
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Уилл ушел из ФБР. Теперь у него есть все, о чем он мечтал: дом, семья, стабильная работа. Все ужасы погребены вместе с его прошлой жизнью, и тьма отпустила его.
Но сегодня ночью ему снова снится кошмар.
Примечания
Все родилось из-за мема про кофе. Дальше хочу вставить как можно больше мемов.
Главы будут выходить раз в вечность.
Внимательно читаем метки!
P.S. то, что автор умер, не значит, что работы по наимедлейшему продвижению в главах не ведутся. Последняя глава убрана на переработку.
Посвящение
Человеку, ответившему на мой комм, что почитал бы такое.
Капучино
25 июня 2023, 08:03
Синеющий мрак напополам разрезало тонкое острие дороги. Оголодавший холод раздирал острыми клыками плоть, вгрызаясь в тело до самых костей. Внутренности сжались в наивной надежде уцелеть, даже сердце, спрятанное за ребрами, все реже сокращалось, сбавляя скорость кровотока. Дыхание ослабевало, конечности коченели — но Уилл все равно продолжал идти вперед.
Мертвая тишина оборвалась звонким цокотом копыт. Сердце отчаянно сжалось, замирая, а мозг упрашивал не оборачиваться, лживо обнадеживая, что это галлюцинация, выблеваная больным сознанием. Уилл обернулся.
Сзади стоял олень. Огромное дикое животное, вышедшее из тьмы. Грем дернулся, хотел бежать — но тело предало его. Недовольно фыркнув, царственный зверь угрожающе медленно подходил, выкручивая нервы из внезапно окаменевшего тела. Нежный нос шелково огладил руки, торс, лицо, впитывая чуждый запах страха. Сердце, мгновение назад замирающее в ужасе, бешено заколотилось в попытке пробить ребра и разорвать плоть, вырваться из кошмара. Ноги плавно погружались в липкую кровавую трясину, убивая жалкую надежду спастись. Из последних сил сдерживая прерывистое дыхание, Уилл по-детски зажмурил глаза — ведь если ты ничего не видишь, то тебя тоже?
Внезапный вопль, дикий и отчаянный, оглушил. Наклонив голову, олень прыгнул вперед.
С вишнево-влажных рогов, проткнувших Уилла насквозь, свисали кусочки еще живого, страдающего мяса.
***
Мужчина дернулся и распахнул глаза. Бешеный ритм сердцебиения гулко отдавался в голове. Рваное дыхание раздирало грудь. С минуту он неподвижно смотрел в идеально ровный, белесый потолок. Мягкий зеленоватый свет, фильтруемый легкими газовыми шторами, не резал за ночь отвыкших от солнечных лучей глаз. Осознание, что все увиденное было лишь сном, не спешило. Спустя пару минут Уилл смог успокоить дыхание. Простынь под ним была смята, насквозь пропитавшаяся холодным потом футболка мерзко липла к коже. Электронные часы, стоявшие на прикроватной тумбе, показывали точное время — 6:30.***
— Ты сегодня рано. Мягкий родной голос заставил вздрогнуть. — Да что-то не спалось, — неловко улыбнулся Уилл, на секунду отвлекаясь от готовки. Мясные колбаски разрумянились на сковородке, притесняя яичницу-глазунью. Аромат свежезаваренного чая разносился по просторной кухне и в смешении с остальными запахами весьма раззадоривал аппетит. — Прости, не хотела напугать, — Эбигейл обняла его со спины, положив голову на плечо. — Ничего, — от прикосновения стало тепло и уютно, а по губам разлилась теплая улыбка, — поможешь накрыть на стол? — Я достану тарелки, — девушка клюнула отца в щеку и упорхнула. — Спасибо, — прихватив разгоряченную ручку сковороды поварской рукавицей, он быстро снял ее с огня. Через пару минут герои уже приступили к завтраку. Эбигейл увлеченно рассказывала о прочитанной книге и делилась планами на день. Уилл старался внимательно ее слушать, но сознание утягивало его обратно в кошмар. Выкинутые, изничтоженные дорогими, опасными таблетками и мирной повседневностью, образы не должны были вернуться. Слишком много времени прошло, все давным давно кануло в лету. Гнетущий мрак