; fyrirsögn

... – прошу, элис, помогите же, – испуганно просит женский голос. – рене, ты должна позвать его, – отвечает кто-то явно старше. – джош, джош, – зовёт первая, – иди на мой голос... иди на мой голос, слышишь? возвращайся к нам. шуджи откидывается на подушки и гортанно стонет. диван, который его бабуля откопала на помойке ещё в лихих девяностых, скрипит хуже музыки из фильма. но в данный момент его мало волнует, кто там кого нашёл и к кому должен вернуться. над ханмой сейчас нависает охуенно заведённый казутора, который одной рукой упирается в спинку дивана, а второй придерживает ногу шуджи на своём плече. казутора, который размеренно толкается в ханму, смазанно целует его куда-то в голень и задыхается от удовольствия, спрятав лицо в сгибе локтя. шуджи тянется к казуторе ладонью, поворачивает его к себе и приподнимается на одном локте. и, вау, это реальные чудеса растяжки. спасибо всем богам за то, что он когда-то въебал восемь лет на тхэквондо. шуджи умудряется поцеловать казутору в покрасневшие губы, а потом падает обратно и стонет, не сдерживаясь. это ебейше хорошо, когда в нём двигаются вот так медленно и аккуратно. когда ладонь казуторы скользит по ноге и нежно сминает бедро. когда сам казутора тихо постанывает и облизывает свои тонкие губы через каждые четыре секунды. это удар абсолютно по всем чувствам, которые остались в шуджи. включая никогда не наблюдавшегося у него чувства прекрасного. – ты такой красивый, – шепчет шуджи совершенно неразборчиво, – ка-зу-то-ра... ханемия вздрагивает. и ему приходится выйти, чтобы нормально поцеловать шуджи. он припадает к губам под чьи-то стрёмные завывания из динамиков. шуджи кладёт руку поверх татуировки на шее и крепко вжимает в себя казутору. они целуются глубоко. так, что саднят губы. казутора проводит языком по нёбу шуджи и посасывает его язык, а когда они разрывают поцелуй, прикусывает губу. и дико улыбается, глядя прямо в потемневшие глаза шуджи. – иди на мой голос, – продолжает просить женщина, а потом наступает полная тишина. казутора подтягивает обратно ногу шуджи, сползшую с плеча, и снова входит. ханма прикрывает глаза, мнёт пальцами простынь и срывается на стоны. как же охуенно. удовольствие захватывает с головой, он сейчас чувствует только казутору: как он прикусывает бедро, как понемногу ускоряется. шуджи почти задыхается. и совсем не слышит, что происходит в фильме, который они вообще-то собирались посмотреть целых две недели. – ты... ха-а... офигенный, – сбиваясь говорит казутора. он ведёт ногтями (как всегда аккуратно выкрашенными чёрным лаком) по торсу шуджи, завороженно смотрит. а потом обхватывает ладонью его член и двигает рукой в такт движению своих бёдер. шуджи понимает, что раньше он не задыхался. потому что задыхается он сейчас. пальцы казуторы на его члене выглядят почти так же охуенно, как сам казутора. у которого волосы из хлипкого пучка вывалились, глаза прикрыты, а скулы красные-красные. – души переходят в этот мир, – говорит женщина постарше, и через секунду раздаётся грохот открывающейся двери и дикие крики. когда ханма кончает, его громкий стон перекрывает ор из динамиков. он сжимается вокруг казуторы и слышит его рваный выдох. казутора тянется рукой к члену, но шуджи опрокидывает его себе на грудь и, стянув презерватив, сам доводит казутору парой резких движений. тот тихо стонет, почти скулит и падает на кровать слева от ханмы, а потом кладёт подрагивающую руку ему на грудь. шуджи, ещё не до конца отошедший от оргазма, поворачивает голову к казуторе. и залипает. волшебный, просто охуительно великолепный живот ханемии сейчас испачкан в сперме. и шуджи чувствует себя конченым извратом, но господи боже, блять, как ему это нравится. казутора часто дышит, живот поднимается и опускается. на фоне раздаётся быстрая музыка. какие-то жуткие диссонансы на струнно-смычковом. шуджи