hope

843 год.

Солнце висело высоко в зените. Сегодня было по-особенному жарко. По улицам центрального рынка Митраса витал приятный аромат свежеиспечённых булок, раздавались звонкие бренчания колокольчиков, что висели на входе магазинов и лавок и оповещали хозяина о приходе новых клиентов. Местные продавцы выступали в роли зазывал, поочередно выкрикивая и стараясь привлечь новых покупателей к своему ценному товару. Гомон голосов утихал только тогда, когда наступала вечерняя пора, и торгаши сворачивали свои лавки, чтобы побыстрее вернуться домой к семье и рассказать о полученной выручке или просто обсудить прошедший день. Да, у многих в этом городе были не только свои владения в виде целых, теплых домов, но и семьи, что так преданно ждали каждого из них дома у большого стола за горячим ужином. Митра отличалась от остальных городов не только званием столицы, но и, конечно же, определенной чистотой улиц, домов и даже самых отдаленных закоулков города. Преступность была везде, но вот в Митрасе она значительно уступала другим районам Сины, да Розы и Марии тоже. Так что жизнь в Митрасе можно было назвать спокойной и безопасной, если соблюдать элементарные правила личной безопасности и быть бдительным, чтобы посреди бела дня не остаться с пустыми руками среди улицы, на том же самом центральном рынке.       Вот и сейчас юная Элис, не смотря на свою вселенскую усталость, что так быстро накатила из-за изнуряющей жары и долгого времяпровождения на этом шумном и душном рынке, стояла вся в нетерпении, ожидая, когда ее мать оплатит покупку и к ее багажу добавиться еще один тяжелый пакет, полный доверху овощами и зеленью. Ее взгляд был устремлен в небо, но руки крепко сжимали ручки сумок и пакетов. Бдительность, невзирая на усталость.              - Мам, я очень.. тяжело.. ты там скоро? – стараясь не показывать слабость, Элис окликнула мать, что говорила о чем-то с продавцом.              - Ох, да, милая. Прости, я уже иду.        Мать Элис тут же подхватила пакет с покупкой и направилась вместе с дочерью в сторону дома. Виляя из стороны в сторону, уворачиваясь от других людей и аккуратно огибая лавки, они вскоре вышли с шумного рынка, на котором так вкусно пахло свежими булками.              Мать Элис была женщиной средних лет, в самом расцвете сил, имеющая стройное, может даже хрупкое, телосложение. Кости, обтянутые светлой кожей, искусно, как на картине, выпирали в области ключиц, запястья, скул и тонкого подбородка. Однако ее нельзя было назвать исхудавшей или больной, ведь светлая кожа сияла, щеки были покрыты ярким румянцем, а губы имели отлив спелого, розоватого персика, и, помимо того, эта женщина выносила на своем веку четырех детей. И сейчас носила пятого под сердцем. Совсем еще крошечного, но уже успевшего дать матери знать о своем существовании путем ее плохого самочувствия. Мать Шерри в самом деле была роскошной женщиной, без единого изъяна и с невероятным складом личности.        - Мисс Шерри Герберт, здравствуйте, - обратился невысокий мужчина, держа в руке ремешок от наплечной сумки, что до отвала была набита газетами и письмами.       - Ох, Вильсен, здравствуй. Давно ты к нам не заходил, есть ли почта для нас?       - Я занесу вам все в начале следующей недели.              Шерри Герберт учтиво кивнула мужчине в ответ. Вильсен был местным почтальоном и почти каждый день разносил разные бумаги по домам одного района Митраса. При каких обстоятельствах они стали хорошими знакомыми с ее семьей - Элис так и не узнала, но, впрочем, ей и не было это так интересно, поэтому она просто кивнула ему в знак приветствия и последовала за матерью дальше - домой.              Дом располагался на одной из оживленных улиц, где работало большое количество забегаловок и баров, поэтому очень часто, ближе к вечеру улица становилась слишком шумной, что порой усложняло процесс укладывания детей в кровать, но Шерри всегда успешно с этим справлялась. Ситуацию сглаживало хорошее благоустройство дома, ведь зимой они не замерзали и вовсе не наблюдали трещин и щелей в потаенных местах, откуда мог задувать холодный зимний воздух. Таким образом, зимняя пора становилась для этой семьи кануном светлых, ярких праздников, а не очередным испытанием, в котором было необходимым выжить.              Хотя и казалось это странным, ведь дом, а точнее одна из двух квартир, что была на втором этаже, попала к ним в собственность не самым обычным способом. Муж Шерри – Уильям Герберт - имел почетные заслуги и яркие успехи в военном деле, поэтому смог получить квартиру в собственность исходя из своих воинских заслуг. Поэтому квартира, что досталась семье от правительства, должна была быть не в лучшем виде и состоянии, учитывая законы жизни, но все оказалось совсем наоборот, и семья была несказанно рада такому исходу событий.              