Срящ полуденный

      Бредихина допила кофе, неспеша подъела всё самое вкусное из холодильника, еще некоторое время подождала, и даже заглянула в комнату Кривича — но тот закрылся в гробу и на внешний мир реагировать отказывался. Ирина Витальевна пожала плечами, вызвала машину и пошла в ванную подкраситься.       Всё-таки нелюди они какие-то!       Кривич проснулся ближе к вечеру. Вылез из гроба, мельком глянул телефон. Пропущенные от Аннушки, Иришки, от борова этого, Виттенбурга… Да ну их. Он махнул рукой и бросил телефон обратно. Дед Слава потеряно бродил по дому, шаркая ногами пуще обычного и тяжко вздыхая, то и дело натыкаясь на следы жанова присутствия. Сумка вот его на вешалке висит… Полочку давеча навесил, ключи, говорит, класть будем, как люди, а не в кучу валить… Полотенчико новое, я еще, дурак, наругал его, дескать, зачем тратишься, перед кем выделываешься, и тряпкой вытрем, а он, дескать, о доме напоминает, это стиль «прованс»… как масло прованское… ох, француз… Бритва его… чего такая грязная-то!       Дед отмыл бритвенные принадлежности, аккуратно протер, расставил на жановой полочке в ванной, даже флакон одеколона вытер от мыльных брызг. Снова вздохнул.       Хотелось есть, и Кривич таки решился заглянуть в комнату Жана, вытащил из холодильника его заначки, и выпил разом несколько пузырьков и пробирок. И захмелел — оказывается, Дешам запасся «пьяной» кровью. Дед Слава, присев на разоренную постель, хмыкая, читал этикетки, на которых значилось число, имя и название напитка. Вот ведь, затейник… Он уронил голову на руки, упершись локтями в колени. Как же так-то, а…       Кривич тяжело поднялся и принялся собирать с пола разбросанные вещи. Прихватил и пальто с кровати, повесил в шкаф, встряхнув. Куда ж теперь шмотки-то Жановы девать, вон, полный шкаф! Любил покрасоваться, дурак… Одна радость-то у бедняги в жизни и была. Ну, еще бабы. Морщась, Кривич стянул с брошенных в углу подушки и одеяла белье, потащил его к стиральной машине. Ох, поди, обиделся Жанчик-то, что Ируська с лисом тут у него кувыркались! Частенько ему обижаться-то приходилось, не берегли его, ох, не берегли!       А эти-то, злодеи… застали связанным, поди, еще за извращенца какого приняли. Поиздевались, небось, и подожгли. Вот ведь! Как же это я так!       Кривич выронил все, что у него было в руках, и, взвыв, спешно выбежал из дома. А там, оглядевшись, обратился крылатым чудищем и рванул в вечереющее небо.       Жану меж тем, было хорошо. Нет, явно в капельнице было нечто с психотропным действием! Ему было спокойно, тепло и уютно, ничего не беспокоило, никакие тревоги не могли достучаться до его сознания. Он то задремывал, то, когда китаец начинал особо громко стонать, просыпался, но персонал появлялся безо всякого его участия, китаец успокаивался, и Жан снова засыпал… пока под утро сквозь благостную пелену не прорвался сон. Он снова почувствовал, как в неверном свете тусклой лампочки нависает над тазом, куда каплями и струйками стекает его кровь. Кровь заливала глаза из надреза на лбу, но все-таки он видел мечущиеся тени, а главное, ощущал, как все его тело словно обволакивает слизистая тьма, распадаясь на прикосновения холодных влажных пальцев, царапанье коготков, жадных губ и языков, слизывающих кровь, шершавых, словно звериные, липких и жгучих… От омерзения Жан закричал — и проснулся, садясь на кровати.       