полностью переворачивается набок, аккуратно кладёт ладонь на талию казуторы и размазывает большим пальцем капли спермы на животе по недавно оставленным засосам. казутора прикрывает глаза, улыбается и придвигается ближе к шуджи. невесомо касается чужих губ своими. – свети фонариком на джоша, – надрывается женский голос. – на джоша!.. ты должна позвать его, должна позвать его! – джош. джош! – испуганно кричит молодая женщина. – прошу возвращайся к нам. джош! шуджи подтягивает казутору ещё ближе к себе, а тот обхватывает его плечо своими длинными пальцами. ханма целует казутору в губы, потом ведёт носом по горящей скуле и прикусывает мочку, продолжая мягко поглаживать живот. – у тебя какие-то странные отношения с моим животом, – шепчет казутора. – он охуенный, – шуджи ведёт языком по татуировке на шее. – дрочу на него каждый день. – ого, – казутора немного откидывает голову, подставляясь под поцелуи, – приятно. шуджи не успевает сообразить, к чему именно относится томное «приятно» казутора. потому что немного мутный взгляд ханемии цепляется за экран, на котором всё ещё происходит какая-то ебалá. и он начинает орать. – блять, там сатана! казутора цепляется за плечи шуджи, пытаясь отдышаться. ханма тоже переводит взгляд на экран. там ребёнок убегает от очень хреново нарисованного красного чёрта. шуджи пробивает на сиплый смех. – это нихуя не смешно, ты посмотри!.. теперь на экране нежно любимый ханмой патрик уилсон истерично просит какого-то размалёванного старика со свечой от него отвалить. шуджи крепче обнимает казутору. – не бойся, сладкий, если что, мы позвоним баджи, и он нас спасёт, – посмеиваясь, говорит шуджи. – ага, лучше уж сатана на пару с этой странной бабкой, – шепчет казутора. – это мужик. – пиздишь, – ханемия выбирается из рук шуджи и садится, разминая шею . – нет, я серьёзно, – шуджи привстаёт на руках, облокачивается о спинку дивана и тянется за сигаретами, лежащими на краю (и как только не наебнулись). – я в вики по астралу залез и спойлернул себе. – ты и мне сейчас спойлернул, в курсе? – казутора смотрит почти обиженно. – фанаты наруто спойлеров не боятся, сладуль, – пожимает плечами ханма и потирает бедро. – бля, кажется, я его всё-таки потянул слегонца... казутора смотрит немного виновато. – прости, – опускает взгляд. – тебе же ещё двенадцать часов въёбывать. – воу-воу, расслабься, – шуджи усмехается. – как будто меня никогда перед работой в жопу не трахали. – я не ран, – машет рукой казутора. – у меня есть совесть. – сомнительное утверждение. ты подсыпал своему начальнику слабительное. – он заслужил!.. – он просто решил проверить точку в тот день, когда ты хотел спиздить домой тринадцать килограмм картошки, – шуджи сбрасывает пепел в банку энергетика на подоконнике, – и пять литров молока. сладуль, да ты садист. – я кормлю семью, имей уважение. – баджи жрёт одни красные дошираки при живом брате-поваре. и платит за них чифую, – шуджи пускает колечки из дыма, а казутора совершенно по-детски тыкает в них пальцем. – не пытайся мне пиздеть, у меня везде глаза и уши. – можешь передать сое, что чифую я, между прочим, при любой этой... как её... возможности пытаюсь накормить чем-нибудь нормальным, – бормочет казутора и шлёпает шуджи ладонью по лбу. ханма перехватывает тонкую руку и целует внутреннюю сторону запястья. казутора прикрывает глаза и улыбается. красивый такой, пиздец. шуджи отпускает руку, снова сбрасывает пепел и думает, что охренительно заигрался. казутора отворачивается к экрану, где, судя по спокойной музыке и радостным повизгиваниям, происходит счастливое воссоединение семьи после пройденных испытаний. а значит, всю эпическую развязку казутора и шуджи в прямом смысле этого слова проебали. но казутора всё равно отчасти заинтересованно смотрит, шуджи наблюдает за казуторой и одной тягой докуривает сигарету. казутора хмурится, и