Семья Герберт всегда была на слуху в обществе, но изначально в другом месте стены Сина – в Орвуде, районе, что располагался на севере. Свое начало она берет еще в 44-х годах седьмого столетия, со времен возведения стен, когда первый мужчина этой семьи – Геральд Герберт - стал прислужником короля. Почетным званием в своих целях он не пользовался, служил верой и правдой. Выполнял свою задачу так, как могучий Цербер охранял врата мертвого царства - четко и беспрекословно, строго по указаниям господина, стоящего званием выше всех.              Вскоре Геральд, когда обзавелся семьей и детьми, решил, что не станет назидать на том, что его сыну необходимо перенять дело отца. Так и было решено: каждый новый глава семейства должен иметь успехи в том деле, в котором видит себя сам, не опираясь на почитания и предпочтения окружающих его людей и семьи. Уильям имел несказанный успех в военной полиции, его отец – в торговле шелковых тканей и производстве масла, дед – в лечебном деле. Так звание семьи Герберт передавалось из поколения в поколение и имело хорошую репутацию в обществе стен. Исключительно хорошую репутацию, что пришла к ним в качестве награды за честный и упорный труд.              Уильяму наступил четвертый десяток жизни, но он, к сожалению, еще не был готов уйти в спокойную размеренную жизнь статного гражданина, потому что еще не выполнил главный долг жизни: воспитание наследника. Он отцом трех дочерей и сына, который, по печальному сценарию судьбы, был болен и не имел возможности нормально передвигаться. Ходил с тростью и не долго, потому что острая боль в коленях не заставляла себя долго ждать. Болезнь значительно усложняла процесс поиска занятия для сына, учитывая, что ему очень сильно, как и отцу, нравилось военное дело. Но у судьбы были свои планы. И не только на это.              Но отец семейства не стал бы военным, если бы не имел стального упорства, поэтому он продолжал заниматься сыном даже после сотого заключения от врача: «ходить вскоре вовсе не сможет, нам жаль»              У него точно не было времени отчаиваться, ведь дома он бывает только на выходных – один полный и один неполный день (в остальные дни мог поздно приходить переночевать и остаться на самый ранний, что можно себе позволить во время службы, завтрак, в 5 утра, на который, не смотря на ненужность такого раннего подъема, вставала Шерри, чтобы провести с мужем чуть больше времени, даже если это время – всего лишь 25 минут) – и поэтому он старался уделять своим детям как можно больше внимания.              Большой радостью в его жизни было красивое, словно идентично в мать, трио – младшая Стефи, средняя Рика и самая старшая среди сестер – Элис. Старшим ребенком в семье был его сын Ганс, чья жизнь шла бок-о-бок с негласным правилом.              

***

             Входная дверь отворилась, и Элис вошла, ставя на мощенный пол тяжелые пакеты с едой. Следом вошла Шерри, стягивая наплечный шарф и укладывая его на тумбу в прохожей.              Ганс сидел в кресле, лениво листая какую-то книгу, довольно весомую в своем размере, с зеленым переплетом и чуть пожелтевшими страницами. Элис первая прошла в гостиную, что была совмещена с кухней, но Ганс обернулся не на звук, исходящий от шагов сестры, а от аромата духов, что донёсся, когда мать складывала шарф. Немного терпкий, с нотками розы или ванили – тут он точно определить никогда не мог.        - Вы уже вернулись? – спросил Ганс, медленно переводя взгляд от книги к пришедшим. - Верно. Как ты и что читаешь? – Элис постоянно интересовалась самочувствием брата, ведь осознание того, что тот терпит невыносимые боли после обычных действий, больно ударяло где-то в терниях разума, но она каждый раз усердно старалась не показывать свои переживания Гансу. Ганс прикрыл корочку книги, чтобы прочесть название и вслух произнес: - «Scientia de mundo». Нашел среди книг, что мама оставила в кладовой еще с приезда. Думал, что найду что-то интересное, но тут какие-то глупости, больше похоже на фантастику душевно больного человека.       Элис подошла ближе, чтобы рассмотреть содержание. На страницах красовались рисунки о реках огня, заснеженных землях и бескрайнем озере. Здесь же прилагалось подробное описание. - Думаю, что книгу следует положить обратно, чтобы её никто не видел. Ты же знаешь, что могут возникнуть проблемы. Ганс украдкой кивнул и закрыл книгу окончательно. - Думаю ты права, Элис.       