only your tie between us

— Вау, Ухён-а, ты не будешь возражать, если я тебя съем? — у Джиуна челюсть отвисает, когда он видит перед собой Мэттью, неловко смотрящего вниз, вероятно, изучая свою обувь. Он находит это занятие весьма увлекательным, пока Ким в ответ разглядывает его самого, — выглядишь невероятно. Сегодня праздник какой-то? — он оставляет нежный поцелуй где-то на виске своего парня и вручает ему небольшой букет из белых цветов: лилий, роз и гипсофил.  Удивление Джиуна можно легко оправдать. Сегодня Мэттью выглядел и правда как-то совсем по-другому. На нём была бежевая рубашка с коротким рукавом, заправленная в коричневые шорты-бермуды, а на его шее вновь красовался галстук в тон нижней части костюма. Если честно, он выглядел как скаут, но Джиун считал его наимилейшим мальчишкой.  — Сегодня наше первое свидание как пары, я подумал, что это достаточно знаменательный день, — Сок всё так же неловко принимает подарок и поднимает взгляд, тут же улыбаясь, замечая насколько влюблённым кажется Джиун, — да ты и сам то при параде, будто прямо сейчас меня в загс поведёшь, — он тихо смеётся, наконец, переставая смущаться.  Джиун кивает, соглашаясь, а затем сообщает, что сегодня у них свидание на реке Хан. Мэттью чуть ли не скакать начинает, когда слышит новость. Не то, чтобы он всю жизнь мечтал прогуляться по набережной с любимым человеком, но именно так всё и было. Улыбка появляется на его лице, и кажется, не сойдёт сегодня до самого вечера. Он чувствует себя по-настоящему окрылённым, а всё из-за того, что какой-то высокий красавчик с ледяным взглядом сейчас держит его за руку и невзначай предлагает купить ему огромное розовое облако сладкой ваты. И Мэттью соглашается. Что уж говорить, он бы сейчас согласился на всё, что угодно, лишь бы это было рядом с Джиуном. Его влюблённость казалась до боли глупой, но каким же это чувство было приятным и греющим душу. Оно было совсем как тёплый плед, в который ты кутаешься дождливыми осенними вечерами, глядя в окно и попивая какао. Кажется, он и правда был на все сто процентов доволен своим выбором.  В этот прекрасный день они обошли несколько лавок с сувенирами и купили парные кольца, съели кучу сладостей в разных кофейнях, сделали много-много фото, а одно из них Джиун даже поставил на локскрин. Это действие заставило Мэттью пустить слезу и вновь убедиться в том, что он отхватил себе самого замечательного парня в мире. Сегодня они много гуляли, много смеялись и совсем не боялись просить прохожих их фотографировать. «Какие дружные братья!» — сказала одна очень милая старушка, а Мэттью лишь прыснул в кулак, за что тут же получил оплеуху от Джиуна и с чужой помощью согнулся пополам в извинении. Эта ситуация показалась ему чересчур комичной, поэтому в приподнятом настроении он решил утащить старшего в одну не очень популярную забегаловку. Кто бы мог подумать, что он захочет поделиться тем местом, в какое ходил только с Ханбином? Просто невероятно, что же с людьми делает любовь. И конечно, после такого насыщенного дня оба мечтали поскорее оказаться в кровати и уснуть, но каким-то чудесным образом под вечер они обнаружили себя дома у Джиуна в компании бутылки хорошего красного вина и совсем немного потрёпанного букета цветов, что немного пожелтели и теперь выглядели, как какой-то антиквариат. Они выпили совсем немного за начало их общей истории, но этого хватило, чтобы Мэттью поплыл и начал думать не совсем о том, о чем стоило бы.  Несмотря на то, что буквально вчера он утверждал Ханбину, что в первую же ночь он ни за что и никогда, сегодня он решил позволить себе совсем немного больше. Вторая ночь всё-таки! Его галстук был давно растянут, а на рубашке расстёгнуто уже целых три пуговицы. Не ясно, из-за чего ему стало так жарко: алкоголь так подействовал или Джиун, сидящий напротив, ясно было лишь то, что вероятно, сегодня произойдет что-то, о чём он пожалеет только на утро. А может и вовсе будет помнить, как о замечательном событии, произошедшем в первый день их отношений.  