шуджи тоже уделяет внимание фильму. там патрик уилсон резко переходит в режим берсерка после экстремального фотографирования. а тут казутора находит свой рукой ладонь шуджи и цепляется крепко-крепко. он всё ещё жутко ссытся с хорроров. и это всё ещё их общий любимый жанр фильмов. скрипка всё ещё ебашит диссонансы, а казутора совершенно несолидно взвизгивает. шуджи склоняет голову и думает: «ну, окей, астрал действительно неплох. особенно музыка». – я, блять, в душ, – после финальной заставки бормочет казутора. шуджи машет рукой и щурится, когда казутора врубает свет. – бля, ну лучше бы шторы открыл, это бесплатно. – лень, – отвечает казутора и скрывается за дверью в коридор. шуджи закатывает глаза и тыкает себя в бедро. не так уж и сильно болит. зря только казутору разволновал. а потом замирает. какая ему вообще нахуй разница? у них же типа дружба по сексу или что-то вроде того. и вот таких вот мыслей быть не должно. но, кажется, тому, что отвечает в человеке за чувства и эмоции (шуджи не шарит и ему как-то похуй) глубоко насрать на мнение самого шуджи. потому что на лёгкую, ненавязчивую заботу казуторы невозможно не повестись. и на всего казутору в целом тоже. шуджи ухмыляется и ведёт рукой по лицу, а потом запрокидывает голову, глядя в потолок. вспоминает, как тогда, в начале октября они с раном обсуждали перспективы, как это называл хайтани. – так что ты решил? ран сидит в старом советском кресле, изящно закинув ногу на ногу. у него в длинных пальцах бокал вина (шато карбоньё между прочим, ебучий позер, нормально ему по семь косарей всирать на бухло). и это вот нихуя не вписывается в разъёбанную временем и перестройкой брежневку ханмы. сам же шуджи валяется на полу в форме огромной долговязой звезды. у него в одной руке наполовину пустая бутылка беллса по скидке (потому что он если и пьёт, то сразу как чёрт, и вот на это ран бабки всирать отказывается). – а я похож на того, кто хочет что-то решать? – нет, кис, – ран отпивает совсем немного (ханма его знает, купил в припадке своей охуенности, а теперь будет сосать это дорогущее вино по глотку раз в сто лет, потому что жаба душит). – ты похож на долбоёба. – охуенный из тебя психолог, брат, – безразлично тянет шуджи. – лечить друзей непрофессионально – это раз, я не психолог, а психиатр – это два, – хмыкает в ответ ран. – и я тебе как друг сейчас говорю, что ты откровенно ебланишь – это три. – абоба? – шуджи поднимает голову и пьяно улыбается. – то, что я пару раз вздрочнул на чей-то живот, не повод этого кого-то звать в загс. ран изгибает бровь, меняет местами ноги и снова прикладывается к бокалу. глубоко вздыхает. и в этом вздохе как будто скопилась вся усталость мира. возможно, так оно и есть, потому что ран ебашит без остановки в меде уже седьмой год. – тебе никто не предлагает вести ханемию в загс, кисуль, – ран откидывается на спинку кресла и смотрит в потолок. – боже упаси. ты представь себе, что устроят друзья его брата на свадьбе. я отказываюсь находиться в одном зале с подобными кадрами. – пиздец, бро, с одним из них ты встречаешься... – золото, падая в грязь, не теряет ценности, – меланхолично произносит ран. – ты сейчас серьёзно великолепный век цитируешь? – спрашивает шуджи чисто для проформы. – империя кёсем, - ран жмёт плечами. – но вернёмся к теме. я не говорю тебе, что у тебя к ханемии великие чувства вспыхнули после одноразовой акции сексуального взаимодействия, тем более, что я в принципе не верю в существование подобного. – он покачивает бокал с вином в одной руке, а пальцами другой аккуратно постукивает по подлокотнику. – я спрашиваю, почему, если, как ты говоришь, тебе не нужна всякая мозгоебля, – он выделяет это интонацией, – ты весь вечер написываешь ему с сомнительными предложениями? – шишка дымится? – хмыкает шуджи, и ран смотрит на него чисто по-рановски. ну то есть как на последнего