Чувство прекрасного (из цикла "Игра теней" - 11)

Лютик возвращается раньше ведьмаков. Во дворе поместья — склад полураздолбанной мебели, на лавочке сидят взмокшие Рон и Ленора, по очереди попивающие холодное вино. Увидев Лютика, они даже встать не могут и вяло машут ему. — Молодцы, — хвалит Лютик, спешиваясь. — Сами или помог кто? — Сами, — стонет Ленора. — Этот жлоб, — она толкает в бок Рона, — не захотел тратить вино на помощников. Я спину надорвала, между прочим. — Хороший массаж поможет, — подмигивает Лютик Рону. — Короче, завтра начинаем ремонт. Привезут краску, штукатурку, мебель, картины, приедут работники. Я все уладил. Шикарно выйдет. — Не сомневаюсь, — кисло отзывается Рон. — Но вы все ж согласовали бы с милсдарями ведьмаками сие мероприятие, а то может и боком выйти… — Не переживай, — самонадеянно говорит Лютик, плюхаясь на лавку между Роном и Ленорой и отбирая у них бутылку. — Они мне доверяют как себе. Особенно в вопросах красоты и эстетики. Кстати, когда мы много лет назад путешествовали по Туссенту, то занесло нас на сельскую свадьбу. А вы представьте себе, как ваши милсдари выглядели тогда — одежда вся в пыли и крови монстров, волосы в колтунах, рожи небритые… Их бы не только на свадьбу не пустили, но и на приличную драку тоже. Но им повезло — с ними был я. Затащил их, значит, к портному, говорю: подбери-ка, мил человек, этим двоим что-нибудь поприличнее. Ну, он и подобрал. Не ведьмаки, а картинка получились. Правда, все равно дело чуть дракой не кончилось, а Геральт свою рубаху новую винищем залил до пупа, но тем не менее… Лютик и еще бы разглагольствовал, воодушевленный вином и перспективами, но его излияния прерывает грохот копыт. Ведьмаки, покрытые пылью, дымящимся соком архиспор и какой-то черной жижей, влетают во двор и ошалело осаживают лошадей. — Мать твою через тридцать три корыта! — выдыхает Ламберт. — Лютик! Это что еще за вернисаж, ебать тебя в ухо? — Блять, — мрачно говорит Геральт, спешиваясь. — Это же мой сундук с броней. А это… Это мой шкаф для зелий! Лютик, ты сдурел выбрасывать? — Не волнуйся, Геральт, — Лютик шустро вскакивает на ноги, краем глаза замечая, что Рон и Ленора пытаются слиться. — Все твое барахло из сундука вытащили, зелья, как видишь, тоже. Вместо этих руин, — он тычет мыском сапога в окованный ржавым железом бок сундука, — я заказал с доставкой новую, красивую и удобную мебель. Завтра все привезут, сначала займемся стенами и полом, потом… — Умник! — орет Ламберт. — А спать и жрать ты где будешь, пока твои покупки привезут? — Бадью, небось, на дрова пустил, — бурчит Геральт. — Ты мог, если тебе так всрался этот ремонт, освобождать комнаты по очереди, или это слишком сложно?! — Тихо, тихо, — Лютик примиряюще поднимает руки. — Ламберт, не ори. Ребята немного перестарались, согласен. Занесем обратно одну кровать, а поесть можно и в беседке… — Не занесем, — робко подает голос Рон из-за куста. — Мы ее сломали, когда выносили. — Я тебя щас сам сломаю! — вопит Ламберт, потрясая грязным кулаком. — Мы не виноваты, что она не пролезала в проем, и нам пришлось ее маленько рубануть топором! Господин Лютик сказал, что все равно выбрасывать… — Пресвятая Мелитэле, — Геральт садится на лавку и обреченно смотрит на разгром. — Мы-то, блять, надеялись, что приедем, помоемся, нормально пожрем и спать завалимся, а тут, выходит, надо снова что-то придумывать? Ладно, ужин хоть какой есть? Я голоден как гуль. — Простите, милсдарь, — из-за спины Рона выглядывает покаянная мордашка Леноры. — Мы весь день, как господин Лютик приказал, мебель выносили, я не успела… Есть кислое молоко и немного сыра… — Вот пусть Лютик и жрет сыр с молоком, а мы поедем в «Василиск», — мрачно перебивает ее Ламберт. — И, пожалуй, поживем там, пока тут все не уляжется. Там, по крайней мере, кровати целые, еда горячая, и никто над ухом не зудит, как комар. Да, Геральт? — Да, Ламберт, — вздыхает тот. — Придется так и поступить. — Эй, — хмурится Лютик. — Так нечестно! — Ты взялся за это неблагодарное дело, ты его и заканчивай, — ухмыляется Ламберт. — Мы согласия, кстати, не давали. — А я говорил! — вякает Рон издалека. — Но вы и против не были! — вопит Лютик. — Я хотел сюрприз сделать! — Сделал, блять, спасибо в пояс. Ладно, мы