hope

Когда гнев слепит взор.

«стремление отомстить мотивировано стремлением увидеть страдания преступника; мести всегда предшествует гнев, тогда как наказанию — нет»

      За окном гремел гром, шел сильный дождь. Непогода была подстать миру, царившему в доме Герберт.       Шерри долго рыдала, сидя, а точнее почти лёжа, на кухонном столе. В ту ночь она так и не легла спать, потому что хрупкое женское сердце было разбито вдребезги. Нет ничего хуже, когда ураган мыслей, который ты силой заставляешь затихнуть, вновь начинает свой смертоносный ход.       Неистовая боль, шок, что прошелся электрическим током и проник в каждую клеточку тела. Страх, от которого стынет кровь. Резкий жар, приливающий к голове в критический момент. Пульсация в висках, размытый взгляд, звон в ушах. А потом и вовсе крик. Громкий, истерический, неистовый, надрывный, пронзительный – какой бы он не был.       Горе. Упование, без понимания действительности. Трезвые факты остаются на дальней полке, для них время придет позже. Ты рыдаешь, скребя ногтями по столу, жадно заглатывая воздух. И эта боль – самая больная, ведь после сотни ударов ножом ты, в конце концов, умрешь, а тут ты продолжаешь существовать. Именно существовать. Все было неясно: хорошая жизнь оборвалась так резко, так непонятно. Что произошло? Что стало причиной? Почему все так? Кто виноват? Что делать теперь? Почему я не верю? Сотня вопросов и ни одного ответа. В сонную голову лезут мысли, но нет сил их понять. Нет сил и заснуть, мешаются.

***

      Элис сидела на кровати, уперев руки в колени. Напротив сидел Ганс. Оба напуганы. Оба молчат. Молчат и смотрят друг на друга.       В детских глазах застыл страх, на ресницах блестели студеные капли соленых слез. Зубы почему-то стучали, руки трусило. Отпустило позже.       Они сидели молча, пытаясь во взгляде друг друга найти ответы на вопросы. - Ганс… отец… он мертв? – дрожащим голосом заговорила Элис.       Рот раскрылся для ответа, но Ганс застыл, не находя слов. Помедлив, он начал: - Я… я не могу поверить. Как же это? Ведь мы виделись на выходных. Он тогда… мы тогда… - слова путались, обрывались, - на письме печать, точь-в-точь такая же, как в военной полиции. Отец показывал. Ошибки быть не должно… но я не могу в это поверить, Элис. Ничего не укладывается в голове… Послышался жалкий всхлип, затем тонкая девичья рука потянулась к носу – утереть излишнюю влагу. Секунда, и она вновь заплакала. - Нет, Ганс, этого не может быть. Как же это…Что за чушь! –слова Элис все больше переходили на крик, с каждым словом все больше и больше набирая высоту, - я не верю в это!       Впервые глаза мальчика, живущего непростой жизнью, излучали неподдельный страх. Судьба и до этого не щадила, ежедневно подбрасывая новые испытания, но сейчас это больше походило на сложнейшую задачу, которую не решить без особых навыков и подготовки. Что делать, когда однажды к тебе в дом приносят похоронное письмо на отца, извещающее о странных болезных, анормальном поведении и другой массой несостыковок? Что делать, если твои способности все еще ограничены, но от тебя требуются действия, как от защитника, как от мужчины. Мужчины, что гордо несет звание семьи Герберт. Жизнь была не проста до этого, но именно сейчас все казалось куда сложнее прежнего.

«Почему ты ушел так внезапно, не оставив ни единой подсказки, ни единого напутствия, Отец..?»

      Элис стояла напротив Ганса, срывая голос в отчаянном крике. - Эй, Элис, погоди, успокойся! – Ганс обеспокоенно схватил сестру за плечи и постарался хорошенько встряхнуть.       Но та не отвечала, продолжая закрывать лицо руками, утирать слезы и шмыгать носом.       Отталкивала руки Ганса она с большей силой, чем обычно. Казалось, что тело девочки наполнено не только горечью, но и неистовым гневом, который стал заволакивать рассудок, оставляя место только безумию.       Стараясь хоть как-то помочь девчонке, Ганс силой прижал ее голову к груди, поглаживая спину и пытаясь успокоить ее бушующие эмоции.