дегенерата. шуджи ему на этот взгляд шлёт воздушный поцелуй и делает пару мощных глотков из своей бутылки с хреновым виски. – ты вообще много знаешь о казуторе? – спрашивает он у рана. – кроме того, что он асоциальный приёмный брат баджи кейске? – ран делает вид, что задумался: надувает щёки и стучит себя пальцами по губам. – только то, что когда-то давно он познакомил тебя с миром аниме и парой песен стигматы... – вот оно, сука, всё и понятно, – шуджи салютует ему бутылкой. – казутора – это ходячая трагедия. типа однажды он нажрался слабительного, пытаясь суициднуться. – оу, как в той песне? – нет, в той песне чел фенибут со слабительным перепутал, – усмехается шуджи, – а казутора думал, что сможет высрать свои внутренние органы. – эм?.. – лицо рана выражало несвойственную ему заинтригованность. – бля, бро, ему было тринадцать, а мне четырнадцать, – шуджи прикрывает глаза. – так ты был замешан? – ну я подумал, что сейчас он реально высрет органы, вспомнил, что делал нойз в фильме «розыгрыш», когда его девчонка таблеток наглоталась, – ханма снова пьёт, – и начал его спасать. в итоге ну... как бы... попёрло с двух сторон. на пару мгновений ран замирает вовсе, смотрит куда-то в пустоту, а потом переводит на шуджи взгляд и как-то странно улыбается. – ты точно никогда не был в него влюблён? – ран несколько раз моргает. – вы друг другу подходите. – э-э, нет, не был, – шуджи тоже моргает. – и не собираюсь. – он вполне вписывается в твой тип партнёра, – говорит ран. – в смысле? – тебе нравятся проблемные. – намекаешь, что у меня этот... – шуджи изо всех сил напрягает пьяный мозг, – симптом спасателя? – синдром, – поправляет ран. – и нет, у тебя абсолютно точно его нет. и, повторюсь, я не собираюсь ставить тебе диагнозы, тем более что до меня это уже сделала твоя психологиня. просто говорю, что тебе свойственно выбирать в свой круг общения бешеных клоунов, вместе с которыми ты сможешь придаваться всякому идиотизму, чтобы развеять свою тотальную скуку. – ты не исключение. – я слишком спокойный в бытовом плане, помнишь? – ран мягко улыбается. – ага, а ещё мерзкое безэмоциональное уёбище, – кивает шуджи, на что ран кидает в него пачку своего шоколадного капитана блэка. потом они вместе смеются, а шуджи допивает беллс одним глотком и впадает в лёгкий транс. рану кто-то звонит, он встаёт с кресла и выходит говорить в смежную комнату. шуджи понимает, что это нахоя. он думает, что ран с нахоей очень гармонично спелись, хотя казалось бы с чего вдруг. они же абсолютно разные вроде. ран типичный интеллигент со сморщенной куриной задницей вместо лица, как говорила бабка шуджи, а нахоя с подросткового возраста хуярил на заводе, чтобы его сестра могла получить то высшее образование, которое хотела, и в том вузе страны, в котором хотела. и, в конце концов, ран вырос в обеспеченной семье в одной из столиц державы, а нахоя был парнишей из глубинки, у которого батя-алкаш в детстве отбирал телефон за зауженные джинсы. но всё-таки вон уже второй год вместе, съехались недавно и вроде всем довольны. шуджи не знает хотелось бы ему чего-то подобного. и, самое главное, не знает, как понять, что ему этого захотелось. – ран, – зовёт шуджи, когда тот возвращается в комнату. – а как ты понял, что у вас с нахоей то самое? – какое то самое? – вопросительно поднимает бровь хайтани, усаживаясь в кресло. – ну... не знаю, – пока шуджи пытается сформулировать мысль, ран опускает взгляд на экран телефона, который всё ещё держал в руках, и тонко, почти незаметно улыбается. – я не про великую люблё... бля да сука... любовь сейчас какую-то, я ж не долбоёб, – наконец-то выдаёт шуджи. – я скорее спрашиваю, как ты понял, что вот именно с нахоей это навсегда. типа что вы не разбежитесь через полгода и что ты готов прожить с ним всю жизнь... – не было такого момента, – говорит ран. – я вообще не думаю