устали, как собаки. Поехали в «Василиск», Геральт, ну их всех. Пусть свой сыр жрут и на звезды пялятся. Может, в голове чего умное зародится, а не только всякая ересь. — Сундук не смей выкидывать, — бросает Геральт, взбираясь на Плотву. Ведьмаки в клубах пыли и вони покидают собственное поместье, а Лютик, опешив, так и стоит посреди раздолбанной мебели. Он ожидал совсем иного — что Геральт и Ламберт с благодарностью воспримут его порыв, за бутылочкой вина обговорят все нюансы и закончат этот долгий и трудный день в уютной постели… под звездами. На деле же выходит, что ведьмаки решили максимально отрешиться от мирских забот и бросили Лютика наедине с его затеей и легким чувством вины. Что ж, думает Лютик, ему не привыкать. Сюрприз так сюрприз, сами виноваты. Он оборачивается, но Рона и Леноры уже след простыл. Хотя он не сомневается, что эти двое его не бросят. Хотя бы потому, что берегут нервы своих хозяев, в отличие от него, Лютика. От пережитого стресса и выпитого вина начинает неумолимо тянуть прилечь. Лютик падает на раздолбанную кровать, ножка с хрустом подламывается, и бард вместе с матрасом съезжает на землю. Чертыхнувшись, он, чуть не надорвав пупок, перетаскивает матрас под навес в глубине двора, допивает остатки из бутылки и, вслух сообщив бродящим по двору курицам, что ебал он такие отношения, заваливается спать. На следующее утро, проснувшись с легким ощущением похмелья, Лютик рьяно берется за дело. Отправляет Ленору на кухню — готовить нормальную еду, а Рону всучивает топор и велит всю эту кучу старой мебели порубить на куски и сложить в дровяницу. Матрас распотрошить и сжечь. Геральтов сундук убрать с глаз долой, авось забудет, когда увидит новую красивую мебель. Раздав ценные указания, Лютик идет купаться. В конце концов, ему надо беречь руки, а Рон справится и сам, вон какой здоровый бугай. К обеду прибывают первые мастера и подводы с материалами. Лютик с сомнением окидывает взором четырех краснолюдов, от каждого из которых исходит перегар различной степени тяжести, но выбора у него нет. — Короче, так, — говорит он. — Начинаем с гостиной, она же столовая. Штукатурка и краска — вот эти, смотрите не перепутайте. Потом две спальни, кладовая, уборная. Холл в последнюю очередь, чтобы не засрать свежий ремонт. Работаем с рассвета и до заката, спать можно в сарае, я скажу, чтобы вам выдали одеяла. Нужник за главным домом, в кусты не ссать, в реку тем более. Если хорошо управитесь, выдам каждому по бутылке вина, если нет, будете колодезную воду хлебать. Чем быстрее закончите, тем быстрее рассчитаемся. По рукам? Краснолюды с сомнением смотрят на подводу, груженую бурдюками с краской. — Эт самое… — бригадир — самый рослый, заросший рыжей клочковатой бородой — делает робкий шаг вперед. — А я стесняюсь спросить, милсдарь, вы туточки бордель, что ль, открываете? — Я туточки жить собираюсь, — вздергивает бровь Лютик. — Я и мои… м-м-м… друзья. Какие-то проблемы? — Э-э… нет. Теперь-то все понятно, ага, — бригадир отступает к своим, и Лютик слышит приглушенное: «Извращенцы городские, што с них взять…», но решает благоразумно не вступать в дискуссии. До вечера бригада усердно трудится над гостиной, а Лютик, попивая холодное вино, ждет приезда заказа от столяра. Когда солнце клонится к закату, на горизонте появляются три подводы, тяжело груженые мебелью, закрытой чехлами. Лютик подбегает к одной из них, приподнимает ткань и с восхищением присвистывает: все еще лучше, чем он помнил со вчерашнего дня. Какой блеск, какой колер, какие роскошные формы… Он приказывает сгрузить все под навес, аккуратно укрыть от солнца и ложится на новую мягкую кровать — матрас на лебяжьем пуху, на спинке — виноградные грозди и выпуклые, аппетитно поблескивающие девичьи формы, балдахин заткан золотыми узорами, изображающими непристойные сценки с участием представителей самых разных полов и рас. Не кровать, а мечта. Эх, жаль, Геральт и Ламберт этого не видят… Ну ничего, такими темпами за неделю с ремонтом управимся, думает Лютик, нежась на перине, и я лично прискачу в «Василиск», чтобы пригласить этих бездушных придурков на новоселье в их собственное поместье и увидеть, как загорятся от восторга их глаза, когда они увидят всю эту невозможную красоту.