Роман

Ёнджун сидел перед гуглдоком и смотрел на мигающий курсор. Тот замедлялся и ускорялся в каком-то своем, пульсирующем режиме. В квартире было непривычно тихо. Субин приезжал на выходных, и почти два дня они не вылезали из постели, но ничего серьезного так и не случилось: ели, целовались, показывали друг другу любимые мемы. Субин сказал, что он старый и шутки у него дедовские, а потом зализывал обиды. Целовался по-прежнему со слюнявым энтузиазмом, и кого-то другого Ёнджун бы давно отбрил, но с Субином как-то все время было не до того, да и вспоминалось всегда не к месту, не вовремя. Гуглдок — вернулся Ёнджун. А что писать? Соён сказала, что нужно только найти симпатичную мордашку и расслабиться, но магия не сработала — что теперь? Хотя Субин симпатичный, вот уж чего не отнять. Ёнджуну нравилось, как у него торчали вены на руках — по тыльной стороне ладони и вверх по предплечью, как розовела от возбуждения шея, как он собирал губы бантиком, выпрашивая последний кусок пиццы, как будто Ёнджун мог ему отказать хоть в чем-то. А еще Субин снимал линзы на ночь, и оставался в очках в круглой черной оправе, и был таким милым, что очки приходилось почти сразу откладывать, потому что Ёнджун не мог удержаться и приставал с поцелуями. Еще у него немного отекало лицо по утрам, и появлялись трогательные мягкие щеки. И еще до завтрака Субин был абсолютным невдупленышем, даже не понимал, что происходит — Ёнджун попросил порезать лук для омлета, но тот посмотрел на нож так, будто видел его впервые, и тем удивительнее, что все равно ластился, почти как Кико, сначала в постели, потом лез под руку, обнимал сзади и дремал на плече, пока Ёнджун сворачивал яичные рулетики. Надо будет еще приготовить, раз уж ему понравилось. Не писалось. Да и не хотелось писать. Хотелось обниматься, и смотреть дурацкое на диване, и лапши какой-нибудь — снова было прохладно. «У тебя есть планы на вечер?» — написал он в мессенджер и подумал, что до следующих выходных еще целых пять дней. «нет, а что?» «Теперь есть. Хочу кушать» «ок» Ёнджун нахмурился. Через двадцать минут в домофон позвонил курьер. «?!» «ты говорил, что ешь острое, когда мерзнешь» Ёнджун бросился на диван и спрятал лицо в подушке. Все шло как-то слишком быстро. Усталый Субин заснул на плече, пока смотрели сериал, и слюна из приоткрытого рта образовала лужицу на футболке, но Ёнджун не почувствовал того раздражения, что должен был, и только с глупым умилением любовался расслабленным лицом. На работе у него что-то не ладилось, Субин не рассказывал, но пришел раздраженный, почти ворчливый, впихнул в руки пакеты с едой на вынос («бургеры или темпура? — Да!») и почти двадцать минут переодевался в ванной. Ёнджун осторожно переложил голову Субина на подушку и закинул его ноги на диван. Неудобно, но лучше, чем было. Отключил телевизор и свет, в темноте добрался до спальни, где Субин оставил костюм. Размеры у них были разные, как и вкусы в одежде, но не идти же на работу в грязном и мятом. Стащил рубашку с плечиков, закинул в стиралку. Написал Бомгю, что Субин у него. Сел на табурет на кухне, пытаясь собрать воедино осколки жизни. С Субином бокалы не бились — Ёнджун поднял глаза и увидел, как те стоят в ряд. Один, два, четыре. А если бы примета работала, не осталось бы ни одного. Может не в примете дело, а в том, что Субин не гость, а практически свой. Даже ящик у него есть свой в шкафу, только вещей еще не насобиралось. Он достал из холодильника банку пива и приложил ко лбу. Запотевший металл не мог составить компанию. Ёнджун допил и открыл вторую. Нашел какое-то видео на ютубе и включил без звука, с субтитрами. Заварил лапшу. Субин обнял со спины и поцеловал в плечо. — Тебе не стоило. Ёнджун знал, что не стоило, и думал только о том, как унизительно стыдно будет прожечь утюгом тонкую белую сорочку. Он пытался отпарить ее, даже обжегся, но линии так и не выстроились в острые параллели. Мама говорила, что о выглаженную правильно рубашку можно порезаться. В голове была легкая дымка, туман, веселость — не пьяный и не трезвый, а так, серединка на половинку. — Не мешай, — попросил он, и Субин поцеловал его шею и сел на постели. От прикосновения разбежались мурашки, и пальцы ослабли. Ёнджун провел утюгом последнюю полосу и стянул рубашку с гладильной доски. Наверное, заморачивался слишком сильно. Он подумал о том, как утром Субин заправит в брюки чистую сорочку, как Ёнджун сам подберет