Изумрудные спирали весны

Люмин с волнением вошла в большой дом Дайнслейфа. Они до этого встречались только в библиотеке, и девушка заваливала его вопросами парфюмерной индустрии. В один из таких дней Дайнслейф предложил ей встретиться с их главным парфюмером, который сможет посвятить её в детали этого мастерства. Всю неделю она ожидала выходные с предвкушением. И вот, когда настал этот день, она ужасно нервничала. Дайнслейфа она впервые увидела в домашней одежде, которая всё равно смотрелась довольно дорого. Он мило улыбнулся ей, и они проследовали по коридору с высокими потолками. Девушка старалась не пялиться, но её ожидания оправдались. Таким она и представляла дом одних из самых влиятельных парфюмеров Тейвата. Они прошлись по лабиринту из коридоров, вышли во двор, а затем направились в соседнее маленькое здание, полностью окруженное различными кустами и цветами. Еще не успев зайти, Люмин услышала различные запахи. Стоило ей открыть дверь, как она оказалась в объятиях симфонии ароматов. Комната была большая, но тесно обставленная различной мебелью. Напротив двери, посреди комнаты, красовалась стойка с комнатными растениями и цветными флажками. За ней стоял диван, направленный в сторону камина. А за диваном, вдоль стены, расположились книжные полки. Слева от двери девушка заметила парня в белом халате, а за ним стоял парфюмерный орган. — Люмин, — Дайнслейф подвёл девушку ближе к парню в халате, — это наш главный парфюмер — Альбедо. — Приятно познакомиться. — Альбедо пожал девушке руку. — Дайнслейф говорил о тебе. Ты заинтересована в парфюмерии? — Да, но я еще только учусь. — Когда-нибудь пользовалась парфюмерным органом? Парень показал рукой на стол, заваленный склянками с растворами из душистых предметов на ступеньках. На самом углу лежал открытый блокнот, а рядом находились остальные приборы для смешивания ароматов. Глаза девушки загорелись от такого обилия вещей. Она стала с интересом рассматривать каждую склянку и каждый прибор. Дайнслейф же взял с полки книгу и устроился поудобнее на диване, не мешая гостье наслаждаться игрушками. Он краем уха слышал, как Альбедо рассказывает девушке о тонкостях приготовления ароматов. Накрыв ноги пледом, Дайнслейф погрузился в книгу, иногда улавливая звон склянок, перешептывание и легкий смех на фоне. Осеннее солнце прогрело комнату, а вещества в склянках пропитали её различными ароматами. Неподготовленный человек не смог бы провести в ней и получаса, стал бы жаловаться на боли в голове и тошноту, но Альбедо и Дайнслейф привыкли. Для них в этой комнате пахло лучше всего, а воздух снаружи был пропитан некачественными запахами. Дайнслейф задремал. Проснулся он лишь спустя несколько часов от того, что учуял незнакомый ему запах. Он открыл глаза. Комнату уже освещали лампы, а не солнце. Альбедо водил у него под носом флакончиком. — Я чувствую нотки цинсинь. — Дайнслейф перехватил склянку и снова поводил под носом. — Глазурная лилия… Туманный цветок и… Не могу понять, что-то еще. — Одуванчик, — сказала Люмин. — Одуванчик? — удивился Дайнслейф. — Почему у него такой запах? Это же обычный сорняк. Дайнслейф продолжил пробовать на слух новый аромат, пытаясь понять, как одуванчик может выдавать такие ноты. — Как у вас это получилось? — поинтересовался он. — Позволь человеку, не знающему правила парфюмерии, притронуться к твоему органу, и он создаст то, что тебе в голову никогда не приходило. Я бы ни за что не смешал одуванчик с такими растениями, как глазурная лилия и туманный цветок. Дайнслейф взглянул на Люмин. Девушка слегка смутилась из-за своей некомпетентности и глупости. — Я не думала, что они не сочетаются. — Хорошо, что ты не думала. — Дайнслейф убрал плед с ног и подошел к девушке, поставив флакон на стол возле неё. — Очень хороший аромат. Мне нравится. Я представлю его на совете, только он вряд ли войдет в следующую линию новых ароматов. Оставим его на летний сезон. Люмин снова засияла. Похвала от Дайнслейфа и одобрительный взгляд Альбедо пробудили в ней толику уверенности. Мастерство парфюмерии затягивало её, она будто бы тонула в блаженстве, изучая новые запахи и формулы. Поэтому в тот день она не хотела отходить от стола со склянками. Слишком уж они ей нравились. — Как думаешь, — спросил Дайнслейф, — ты сможешь сделать что-нибудь интересное с лилией калла? — Я могу попробовать, но почему именно этот цветок? — поинтересовалась