***

      Говоря о непринятии, мы должны, в первую очередь, понять, почему мы не можем поверить в действительность. Все ли имеет логическое объяснение в нашем понимании? Сошелся ли пазл сложной головоломки?       Уильям Герберт никогда не жаловался на сердце, а если быть точным, то вовсе не шутил с подобным и, как примерный служащий, проверялся в лазарете на случай плохого самочувствия. Следить за здоровьем обязывала служба, любимая семья и просто привычка с детства, привитая отцом.       Антиполитические высказывания? Что еще за несуразный бред? Как человек, строго чтивший устав, мог высказываться о государстве плохо, а уж тем более замышлять революцию? Такие вещи не вязались с образом порядочного, статного воина, который готов был персонально сказать пару ласковых и, если надо, навалять тому, кто нелестно говорил о вышних чинах.       В письме также говорилось о легких. Неужели они провели вскрытие, без какого-либо ведома семьи? Разве такое вообще возможно? И снова никаких ответов.

***

      Темную ночь сменило утро. За окном проглядывались первые лучи восходящего солнца, появились первые прохожие. Сонные, заспанные они спешили на работу. За окном продолжалась та прежняя жизнь, которой всегда жила семья Герберт. Спокойная и размеренная жизнь.       Прежняя округа: та самая мощеная дорожка, лежащая вдоль всех домов переулка, те же вывески и деревья, черные выкрашенные фонари, освещавшие улицу вечерами. Люди, читающие газеты на лавочках, звоны повозок, в которых часто возили банки с утварью на рынок. И только в их доме поселилась печаль. Стены дома вмиг стали серыми, страшными. Лампа не сияла так ярко. Еда стала пресной. Чувство неопределенности витало в пространстве, намеренно заставляя тебя снова и снова думать о смерти близкого человека. Грудь наполнилась тупой болью.       Утром матери стало плохо. Положение не предрасполагало к сильному стрессу и волнению, потому чем выше было солнце над горизонтом, тем сильнее болел низ живота Шерри. Уйдя под утро в свою комнату, Шерри пролежала в тишине еще несколько часов, пока не почувствовала себя совсем худо.       В комнату к матери вошла Элис, также не спавшая ночь. Она уже знала о состоянии матери и потому сильно волновалась. -Как ты? Может сделать отвар и пригласить лекаря? – обеспокоенно спросила Элис, стоя в дверном проеме родительской комнаты.       Шерри поначалу молчала, ведь в ее нраве было отказываться от помощи до последнего, ведь зачастую хворать она переставала быстро. Но в этот раз, видимо, все было иначе, ведь боль совсем не утихала. Вдруг с дитем что-то неладное? -Да.. – заговорила она, опираясь на руку и стараясь подняться чуть выше лежачего положения, - сделай мне отвар, пожалуйста. А лекаря пока не стоит. Я немного полежу и отправлюсь в военную полицию. Надо..       Зачем нужно было в здание, где служил отец, было понятно. Без лишних слов. Вопрос был лишь в том, как она пойдет в таком ужасном состоянии? -Конечно, мам. -Спасибо, милая.       Переняв на себя инициативу вдвойне ответственного человека, Элис сделала отвар из трав, хранящихся в кладовой. Их постоянно использовали, когда кто-то начинал болеть. На удивление, они справлялись замечательно, потому и сейчас должны были неплохо помочь облегчить состояние матери. А вот лекаря Элис все же решилась позвать. Лучше показаться чрезмерно волнительным человеком, чем после жалеть о промедлении, когда лечить все намного труднее или вовсе невозможно.       