и завяжет ему галстук, а потом застегнет пиджак и поцелует на прощание. Он повесил идеально выглаженную рубашку на плечики и гордо обернулся. Субин улыбался, и лицо его плыло, и Ёнджун подумал, что тоже, должно быть, выглядит как дурак. Он убрал утюг и доску и положил руки Субину на плечи, сел к нему на колени лицом к лицу, заглянул в глаза. — Поцелуешь? — спросил тихо и опустил веки. Он гладил рубашку другому мужчине почти в час ночи. Субин задержал дыхание и мягко коснулся его губ своими. Ёнджун обхватил его за шею и прижался теснее. Ладонь нырнула под футболку. Между лопаток потеплело. Ёнджун влажно выдохнул и зарылся пальцами в волосы, втянул в рот нижнюю губу и скользнул языком. Субин вдавил его в себя и спиной упал на постель, устраивая на бедрах. — Все в порядке? Они взрослые, взрослые, взрослые люди. Ёнджун ничего не ответил, стягивая с себя и Субина футболку. Суматошно тряслись руки, горело внизу живота. Сердце Субина стучало так сильно, что Ёнджун приложил ладонь, чтобы оно не выскочило из грудной клетки. Он целовал снова, кусался от нетерпения, облизывал поперек губы. Весь рот был мокрый и красный. Вечерняя щетина натирала подбородок. Ёнджун проехался членом по члену Субина через одежду и отчаянно выдохнул какой-то звук. Пока еще контролировал себя, достал презервативы и смазку с полочки над кроватью, стянул с себя шорты вместе с бельем. — Ты растянешь меня, или я сам? — спросил он, заставив глаза Субина расшириться. — Ты уверен? — У меня с универа никого не было, но я время от времени растягивался, так что должно быть нормально. Субин обхватил его запястья и повторил ещё раз: — Но ты уверен, что хочешь этого, или просто пьян? Ёнджун хмыкнул: — Все нормально. Этого всего две банки пива. — Под раковиной стоят три, Ёнджун. — Ты следишь за тем, сколько я пью в своей же квартире? — голос стал громче и выше, как будто они ругались. — Ты пьешь каждый день! — Субин не выдержал тоже, но потом протянул к нему руки, чтобы обнять, — прости, я волнуюсь за тебя. — За себя волнуйся! — Ёнджун не смог закрыть рот вовремя и пожалел об этом почти сразу же, но продолжил, потому что раздражение копилось на пару с безысходностью, и не на кого было вылить их, и только Субин попался под руку, — тебе нормально вообще отвечать бывшим, пока ты со мной? Ничего не жмет? Субин побледнел. — Каким бывшим? О чем ты? — Ты мне скажи! Он схватил с кресла какие-то треники, подобрал с пола футболку и вылетел за дверь, а потом и вовсе из квартиры. Без телефона, ключей, денег — все осталось там, дома, и нужно было вернуться, извиниться и поговорить. В груди кипело, но голова была холодной. Он не помнил, как выпил третью. Сидел во дворе под домом. Накрапывало. Тонкая домашняя футболка промокла насквозь — не хватало только сигарет. Пачка Бомгю осталась там, на балконе. Да и не курил он крепкие, разве что за компанию. Думал о том, какой он идиот, и настраивался подниматься наверх, но замерзшее трезвеющее тело не хотело ему подчиняться. За спиной послышались шаги. На плечи опустился теплый сухой кардиган, пахнущий домом. Ёнджун обернулся — Субин стоял в одной футболке, без зонтика. — Замерзнешь же, — устало вздохнул он и набросил кардиган обратно на Субина. — Пойдем домой, ты завтра не проснешься. Только потом поговорим, хорошо? Ёнджун обнял его со спины и повел в сторону подъезда. — Я был неправ, — признал он. В то же время Субин произнес: — Я заварил твой любимый чай. Утром чуть не проспали будильник. Ёнджун варил кофе и начинял сэндвичи, пока Субин мылся. Омлет с томатами и беконом доходил под крышкой. Ёнджун расставил посуду и вернулся к плите. — Завтрак готов! — крикнул он, не поворачиваясь, и услышал шаги. С Субином в кухню вплыл запах лосьона после бритья и геля для душа, и Ёнджун со странным довольством подумал, что тот теперь пахнет совсем как он. — Спасибо. Субин полез нежничать, но Ёнджун остановил: — В отличие от тебя я еще не чистил зубы. Тот хохотнул: — У меня во рту был твой член. Еще аргументы? — Перед тем как засунуть член тебе в рот, я не только помыл его, но еще и побрился вообще везде. Субин закатил глаза и все равно поцеловал. Каждый раз был как в первый — второй то есть — в животе потеплело. — Ты же знаешь, что меня это не остановит, — он коснулся губами обожженного запястья, — что бы ты ни говорил, я все равно буду тебя целовать. Ёнджуна пробило дрожью. — Замерз? По утрам уже холодно. Сейчас я схожу за пледом.