Сок встаёт со стула, медленно подходит к Джиуну, элегантно облокотившемуся о стол с бокалом в руке, обнимает его со спины и наклоняется настолько, насколько это было нужно, чтобы Ким услышал его глубокий шепот, прорвавшийся вовнутрь, как ураган, и перевернувший внутри него всё: — Джиун-а, я хочу тебя, — он улыбается, облизав губы, — очень хочу.  Его пьяненький мозг не успевает вовремя среагировать на то, что Ким одним ловким движением обогнул свой стул и прижал Мэттью к одной из белых кухонных стен, и в одно мгновение трезвеет. Лишь сейчас он понимает, что сказал, и что с ним сделали после. Но назад отступают только трусы, а он совсем не такой! Поэтому он с вызовом смотрит в глаза напротив и улыбается, примерно зная, что в голове у Джиуна. Ему невероятно льстит факт существования у него возможности тремя словами свести с ума того, кто на первый взгляд был самым умиротворённым и непроницаемым человеком в мире. Кажется, пользоваться такой интересной способностью ему стоит не слишком часто.  — Ухён-а, ты пьян, — Ким мягко улыбается и отходит назад, отпуская Мэттью из своей хватки, — твоё желание взаимно, и я не против, но в то же время в таком состоянии не стоит… — Мне плевать, — Сок делает шаг вперёд и клонит голову набок, — тем более из меня уже всё выветрилось. Да и какая разница? Я всецело доверяю тебе, не стоит переживать из-за того, из-за чего не надо, — парень опускает ладони на широкие плечи и тянет на себя, утягивая того в развязный до невозможности поцелуй, сразу языком проникая в чужой рот, ощущая манящий жар.  И Джиун ведь тоже не промах: он делает шаг назад, сразу достигая кухонного стола, за которым они пару минут назад пили за их отношения, а затем подхватывает Мэттью под бёдра, резко разворачивается на сто восемьдесят и усаживает его на ровную поверхность. Он устраивается между его ног и на секунду разрывает поцелуй, чтобы ощутив горячее дыхание, вновь коснуться столь манящих губ. На смену положения младший отзывается тихим вздохом, из-за которого горячее дыхание обжигает чересчур чувствительную кожу, сразу пуская мурашки по телу. Кажется, Мэттью стоит больших усилий не сорваться на стоны — их он ещё прибережёт на потом, а сейчас он лишь улыбается и ногами тянет Джиуна ближе к себе, даже через одежду чувствуя, как тот всё сильнее распаляется.  — Ты хочешь прямо здесь? — Ким отстраняется и со всей внимательностью заглядывает в глаза Мэттью. В выражении его лица скользит искреннее беспокойство, пока он осторожно поглаживает разгоряченную кожу спины, касаясь её пальцами, кончики которых внезапно стали очень холодными. Да, Джиун очень сильно переживал насчёт их первого раза. Он не был готов к тому, что это произойдёт так скоро, но во-первых он был не в силах отказать своему возлюбленному, а во-вторых он и сам этого хотел. Выход из ситуации был один — поддаться чувствам, сжигающим изнутри, и дявольскому искушению, разлившемуся по венам.  — Горячо, но недостаточно романтично, — Сок морщится, — а еще неудобно. Хочу увидеть твою спальню, — он хитро ухмыляется и кусает губы, пока смотрит снизу вверх, будто самый послушный пёсик.  — Как скажешь, любимый, — Джиун улыбается и подхватывает Мэттью на руки. Если честно, он его почти роняет, но в самый опасный момент ловит и равновесие, и милейшего мальчишку, не позволяя ему столкнуться с полом. Кто же знал, что ощущения, захватившие его целиком, еще и ослабят и почти заставят казус произойти. На будущее он отмечает про себя, что такое лучше не вытворять снова.  