девушка. — Любимый цветок Кэйи? — Альбедо подошел к столу и стал выискивать склянку с нужной биркой. Люмин с удивлением взглянула на Дайнслейфа, который засмущался. Ей понадобилась ровно секунда, чтобы осознать ситуацию, которая смутила её не меньше. Она словно узнала то, что знать не должна, и почему-то почувствовала себя ужасно неловко. — Так тебе нравится Кэйа? — Она решила убедиться в своих догадках. — Я люблю его. Это больше, чем нравится. — А он об этом знает? — Нет, я не признавался. Люмин уловила страх в его глазах. Нормальная реакция человека, который безумно влюблен. Он боялся признаваться, боялся быть отвергнутым. — Я часто видела вас вместе. Думаю, ты ему тоже нравишься. — Девушка попыталась воодушевить Дайнслейфа. — Я ему то же самое говорю, — добавил Альбедо. — Вы с ним на стольких свиданиях были, а ты так ничего и не сказал, даже за руку его не держал. Если бы ты ему был не интересен, он бы после первого свидания не согласился на второе. — Откуда у такого, как ты, столько познаний? — язвительно спросил Дайнслейф. — Прочёл в книге по отношениям, — также язвительно ответил Альбедо. — Я не хочу рисковать и слушать советы из книги. Я однажды его потерял, в этот раз такого не случится. — Почему бы тебе прямо не спросить его о чувствах? — Люмин подкинула парню его мобильный телефон. — Всегда считала, что вот так бояться — очень глупо. Зря воздух сотрясаешь. Нервы себе изведешь, пока в голове различные сценарии прокрутишь. Лучше взять и спросить, без лишней мороки. Дайнслейф держал в руках сотовый и размышлял о словах девушки. Как она могла узнать, что он и вправду каждый день, когда видел Кэйу, был на шаг от того, чтобы признаться в своих чувствах, переполняющих его и рвущихся наружу? Хотелось не сдерживаться и прикасаться к нему больше, дотрагиваться там, где другим нельзя. Он вспомнил засос на шее. Дилюк, конечно, кто же еще? Дайнслейф прекрасно чувствовал на себе эти ненавистные взгляды от красноволосого, стоило тому появиться в метре от Кэйи. Слишком уж странная братская любовь. Дайнслейфа раздражала одна только мысль, что Дилюк мог насильно делать это с Альберихом. Кто знает, что он мог делать с ним сейчас, в этот самый момент, против его воли? С такими мыслями он быстро набрал номер Кэйи. Гудки шли, а он стал нервничать еще сильнее. Признание по телефону? Не так романтично, как Дайнслейф себе представлял. Стоит для начала пригласить его куда-нибудь. — Слушаю. — На другой стороне ответил противный голос, который так раздражал блондина. — Это телефон Кэйи, — холодно ответил Дайнслейф. — Я знаю. Чего тебе? — Отдай ему телефон. — Нет. Он занят. Говори так. Дайнслейф сдержал злость, но он чувствовал в голосе Дилюка насмешку. Блондин бросил взгляд на заинтересованных Люмин и Альбедо, и отошел подальше в угол комнаты, чтобы те не подслушивали. — Мне надо с ним встретиться сегодня. — Он сегодня занят. — Дайнслейф буквально увидел эту злорадную улыбку на лице Дилюка. — Мы договорились посмотреть кино. Тебя в этих планах не было и не будет. И не пиши ему, отвлекать станешь. Мы отключаем телефоны на время просмотра фильмов. — Дилюк намеренно делал упор на местоимение «Мы». Он тут же закончил звонок, поставил телефон брата на беззвучный и оставил возле себя на столике у дивана. Из ванны вышел Кэйа с полотенцем на голове. С волос капала вода, отчего на футболке остался мокрый след. Он подсел к Дилюку, который выбирал фильм. — Ты с кем-то разговаривал, или мне показалось? — спросил Кэйа, промокая свои волосы полотенцем. — С Эолой по поводу проекта, — ответил Дилюк и наконец выбрал фильм. На экране телевизора появился логотип киностудии. Кэйа выключил свет, задёрнул шторы так, что в комнате стало темно посреди дня, и вернулся на диван. — Слишком темно, — сказал Дилюк. Кэйа лишь бросил на него недовольный взгляд. Всегда Дилюк найдет, к чему бы придраться. Он наклонился через Дилюка к настольной лампе, которая стояла у кофейного столика со стороны брата. — Мог меня попросить включить свет, — снова съязвил брат. — Мог сам включить, — ответил Кэйа. Прошло несколько минут фильма, и Альберих снова сорвался с дивана. Он проследовал на кухню, пошумел там дверью холодильника и вернулся с банкой пива и яблочного сидра. Более сладкий напиток он протянул Дилюку, а вторую банку открыл и с выдохом сделал пару глотков. Еще через пару минут пиво дало о себе знать, и Кэйа сорвался в туалет. По