Из мешка Элис достала несколько веток какого-то растения, сухие ягоды, листья. Дождавшись, когда чайник закипит, она залила травяную смесь горячей водой, оставив под полотенцем для заваривания. Жидкость постепенно приобретала золотисто-зеленый цвет, наливая кухню единственным живым и вкусным ароматом. -Ганс, мне нужно отойти за лекарем, - обратилась она к брату, сидящему на кухне. Он не издавал ни звука, сверля глазами деревянный стол, - можешь отнести матери напиток?       Ганс кротко кивнул. Молча встал, взяв маленький поднос с чашкой, и направился в спальную комнату. Сестринское сердце трещало по швам, видя, как убивается ее брат. Тогда она твердо решила, что отправится в военную полицию самостоятельно и узнает все из первых уст. Пускай расстрел души будет таким жестоким, каким пожелала судьба, когда решила оборвать жизнь их любимого человека.       Натянув шарф, чуть плотнее летнего, потому что несмотря на солнце в небе, температура постепенно падала и необходимо было сберечь себя от нежелательных простуд. Лекарь жил неподалеку, был хорошо знаком с семьей Элис. В пути она провела не больше десяти минут и, оказавшись у двери, несильно постучала. -Господин Парé! – крикнула Элис.       Дверь открылась и на пороге показался невысокий мужчина. Лицо его украшала чуть седая борода, на голове надета миниатюрная шапка, прикрывающая залысины. Господин был стар, но ум, как он утверждал, у него был светлым, как цветочный сад, в котором порхают красивые бабочки, стремясь быть ближе к яркой лампе, освещавшей этот зеленый мир. Он знал очень много, хранил в доме большую библиотеку своих записей, подробно расписывая все случаи, которые встречались на его практике. Паре был знаком и с дедушкой Элис, неоднократно переписывался с ним на тему работы. Сейчас же он совмещал работу лекаря с учениями. К нему часто приходили молодые врачи, которые хотели набраться опыта и почитать его ценные записи. -Элис, милая девочка, проходи! – старик указал рукой внутрь комнаты, приглашая гостью внутрь.       Элис прошла в дом. В комнате показался еще один мужчина, выше ростом, чем лекарь Паре. Волосы его были намного темнее и длиннее, а самым видимым аксессуаром были очки – темные дуги вокруг темных, как смоль, глаз. Он также поприветствовал вошедшую гостью, а затем перевел взгляд на старого лекаря, который закрыл дверь и спешил присоединиться к новому обществу. -Элис, вот, познакомься, - старческая рука потянулась, чтобы указать на мужчину, делившего с ними комнату, - Гриша Егер. Знаток в области лечения, занимается этим уже не первый год, приехал ко мне на практику.       Они обменялись кивками. Очки Егера блеснули, отражая свет, падающий с окна. -Будем знакомы, Элис, - чуть слышно, крайне спокойно и даже немного отчужденно ответил он. По коже непроизвольно пробежал легкий холодок. -Господин Паре, матери нездоровиться. Могли бы вы посмотреть ее? -Что-то случилось? – он всегда начинал с такого вопроса, чтобы прощупать и понять почву болезни. -Отец… - не решившись так сразу откровенничать, Элис осеклась и решила сказать более обобщенно, - она сильно переволновалась. В ее положении это не так уж и хорошо, вам ли не знать. -Хорошо, - сказал лекарь, укладывая какие-то банки в наплечную сумку, - я непременно зайду к ней. -Спасибо.       Хотелось добавить что-то еще, но, так и не найдя слов, Элис развернулась и вышла из дома старого лекаря. Дверь за спиной с силой захлопнулась.       Взор устремился вдоль проулка, который вел к зданию военной полиции.

***

      Элис решила не возвращаться домой, чтобы не обрушить на себя беспокойство больной матери.

