Механический инстинкт

      Георгий Гараев, лёжа в своём купе, наблюдал за мелькающим пейзажем в окне. В подстаканнике с чаем "каркаде" позвякивала ложка. Поезд шёл с одной скоростью, монотонно покачиваясь. Инженера не сильно напрягало это «Чу-чух, чу-чух», ибо он был настолько погружён в свои мысли об Ольге, её сестре и своём племяннике, что, казалось, ничто его не потревожит. Гараев надеялся, что они не сильно истоскуются по нему, верил в большие успехи и будущее Тимура, вместе с тем настраивая крепиться и самого себя. Он старался не думать о том, что ждёт его в конце пути. Георгий рассчитывал на коллективизм Красной Армии и великодушие полковника Александрова, их отвагу и мужество. Да, в такой бравой компании захочешь — не пропадёшь!       Только небо снаружи не к месту начинало хмуриться. Механик отвёл взгляд от окна, уставясь в потолок. Он решил, что ему всю поездку будет совсем не до Чарльза Томасова, или кто там автор той самой пресловутой "теории относительности", где всё сводилось к паровозам… Ему куда больше по душе была теория о том, что каждый человек имеет право на второй шанс, даже, как оказалось, в прошлом дрянная девчонка Женя, которая однажды засунула ему жирную мохнатую гусеницу в портсигар, а свалила всё на Мишку Квакина. Георгий услышал, что по крыше поезда начал накрапывать мелкий дождь. Гараев приподнялся, отпил ещё немного горячего чая из стакана, улёгся поудобнее. Удары тяжёлых капель дождя по крыше поезда его усыпляли. Георгий подложил руки под голову, закрыл глаза и, глубоко вздохнув, тихонько запел себе под нос:

Полюшко, поле Полюшко, широко поле Едут по полю герои Эх, да Красной Армии герои Девушки, гляньте Гляньте на дорогу нашу Вьётся дальняя дорога Эх, да развесёлая дорога