И всё же до спальни они добираются без приключений. Джиун опускает Мэттью на кровать, словно тот был из тонкого фарфора, и так и норовил разбиться от одного неловкого прикосновения, а сам нависает сверху. Их взгляды сталкиваются, и в этот момент точно происходит самый настоящий взрыв эмоций. Иначе невозможно объяснить, почему Сок так инициативно тянется к чужому вороту, а затем и к припухшим губам, чей вкус так сладостно ложился на язык. Ему крышу сносило лишь от одних поцелуев, так что же будет от того, что произойдёт дальше? Об этом он не знает, но точно знает, что сейчас стоит сделать, поэтому нащупывает сначала одну пуговицу, затем вторую, а потом третью и так до конца. Каждая оказывается расстёгнутой, а рубашка в одно мгновение улетает куда-то на пол.  — Блять, — Джиун ругается под нос, когда потянувшись к пуговицам бежевой рубашки, он зацепляется за петлю галстука, — сними уже этот чертов галстук, иначе я привяжу его куда-нибудь.  — Хочешь связать меня? — Что?  — Хочешь связать меня, Хён? — Мэттью четко проговаривает, делая долгую паузу после каждого слова, — я не против. Знаешь, сначала я надевал галстуки, потому что хотел, чтобы ты притянул меня за один из них и поцеловал, а потом я задумался о том, что мне бы хотелось, чтобы мой галстук оказался на моих запястьях.  — Оу, — Ким шумно сглатывает и на секунду выпадает из жизни, но поймав на своём теле взгляд, что жадно пожирал его, он вновь чувствует, как то самое чувство с новой силой зарождается внутри него. Юноша улыбается, услышав отнюдь не скромную просьбу, но с готовностью снимает галстук с чужой шеи, распускает узел, что был старательно завязан часами ранее. Следом в сторону отправляется и бежевая рубашка, которой Джиун чуть ли не отрывает все пуговицы. Что поделаешь, либидо подскочило.  — Давай сюда руки, — он крепко хватает оба запястья Мэттью, прижав их друг к другу, оплетает их атласной полоской ткани, мастерски завязывая в узел свободные концы — выбраться из «оков» реально, но затруднительно. Не зря Ким ранее освоил неплохой способ использования галстука не в прямом назначении. Тогда для него это было скорее развлечением, и он даже не мог подумать, что ему удастся использовать это умение на практике. Беспокойство о состоянии Мэттью никуда не делось, поэтому Джиун укладывает его так, чтобы ему было как можно комфортнее. Закидывает связанные руки наверх, чтобы те покоились над головой, и осматривает открывшийся ему вид. Сок был как чистый холст, к которому ещё не прикасался кистью ни один художник, никто не успел оставить на нём никаких следов своего присутствия, поэтому Джиун безмолвно определяет это как свою задачу на вечер, пока усаживается на те самые бёдра Мэттью, блокируя ему все пути к отступлению.  — Теперь ты не сможешь делать ничего, пока я тебе не позволю, понял? — в его глазах загорается яркий огонёк, а сами они словно краснеют, отражая в себе всё то вожделение, что он так долго таил внутри себя, — этого ты хотел, верно? — заметив кивок, Джиун целует Мэттью, еле касаясь губ. Ему нравится дразнить его, выбивать рваные вздохи и знать, что он нуждается в нём прямо сейчас. Такой отчасти беззащитный и открытый Ухён сводил с ума Джиуна, заставлял его желать поскорее овладеть им, сделать его только своим. Старший отстраняется, ощущая, как Мэттью непроизвольно тянется к нему, но не останавливается, ведь в его голове уже возник план дальнейших действий. Он языком ведёт вдоль одной из ключиц, сразу кусая, оставляя след зубов, что быстро краснеет, улыбается, осматривая своё деяние и наблюдая за реакцией бойфренда. Ему, очевидно, всё очень нравится, и это будто нажимает на спусковой крючок, заставляя Джиуна отправиться исследовать это прекрасное тело, оставляя на нём всё больше и больше ярких отметин. Мэттью в свою очередь тает от прикосновений, запрокидывает голову назад и закатывает глаза, растворяясь в греховном удовольствии. Он чувствует жар неравномерного дыхания, скользящего вдоль его горящего адским пламенем тела. Джиун не просто касается губами его груди и живота, а словно клеймит отпечатками поцелуев, отмечая своё присутствие. Он умело испепеляет остатки самообладания, развевая их жалкие остатки, позволяя каждой из крупиц оседать на горячей коже. Сок чувствует, как внизу живота тянет до боли приятно, а прямо над этим местом отпечатывается последний поцелуй нежных губ, и сжимает челюсти вместе, не желая выпускать наружу сдавленный стон. Он резко приходит в себя, скидывая оковы тягучей неги, и поднимает голову, глазами впиваясь в лисью ухмылку Джиуна.  