дороге обратно он решил снова заскочить на кухню и принести орешков. Он поставил миску между ними на диван, поддерживая её рукой, чтобы орешки не просыпались. Из-за орешков снова захотелось пить. Пиво он уже прикончил, так что снова собирался встать, как вдруг Дилюк резко дернул его за руку и усадил на место. — Сиди спокойно и смотри фильм. — Я пить хочу. — Пей. — Дилюк протянул брату свой недопитый сидр. Кэйа с улыбкой принял напиток. Сделав глоток, он взглянул на Рагнвиндира. Судя по тому, что он половину фильма прошатался по квартире, он не слишком то и был в нём заинтересован. Ему просто хотелось провести время с Дилюком. Кэйа не обращал внимания на то, что происходило на экране, но ему нравилось пытаться различить какие-нибудь эмоции на каменном лице брата. Он смотрел на него и думал, что может значить это теплое чувство в груди. Он не понимал, любит ли он Дилюка как брата, хочет его как мужчину, или привязан как к дорогому человеку? Но Кэйа не любил долго копаться в своих чувствах, он привык действовать более спонтанно, поддаваться моменту, чувствам, инстинкту. Поэтому, убедившись, что у брата хорошее настроение, Кэйа придвинулся чуть ближе и опустил свою голову ему на плечо, на этот раз наконец обратив внимание на картину. Дилюк не шевельнулся. Кэйа прислушивался к его ровному дыханию и воображал, что было бы, если бы Рагнвиндир был в него безумно влюблен. Тогда бы его дыхание было прерывистым, а сердце выскакивало из груди. А Кэйа бы продолжал над ним издеваться, коснулся его руки, прошептал что-нибудь ему на раскрасневшееся ухо. Пока Кэйа пребывал в своих мыслях, Дилюк всё же шевельнулся и потянулся к банке с сидром в руках Альбериха. Кэйа поймал его взгляд. Дилюк остановился. Они смотрели друг на друга, в комнате, освещенной только настольной лампой и экраном телевизора. Кэйа будто бы услышал, как брат просит его «поцелуй меня». Или это были его мысли? Времени на размышления не было. Альберих нежно прикоснулся рукой к шее Дилюка, притягивая его к себе. Я по глазам вижу, что ты хочешь этого. Рука Дилюка встала на пути их губ. — Прекращай. Это неправильно. — Что не правильно? — прошептал Кэйа, всё еще не отпуская брата. — То, что ты хочешь сделать. — Дилюк убрал руку Кэйи и отстранился. — Что в этом неправильного? — Мы братья, мы не должны так делать. — Мы СВОДНЫЕ братья. Инцест — дело семейное. — Кэйа пытался снова повернуть лицо Дилюка к себе, но тот упорно пялился в телевизор. — К тому же, я что-то не помню, чтобы тебя это остановило в тот раз. Ты тогда хорошенько оттрахал своего брата. — Наконец он получил внимание. — Это было ошибкой. — Тебе не понравилось? Дилюк помолчал. Он крепко сжал кулаки, пытаясь сдерживаться, надеясь, что внимание Кэйи снова вернётся на фильм, и этот разговор забудется вместе с титрами. Но Альберих не сводил с него взгляда, тем самым раздражая его. — Да, не понравилось. Кэйа не ожидал такого ответа. Еще никогда и никто не говорил ему такого. — С девушками спать приятнее, — добавил Дилюк. — Я тогда был пьян, а ты нуждался в моей поддержке. Я старался быть хорошим братом и поддержать тебя, вот и выпил с тобой, хоть и не сильно люблю алкоголь. А дальше уже ты сам полез ко мне. — Хочешь сказать, что это я тебя заставил засунуть твой член мне в задницу? — Я не это имел в виду. — Тогда что?! Дилюк чувствовал нервозность в голосе Кэйи. Он словил на себе его гневный и обиженный взгляд. Желания не было сейчас дальше тянуть этот разговор и снова спорить с Альберихом, который, как упёртый баран, будет дальше стоять на своём. Хотя и Дилюк никогда не отличался способностями переговорщика, так что их ссоры могли длиться вечно. Поэтому Рагнвиндир встал с дивана и направился в комнату. Спустя пару минут он вышел оттуда в спортивной одежде и был у выхода. — Куда это ты? — Проветриться. Досматривай фильм без меня. Дверь захлопнулась, и Кэйа остался один в квартире. Дилюк просто сидел на скамье в парке неподалеку. Погода была пасмурной, поэтому рядом никого не было. Все предпочли в это время сидеть дома. Дилюк не хотел возвращаться домой, видеть недовольное лицо Кэйи и снова начинать этот спор. Почему Альберих не понимает, что им нельзя думать о таком, а тем более заниматься такими вещами? Рагнвиндир в такой ситуации спросил бы совета у отца, но его нет уже несколько лет. После его смерти Дилюк пообещал самому себе, что он станет защищать их с Альберихом, а потом всё пошло не по плану. Кэйа оказался тем еще чертенком, постоянно гуляющим с непонятными людьми. Рагнвиндир никогда не одобрял его связи и несколько раз ругался с Альберихом из-за этого. Со временем он понял, что ссоры только ухудшают положение. Дилюк был рад, когда Кэйа расстался с Чайлдом. Этот рыжий ему не нравился больше всего. Он не знает, почему, может быть дело было в его самодовольном лице, или в его слишком открытом приставании к Кэйе даже при Дилюке. А может, он просто раздражал его, как человек. Дилюк не знал точную причину. