с одной стороны, Хисс с другой, а сам он изо всех сил стиснул зубы, чтобы не напугать их криками. Боль выжигала его изнутри, казалось, открой он глаза — и из них полыхнут языки пламени. Наверное, это было справедливо. Он сжег драконидов, а дракониды сжигали его. Когда судорога прошла, Шеасса ощутил на губах брызги. Он все-таки сполз со своего ложа и лежал на границе воды. Хисс исчез за камнем — только издалека доносились приглушенные ругательства. Зато маленький наг буквально оплелся вокруг и ласково гладил по лицу. Свертка при нем уже не было, дети резвились в песке поблизости. Глазные яблоки казались вкрученными в череп стеклянными шарами. Шеасса со скрипом перекатил их, чтобы сурово посмотреть на Зита. Он должен уйти хотя бы ради детей. Какими бы опасными они не были, это маленькие, невинные существа. Им не стоило здесь находиться, даже если они слишком малы, чтобы что-то понять. Ладонь накрыла его губы прежде, чем он попытался что-то сказать. — Тише, — сказал маленький наг. — Сейчас все пройдет. Шею овеяло дыханием, и Шеасса вдруг ощутил маленький, скрытый ото всех поцелуй. Что за ирония — это был единственный раз, когда Зит добровольно пошел в его руки, прижался, поцеловал… Среди всей остальной боли Шеасса даже не ощутил укус. Только холодок, будто в его жилы потекла вода нетронутого лесного источника, укрытого под тенистыми папоротниками. Его губы онемели, словно он и вправду набрел на бегущий среди позеленевших камней юркий, как ящерка ручеек, и припал к долгожданной прохладе, не в силах утолить жажду. Еще… Еще… Ему показалось, что сжигающие тело языки пламени затрепетали и подались… Новая судорога выкрутила тело c обыденностью прачки, отжимающей белье. Шеасса захрипел, чувствуя, как воздух выдавливает из легких. Что может один укус! Боль вгрызлась в него сотней огненных ртов, вырывая из тумана иллюзий. Он слишком долго дразнил ее своим отказом умирать, пока не закончит свои дела. Было от чего взбелениться… Та крошечная часть его разума, которая не была поглощена агонией, боялась за Зита. Что, если он ненароком придавит маленького нага, утащит в воду, бросит о камни? Это была плохая идея. Худшая из идей! Надо было прогнать его. Наговорить самых злых слов, если потребуется. Из последних сил Шеасса попытался оторвать Зита от своей шеи. Это оказалось не так-то просто, и не только потому, что все тело было одним сгустком ярчайшей боли. Маленький наг вцепился в него так, будто держался за собственную жизнь. Шея была мокрой и липкой от крови, должно быть, зубы порвали жилу. Это было так нелепо… Меньше всего на свете Шеассе хотелось с ним драться, тем более в последние мгновения. Еще меньше — причинить ему боль… Смерть пригвоздила его, словно ледяной клинок. Может, так действовал яд маленьких, ярких нагов. А может, так умирали все — спросить-то некого. Это было так же быстро, как удар клинка — лед мгновенно сковал все тело, и настало блаженное, блаженное онемение, лишенное не только боли, но и любого чувства. Почему раньше он не любил холод? Это было совершенно особое ощущение. Избавленный от веса бренного тела холодный и чистый разум, казалось, готов был пронзить все тайны вселенной, получить ответы на все вопросы, все смутные догадки выстраивались перед ним будто прозрачные кусочки стекла… Все было верно — смерть избавляла от боли. Он сказал об этом кому-то. Подумал. Может быть, этот кто-то тоже был лишь мыслью в его голове. Не волнуйся за меня. Все хорошо. Я в порядке. Пожалуйста, будь в порядке тоже. Затем он умер.