непроглядной ночи оставил его. Или позволил разок свободно вздохнуть? — Пап, — нежные пальцы осторожно потрепали его по плечу, — все хорошо? Вздрогнув, Уилл понял, что отключился от мира. Он с силой потер глаза, а затем и все лицо, приводя себя в чувство. Около минуты ушло на принятие факта, что он все так же был на своей кухне, со своей дочерью. Только выражение ее лица было не сонное, а обеспокоенное. — Все нормально, — сказал Уилл с задержкой, опровергающей его слова. — Я говорю с тобой уже 5 минут, ты хоть что-то услышал? Неуловимые нотки в голосе выдавали волнение, и Грема придушил стыд. Он не хотел, чтобы Эбигейл переживала, тем более из-за него. — Просто кошмар приснился… Давно такого не было. — Сны бывают вещими. — Сны — это всего лишь отголоски внутреннего мира, — резко отговорился Уилл, из-за чего предложение прозвучало грубо. Стало еще неудобнее. — В любом случае, будь осторожен, — девушка решила не настаивать, ведь она знала, как отец относится ко всем толкованиям. Воцарилась неестественная тишина. Эбигейл состояние отца показалось очень странным, но она решила не набрасываться с расспросами, боясь, что он закроется. Ведь он считал, что таким образом ограждает ее от взрослых проблем, не обременяет собой. На такое страшно хотелось закатить глаза, но с годами девушка научилась вытягивать из Уилла правду. Ей было важно знать, что с ним происходит, но главным правилом было не спешить. Поэтому она постаралась перевести тему: — Помнишь Кару? — Блондинка, которая приходила на прошлых выходных? — Мгновенно оживился Уилл, цепляясь за новую тему. Он тогда убегал по работе, и только поздоровался с друзьями дочери. — Да, мы с ней теперь лучшие подруги! — Ярко улыбнувшись, Эбигейл поймала ответную улыбку. За легким разговором время, пробив плотину сгущающейся атмосферы, потекло намного быстрее. Вскоре они закончили завтракать. Эбигейл предложила помочь с уборкой, но часы нещадно гнали ее на занятия. Схватив заранее приготовленную сумку, девушка, быстро попрощавшись, убежала. Грем на скорую руку ополоснул посуду и быстро протер стол — ему тоже было пора.***
Лучшее лекарство от всех душевных невзгод — это рутина. По крайней мере, так считал Уилл. Может потому, что в свое время укрывался в ней от всего окружавшего его мира, с его противоречиями и бесконечными вопросами без правильных ответов. А может потому, что любил такую жизнь — простую, спокойную, стабильную. Постепенно углубляясь в повседневные заботы, он вовсе забыл про кошмар. Уилл вышел чуть позже обычного, но приехал с приличным опозданием. У кофейни его встретили весьма недовольные лица, обделенные ключами от заведения. И если Маринетт подулась немного и забыла, то Брайан весь остаток дня причитал, что стоило ему одни раз приехать пораньше, так пришлось просиживать штаны на тротуаре. Сразу после открытия в заведение завалилась непривычно шумная для столь раннего времени суток компания. Выпив не менее 10 чашек кофе и приобретя почти всю витрину с десертами, они ушли примерно через час, оставив поразительную сумму и настолько же поразительный свинарник. Бросать Маринетт в одиночку разбираться с последствиями Уиллу не позволила совесть, и вместо полуденного перерыва он помогал с девушке с уборкой, на время затишья оставляя за кассой Брайана. К 14 часам кофейню омыло волной голодных студентов. Такой наплыв был весьма нетипичен — если говорить честно, так много клиентов у них за день еще никогда не было. Как оказалось, в ВУЗе, находящимся через пару кварталов, отменили пары, и юные умы поспешили кто поздно позавтракать, кто пораньше пообедать. С одной стороны это не могло не радовать прибылью, а с другой — означало беспрерывную работу на скорость. Постепенно волна спадала, оставляя на берегу кучку чаевых и очередь