Вдвоём одни.

Первый сценарий. Мост.

      Ким Докча проходит его, безвольной куклой следуя за Чонхёком. Он всё ещё в состоянии аффекта. Не каждый день тех, кого ты думал спасти, жестоко убивает твой герой. Это ужасает. Хотя, как минимум, Ким Докча точно в безопасности. Так ведь сказал Ю Чонхёк?       Ю Чонхёк находит безопасное место, чтобы переговорить. — Ким Докча, приди в себя, — он его тормошит. — Я боюсь, — всё что получается сказать. Взгляд всё ещё не сфокусировался. — Я же сказал, что не причиню тебе вреда, — с нажимом повторяет Ю Чонхёк.       Докча сидит, а его глаза начинают наполняться осознанием. «Значит не навредит», — думает он про себя. Ким вдыхает воздух тяжело, силясь что-то сказать, но всё безуспешно.       Так в тишине они сидят минут двадцать, пока Докча собирает силы в кулак, в его подобие. — Ты из 1864 регрессии? Думаю, нет смысла скрывать тебе уже очевидную информацию, — он делает паузу, — я знаю все твои регрессии, вплоть до 1863. Ни в одной меня не было. Ни в одной не было некоторых людей из вагона. Но ты их зна… — его глаза натыкаются на лицо Ю Чонхёка, — Ты знал меня?       Эта информация выбивает весь воздух из лёгких разом, прямо как в детстве, когда его травили одноклассники. Хотя сейчас не так страшно, а должно быть. Он не чувствует ничего, кроме опасений за собственную жизнь. Но Ю Чонхёк смотрит на него, как помешанный, от этого легче. Так быть точно не должно. Это неправильно. — Да. Дело в том, что 1864 регрессию я провёл в твоей компании. Ты единственный, кто ни разу не предал меня. Мы почти достигли конца сценариев, но… нас убили, — Чонхёк чешет затылок. — Значит мы были компаньонами? Кто-нибудь ещё? — он склоняет голову, глядя с интересом на регрессора.       Он не мог рассмотреть его раньше, будучи в оцепенении. Его немного поразило то, как быстро он отошёл от подобного состояния. Хотя он никогда не принимал проблемы других близко к сердцу, вообще проблемы, которые касались его лишь косвенно, а он уже понял, что Ю Чонхёк его не собирается убивать, наоборот. Значит, Ю Чонхёк не проблема. Не его. Он решение проблем, которые могли бы возникнуть без регрессора.       Какое-то время мысли Кима Докчи занимали регрессии, и то, будет ли существовать регрессия без регрессора, погибнет ли он, будет в следующей регрессии? Он понял, что будет. Но будет ли Ю Чонхёк на его стороне?       А тут так кстати он сам пришёл. Так проще следить за ним. — Да, но все они были предателями, — взгляд холодеет. — Нам нужно под землю, — продолжает Ю Чонхёк, — Гон Пилду и Ли Джихё тоже должны умереть. Ты со мной?       Если Ким Докча откажется, то неизвестно, будет ли Ю Чонхёк также мило не убивать его. — Конечно. Я сам посчитал Ким Намуна лишним, и сам понимаешь, что произошло… — нужны ли слова поддержки? Ким не думает, но обезопасить себя подобным отношением не считает лишним.       Взгляд напротив смягчается, и Ю Чонхёк треплет Ким Докчу по волосам: — Ты сделал это с тем несносным мальчишкой снова. Ты дал шанс всем, но не ему, — он улыбается, и его шрамы противно гнутся, будто это шутка, а не признание того, что Ким Докча убийца уже в двух регрессиях.       От Ю Чонхёка чувствуется сила, мощь и угроза по отношению ко всем, кроме Докчи, и слава всем вне времени за это. Конечно, Ким Докча боится, что конца сценариев они достигнут, истребив всех людей на Земле, но в достижении конца он и сомневаться не смеет, что его очень неправильно радует.       Вот так вот и живёшь всю жизнь один, а потом твой личный герой появляется и спасает тебя, пускай и полностью уничтожая всех остальных. Это неправильно. Сколько раз уже Ким Докча повторил эти слова про себя? Он повторит ещё и ещё, пока не поверит в это, ведь сейчас ему не слишком грустно, ему будто и дела нет до его знакомой Ю Саны, смерть которой он воспринял также, как смерти персонажей в пятисотых регрессиях — никак. И как-то страшно за своё отношение ко всему происходящему — слишком спокойное. И убедить себя хочется в собственной скорби, а вроде и очень правильное отношение в состоянии постоянной опасности.       Да и Ю Чонхёк, уж не кажется ли Докче, похож на влюблённого по уши идиота, очень опасного идиота. По крайней мере, примерно также, но менее маниакально он выглядел в главах, где описывался его роман с Ли Сольхвой. Конечно, Ким понятия не имеет, чем мог привлечь главный кирпич вселенной, ведь, как он считает, даже если он и делал что-то хорошее, то всегда недостаточно, но чем-то да привлёк, и отрицать это глупо. А вот пользоваться вполне можно. Вот одна из проблем и решена — у него есть защита сильнейшего человека на планете. Боже, Ким Докча, да вы везунчик!