В гостиную вошла Шерри, завязывая за спиной вязки от фартука.        - Сегодня будет очень вкусный ужин!       Элис и Шерри принялись за готовку, потому что на дворе стояла суббота, а это значило, как минимум, одно – сегодня вернется Уильям и семья вместе отведает ужин.       На кухне царил хаос: нарезалась зелень и овощи, обжаривалось мясо, специи рассыпались по столу, витал приятный аромат.       В голове Элис началась ожесточенная война мыслей: такие вечера устраивались часто, но в них отсутствовала та душевность, которой Элис так не хватало. Отношения с матерью порой не ладились из-за пропасти, появившейся следствием молчаливости. Ссор и скандалов, как таковых, не было. Отсутствовало должное внимание матери к Элис, как к личности, что так же способна мыслить и создавать, способна чувствовать и переживать. Элис, или Эли, как иногда называла ее мать, была верной поддержкой и опорой, старшей в семье, потому помогала справляться с домом и детьми, но на этом взаимодействие матери и дочери заканчивалось. А ведь ей было всего 14.       Порой чувства Элис можно было описать наличием отрубленной конечности. Конечность есть, даже если на половину, но вот толку от нее совсем мало: она создает иллюзию присутствия материи тела, но вот дать что-то большее просто не способно. И обижаться на эту конечность ты не способен. Тупая боль и путаница в голове, да и только.       Поэтому Элис неоднократно испытывала одиночество, несмотря на то, что жила в большой семье. Возможно она была большой только в ее голове, и только в этом моменте.       Дверь со скрипом вновь отворилась. В комнату ворвался свежий воздух, и все оглянулись: в пороге стоял Уильям, отец и муж, и в доме раздался пронзительный детский крик. - Папа! – младшие дочери, словно маленькие голодные щенки при виде хозяина, сорвались к отцу. Следом подошла Шерри и, нежно поцеловав мужа в щеку, помогла убрать одежду на вешала.       Последней подошла Элис, уже после того, как мать и сестры разбежались по разным сторонам, и поприветствовала отца.       С ним она чувствовала какую-то особенную связь. Порой не нужно было лишних слов, чтобы высказать друг другу все, что чувствуешь сейчас. Общение складывалось легко, а главное, появлялось ощущение неподдельного спокойствия в их обществе. Будто они были не просто кровными родственниками, а были верными соратниками, что прикрывают спины друг друга уже большое количество лет и способны по шагу определить своего человека из тысячи подобных ему.       Другое, что безумно нравилось Элис в их связи – это волосы. Каждое утро она заплетала негустую копну светлых, слегка белесых волос, что достались ей от отца – он был блондином, с яркими глазами, темными ресницами. Другие черты лица не были ясно выражены, но глаза, которыми он смотрел на человека, порой казалось, что прямо в душу, завораживали. Может, эти глаза и очаровали Шерри когда-то давно, при их первой встрече в Орвуде. -Как ты? – рука отца так по-родному легла на плечо Элис и от нее мгновенно растеклось тепло по оставшейся части тела. Элис еле кивнула и слегка улыбнулась.       Такая забота отца не могла не оставить приятных ощущений. Он помнил о ней, интересовался и искренне волновался. Мама Элис была замечательной, даже если порой забывала о чем-то, но она всегда уступала в этом отцу. Так, Уильям Герберт стал для Элис неоспоримым авторитетом, каменной стеной и самым близким человеком в этом мире, таким близким, что, если весь мир падет или ополчится против юной Элис – она несомненно может прийти к отцу и он обязательно ее выслушает и защитит. Таков его отцовский долг.       Минутами позже все сели за стол. По кухне витал манящий аромат мяса, в желудке посасывало. Теплый свет ламп разливался по комнате, освещая главную часть – стол, полный вкусной еды. Все принялись за трапезу, за окном смеркалось.              За столом часто звучали отцовские истории со службы. Этот раз тоже не стал исключением, но вот сама история не содержала приятный контекст.       - Лорд Балто, Военная аристократия и Правительственный министр совсем теряют рассудок. Делают то, что им вздумается, о солдатах совсем не заботятся. Хотят урезать финансирование армий, но вот понижать налоги не собираются. Интересно подумать, куда пойдут наши честно заработанные деньги. Лишь бы обошлось без переворотов...        Его ладонь сжимала столовый прибор, но казалось, что он безумно взволнован складывающейся ситуацией. Внутри засаднило. - Я постараюсь уладить ситуацию, занесу пару-тройку письменных бумаг, может тогда они откроют глаза на происходящее в стенах, - добавил Уильям. - Будем надеяться, что все закончится хорошо. – Шерри мягко посмотрела на мужа, слегка улыбнулась, - мы все в тебя очень верим.       