Сердце билось, Жан хватал ртом воздух, от резкого движения сбились закрепленные на его теле датчики, заворочался и застонал бедняга-китаец…       Жан испуганно озирался, успокаивая себя, что это лишь сон… И тут пришло осознание, что это было. Было на самом деле, случилось с ним! Жан почувствовал, что не может вдохнуть, ощутил острую панику и опять испугался — что его застанут в таком состоянии, что снова кто-то будет к нему прикасаться… Он спешно лег обратно, отвернулся, натянул одеяло…       Пришедший персонал занялся первым делом несчастным китайцем, и Жан успел продышаться, совладать с собой и к тому времени, как медики перешли к нему, уже взял себя в руки. — Ничего страшного, просто плохой сон. Кошмар, — облизав губы, ответил он, настороженно рассматривая персонал. Ни Глеба, ни Генриха среди них не было. Одна женщина показалась ему смутно знакомой, будто он видел ее когда-то раньше. — Не просто плохой сон, господин Дешам. — Его подключили обратно к монитору, измерили давление, прыснули в рот нитроспреем, и женщина отпустила всех остальных медиков взмахом руки. — Вы подверглись оккультному воздействию. — Да я сам нечисть, — криво усмехнулся Жан. — Вы кровопотребитель, я знаю, — кивнула женщина. — Упырь, — скривился Жан, — а вы тоже? — Я фамилиар Полины Евгеньевны Кривичевской, специализируюсь на оккультной травме, врач-особист. Она моя мама. Помните её? — Полину? Полина? Ее дочь? Наша? — растерянно сказал Жан. — Ну нет, — усмехнулась женщина, — иначе я была бы помладше, увы. Жан испытал разочарование и облегчение одновременно. — Полина… Евгеньевна, верно, очень злится на меня, — осторожно сказал он. — Из-за меня и она стала… — Ну что вы, мама считает себя виноватой за тот приворот и всё боится с вами связаться. Она уже давно пережила травму обращения, да и новая жизнь у нас вышла… гораздо занятнее, чем прежняя. Мы вместе медицинский закончили, потом стали специализироваться в особой медицине, но мама предпочла переквалифицироваться на противодействие, а у них всё очень строго, жизнь почти монастырская… — А что же… Я не знал… Хотел у Аглаи Никифоровны узнать, но она… О-о, это всё Аннушкина кровь, она ведь милиционер. В смысле, полицейский… правоохранительница… Вот Полину и потянуло тоже... Хранить и защищать... — Да, с обратившей мама тоже так ни разу и не встретилась, вначале вообще запрещали из-за того приворота, а потом мы подумали, ну что же мы будем навязываться, у людей своя жизнь, и тут вдруг бедные родственники на голову свалятся, нежданно-негаданно. Да и про Кривича Смоленского разные слухи ходят… И, — ученая дама подобралась, — я смотрю, многое из них — правда.       Ошарашенный Жан, с трудом переваривающий свалившееся на него открытие, кашлянул. — Простите, Полина мне… Полина Евгеньевна мне, конечно, говорила, как вас зовут, но я… — Катя. Екатерина Михайловна. Но лучше просто по имени, господин Дешам… — Если я маме вашей напишу… это будет… уместно? Позволительно? Вы сможете передать?.. Она, наверное, думает, что я… Я не забыл! — да, конечно, можете прямо на электронную почту ей написать, я дам адрес. Мама, наверое, обрадуется, она очень переживает, что сильно вам тогда навредила. — Но уж не так, как я — ей. — Ту ведьму мы ведь так и не выследили. В смысле, «мы, ольговы», мы с мамой, тогда, конечно, ни в каких серьезных операциях участие принимать не могли, я вообще в медучилище училась и еще довольно долго ничего не знала… О, ну это все потом, а сейчас, господин Дешам, давайте сосредоточимся на текущем… — Прошу вас, Екатерина Михайловна, давайте чуть менее официально, хорошо? Называйте меня по