      Инженера уже совсем клонило в сон: он широко зевнул, не размыкая век. Вагон сильно тряхнуло. Георгий подскочил вместе с ложкой в стакане чая. Дремоту как рукой сняло… Инженер принялся судорожно бегать глазами по купе, ища причину встряски, но всё было тихо. Только дождь и колёса стучали, как и прежде. Гараев решил, что это, пожалуй, был странный сон. Он потянулся и, успокоившись, перевернулся на бок лицом к стене. Механику вскоре удалось заснуть. Ему снилось лето: бескрайние загородные пейзажи с ЛЭП, яркое солнце, по-доброму слепившее глаза, шум моря, горячий песок на пляже, тёплый бриз, шум крон лиственных в лесу…       Инженера одёрнул протяжный Женькин вопль: «Дядя Гоша! Слышите меня? Вы где?!» Гараев бросился искать сестру возлюбленной среди глухой рощи, метаясь меж деревьев и густых зарослей мха, пока голос девчонки слышался будто отовсюду разом, отдаваясь эхом в висках Георгия, не давая ему самому что-то крикнуть в ответ и дать знак. Он выдохся и отчаянно кинулся вперёд, уже едва разбирая ветки, хлеставшие его по лицу до крови, беспорядочно хватая воздух. Эхо постепенно утихло, когда Гараев выбился из сил и замедлил бег. Евгения появилась из-за кустов ежевики, растерянным до ужаса взглядом смотря на инженера. Тот успокоился, увидев перед собой девушку, его отпустили душившие паника и страх. Женя маленькими шагами подошла к механику, понемногу переняв его наступившее спокойствие. Георгий опустился на одно колено, чтобы между ними ушла немалая разница в росте. Александрова бросилась к инженеру, обняв его за шею так крепко, как только могла. Гараев в ответ нежно гладил её по спине. Она вжалась лицом ему в шею и чуть всплакнула. — Ну, ну, тише, Женька… Я здесь, рядом, с тобой… — принялся утешать девушку механик. Александрова чуть отстранилась от него, посмотрела в слезах в его глаза и дрожащим голосом спросила: — И мы всегда с вами будем вместе, правда?.. Георгий сперва немного задумался, как не сделать ей больно, но в конце ответил честно: — Я не могу тебе этого обещать. Мне нужно вскоре уехать служить… Евгения осторожно прикоснулась к его лицу обеими руками, слегка притянула поближе к себе и мягко, неуверенно поцеловала в губы, чего не делала даже Ольга… Гараев впал в ступор, не зная, что и ответить Жене на её жест, когда та снова прижалась к нему. Пока инженер собирался с мыслями, он почувствовал, что Александрова обмякла и рассыпалась в песок в его объятиях, и механик успел лишь пропустить парящие частички между пальцев… Песчинки одна за другой унеслись вглубь чащи, откуда и пришли.       Поезд встряхнуло с новой силой. Георгий грохнулся с кровати на пол, ударившись головой об стол, пытаясь встать сразу. Он с трудом переваривал свой мутный сон, и до него туго доходило, что Женьки в реальности не было рядом, потому что, как выяснилось, сейчас он пару раз пытался её безуспешно звать… Не получив ответа, он решил, что всё опять приснилось. Наконец нормально поднявшись, потирая расшибленную головешку, он обнаружил, что вдобавок ко всем неприятностям, у него тесно в брюках, от чего инженера стали одолевать стыд и смущение. Механик вспомнил самый странный момент сна, от которого Гараеву стало ещё паршивей, но его успокаивало то, что в купе он один, без соседа, а значит, никто не узнает о его конфузе. В крайнем случае эту проблему он решит своей рукой и дорожной салфеткой.       Дождь к этому времени закончился, и небо прояснилось. По нему растянулась чересчур вычурная радуга, что очень резало Георгию глаза. Он допил свой "каркаде" до конца и подвинулся ближе к окну, не отводя взгляд от неба и деревьев. Инженер заметил, что кроны перестали быть нормально-зелёными: сосны и ели стали приобретать розовые, синие и пурпурные оттенки. Гараев смутился, сильно потёр глаза руками, считая, что ему это снова мерещится. Но странных цветов листвы стало лишь больше, а позже они и вовсе вытеснили привычную зелёную окраску. Пейзаж состоял из голубых, фиолетовых, алых деревьев и ненормально огромной яркой радуги, простирающейся по всему горизонту над ними. Георгий перестал быть уверенным в том, что полностью очухался ото сна… Может, экосистема вражеской Финляндии сбой дала, уступая Красной Армии? Нет, это уже совсем полнейшая околесица.       Поезд начал стремительно набирать скорость без особых на то причин. Да так, что Гараева очень оперативно вжало в стену купе. И без того странные цвета хвойных за окном перемешались в одну сплошную уже едва различимую кашу. Вагон начало неистово трясти, а грохот колёс уже противно резал уши до боли. Георгий в панике закрыл их руками, чтобы облегчить мучения. «Да что ж это за поездка-то?!» — вертелось у него в голове. Он очень жаждал бы закричать, но горло будто парализовало, как тогда во сне, когда он не мог позвать Женьку, как бы того ни хотел. Поезд разгонялся, казалось, до скорости реактивного самолёта. Инженера сначала бросило в жар, и его лоб начал истекать от испарины, сердце заколотило так, что вот-вот порвало бы грудную клетку. Потом воздух в купе наоборот стал холодеть, Георгию снова начали мерещится вопли Евгении, разносившиеся эхом по всему вагону. Механик сильно зажмурился, чтобы даже не пытаться больше искать Александрову, зная, что она ему просто видится. Он сжался калачиком, когда по его позвоночнику будто спустился леденящий ужас. Гараев думал, что больше не сможет это выносить, и его разорвёт, или он попросту лишится рассудка, но инженера в итоге всего лишь вырубило, — он потерял сознание.