Взгляд старшего скользит вверх по рельефному телу Мэттью, а затем кончиками пальцев он цепляется за пуговицу, на которой держались шорты, проворачивает её, освобождая от петельки, и медленно тянет вельветовую ткань к коленям. Оба слоя одежды легко идут дальше, преодолев массив округлых бёдер, а Джиун неожиданно для себя понимает, что во рту у него выделилось гораздо больше слюны при виде ещё не до конца вставшего члена, чем было положено. Он шумно сглатывает и заглядывает в потемневшую глубину любимых глаз, улавливая в них мольбу о продолжении. В следующую секунду шорты летят примерно туда же, куда до этого отправлялись рубашки. «Не торопись, растяни удовольствие и его, и своё» — мерно повторяет внутренний голос, когда парень ладонью обхватывает ствол и сам содрогается, вероятно, от осознания всего происходящего.  Полностью обнажённый Мэттью, не имеющий никакой возможности ни пошевелиться, ни воспрепятствовать действиям своего бойфренда лишь кусает губы, руки прижимает к груди и тихо скулит, прогибаясь в пояснице. Ему хочется быстрее, грубее, агрессивнее, но получает он лишь трепетные и нежные касания, медленно, но верно сводящие с ума. От осознания того, чьи пальцы сейчас окольцовывают его член, перед глазами мутнеет, а возбуждение накрывает с головой, посылая волны мурашек по мелко подрагивающему телу. Перед глазами всё стоит и никак не исчезает та самая ухмылка, а ладонь, покрывающая самое чувствительное место, кажется ещё более обжигающей, чем все поцелуи, что он получил минутами ранее.  Кстати, о поцелуях. Джиун решил не ограничиваться лишь рукой, поэтому наклоняется ниже и губами касается нижней границы живота, изгиба выступающей тазовой кости, внутренней стороны широко разведённых в стороны бёдер, одновременно с этим работая рукой. Ему до безумия нравится чувствовать всхлипы Мэттью, его тихое «please», что срывалось с его губ в самом настоящем забытье, его попытки пустить в ход и свои руки, в затем неловкое возвращение их в изначальное положение. Лишь только от одного взгляда на умиротворённое лицо Джиуна, Мэттью казалось, что оргазм накроет его с головой и унесёт куда-то далеко-далеко. Но такой стимуляции было недостаточно — вместо этого кровь всё сильнее приливала, усиливая эрекцию, а в голове пустело с невероятной скоростью. — Джиун-а, я хочу больше, — Сок не уточняет, чего именно он желает, но к его несчастью в голове Кима уже давно созрел коварный план, заключающийся в осквернении не только заднего прохода младшего.  С лёгкой улыбкой на лице он кончиком языка касается розоватой головки и наблюдает за реакцией. Как и ожидалось, Мэттью тихо стонет и закрывает лицо руками, очевидно, пытаясь скрыть свои пунцовые щёки. За этим следует еле слышная усмешка со стороны Джиуна, а потом и более активные действия. Он решает не мелочиться и решает, что сегодня вытворит все самые грязные вещи, о которых он когда-либо думал.  — Ухён-а, — зовёт тихо-тихо, но Сок тут же отзывается мычанием, — do you wanna have sloppy-toppy? — протяжный стон разрезает тишину, бьётся о стены и преумножив свои силы в разы возвращается к Джиуну, довольно пускающему крупную каплю слюны на аккуратный член. Он плотно окольцовывает губами ствол и плавно опускается ниже, точно зная, что делает. Ему стоит сделать лишь пару движений, прежде чем почувствовать ответные толчки со стороны Мэттью, — я не позволял тебе двигаться, Ухён-а. Ты хочешь, чтобы я наказал тебя за непослушание? — его голос звучит слишком твёрдо, будто бы он вовсе не играет. Ладонями Ким вжимает чужие бёдра в кровать, почти полностью обездвиживая его. И вновь он касается губами запретного плода, чувствуя самую настоящую сладость. Внезапно тело младшего напрягается, и Джиун резко отстраняется, оставляя влажную кожу без присмотра. Разочарованный стон срывается с чужих губ, а старший тут же припечатывает его поцелуем, продолжая держать Мэттью так, что у того нет возможности двигаться.  