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что его ужасно бесило, когда возле Альбериха крутились непутевые козлы. А по мнению Дилюка, этими козлами были все партнеры Кэйи. Дайнслейф в том числе. Вспомнив про блондина, Рагнвиндир разозлился еще сильнее. Он был уверен. Такой, как Дайнслейф, не сделает Кэйу счастливым. Дилюк задумался. А кто тогда сделает его брата счастливым? Он попытался представить идеального человека рядом с ним, но всё, что он представлял, это их, сидящих в квартире, смотрящих фильм, а где-то на фоне отец ругает их снова за то, что они не спят в такое время. Тогда было весело, тогда он считал, что Кэйа по настоящему счастлив. Мысли постепенно менялись одна за другой и снова привели к той ночи, когда Дилюк сам не понял, от чего возбудился. То ли от раскрасневшегося лица Кэйи, то ли от его пошлого взгляда. А может, дело было в его соблазнительной тонкой шее, талии, бёдрах, которые потом случайно оказались на коленях у Дилюка. Вот поэтому он не любил алкоголь. Эта бурда всегда вызывала какие-то неправильные мысли. Настолько неправильные, что Дилюк поддался провокациям и впервые переспал с мужчиной. И он помнил то чувство, и ненавидел себя за то, что ему понравилось иметь собственного брата. Дилюк схватился за голову, зарываясь руками в волосы. — Раздражает! — крикнул он, не сдержав гнев, скопившийся за этот вечер. От его крика дёрнулся мимо проходящий парень с гитарой за спиной. Дилюк заметил это и извинился. Он узнал парня, вспомнив, что видел его в универе. Вспомнив про существование этого здания, Дилюк решил направиться туда. Отсидеться где-нибудь в библиотеке, в углу, пока не остынет, и вернуться только к вечеру, когда Кэйа будет уже спать. Идеальный план. Сяо удивленно взглянул на уходящего Дилюка, снова надел наушники, на этот раз сделал музыку погромче, чтобы снова не испугаться случайных криков, и продолжил свой путь к студии. Наконец-то он получил сообщение от Венти. Песня готова, почти. Воодушевленный тем, что наконец услышит новую песню, Сяо ускорил шаг. Он вышел на большую торговую улицу. Прошел мимо музыкального магазина, вспомнил, что забыл отдать Итэру медиатор, и в этот раз крепко запомнил эту мысль, чтобы вечером уж точно отдать небольшой подарок. В последний раз Итэр вёл себя странно, но Сяо так и не нашёл этому объяснения. Он не сильно разбирался в людях, поэтому решил не обращать внимания. В носу всё еще щекотал приятный запах, исходивший от его волос. Пройдя мимо музыкального магазина, Сяо остановился. На другой стороне улицы он увидел Итэра, выходящим из пекарни. У него в руках была булочка, а рядом шёл незнакомый ему человек. Парень был выше, тоже блондин. Они о чем-то разговаривали, и Итэр улыбался. Даже смеялся. Они шли близко друг к другу, в руках у обоих было по булочке и по пакету из этой пекарни. Сяо поймал взгляд Итэра. Тот на секунду удивился, а затем помахал ему и снова мило улыбнулся. Якса слегка помахал в ответ, но затем перевел взгляд на руку на плече Итэра, которая принадлежала тому самому блондину. Он тоже помахал другой рукой, в которой была булочка, Сяо. Но его приветствие показалось парню непривлекательным. Он проследил, как они подошли к столбу, отвязали поводок рыжей собаки, которая сидела там, и вместе направились дальше вдоль улицы, всё так же разговаривая, улыбаясь и смеясь. Телефон завибрировал. Сообщение от ХуТао:

«Опаздываешь»