***

      Войти во вкус оказалось ещё проще, чем Ким Докча предполагал. Он договорился с Ю Чонхёком и получил звание Короля без смертей, после чего Гон Пилду и Ли Джихё были убиты регрессором.       Жестокий и отчаянный, а ещё разбитый, так думает о Чонхёке Докча. Он боится ему перечить, а потому терпит его «выходки». Он боится, что Чонхёка переклинит, и Ким Докча будет убит.       Ложь.       Он его не боится с первого разговора после моста.       Ю Чонхёк его слушает. Ю Чонхёк его и пальцем не тронул, разве что иногда гладил по щекам перед сном или во время сна. Странно, но не более. Единственный, кто вправе касаться в ответ — Ким Докча. Так что страха перед этим громилой нет. По сути, Докча может управлять этим сломленным регрессором, как ему захочется. Такая личная машина по решению проблем. Просто Докчу не заботит судьба тех, кто мог бы пригодиться только если бы Ю Чонхёк был бы на регрессии этак сотой.       Возможно, единственный истинно сломленный тут — Ким Докча. Ему настолько приятна забота, извращённая в сотни, нет, тысячи раз. Ему нравится быть нужным, ему нравится полагаться на кого-то. Ему нравится ощущать любовь, наконец-то, ощущать любовь. Да, какую-то пугающую, но пугающую исключительно для посторонних. Он сам не святой, чтобы говорить что-то Чонхёку. Единственное, чего он боится, — потерять эту одержимость в глазах Ю Чонхёка.       Такой зашуганный никому ненужный работник оказался нужен самому важному человеку в их вселенной.       Он смотрит на огонь, в который раз прогоняя эту мысль в голове. Видимо, он слишком сильно задумался, потому что Ю Чонхёк хлопает его снизу подбородка, закрывая рот и заставляя посмотреть на него. Он улыбается, и в этой улыбке столько боли и счастья. — О чём задумался? — О тебе, — врать не хочется совершенно. — Всё ещё страшно? — взгляд как у побитого щенка. И этот человек совсем недавно убил школьницу? Ни грамма раскаяния. Но врать ему всё ещё не хочется. — Нет, давно уже не боюсь. Ты просто… ты меня любишь, верно?       Регрессор замирает, его лицо выглядит странно, ведь это первый раз, когда он видит шок на нём. Такое чувство, будто и в романе такого не описывали.       Ю Чонхёк отворачивается к огню, шумно сглатывает, и этого более чем достаточно для ответа. — Да.       Виснет пауза. — Это хорошо, я рад, — резко выдаёт Ким Докча, тоже не смотря на собеседника. — Рад, потому что ты в безопасности, да? Я тоже был бы рад, — грустно усмехается Чонхёк. — И поэтому тоже. Но меня любят, и это здорово…       Что нашло на Докчу? Зачем говорить такое? Это просто манипуляция, он хочет привязать Чонхёка сильнее. Тупая попытка оправдать себя за такой порыв. На самом деле, он просто хочет высказаться. — Эй, Чонхёк, — Докча поворачивает голову, — иди сюда, — он раскрывает руки.       Ю Чонхёк послушно подползает, и его опутывают руки раньше, чем он успевает сесть, поэтому ему остаётся только лечь на колени к Докче.       Ким гладит волнистые волосы и заглядывает в золотые глаза. — Это сильнее любви, — глядя в глаза произносит Чонхёк, — я не умру за тебя, но без тебя… — Я понял, отдохни… и спасибо тебе.       Неожиданно в голове раздаётся системное сообщение.