такими категориями. а ты что, думал, что вы с кисаки – это навсегда? за это шуджи рана и любил. он вообще никогда не пытался обойти острые углы. и давал моральное право на такую же хуйню другим. поэтому с ним было просто. – да, – шуджи вытягивает руку перед собой и внимательно смотрит на свою ладонь. в голову приходит неуместное для момента сравнение с небезызвестным пятым казекаге, – думал, мы будем как бонни и клайд. типа творить всякую криминальную хуйню и страстно потрахиваться в перерывах, а потом вместе сдохнем... хуй знает. не то чтобы я не понимал, что он меня пользует... просто думал, что меня всё устраивает. и не думал, что это когда-нибудь кончится. – ну... ты же понимал, что вы не в америке тридцатых годов. и всё закончилось бы так, как, собственно, и закончилось, – ран тоже внимательно смотрит на вытянутую руку. – мне было шестнадцать, мне было скучно, – шуджи загибает пальцы, – и когда бабло реально нужно, после первого раза сложно остановиться. они молчат. ран допивает своё вино, а шуджи втыкает в потолок. между ними не тяжёлое молчание. в конце концов, шуджи давно уже это пережил. четыре года прошло всё-таки. а ран абсолютно обо всём, что тогда происходило, в курсе и, конечно, догадывался об отношении шуджи к их с кисаки опиздохуительно не сложившейся истории великой любви. но прямо никогда не спрашивал. не видел смысла наверняка. да и нахер оно надо, на самом-то деле. просто шуджи больше не лезет в романтоту. ему вполне хватает адских брата и сестры. и не менее адских сои с нахоей, которые теперь идут с хайтани комплектом. одиноко он себя не чувствовал. ему было с кем обмыть повышение, кому делать скидку в баре, и на праздники он вообще никогда не оставался один. а, ко всему прочему, бабка шуджи любила его нынешних друзей намного больше, чем бывшего парня. что ещё для жизни нужно? – я боялся, что, когда он уйдёт, будет больно, – вдруг говорит ран. – и ещё больше, что я окажусь недостаточно хорош и сделаю больно ему. – он откидывает голову назад, приоткрывает рот. – а потом... мы тогда сидели с девочками в кафе. они миловались, нахоя возмущался, а я пытался разобраться в систематической номенклатуре органических соединений. шуджи снова восхищается тем, что ран выучил название этой херни и может его выговорить. потому что ну что за пиздец это ваше лечебное дело? – ну вот, и у меня нихрена с этой номенклатурой не складывалось, – ран настолько серьёзен, что даже свою вычурную манеру речи послал нахуй. – я помню, ты ныл об этом двадцать четыре на семь. и вместо глаз у тебя были пельмени... нет, хинкали, – шуджи хмыкает. – эта ноненк... номенклатура сильно попортила твоё аристократичное ебальце. – да, вот нахоя тогда тоже заметил, – ран трёт глаз тыльной стороной указательного пальца, – я уже не помню точно, что он тогда сказал. помню, что он отобрал у меня учебник, заставил пить что-то сладкое и как всегда очень много ругался. и ещё я помню его выражение лица. такое взволнованное и грустное... для нахои грустное... как будто от того, что я пару ночей не поспал, по всему миру повысилась детская смертность, – ран протяжно вздохнул. а шуджи подумал: очень хорошо, что от степени усталости этого трудоголичного придурка в масштабах мира на самом деле ничего не зависит. это могло бы вызвать пару геноцидов как минимум. – и тогда я подумал: какая вообще разница, что там будет потом, я же вот прямо здесь и сейчас хочу быть с ним, и никого другого, кто будет лучше мне подходить, мне искать не хочется, – ран снова тонко и мягко улыбнулся. – и возможно завтра он придёт и скажет, что уходит в монастырь, или я послезавтра вдруг влюблюсь, например, в санзу. меня до сих пор волнует только то, что сегодня именно нахоя будет гладить меня по голове, назовёт идиотом и не позволит сдохнуть. это, наверное, самая эмоциональная речь, которую шуджи слышал от рана (за