***

      В себя Георгий Алексеевич приходил с трудом. Всё его тело ломило от болей, в ушах звенело, веки едва поднимались. В глазах двоилось, когда их всё же удалось открыть. Вместо одного дерева казалось два, или шесть вместо двух… Он понятия не имел. Инженеру было больно пытаться вздохнуть глубоко — его грудная клетка невыносимо выла. «Так, три дерева вместо пяти…» — пронеслось у Гараева в голове, когда до того дошло, что очнулся-то он уже не в купе. Эта мысль его быстро взбодрила. Георгий сумел приподняться и стал в панике пытаться разбирать, где он, где поезд, где его фронтовые товарищи… Проснулся он на пригорке, с которого открывался весьма живописный вид. Он, в отличие от того, что мелькал в окне до этого, был привычным глазу. Под механиком находилась мягкая зелёная трава, над его головой — тёплое солнце. Птички чирикают, небо голубое… Гараев почувствовал себя седлом, прикреплённым к корове. Он уже слабо соображал, во сне ли он, или тронулся умом. Паровоза и Красной Армии в помине не было в поле зрения. С другой стороны, место дислокации вместе с тем мало напоминало фронт, Финляндию и линию Маннергейма.       Георгий оборвал рассуждения, когда заметил, что по склону к нему поднимался какой-то ТИП. Выглядел он не замысловато: на нём были обычные синие джинсы, простая бежевая кофта с длинными рукавами, кожаные рабочие ботинки. Он носил обычную причёску и пребывал без оружия. Георгий решил, что не стоит его бояться, хотя пока механика определённо напрягало бы всё, и во всём бы он искал какой-либо подвох. Инженер решил, что парень этот, пожалуй, сейчас единственный источник нужной ему информации. По крайней мере, хуже уже точно от него не будет. Гараев, однако, не стал обращаться к молодому человеку первым: тот, казалось, и так целенаправленно приближался к Георгию. Незнакомец чуть запыхался, усердно поднимаясь по горе, но, сохраняя дружелюбную улыбку, добродушным голосом проговорил, обращаясь к Гараеву: — Здравствуй, путник! — Добрый день, любезнейший… — попытался максимально живо отвечать механик, но его голос ещё был хриплым после всех перенесённых встрясок. — Хотя, какой он добрый. У вас тут солнышко, а я вот еле выжил. Не знаю, где я, где мои соратники, и как теперь быть. Гараев не был уверен в том, что ему стоит вот так сразу делиться своей ситуацией с этим парнем, но выбора, впрочем, особого у него и не было. К тому же, тип сразу переменился в лице, явно с сочувствием войдя в положение. — Хм… Честно говоря, я едва ли смогу объяснить тебе, что с тобой произошло. Но я здесь, чтобы тебе помочь, в любом случае, — парень протянул инженеру руку, чтобы тот смог подняться. Георгию он, в целом, приглянулся. Раз сам так уж радушно предлагает помощь, значит, механик тут такой не первый бедолага, ехавший на фронт, а попавший абы куда. Он уверенно взялся за нового знакомого, чтобы встать на ноги. Они ещё тоже плохо слушались, но, опираясь на парня, инженер понемногу зашагал вместе с ним. Тип стал что-то негромко напевать себе под нос по пути. — Что-то ты притих! Не знаешь "Суоми-красавицу"? — поинтересовался парень у Гараева, ненадолго перестав петь. — Суоми, кого? — смутился инженер. — Прости, мне незнакома эта песня… — Ах, да? А я подумал, у тебя голос ужасный, — новый товарищ по-доброму усмехнулся. — Нет, что ты, — принялся делиться своим хобби механик, — голос у меня отличный. Ну, любимая всегда так говорила… Мне очень нравится петь! — Если что, можешь звать меня просто Гидом. Но если уж официально, я — Стив, — представился парень. — Георгий. Инженер-механик Георгий Гараев. Красноармеец из вежливости промолчал о том, что его советскую натуру смущает нерусское имя нового соратника.