в пару человек. В душе запело предвкушение долгожданного перекура, а почти заполненная банка с пожертвованиями на нужды собачьего приюта и вовсе поднимала настроение до небес. — Ваш латте, — с искренней улыбкой протянул стаканчик пожилой даме. Та скептически оглядела Грема, словно он и был той псиной, на лечение которой собираются средства, и с видом, будто делает огромное одолжение, сунула в банку старый, мятый доллар. Уилл кожей чувствовал ее раздражение, но к чему придраться она не нашла, и, под облегченный выдох бариста, ушла. Оставался лишь один клиент, что весьма воодушевило нашего героя. — Добрый день, что будете заказывать? — Ярко улыбнувшись симпатичному блондину, привычно спросил Грем. Серая убогость давила. Нет, заведение не было хуже себе подобных, но от них всех разило абсолютно одинаково. Хотелось немедленно уйти, но мужчина остался, заранее вытащив из кошелька 10 долларов — сдача ему была не нужна. Он не оглядывался по сторонам, ведь дешманские угощения не вызывали ничего, кроме тихого отвращения. Надо было лишь взять стакан капучино доктору Чилтону, будь он проклят, с завидной упорностью утверждавшему, что здесь отменный кофе. Может после подобного «акта уважения» он согласится прийти на званый ужин… Наконец дождавшись своей очереди, мужчина поднял взгляд на бариста. С ударом сердца замер весь мир. Мужчина видит лишь чистую голубизну небес, на которые никогда не попадет. Бездонные омуты глаз, искрящихся счастьем. Маленькая искорка задевает одинокую спичку давно забытого чувства внутри закоржевелой, мерзлой пустоты, и она загорается. Кажется, он смотрит в эти глаза вечно. Глаза, за которые продал бы душу снова. Но вечность прерывается следующим сжатием этой глупой мышцы — сердца. Кровь запущена в новый оборот, непроизвольно происходит новый вдох. А вечности оказалось недостаточно, чтобы хоть один мускул дрогнул на лице. — Капучино, — голос не выдал ни капли из души. Растерянность взяла свое — мужчина не ответил ни на приветствие, ни проявил вежливости, что ему абсолютно не свойственно. Но брюнету за прилавком, видимо, было все равно: он кивнул и отвернулся к кофейному аппарату. Без взгляда мир снова стал тошнотворно пресным, и о реальности мимолетного безумия напоминал лишь гулкий стук сердца. Шум повседневности с новой силой надавил на плечи. Блондин огляделся — пожившие кремовые обои оттенялись темной мебелью, за которой расположилось не так много человек. При внимательном рассмотрении оказалось, что в помещении достаточно чисто. Даже приемлемо. — Как вас зовут? — мягкий голос прервал поток мыслей. — Ганнибал, — ответил на автомате клиент. Он уже не думал о проклятом Чилтоне. — Понятно, — игриво потянул Уилл. Грем взял черный маркер. Ему вдруг захотелось поймать улыбку на красивом, строгом лице незнакомца. Он выглядел весьма серьезно, а деловой костюм тройка явно намекал, что тот собирался на важную встречу. Уиллу предоставился шанс, который бы вряд ли кто либо из нас упустил. — Ка-нни-бал, — по-детски растягивая по слогам проговорил бариста, быстро рисуя заглавные буквы на горячем стаканчике. Грем не заметил, как темные глаза напротив распахнулись в шоке. Через мгновение высокий блондин совладал с эмоциями и выглядел абсолютно спокойно. — Это неприемлемо, — взяв кофе, клиент внимательно рассматривал надпись. — Учитывая длительное ожидание и качество обслуживания, я бы попросил предоставить книгу Жалоб и Предложений. — Да-да, конечно, — сердце ухнуло вниз. Уилл засуетился в поисках книги, стараясь игнорировать осуждающий внутренний голос. Можно было догадаться, что человеку с таким именем вряд-ли подобное покажется смешным — скорее всего подобные шутки он слышит слишком часто. Черт! И из-за такой глупости получить жалобу было весьма