«Ганс обязательно позаботиться о ней, а я направлюсь сразу туда, где должна многое узнать»

      Ноги сами понесли ее вдоль мощеных дорог, мимо вальяжных прохожих. На одном дыхании, преодоляя путь и обходя очередные столпотворения, она все ближе приближалась к назначенной цели.       Много времени не прошло, когда Элис пришла к тем самым высоким воротам, у которых несколько дней назад стояла ее мать с просьбой о встрече с мужем. В груди неприятно щемило и какое-то странное чувство не давало сделать шаг вперед. Ноги будто вросли в землю и отказывались куда-либо идти. Набрав в легкие побольше воздуха, Элис, предварительно сжав кулаки, подошла к забору и на одном дыхании выпалила: -Доброго дня, - начинать, наверное, стоило не с этого, но останавливаться было поздно, - Господин Стражник, - как бы нелепо это не звучало и как бы сильно не резало слух, Элис продолжила, - простите за беспокойство, но мне просто необходимо попасть к главнокомандующему.       Глубокий вдох, вновь наполняющий легкие спасительным кислородом, который, по всей видимости, расходуется куда быстрей, когда ты крайне взволнован. Служащий неспешно повернулся, лениво посмотрев на девчонку и выгнув бровь. -Опять? – в его словах слышалось некое пренебрежение, мол, что вам тут, проходной двор?       Если бы он понимал, насколько это важно для этой семьи. Хотя, какое ему дело до очередных людишек, слоняшихся перед его глазами сутки напролет. -Простите, но это дело жизненно, - или смертельно? – важно! Я прошу вас, - молила Элис.       На лице парниши, что наблюдал эту картину во второй раз, но уже в другом лице, заиграли желваки. Взгляд не был гневным, но в нем явно было пренебрежение и полное отсутствие желание делать что-либо для кого-либо. Но что ему оставалось? -Это последний раз, больше не появляйтесь, Вам ясно? – его чрезмерная строгость ошпарила кипятком. -Д..да..       Элис последовала по тому же пути, что и Шерри, прямиком до кабинета главнокомандующего. Стоя вплотную к двери, служащий постучался, ожидая разрешения войти. -Прошу прощения, главнокомандующий, - последовало отточенное движение руки к сердцу, - к вам гостья.       Взгляд главнокомандующего сверкнул из-под очков, цепляясь за силуэт вошедшей в кабинет девочки. Несмотря на боевой дух, живущий в этом нежном теле, сейчас она стояла поникшая, робкая, потерянная. Руки нервно перебирали край льняной рубашки, грудь вздымалась от частого и глубокого дыхания. Нервничает. -С чем к нам пожаловала юная леди? – начал главнокомандующий, предварительно махнув рукой служащему, чтобы тот отправлялся на свое место, - неужто захотелось пойти на службу? – где-то в глубине души он точно понимал, что стоит она здесь вовсе не по этой причине, но попытка разрядить обстановку всегда имела место быть. -Нет… простите, все вовсе не так. -Может тебя поймали, когда ты пялилась на одного из наших мальчишек, гордо несущих службу в стенах военной полиции? – вопрос, который задел Элис за живое. Звучал он крайне оскорбительно, потому она непроизвольно поморщилась, отводя лицо в сторону. Но времени выражать свое недовольство не было. -Я пришла узнать об отце, - ответ, после которого повисла звенящая тишина и, казалось, в комнате теперь никто не дышал. Главнокомандующий замер, не моргая, не переводя взгляда, больше не перебирая бумаги.       