Остаток вечера прошел в приятной обстановке. Разговоры не утихали, свет не гас, и посиделки затянулись до позднего вечера. Младшие дети отправились в комнаты, Шерри укладывала их спать и, похоже, сама уснула над детской кроваткой.       Элис тоже отправилась в комнату, которая была самой дальней в доме и не отличалась особым интерьером: кровать с матрасом, застеленная мягким постельным бельем, небольшой стол со стулом, что стояли чуть поодаль кровати, и маленький шкаф, в котором Элис хранила свои вещи. Окно покрывали неплотные занавески.       Через несколько минут пребывания в комнате, в дверь постучали. Элис открыла, и на пороге показался отец, держа в руках свою сумку, с которой каждое утро он уходил на службу. - Я решил, что должен подарить тебе подарок, - Уильям начал копаться в своей сумке. -Правда? В честь чего? -Просто так. Порой повода совсем не нужно.       В нем можно было выделить одну маленькую, но не мало важную деталь: Уильям был простым человеком, для которого всегда было важно состояние души. Он любил простые подарки и знаки внимания, сделанные с целью проявить любовь и порадовать близкого человека.       Из сумки показался сверток, плотно замотанный ниткой. Элис осторожно распутала подарок: руках оказался сорт дорогого черного чая с сушеными ягодами. - Сина.., он же очень редкий, а потому и дорогой, - Элис распахнула удивленные глаза, направив взгляд на отца, лицо которого озарилось улыбкой. - Не дороже жизни. Я знаю, что ты такое любишь. Когда вкусное, но почему-то все время засушенное. Элис играючи пихнула отца в бок, продолжая рассматривать сверток с чаем. - Я очень хочу, чтобы мы выпили по чашке этого чая прямо сейчас, сидя на крыльце, - Элис оторвала свой взгляд от подарка. В ответ последовал жест, приглашающий исполнить сие желание ни минутой позднее назначенного.

***

      Улицу давно окутал сумрак, а на небе висел яркий диск луны. Такая атмосфера придавала больше антуража вечерним разговорам. У дома была небольшая пристройка в виде навесного крыльца, подпертого снизу массивными балками. Вышла Элис, держа в руках поднос с двумя чашками, доверху наполненными ароматным чаем, и поставила его рядом с отцом. Он сидел, подперев руки коленями и устранив свой взгляд в небо, на луну. - Красиво сегодня, не правда ли? - Очень.       Завязался легкий разговор ни о чем. Они говорили просто и по делу, обсуждали прошедшую неделю, новости города, происходящее в семье. Речи лились непрерывной струёй, как течет прозрачный родник в глуши леса, храня в себе драгоценные запасы чистой воды, здесь – запасы любви и тепла. - Рад, что могу провести этот вечер с тобой за интересной беседой. Я очень сильно тебя люблю, милая.. - Я тебя тоже, пап. – она кинулась в крепкие отцовские объятия, и, надо же, чуть не пустила слезу по щеке от таких важных для нее слов. Поддержка отца была самым важным для Элис, каким бы парадоксом это ни казалось: девчонка должна хвататься за материнскую юбку, а не за отцовские погоны.       Элис всегда была привязана к отцу больше, чем к матери. Что конкретно повлияло на такое поведение уже, или еще, не ясно. Возможно, так сказалось частое отсутствие отца в будние дни, а может строгое отношение матери, что не упустила шанса воспитать дочь по всем законам королевского этикета, где стоило лишний раз умолчать и промолчать, чем вступать в ненужные дискуссии и споры. Не подумайте, что воспитание Элис было деспотичным, просто оно вовсе не поощрялось настоящей, искренней материнской любовью. Возникла пропасть, до жути похожая на пропасти в высоких горах, окутанная туманом так, что не видно соседнего камня в считанных метрах от тебя. И только ее молчаливая, но не без того опасная пучина, дно которой всегда покрыто сумраком, притягивает твой взгляд. Красиво, но так опасно.       В этой девчонке он всегда видел доброту, игривость, в каком-то роде прозорливость и, конечно же, готовность всегда прийти на помощь. Душа компании, не иначе. Была в ней и другая сторона: Элис часто уходила в раздумья, гуляла в одиночестве, захватив с собой какую-нибудь книжонку. - Думаю, нам пора отдыхать, завтра весь твой день захватит мама и ты будешь таскаться рядом с ней, как жухлая картошка, - она прыснула со смеху, хватаясь за живот. - Дуреха! Пошли! – хватая ее под свою руку, лохмача волосы на ее голове, вскрикнул Уильям. Кто знает, услышит ли она это простое отцовское «дуреха» когда-нибудь вновь.