исключением того раза, когда риндо подбила шуджи угнать катафалк и въебаться в памятник какому-то антикоммунистическому хую, после чего ран одновременно ржал, волновался и говорил, как он их обоих сразу и ненавидит, и обожает). и похер, что по интонации и выражению лица у рана как всегда ничего не понять. важно то, что он говорил. и как совсем незаметно, но мягко поднимал уголки губ, когда произносил имя нахои. шуджи прикрывает зудящие глаза, думая, что очень хочет спать. и впервые за долгое время по-настоящему устал. – слушай, братишка, – тянет шуджи, – если решишь влюбляться в санзу, то давай не послезавтра, а как-нибудь попозже. хочу успеть ещё раз переспать с казуторой до того, как ясухиро перетрёт нас в человеческий салат за посягательство на его сладкого мальчика. – а ты-то тут при чём? – хмыкает ран. – думаешь, я буду стоять в стороне, пока этот ебанутый тренирует на тебе свои дзюдоистские приколы? – шуджи вскидывается на рана и смотрит внезапно серьёзно настолько, насколько вообще он способен. – если с тобой что-то случится, я умру. ран смотрит ему в глаза. и шуджи надеется, что ран понимает сейчас, как же шуджи его чертовски ценит. и что только благодаря рану он сейчас живёт как нормальный человек, а не как тварь дрожащая. – взаимно, кисуль, – отводит взгляд ран, и шуджи понимает, что ран ценит его не меньше. – кстати, о санзу, – совсем не кстати, на самом деле, – подруга казуторы... та самая. которая меня забуллила… так охренительно на него похожа. ну, на санзу. откуда, блять, в нашей роиссе-матушке столько альбиносов? ран жмёт плечами и всё-таки доливает себе вина, за окном грохочет ливень, а от подушки и одеяла, когда шуджи наконец заваливается на кровать, всё ещё пахнет казуторой. и шуджи обещает себе, что, если вдруг настанет момент, когда здесь и сейчас станет важнее стрёмных концепций любви у него в голове, он не будет тупить и устраивать себе эмоциональные качели. и не важно с кем это будет. когда шуджи, уже помывшись, открывает дверь ванной, он слышит, как за стенкой работает слив. из сортира выходит казутора и с тихим «фух, успел» протискивается через ханму к раковине. включает воду. – ты серьёзно стесняешься срать в моей хате? – спрашивает шуджи, и может, интонация у него типично-безразличная, но его это действительно забавляет. в конце концов, они вот буквально полчаса назад друг друга обкончали, а в не таком уж и далёком (относительно мировой истории, например) общем прошлом тема говна у них не закрывалась вообще. – я... – казутора смотрит в зеркало. – ну как бы... это же нормально?... наверное. – ран говорит, что это признак того, что ты типа своё тело не принимаешь, – шуджи прикладывает палец к губам. – ой, бля, вот только не надо меня лечить, – у казуторы разгон от смущения до агрессии происходит за пять сотых секунды, и шуджи даже завидует рану, потому что его нахоя злобный всегда. и тут шуджи почти стонет, потому что снова сравнивает их с казуторой и рана с нахоей. а делать этого не нужно, потому что с казуторой у него всё ещё не такие отношения. и шуджи пока ещё не уверен, что могут получиться такие. хотя хотелось бы, наверное. и это единственный прогресс за два месяца. но шуджи не то чтобы старался. его полёт мысли, а, следовательно, и их разговор прерывает рингтон телефона. под херовенькую гитару какой-то мальчик орёт, что девочкам нужны не парни, а портвейн. язык фактов, конечно, но почему бы не заплатить чуть больше, чтобы партии нормально свели? – это сен, – говорит казутора, который всё ещё моет руки. – можешь взять? – оки, - отвечает шуджи, подходит почти вплотную и достаёт телефон из кармана худи. это, кстати, тоже прогресс, потому что между ними значительно сократилась дистанция. шуджи снимает звонок и ставит на громкую. – йоу, казу, хочешь прикол? – слышится бодрый голос сенджу. – от такого не отказываются, малышка, – шуджи