Джиун не прекращает улыбаться, заставляя юношу думать, что тот превращается в маньяка или одержимого, а что ещё хуже, так это всего вместо взятого. Но в помыслах его не было ничего злобного, ему лишь хотелось помучать Мэттью, заставить его изнывать от желания получить разрядку. И это получалось его отлично: он всё продолжал целовать своего парня и равномерно двигать ладонью, то отпуская, то касаясь вновь. Сок готов был заплакать от отчаяния — его нагло лишали уже третьей возможности заполучить столь желанный оргазм, за которым он так гнался. Но он бы соврал, если бы сказал, что его это не устраивает.  — Хён, пожалуйста, хватит мучать меня, — тихо хнычет прямо в припухшие от поцелуев губы, — я так хочу почувствовать тебя ближе. Please, fuck me hard.  — Нетерпеливый мальчишка, — за свои слова Мэттью получает звонкий шлепок по бедру, — никогда не думал, что у тебя такие грязные мысли, — Ким хоть и посмеивается, а сам ведь тоже на пределе. В штанах невыносимо тесно, а внутри всё скручивается в тугой узел.  Дважды просить Джиуна не надо: в его руках появляется бутылёк прозрачной жидкости — лубриканта, и серебристый квадратик, в котором прятался презерватив. Он греет в ладони липкую субстанцию, а потом осторожно проникает в колечко мышц, что оказывается не таким узким, как предполагал Ким. Кажется, Мэттью развлекается наедине с собой не только дрочкой. Эта мысль заставляет его улыбнуться от чего-то, а пальцы плавно двигаться внутри, выбивая стон за стоном из давно расплавившегося младшего.  — Вижу, ты готов кончить только от моих пальцев, — заглядывает Мэттью в глаза.  — Ты меня достал, — он хмурит брови, но тут же теряет всякое самообладание, когда верхние фаланги касаются простаты, — просто трахни меня так грубо, как только сможешь.  — Если бы я знал, что тебе нравится пожестче, то привязал бы тебя прямо к кровати, — он расплывается в довольной улыбке.  — Заткнись и делай, что просят, — Мэттью нетерпеливо ёрзает на кровати, наблюдая за манипуляциями с контрацептивом. И долго ждать ему не приходится — внутрь него до самого основания проникает член, о размерах которого он почему-то не уточнил заранее. Чувство заполненности сводит с ума, а плавные и глубокие толчки лишь сильнее раззадоривали.  Джиун обхватывает оба запястья Мэттью и фиксирует их у него над головой, второй рукой опираясь о кровать. Таким действием он безмолвно говорит: «Ухён-а, ты кончишь только от одного моего члена». Тонко уловив посланную ему мысль, Сок осознаёт, что ему стало слишком жарко, будто сейчас он находился не в обыкновенной спальне многоквартирного дома, а на одном из кругов ада. Что же, если бы его мучителем в преисподней был Джиун, то Мэттью грешил бы и грешил, собирая себе всё больший срок искупления своих грязных деяний.  Каким бы приятным времяпровождение ни было, оба парня понимают, что долго акт соития точно не продлится. Считанные толчки — и белёсые капли уже покрывают живот Мэттью, мерно поблёскивая под светом тусклых ламп. Дыхание сбивается, а тело дрожит ещё какое-то время, пока они не приходят в себя.  — Джиун-а, — заговорческим тоном спрашивает Ухён, пальцем водя по чужой груди, — где ты научился так хорошо сосать? — Почему ты спрашиваешь у меня именно это? — он замученно стонет и легонько шлёпает по лбу Мэттью, который в свою очередь тихо хихикает и чмокает старшего в щеку, будто извиняясь.