Наверное, он был тут самым интересным экспонатом, потому что интерьер, состоящий из массивного, старого стула с зеленой обмоткой из ткани, стола с горами бумаг, шкафами, где через стекла иногда виднелись бутылки со спиртной выпивкой, несколькими картинами - был вовсе не так привлекателен, как человек, хранивший в себе тайну, но так тщетно скрывавший ее. -Паршивая девчонка, - подумал про себя он, складывая пясти в своеобразную пирамидку. -Я ведь уверена, что вы знаете больше – теперь Элис смотрела главнокомандующему в глаза, стараясь разглядеть в них душу, которая могла бы рассказать всю правду, - расскажите мне, пожалуйста, что случилось на самом деле.       Элис сделала несколько шагов, оказываясь чуть ближе с этим статным мужчиной. «Так он тебе и расскажет, Элис, ну действительно. Глупышка» -По-моему мы сообщили вам все в том письме, что пришло вам на днях, не так ли? -Верно, - она помолчала, - но мой отец никогда не болел сердцем, уж это я знаю. -Мало ли чем могла наградить его служба? –тон мужчины повышался, становясь все более угрожающим, - зачем ты сюда пришла? -Я пришла узнать правду, потому что я не верю, что мой отец мертв, - Элис пыталась сохранять полное хладнокровие, но струны души порой звучали громче в ее голове, чем она хотела бы. -Он умер. И мне больше нечего вам сказать.       Вновь внутри что-то оборвалось. Только, почему во второй раз слышать это все также больно, как и в первый? - Но как же.. вы ведь врете..! Нет.. - Проваливай, если не хочешь проблем!       Элис застыла, смотря на главнокомандующего. Его образ был похож на образ главного злодея, а манера речи приобретала только грубый тон. Мысли притупились. Любая другая простая девчонка в этот момент развернулась и пошла бы восвояси, но вот темперамент Элис был не так уж прост. Переняв от отца привычку брать хотя бы малую часть от того, что пожелал, а после забирать все без остатка – она насупила брови, вдохнула побольше воздуха и сжала кулаки. -Я не уйду, пока вы не докажете, что он умер именно так, как вы сказали. Лицо служащего изобразило гримасу удивления. Тогда Элис вновь продолжила: -Я ведь знаю, какие дела вы тут воротите, скрывая все от простого народа. Подлецы…- слова становились все более ядовитыми, - как только можно такое делать? Неужели совесть дает спать спокойно по ночам, м? -Чт..?! Элис стала приближаться, словно хищник, который играет с жертвой. Хотя вряд ли она была хорошим охотником, и добыча перед ней была вовсе не легкая. Но то, что Элис затеяла опасную игру – стало неоспоримым фактом. Только вот ради чего?       Неужто то безумие, которое видел Ганс, контролирует разум девчонки? «Я просто хочу знать правду, поэтому буду бить во все слабые места. Прости меня, Папочка» -Я расскажу всем, кому только смогу, о ваших деяниях, ведь ничего не потеряю взамен! – громкость Элис нарастала и казалось, что она теряет контроль, - Вы наглые лгуны, которые ни капли не достойны нести звания героев человечества! Трусы! Мерзавцы! – и с этими выкриками, Элис смахнула целую стопку бумаг, лежащих на столе. Все полетели вниз, разлетаясь в разные стороны, путаясь по номерам. -А ну вывести ее отсюда! – голос пронзил комнату и вмиг в комнате показался незнакомый парень, тоже служащий, крепко ухвативший Элис под руки, - выведи ее отсюда, дрянная девчонка!