имени… — Жан-Клод? — Да, пожалуйста… — Хорошо. Итак, насколько я поняла, вы восстанавливаете в памяти случившееся. Я сейчас введу вам небольшую дозу транквилизатора, и мы с вами попробуем восстановить последовательность событий. — Простите, Екатерина Михайловна, зачем? — нахмурился Жан. — Транквилизатор поможет вам легче восстановить воспоминания, иначе они будут вызывать слишком яркие эмоции, и психика постарается отбросить их, как «горячую картошку», которую невозможно удержать в руках, а небольшая седация снизит уровень эмоциональных… — Да, это я понимаю, зачем вообще об этом вспоминать?! Было и прошло, что мне, упырю, станется, я уже прекрасно себя чувствую! — Не выдавайте желаемое за действительное. Для существ, чье бытие протекает на грани двух миров, такие воздействия причиняют множество проблем, — фыркнула Катя. — Если бы не лекарства, вы бы сейчас на стенку лезли. А на страдающего упыря приползут еще твари и похуже, вроде Лиха Одноглазого. Оно вам надо?! — Нет, — вздрогнул Жан. — Но всё же зажило… Кровопотеря восстановилась… — Не так быстро. Дайте-ка руку, — она выдавила на ладонь Жану таблетку из блистера и протянула стакан воды. — Что это? — Транквилизатор. — М-м. Ну ладно… — Жан принял таблетку, допив воду до конца. — А Глеб Васильевич как? Он… В каком… — Все хорошо, Глеб Васильевич отдыхает, господин Витенбург ненадолго по делам отъехал, но днем вернется, снова возьмут Чжименя на стол, вот уж кому не повезло! Такие травмы, да еще и при обращении! — А вы, простите… — помолчав, сказал Жан и поймал на себе какой-то уж очень внимательный, испытующий взгляд Екатерины Михайловны, — вы сами ведь… не обращены? — Нет, спасибо. Я предпочту человеческую жизнь и смерть. Меня мамин пример несколько расхолаживает относительно вампирской жизни. — А если тяжелая болезнь? Рак? — Пока Бог миловал, а так в моем распоряжении лучшее медицинское учреждение страны… А уж вампиром с онкологией я точно быть не хочу! Вечные химии, каждый год операции, всякие экспериментальные методы терапии… Нет уж, спасибо. — Вы не представляете, насколько правильный выбор делаете, — Жан зевнул, откидываясь на подушку, — надо же… Полинина дочь. Я же знал, но как-то… Все-таки я… — Спать хочется? Ну поспите, еще будет время поговорить… — Катя поправила ему подушку, задернула шторку и вышла.       «Кажется, меня опять кинули», — подумал Жан и провалился в сон. — Ну как? — поинтересовался Генрих в коридоре. Екатерина Михайловна пожала плечами. — Все бы вы такими были, — фыркнула она. — И, между прочим, стакан агиасмы выпил, не сморгнув глазом. Даже не почувствовал, как мне кажется. Так что насчет осознанной демонолатрии у меня большие сомнения. Думаю, скорее, просто жертва… — Ну ладно. Извините, что так вас сдернул, Екатерина Михайловна, понимаю, конец июля, большой праздник, но… Согласитесь, что… — Генрих Адамович, повторяю, я вовсе не против. А уж как мама обрадуется! Я останусь и разберусь… "А уж как Аглаюшка-то рада будет", - скептически хмыкнул про себя Генрих. — Тогда не буду мешать вам досыпать, — вздохнул Генрих, — а сам в Москву сгоняю. Найти вам еще помощников из московских медсобов? — Справлюсь. — Глеба на вас тоже оставляю… — Да-да. — Еще раз огромное вам спасибо за отзывчивость, Екатерина Михайловна! — Как же не помочь семье Аглаи Никифоровны, после всего, что она для нас сделала?! — Ну что вы, что вы… Генрих шел к машине, нервно крутя на пальце ключи. Семья Аглаи Никифоровны! Вот уж это лишнее! Жан-Клода к нашей семье приписывать не нужно.