*история «товарищ в жизни и смерти» начинает повествование*       В глазах темнеет, но Ким Докча упорно держится, чтобы не упасть. И, о Великий Звёздный Поток, он вспоминает всё. Он вспоминает прошлую регрессию, где или когда распрощался с жизнью. И это не то, чего он хотел. Его мутит, он быстро выбегает из укрытия, дабы подышать. Ну почему сейчас?       Он был бы так счастлив, если бы он всё вспомнил тогда, когда менять всё было бы слишком поздно, а сейчас он хочет прибить Ю Чонхёка за всё, что тот сделал, наплевав на их цель, поставив себе новую, противоречащую их первоначальной. Ему так стыдно за то, что до сих пор не хочется изменить таймлайн, но и спокойно идти так дальше будет невозможно, а, может, и просто сложно, а, может, и не сложно вовсе. Он устал. Боже, как же он устал. Было бы так просто умереть перед началом сценариев, но тогда точно никто не выжил бы даже в одной из регрессий, а, может, и не умер бы?       Ю Чонхёк угробил идеальный финал ради Ким Докчи. Как же ему приятно, как же он зол, как же он сердится на себя за то, что ждал такого исхода.       Позади слышатся хлюпанья луж, по которым бежит к нему регрессор. — Я всё помню, — выдаёт сгорбившейся Докча, схватившись за рубашку в области груди. — Прости, я…       Не успевает Ю Чонхёк договорить, как Докча вмазывает ему кулаком прямо в лицо. Как же он мечтал это сделать ещё с прошлой регрессии. — Не извиняйся, я в порядке, просто воспоминания тяжело приходят... я снова поступил как идиот, да? — он улыбается, глядя на то, как кровь приливает к скуле Ю Чонхёка, и не ясно, имеет ли он ввиду свою смерть или удар, произошедший только что. — Абсолютный идиот, — с не менее широкой улыбкой говорит регрессор. — А мы друг друга стоим? — Да, — Докча заливается смехом, а из глаз льются слёзы. Ему никого не жалко так, как себя в этой ситуации. Он помнит свою смерть, каждую свою смерть. Ему так хочется забыть.       Из глаз Чонхёка тоже льётся, он то помнит куда больше этих смертей. Рождений. Он подходит к Докче и садится на колени в грязь, хватаясь за пальто. Он обнимает его ноги и держится, как за спасательный круг во время шторма. И правда побитый щенок.       Докча оседает и начинает рыдать. И кто тут побитый щенок? Чонхёк укрывает его собой и что-то то ли мямлит, то ли шепчет, сам заливаясь рыданиями. Снова они одни. — Я так хочу не встречаться с тобой никогда, — кричит Докча, а Чонхёк крепче жмётся к нему. — Я хотел бы встретиться раньше, — Докча захлёбывается рыданиями. — Я так рад, что ты меня вернул, — наконец, признаётся Докча.       Чонхёк хватает компаньона за плечи и заставляет посмотреть на себя: — Я хочу умереть вместе, раз и навсегда, я так устал, — Чонхёк закусывает губу, явно врёт, храбрится. — Я так не хочу никогда больше умирать, — а это уже признание. — Я понимаю, — Докча гладит его по щеке, — давай больше не будем умирать.       Ю смеётся: — Давай кто-то другой спасёт эту галактику. Может быть, я всё время только мешал, а ты был послан, чтобы показать мне это?       Докча вытирает солёные дорожки и зацеловывает лицо: в лоб, в щёки, в нос. Никакого подтекста, это выражение чистой привязанности, доверия. — Как пожелаешь, я… давай просто отдохнём, — Ким тоже смеётся. — Мне так плевать на этот мир. — И слава Богу. — Чонхёк трепетно касается губ Докчи своими.       Они прислоняются лбами и сидят в грязи. Больше они не в ответе за этот мир. Слишком много для одного. Слишком много для двоих. Слишком много для всех, кто был в той регрессии. Они больше не дадут им воскреснуть. Они подарили им лучший мир, покой. Они сами больше не умрут, а если и умрут, то до конца времён.