Срящ полуденный

      Как ни странно, но страшная смерть Жанчика продолжала огорчать деда Славу. Он даже на Урицкого сходил, поставил за него свечку, хотя и не верил во всякую такую чушь. Поди, и Аннушка, когда узнает, расстроится…       Дед Слава тащился по залитому жарким июльским солнцем Смоленску и вздыхал. И всего-то ничего до двухсот не дожил! Уже и крылья даже отрастил… славно мы с ним немчуру-то били, оборотней поганых, шерстяных пакостников… Уж как насолили гадам этим из СС! Да и людишек каких-никаких спасли. Жанчик-то у нас вообще был, почитай, что святой… скольких на ноги поставил, шельмец… ежели бы еще баб так не любил! Падок был на сладенькое-то, паршивец, падок… Надо будет Ольке платье справить покрасивше, с кружевами, для похорон. Навестить, штоль, стрыгу? Чего ж ей зазря вдоветь, поди, чем утешу…       Нет, лучше погодить малость. Пусть затосковать успеет. Намучится с хозяйством-то своим, начнет справного мужика искать… Мож кого для нее обратить? Чтоб хозяйственный был, хваткий… Как это? — деловой. И не из последних людей. Она-то у нас тоже баба видная, графинька...       Кривич начал мысленно перебирать смоленский чиновный да разбойный люд. Кто из них там на морду-то не такой противный? Надо с Иришечкой посоветоваться… При мыслях о Бредихиной дед Слава облизнулся и почувствовал некое смутное томление. А чего ж и впрямь, надо б и навестить! Поди, соскучилась! Зайдя в скверик, дед Слава огляделся, напустил на всякий случай мороку и, оборотившись крылатым аспидом, взмыл в воздух.       Летелось ему бодро, все человечьи печали отступили, так и тянуло кувыркаться, и на веселье своего господина в воздухе стали собираться стаями касны, взмыли со своих кладбищенских насестов крыжатники, летели, созывая взмахами крыльев тучи, гарцуки, так что к дому Бредихиных Кривич явился в сопровождении пышной свиты.       Он грозно ухнул, и мелкая нечисть рассыпалась по углам и закоулкам большого бредихинского двора. Кривич подумал было прикрикнуть на них, чтоб не баловали, а может, и растерзать кого для острастки, но решил, что пускай. Хранители посмирнее будут. Меньше станут нос задирать, как у них всё почнёт брыкаться да ломаться. — Святослав Вернидубович! — в несколько притворном ужасе ахнула Ирина Бредихина, когда визитер наглым образом распахнул окно ее кабинета, — Костик же увидит! — Так чай взрослый уже, — Кривич удобно расположился в кресле, — поди, переживет. Ну что, Иришка, вспоминала меня, видать, весь день я икал! — Можно подумать, других забот у меня нет… — Так и поведай мне свои печали, — вкрадчиво предложил Кривич, перетекая ей за плечи. И с удовлетворением отмечая, что давишнюю свою сбрую Иришка сменила на кружевное бельишко. Ждала… То-то же. Не то чтобы Кривич не любил Бредихиных, но желание как-нибудь однажды уестествить кого-нибудь из них нет-нет, да и возникало. А вот и сбылось! Жизнь, она ведь длинная…       Кривич довольно ухмыльнулся, помогая Ириночке сбросить блузу, расстегнул застежку лифчика и провел горячим длинным языком ей вдоль хребта от самого затылка до впадинки меж сочных ягодиц, и довольно сморщился от солоновато-кислого вкуса, выпуская клыки. — Погоди… дверь запру… Вчера догадались все, — слабо попыталась высвободиться Ирина из объятий жадно тискающего ее грудь Кривича. — Да и хер с ними, — рыкнул Святослав, стискивая меж пальцев бусину соска, слегка покусывая надплечья, слизывая капельки крови вместе с испариной, — чай, не маленькие. А будут языком трепать, так заткнем!       