***

«Дрянная девчонка» еще долго вертелось в голове, пока Элис вел под руку невысокий светлый парень. -Как вы? – заметив ступор в ее глазах, обратился он. В ответ последовала тишина, а затем вновь стали подступать слезы. -Простите.. я ведь.. я ведь просто хотела знать. Парень ослабил хватку, ведя ее к выходу более щадящим образом. -Так значит вы… Дочь Герберта? – он украдкой посмотрел на Элис. -Да… -Сочувствую, примите мои соболезнования.       Однако в глазах его было что-то не то: он был толи напуган, толи раздражен, потому что в какой-то момент намеренно стал отводить взгляд. Все было подобно тому случаю, когда Шерри была в полиции. Только вот тогда она проигнорировала сей факт, а Элис решила не заминать увиденное. -Эй, скажите пожалуйста, вы правда ничего не знаете? – с долей надежды обратилась она к парню. -За излишние разговоры я могу дорого заплатить. -Значит все-таки знаете?! – попался на удочку, теперь не отстанет.       Он молчал, старался намеренно, но Элис не переставала допытывать. Хотя пытки эти были обоснованы и изложены в вежливой форме. Он вздохнул, потерев глаза пальцами. -Был тут случай, когда по военному составу прошелся слух, что какой-то солдат умер вовсе не от привычных человеку вещей. Стоит за этим нечто другое, коварное. Кто-то рассказывал, что слышал крики, доносящиеся из нижней пристройки. Да и выезды некоторые были вовсе незапланированными, - служащий посмотрел на Элис, которая слушала очень внимательно, - другими словами – происходит полный хаос и кто-то уже страдает из-за этого. А теперь все мы боимся, что с нами могут поступить также. В какой момент моя жизнь станет равна цене пушечного мяса, которое можно купить на любом рынке? –в глазах парня показалось легкое отчаяние, -только вот, прошу Вас, не думайте, что все, что я сказал – есть чистая правда. Это лишь то, что нам удалось узнать. Начальство не разглашает такие подробности, все хранится в строжайшей тайне, поэтому мы рады хотя бы тому, что знаем сейчас… -Значит.. значит я была права…Подонки… - Элис задумчиво потерла подбородок, нахмурив брови, - порву…       Последнее было произнесено крайне тихо, но, несмотря на это, служащий опешил, устранив на Элис испуганный взгляд. -Не смотрите на меня так, будто я душевнобольная. Вы ведь прекрасно теперь знаете, почему я так сильно ненавижу это место – еще неделю назад у меня была счастливая семья, любящий отец. Теперь же я больше никогда его не увижу. Никогда. И самое страшное, что я даже понятия не имею, что произошло на самом деле. Вы отняли у меня самое, что ни есть, дорогое и я попросту не знаю, как мне жить дальше. Я пуста. Я разбита, - она посмотрела в глаза служащего парня, стараясь не вдаваться в сентиментальность лишний раз, с четкой целью: сказать о том, как несправедливо поступил этот мир с ее молодым юношеским сердцем, - но вы никогда не поймете меня, поэтому я стану показывать делом. Буду рвать и метать, если боль не станет утихать. Буду так жестока, как никто другой на этом свете. Буду безразлична так же, как ваш Командир, беспардонно наплевавший на свое гордое звание и обязательство защищать граждан. Я отомщу всему миру за мою потерю.       Сумасшествие смешалось с отчаянием. Глаза стали серыми, тяжелыми, туманными. Веко опустилось ниже, прикрывая зрачок и радужку, делая взгляд более отстраненным и надменным. Точнее теперь это был образ, чтобы отгородить людей от своего израненного сердца и дать ему время на заживление. Залатать парой швов, затянуть бинтом – пускай излечиться от действий этого жестокого мира.       Они оказались у ворот, перебросились парой кивков и распрощались навсегда. Элис отправилась домой.

***

-Ты ввязываешься в глупую авантюру, Элис! Это ни к чему не приведет! – кричал Ганс, - ты хоть понимаешь, к чему ведешь, ты осознаешь это? А как же семья? Как же мать? -Ганс, пожалуйста, не кричи, - голос был уставший, она изредка потирала лицо рукой, смахивая выпавшие пряди волос, - я не стану отступать. -Ты ведь знаешь, что ничего не сможешь изменить, но все равно хочешь разрушить последнее, что у нас осталось. -Я приближусь к правде настолько близко, насколько смогу, даже если это выжжет мне глаза. Я всегда чувствовала ответственность перед отцом. Поэтому это – мой долг, Ганс. Я вступлю в военную полицию и отомщу тем, кто замешан в грязных делах. -Даже ценой своей жизни? -Даже ценой своей жизни. -Даже своей ценой семьи? -… -Рано или поздно ты поймешь, как далеко заведет тебя гнев. Только вот когда перестанешь бежать, остановишься и осмотришься – будет, вероятно, поздно, потому что стоять ты будешь посреди выжженного поля, пустыря, где нет ни души. Только ты и твой гнев. Ты потеряешь многое, Элис. И отец не хотел бы для тебя такого. Мне жаль тебя, Элис, очень жаль тебя...