Сяо отвлекся на сообщение и, когда снова поднял голову, потерял их из виду. Немного разочарованный, он снова поплёлся в своем направлении. Сяо быстро дошёл до студии, но теперь его мысли были заняты не новой песней Венти, а тем, что он увидел. Точнее чувствами, которые проснулись из-за увиденного. Почему-то неприятно саднило в груди. А высокий блондин с собакой раздражал. У Сяо было плохое предчувствие. Вполне возможно, этот человек может быть опасным. У Сяо возникло желание закончить репетицию быстрее, вернуться домой и предостеречь Итэра. — За опоздание ты должен нам всем ужин! — Синь Янь тут же отчитала парня. В студии снова пахло сладкой карамелью. В углу стояло несколько стаканов из-под латте. Сяо расчехлил свою гитару, подключил к усилителю и настроил звук. Он взглянул на Венти, который выглядел очень сосредоточенно, рассматривая свои ноты. — Ну что? — спросила Ху Тао. — Нам уже не терпится послушать твою новую песню! Давай же! Венти слегка улыбнулся. Сяо заподозрил что-то неладное. Он знал эту улыбку. Что-то тревожило его друга. — Я еще не написал слова, но я пока в процессе. — Ничего страшного! — Синь Янь протянула ему свою гитару. — Мы уже не можем ждать. Давай же, сыграй нам её. А слова вместе придумаем. В её глазах пылал огонь. Они с Ху Тао не могли усидеть на месте и подошли слишком близко к Венти, с нетерпением ожидая услышать первые ноты. Венти глубоко вздохнул, кинул короткий взгляд на Сяо, и начал играть. Якса заметил этот неуверенный взгляд, будто бы Венти искал в нём помощи. Как только парень начал играть, возбуждение девочек поутихло. Они отсели от него немного, уставившись на струны. Сяо понял их негодование. Песня не звучала. Венти закончил играть и отложил гитару, не поднимая глаз. — Я знаю, я подвел вас. — Он обнял свои колени. — Нет, Венти. — Ху Тао подсела к нему и приобняла его. — Что ты такое говоришь? Песня неплохая. — Да. — Синь Янь подсела ближе. — Ху Тао права. Нужно немного доработать. Ты ведь её всего лишь неделю писал. Добавим бас, барабаны, твой голос, и всё будет прекрасно! — Неделю? Я пытаюсь написать её уже несколько месяцев, а всё без толку. — Венти облокотился о стену и поднял голову вверх. Только при свете все заметили, как сильно осунулись его щеки и какими большими стали мешки под глазами. Повисла неловкая тишина в студии. — Возможно вместе у нас получится доработать. — Ху Тао подняла гитару с пола и протянула Синь Янь. — Я так не думаю, — пессимистично ответил Венти. — Хэй. — Синь Янь слегка пнула его ботинок. — Я не знаю, что стало с нашим всегда весёлым лидером, но настолько пессимистичным я тебя еще не видела. Неужели осенняя хандра? Ты ведь не один. У тебя есть группа. И вместе мы сможем написать хорошую песню. Нам не стоило все взваливать на твои плечи. — Девушка протянула парню руку. — К тому же, скелет у нас уже есть. Венти неуверенно посмотрел на руку девушки. Он сомневался. Всю эту неделю он сидел дома, отказался от выпивки и чуть ли не до крови стер пальцы, пока пытался написать песню. Сейчас он чувствовал себя бесполезным и ненужным, ведь он зря потратил время, так и не смог написать что-то стоящее. Разочарование обхватило его со всех сторон, но оптимистичный настрой группы всё же смог немного ослабить хватку. С неуверенностью и принятием того, что, возможно, они так и не выступят, и вся эта идея с группой полная фигня, Венти встал с пола, взял другую гитару и натянул привычную улыбку. — Вы правы. Постараемся вместе. На протяжении нескольких часов они перебирали всевозможные аккорды, соединяли одни с другими, экспериментировали с ритмом, и каждый раз, когда получалось что-то более-менее звучащее, они радовались. Точнее, оптимизм Ху Тао и Синь Янь оказался в сумме больше, чем пессимизм Венти. Солист улыбался и старался выглядеть довольным работой, но Сяо всё равно ловил его отчаявшийся взгляд или грустную улыбку. Он не придал этому большое значение, Венти иногда выглядел таким, возможно, он снова вспоминает о своей прошлой любви, поэтому выглядит таким грустным. Наконец они закончили репетицию. Сяо стал разминать пальцы, которые стали побаливать от струн. Он упаковал свою гитару обратно, наткнулся на медиатор, снова вспомнил. Сейчас он вернется домой, отдаст медиатор и попросит Итэра не видеться с тем блондином, потому что Сяо что-то в нем не нравится, а значит, он вполне может оказаться ужасным человеком. Якса только закинул на спину гитару, как у выхода его остановил Венти, потянув за рукав. — Мы можем пойти ко мне? Я бы хотел, чтобы ты помог мне со словами. Венти сказал это вполголоса, чтобы Ху Тао и Синь Янь не услышали. — Я тороплюсь домой. — Сяо сжал в кармане медиатор. Там-то он его точно не потеряет. — Ты мне нужен, пожалуйста. Сяо слегка замешкался, но в итоге уступил Венти. Они попрощались с девочками и направились домой к Венти. — Спасибо, что