От этих мелких, словно булавочные уколы, укусов по телу Бредихиной проходила дрожь и разливалась истома, слабели и подламывались колени. — Кри-виич… Ну не здесь… в спальне… Игнорируя возражения, тот смел все лишнее со стола и водрузил на него свою увесистую добычу. — В спальне еще успеется, ночь длинная, — шепнул он. Благо, вампирская его природа не страдала от свойственных людям ограничений.       И Кривич не обманул, отнес размякшую после напористого соития Иришку в спальню, с удовольствием устраиваясь рядышком с ней на обширной кровати, и дверь запереть не забыл. — Ну рассказывай, чего там из Москвы-то слыхать, — потянулся он. — Ничего, — рассеяно глядя в потолок, ответила Ирина Витальевна, — Притаились… Я вот думаю, может, потолок расписать, как у предков было? Только не купидонами этими, а драконами… типа тебя… — Я василиск, — слегка оскорбился за своё происхождение Кривич. — Ну василисками… на облаках… — Это можно, — великодушно согласился дед Слава. — В стиле Рубенса… — выдохнула Бредихина. — Ну, этот, как его, Тициан тоже в бабах понимал, — признал дед Слава. — Или, вот наш-то был… Кустодиев! Вот у кого красавицы-то. Наши! Мне детки альбом, помнится, третьего года подарили… Хихикали там промеж собой… Эх, — Кривич вспомнил про Жана и слегка взгрустнул. Что ж так-то нехорошо вышло, Жанчик?! — А ты когда свое обращение празднуешь? — озаботилась вдруг Ирина. — Запамятовала, штоль?! Так ведь в августе! Чего это вдруг?.. — Да… так… Так а что, - встряхнулась Бредихина, - ты насчёт Виттенбурга надумал?       Кривич снова вздохнул и подумал, что, пожалуй, дал Иришке довольно передохнуть. И пора попробовать одну штучку, от которой лиса аж визжала…       Где-то она теперь, с кем кувыркается, шкура рыжая?! Ладно, жизнь долгая, глядишь, еще и встретимся. Надо спасибо-то ей сказать, затейнице, эвон как взбодрила-то. Вот только Жанчик пропал… Эх, ну рано или поздно помирать-то все равно надо. Даже упырям. — Вампиры не умирают от естественных причин, но, тем не менее, смертны, — втолковывал даосу Генрих.       Электронный переводчик выдал какую-то фразу на китайском.       Китаец отчаянно замотал головой. Жан не выдержал, встал с койки и, отодвинув занавеску, присоединился к собравшемуся у кровати даоса консилиуму. — Он не понимает ничего, — сказал Жан. — Эта балалайка наверняка выдает что-то не то. — Ты чего вскочил? — задрал бровь Генрих. — Все равно спать не даете, — хмыкнул Жан. — Он не понимает! Он не понимает, и в ужасе. — Ну что, может, просто крови тогда дать? — повернулся к нему Генрих. — Да днем же давали. Лучше попробовать все-таки как-то достучаться… Глеб, ты же китайский понимаешь? — спросил Жан. — Несколько слов знаю, причем лишь из пекинского диалекта. У них столько вариантов! — Их взгляды встретились. Жан почувствовал укол стыда. Снова втянул Глеба в неприятности… — Надо как-то отдельными словами… — предложил Жан. — Вот как можно было приехать в Россию, охотиться на нечисть, не зная языка? — возмутилась Екатерина Михайловна. — Он же не предполагал стать российским упырем, — хмыкнул Жан. — А надо было продумать возможные последствия! — фыркнула она. Все четверо дружно посмотрели на даоса. Тот переводил с одного на другого испуганный взгляд. — Кота надо найти. Он там где-то у нас дома ошивается. Кот его успокоит, — предложил Жан.       Генрих потер лоб. Открыл было рот сказать, что, видимо, по мнению Жана, кот, наверное, всё и решит, но сдержался и промолчал. — Так. Ну что ж, товарищи, оставляю это нелегкое дело на вас, — принял решение Генрих. — Разрешаю привлечь кота в качестве вольнонаемного сотрудника с допуском. — Ну тогда дело в шляпе, — вздохнул Глеб.