неприятно, особенно учитывая, что их давно не было — у кофейни был отличный рейтинг. — Как вас зовут? Барахтаясь в потоке самокопаний, Уилл не следил за мужчиной. Ему еще больше захотелось поскорее уйти на перерыв, наконец заполнить легкие заветной порцией серого яда. Тут Грем осознал, что ему задали какой-то вопрос. — Простите? — Вынырнув из глубин сознания, он виновато посмотрел на Ганнибала. — Ваше имя? — Поразительно учтиво для данной ситуации повторил блондин. — Уилльям Грем. — Благодарю, — он быстро начертил пару строк и расписался. «Какие выражения» — подумалось Уиллу. Он захлопнул книгу и убрал ее на место. Грем зашел в подсобку, скидывая фартук на одинокий стул. Сунув руку в один из карманов куртки, найденной на том же стуле, он сразу нашел пачку сигарет, а в другом — зажигалку. Сладкую затяжку горчащим дымом испортил привкус досады. Легкий ветерок утешительно потрепал брюнета по голове. Но предаться самоедским мыслям не позволила Маринетт: она вышла следом и встала напротив, доверяя свой вес стене и морщась, если ветер гнал дым в ее сторону. — Не парься из-за жалоб, — нельзя было сказать, что она прервала тишину — в закоулке между кирпичными стенами отдавались все звуки города. — Столько клиентов, не мудрено. — Глупо получилось, — стыд снова взял за горло. — Да мудак просто, — поймав осуждающий взгляд, она коварно улыбнулась. — Надеюсь, ты плюнул ему в стаканчик. — Надеюсь, ты шутишь, — в ответ на легкий смех он сам невольно улыбнулся. Маринетт, оторвавшись от стены, подошла к Грему вплотную, аккуратно забирая сигарету из его чуть подрагивающих пальцев. Секунда — и синий носок лакированных туфель втирает останки никотина в грязный асфальт. — Курить вредно, пошли! Она кивнула головой в сторону двери и сразу же, не дожидаясь ответа, упорхнула. Наглость девушки вызывала лишь добрую усмешку, скрывать которую было не перед кем в пустом закоулке. Маринетт была права — место общественное, народу бывает много, мало ли что в голове у каждого. А если посчитать в среднем, то жалоб все равно было мало, что было до жути приятно. Время, неспешно разминавшееся полдня, к вечеру побежало быстро. За прозрачными стеклами витрин свет незаметно мерк, пока город не заменил его искусственным. Более двух человек за раз не заходило, и все они были равно непримечательными, просто клиентами, словно их штамповала Матрица. Прошел еще один такой же день. Кто-то бы сказал, что ничего особенного — ничего плохого, ничего хорошего. Поначалу Уиллу очень нравилось так жить. Через год, как бы не сложно было это признать, он заскучал по старым эмоциям. По адреналину, сжигающему тело через кровь, по страшным тайнам чужого сознания. Время от времени ему казалось, что своим бездействием он виновен в чем-то отвратительно ужасном — множество раз его палец зависал в неопределенном любопытстве над мышкой, не решаясь кликнуть на последние криминальные сводки. Но и это прошло. Успокаиваясь мыслями о своей неисключительности, он смог уговорить себя, что и без него справляются. Действительно, в новостях крутили новые громкие расследования, и многие завершались оглушительным успехом. Кого-то награждали, кого-то повышали — Грем старался не думать, о скольких неудачах тактично промолчал каждый из отмеченных обществом героев. А сам он снова влюбился в такую жизнь — жизнь, о которой мечтал и которую дарил Эбигейл. И снова вечер дня, подобного многим. Уилл еще не понимал, что это не так. Грем поймет это слишком поздно, выдирая сожаления и попытки оправдаться с мясом, сдирая кожу, которой касались страшные руки, выворачивая свою омерзевшую душу наизнанку. Раздираемый болью душевной и физической, изничтоженный войной чувств и логики. А сейчас он тихо запирает дверь, и небольшие улочки поглощают его тень заживо.