согласился, — сказал солист, когда они ушли от девочек достаточно далеко, чтобы не слышать их голоса. — Тебя ведь что-то тревожит, поэтому ты попросил меня? — Я позвал тебя не для того, чтобы ты помог мне дописать песню. — Они остановились у минимаркета. — На самом деле мне нужен собутыльник. Сяо вопросительно взглянул на Венти. — Хах, — он слегка усмехнулся, а затем продолжил, опустив голову: — Я думаю отказаться от участия. — Но ведь песня почти закончена. Мы сегодня хорошо постарались. — Да, но она всё равно звучит не так, как должна. Чего-то не хватает. Это чего-то я пытался найти целую неделю. Не хотелось говорить об этом на репетиции. Девочки были такими счастливыми. Я не смог сказать им. — Так давай допишем её и выступим. — Ты не понимаешь. Осталось всего две недели. Нам надо дописать песню, слова, отрепетировать её. Мы не уложимся. — Уложимся, если допишем песню сегодня. — Ахахаха, это невозможно. Сяо схватил Венти за руку и потащил в сторону его дома. — Погоди, а пиво… — Нет, ты будешь писать песню. — Ты меня вообще не слушал? Я же… Сяо резко остановился и развернул Венти к себе лицом. — Я знаю, что ты можешь написать шедевр. Я слышал все твои песни, они прекрасны. Не знаю, почему ты сейчас плаваешь в этом творческом кризисе, но пора выплывать. Возможно, это всё алкоголь, вдруг он затуманивает твой разум? А может, это что-то другое. Я не умею ковыряться в мозгах, но тебе бы пора уже проснуться. Венти удивился такому напору Сяо. Обычно он сдержанный и тихий, но сейчас смотрел прямо в глаза и больно сжимал плечи. На секунду стало страшно. Но Якса успокоился и ослабил хватку. — Перестань так себя недооценивать. Ты прирожденный музыкант. Всем понравится твоя песня. Венти растрогался от слов парня. Ему будто бы только поддержки и не хватало. Слёзы подступили к глазам, но Венти вовремя остановил их. Он почувствовал, как в груди стало чуть теплее. Сяо был прав, он так долго тонул в алкоголе, что растерял все свои навыки. Но слова парня возродили те теплые чувства, что Венти пытался так глубоко похоронить после Его смерти. Он повеселел, воодушевился и взял парня за руку, крепко переплетая их пальцы. Хотелось держаться за него. Они дошли до квартиры Венти. На удивление Сяо, тот и в правду стал меньше пить за последнюю неделю. В квартире не оказалось ни одной банки из-под пива. Венти скинул гитару на кровать и подошел к столу. Сяо проследовал за ним и увидел кучу исписанных нотных листов на столе. Он и вправду работал без перерывов. Венти взял в руки карандаш, вытащил из этой кучи несколько листов, разложил их на полу, открыл гитару и присел возле кровати. — Возможно, это будет звучать лучше. — Венти взглянул на Сяо. — Послушаешь? Якса кивнул и сел рядом. Венти заиграл. Эта версия звучала лучше. Сяо слушал и снова вспоминал тот день, когда впервые услышал игру Венти, которая так запала ему в душу. То, что он играл сейчас, конечно же не сравнится с тем, что тогда слышал Якса, но эта мелодия слегка отдавала теми же нотками, что так приманили Сяо в мир музыки. — Звучит намного лучше, — сказал Сяо, когда Венти закончил играть. Солист буквально расцвел на глазах. Они встретились взглядом. Венти крепко стиснул в руках гитару, сердце сжалось. Он вспомнил. Они точно так же когда-то сидели вместе, в этой комнате, среди листов, вдвоем, писали песню. Он тоже хвалил его, поддерживал, когда у Венти не получалось. Они писали песни вместе, засыпали только на рассвете, затем снова просыпались, заказывали доставку еды и снова писали песни. Обнимались, целовались, любили друг друга и наслаждались бездумными вечерами вдвоем среди нотных листов. — Я скучаю, — прошептал Венти. Одна слеза скатилась по его щеке. — Я знаю, — сказал Сяо, который всё равно услышал его слова. Венти опустил взгляд, не в силах смотреть на друга, что так напоминает ушедшую любовь. Дело даже не во внешности. Чем-то они были похожи, но Венти не мог точно сказать, чем. Слёзы стали падать на пол, он попытался сдержать их рукавом толстовки, но увидел пальцы Сяо. Появилось горячее желание коснуться их. Венти неуверенно сцепил их пальцы. Не получив в ответ отказа, Венти придвинулся ближе, падая лицом в плечо Сяо. Он уже не плакал, но хотелось вот так немного посидеть рядом, закрыв глаза, на секунду окунувшись в прошлое. — Оставайся сегодня у меня. — Венти сжал в руке футболку Сяо. — Давай допишем песню вместе. — Хорошо.

***

— Долго ждёшь? — Казуха подошел к Скрамучче, который стоял у заброшенного здания под единственным работающим столбом. — Да. Я думал со страху помру, пока дождусь тебя. — Этим ответом Скарамучча лишь вызвал улыбку на лице Казухи. — Тебе смешно? — Нет, прости. Они вошли на территорию заброшенного здания. Было заметно, что Скрамучче не очень уютно в таком месте. Он шугался от любого шороха. — Тебе страшно? — спросил Казуха. — А тебе нет? Это место не предназначено для вечерних прогулок. — Так ты же сам меня сюда и позвал. — Потому что это единственное место, где я знаю, что кто-то совершил суицид. — В городе столько мест для суицида, а ты решил выбрать именно это место, чтобы проверить мои способности? — Потому что здесь был совершен необычный суицид. Я знаю о нём от знакомого. Это нигде не публиковалось, потому что парень был сиротой. Так что ты не можешь знать подробностей. Они забрались на крышу старого здания, который, кажется, раньше был детским домом. Казуха взглянул на парня, который съёживался все сильнее то ли от страха, то ли от холода. Он не мог точно сказать. Ему показалось довольно милым то, как Скарамучча прятал лицо в шарф, который кстати его, и оттуда выглядывал только его покрасневший нос. — Озвучивай мне всё в деталях. Что ты видишь? Казуха повернулся назад. Он осмотрел крышу и спустя пару минут наконец увидел мальчика. — Я вижу парня. Он, кажется, отмеряет шагами расстояние от вытяжки до края крыши… Он ушел… Снова вернулся. У него веревка в руках. Он привязывает её к вытяжке… Делает узел на другой стороне. Зачем он это делает? — Казуха вопросительно взглянул на Скрамуччу. — Смотри дальше, — нервно ответил тот. Ему становилось не по себе. Он до конца не верил Казухе, но пока что тот озвучивает всё в деталях, как было на самом деле. По телу пробежала дрожь, парень сделал шаг ближе к Каэдэхаре. — Он надел петлю на шею. Смотрит на дверь, будто бы колеблется. Кажется он плачет. Вытер слёзы, посмотрел наверх. Куда он бежит? Стой, что он… Казуха сорвался с места и бросился к краю крыши. Скарамучча побежал за ним. Перегнувшись через край, Каэдэхара увидел парня, свисающего с крыши с петлёй на шее. Он раскачивался там как маятник, крепко сжимая в руках веревку у шеи, будто бы хотел освободиться, и смотрел наверх. Его губы шевелились. «Помогите» Казуха впервые испугался. Парень будто бы смотрел прямо на него, у него из глаз вытекли слёзы. Он всё повторял одно и то же слово, но лишь шевелил губами, не издавая ни звука, раскачиваясь там из стороны в сторону. Каэдэхару затошнило. Он развернулся, и его вырвало на крышу. Скарамучча подошел к нему, поглаживая по спине. Он тоже смотрел тогда вниз, но ничего не видел. Зато выражение лица Казухи подтвердило его сверхъестественные силы. Каэдэхара проблевался, и они наконец покинули это здание. Они вновь заговорили, только когда отошли достаточно далеко от этого неприятного места. Казуха сполоснул рот водой, купленной в магазине. Они остановились в парке и сели на скамью. — Почему он просто не спрыгнул? С такого расстояния он бы точно разбился. — Может, он не был в этом уверен. Хотел, чтоб уж наверняка? Казуха опустил голову на руки. — Он пожалел об этом, — наконец сказал парень. — Я видел это отчаяние в его глазах. Он хотел жить в тот момент. — Уже поздно. Стоило думать об этом раньше. Скарамучча сделал глоток из той же бутылки и снова протянул её владельцу. Каэдэхара убрал руки с лица, чтобы взять бутылку, но увидел свежие шрамы на руках Скрамуччи. Вместо воды, он схватился за эту руку, оттянул рукав и со злостью посмотрел на парня. — Ты обещал, что не будешь этого делать снова. Скарамучча вернул себе свою руку и снова стянул рукав вниз. — Так я же не сделал. Вот он я, живой и здоровый перед тобой. — Но ты же хотел! — А тебе какое дело! — Что тебя не устраивает в жизни, что ты готов так легко с ней расстаться?! — Прости уж, но не все так довольны всем, что с ними происходит, как ты. Не у всех всё идет по хорошему. Скарамучча разозлился и встал со скамьи, намереваясь уйти, но Казуха крепко схватил его за руку. — Отпусти. — Нет. Скарамучча попытался отдернуть руку, но Каэдэхара крепко сжимал её. — Странный ты, — сказал он. — Ведешь себя так, будто бы тебе есть до меня дело. Почему тебя вообще волнует, что я хочу сделать со своей жизнью? Умру я, и никто обо мне не вспомнит, так же как и о том парнишке на крыше. Казуха не мог подобрать слов. Он почему-то ужасно разозлился, когда увидел шрамы на руках Скрамуччи. Каэдэхара надеялся, что после их встречи парень одумается и больше не будет пытаться покинуть этот мир, но что-то снова сподвигло его начать наносить себе ущерб. Хотелось знать причину. Почему? Что послужило катализатором? Зачем? Столько вопросов. — Я хочу знать, почему ты это делаешь. — Узнаешь ты, а что потом? Казуха встал со скамьи и подошёл к парню вплотную, так, что Скрамучча чувствовал его дыхание на затылке. — Потом попытаюсь переубедить тебя и помочь. Каэдэхара сказал это тихим голосом, но он волной пробежал по всему телу Скрамуччи. Что-то внутри открылось. Почему-то ком подступил к горлу. Да, причина была. Было то, что грызло Скрамуччу в последние дни, из-за чего он снова достал лезвие, из-за чего смотрел на высокие здания, думая, как бы туда пробраться, из-за чего смотрел на таблетки в аптеках, думая, как бы купить их побольше. Это разрывало его на части, заставляло впасть в отчаяние. Хуже было от того, что он не мог никому этого рассказать, не с кем поделиться. Но вот, перед ним стоит Каэдэхара, и говорит, что выслушает и поможет ему. Так почему бы не рассказать? — Это я виноват, — слегка всхлипывая, сказал Скарамучча. — Я виноват в смерти Элфри. — Он повернулся к Казухе, тот взял его лицо в свои руки. — О чем ты говоришь? Лицо парня было красным от слёз, а ветер быстро осушал их на его щеках. — Мы были с ней знакомы. Вместе посещали одни летние курсы. — Скарамучча говорил взахлёб, сдерживая слезы, которые либо уносил ветер, либо стирали пальцы Казухи. — Я первым начал наше общение, мне показалось, что мы сможем стать хорошими друзьями. С ней больше никто не общался. В итоге она влюбилась в меня. Но я не мог принять её чувства. Она была ненормальной, стала ходить за мной везде, стала преследовать меня, писать мне постоянно, дарить странные подарки. Я пытался отвергнуть её как можно деликатнее, но она продолжала настаивать на своём. Однажды она даже прокралась ко мне домой и… — Скарамучча стал ловить ртом воздух. Каэдэхара тут же взял бутылку и дал ему чуть передохнуть, он сделал глоток, слегка успокоился и продолжил: — Она попыталась переспать со мной, но я сбежал. Из своего же дома. После этого пришлось менять телефон и замки. Съехать я не мог. Я не знал, как отделаться от неё, поэтому очень сильно накричал на неё, сказав много обидных слов. Она была разбита. После этого она выглядела ужасно, перестала ходить на летние курсы. Мне было стыдно, но я думал, что так даже лучше. Я не ожидал, что она решит убить себя. Одна из причин суицида — это невзаимная любовь. После этого нам стала угрожать ректорша, и я стал бояться еще больше. Теперь уже боялся, что нас могут исключить, а я ведь почти закончил этот универ. Она потом снова меня вызвала, сказала, что всё произошло из-за меня. Я не мог нормально спать. Я знаю, что это моя вина, и это пожирает меня изнутри. Я не знаю, как избавиться от этого чувства, я боюсь… Скарамучча не договорил. Казуха вытер последние слёзы с его лица и нежно посмотрел в его покрасневшие глаза. — Не переживай. Твоей вины в этом нет вообще. Люди, которые так одержимы кем-то изначально нестабильны. Если бы не ты, возможно, что-то другое бы подтолкнуло её на это. А если бы ты принял её чувства, то ты был бы несчастен. — Казуха убрал волосы с лица парня. — А ректорша может запугивать нас сколько может. Мы никому не расскажем правду. — Честно? Я думал, что ты хочешь рассказать всем, ты ведь тогда не согласился с угрозами. — А теперь не буду рассказывать. Ради тебя. Каэдэхара смотрел на это заплаканное грязное лицо и не понимал, почему оно пробуждает в нём желание защищать этого человека. Почему-то не хочется снова видеть это лицо, от него сердце будто бы сжимают со всей силы и не дают возможности сделать хоть один вдох. Почему так хочется обнять этого человека и защищать, чтобы никто больше не смог навредить ему. Хочется наконец увидеть его счастливое лицо, его улыбку до ушей, увидеть руки без порезов, взгляд без желания броситься под поезд. Так хочется вытянуть этого человека из забвения. В этот момент он на секунду забыл о единственной причине, почему вообще решил начать разговор со Скарамуччей. Теперь уже хотелось просто говорить с ним о чем угодно. Проводить время вместе и оберегать. Неужели это начало новых чувств? Пока Казуха размышлял над этим, смотря на лицо Скарамуччи, тот тоже разглядывал его лицо, утопал в его теплых руках, в его шарфе. Он смотрел на Казуху, на тепло в его глазах и чувствовал себя в безопасности. Не сдерживаясь, Скарамучча приблизился ближе и, закрыв опухшие глаза, поцеловал Казуху. Каэдэхара удивился, но не отстранился. Он испугался шороха рядом. Отпрянул от Скрамуччи, отчего тот разочарованно посмотрел на землю и уже тысячу раз пожалел о том, что сделал. Казуха проследил взглядом за человеком, который прошёл мимо. Как только красноволосый парень в спортивке скрылся в тени, Казуха снова вернул своё внимание на Скрамуччу. — Прости, не стоило… Каэдэхара не дал ему договорить. Он притянул его к себе и уже не так нежно поцеловал его, обвивая свои руки вокруг его талии. Скарамучча воспылал. Его уши ужасно горели, но он не стал разрывать поцелуй. На улице было холодно, но где-то в парке, на одинокой скамье сидело двое парней, прижавшись друг к другу, взявшись за руки. Оба красные от смущения, с опухшими губами и быстро бьющимися сердцами.