показывает казуторе язык, отходя подальше. – о-о, шуджи, – сенджу недолго молчит, а потом выдаёт золото. – в общем, казу всё-таки не успел посрать, да? – вы и такими подробностями друг с подругой делитесь? – шуджи не сдерживаясь хихикает, наблюдая, как казутора бьёт себя мокрой рукой по лбу. – и не такими тоже, красавчик, – сенджу акаши абсолютно точно не знает ничего про социальную неловкость. – однажды, в общем, мы обсуждали, что у парней тоже волосы с головы в заднице застревают. – сен! какого хуя? – орёт казутора. – а-а, малышка, ты охуенная, – ржёт шуджи. – ой, – сенджу на том конце трубки тоже хихичет, – прости, казу, я, в общем, не хотела... – пиздишь же, ну, – отвечает ей казутора, вытирая руки. он забирает у посмеивающегося шуджи телефон, но к уху не прикладывает, оставляет на громкой. – так что ты там за прикол хотела рассказать? – в общем, я сейчас была в сити молле, врезалась в девушку, – начинает сенджу свой охуительно интересный прикол. – во-от. и, в общем, вроде всё ок, уже собираюсь извиняться. и тут вырисовывается какой-то мудак белобрысый и как начинает гнать. в общем, бля, малолетние школьники не смотрят куда прут, даже не извиняются, никакого уважения. в общем, бла-бла-бла, – даже через телефон чувствуется, насколько сенджу сейчас возмущена. шуджи идёт на кухню за казуторой и думает, что вот ни разу не завидует наткнувшемуся на сенджу пареньку. у малышки был недавно полученный второй дан в карате и бесконечная агрессия, скрытая под немного инфантильным поведением. собственно, с казуторой они были один в один. за исключением того, что у сенджу были прочные личные границы и непробиваемая уверенность в собственной неотразимости, а казутора действительно умел быть нежным. шуджи подходит к плите, но его за рукав отодвигает ханемия. одной рукой держит телефон, а другой машет. «съебись и не мешай, я вообще-то профессиональный повар», – читает шуджи в этом помахивании и послушно заваливается на подоконник травить свои лёгкие никотином. – я охуеваю, естественно, – продолжает голос сенджу. – в общем, говорю: перед девушкой извиняюсь, а вот ты чё, в хлеборезку захотел? и он такой сразу же сворачивает приколы и, в общем, выдаёт такой. ты если на меня наедешь, мне придётся защищаться, а я на девушку никогда руку не подниму, так что давай, в общем, как-нибудь мирно разойдёмся. я думаю: нихуёво исполняешь. – сенджу на пару мгновений умолкает, слышится какой-то шум, а потом она возвращается. – так вот, о чём я?.. а... ну, я ему, в общем, отвечаю: со своим махровым сексизмом нахер можешь идти. ну и ухожу. в общем, пиздец, да? – безусловно, – отвечает казутора. и шуджи даже бы пожалел его, если бы не знал, что тот названивает сенджу по сто раз на дню, чтобы рассказать, что ему опять наступили на ногу, и это определенно повод как минимум попробовать кого-нибудь застрелить. ну, или застрелиться самому. в зависимости от настроения и того, как началось его утро (поругались они с баджи или вместе кого-нибудь обосрали). а то, как казутора в доту играет, вообще заслуживает отдельного ситкома. или трагедии... смотря с чьей стороны посмотреть. потому что сенджу в доте не понимает от слова вообще. шуджи ненадолго отворачивается к окну. на улице декабрь, а снега нихуя, и на некоторых деревьях до сих пор пожухлая листва. любого нормального человека такое бы вогнало в уныние, но у шуджи апатия как смысл жизни, а попытки себя расшевелить – как великая цель мирового масштаба. одна из попыток сейчас, кстати, болтает на его кухне со своей лучшей подружкой, пытаясь приготовить нормальный обед из говна и палок без палок, которые нашлись в холодильнике. шуджи думает, что, на самом-то деле, совсем не против, если бы такое происходило каждый день ещё лет... много. – бля-я, сен, – тянет казутора, и это привлекает внимание шуджи, потому что интонация какая-то обречённая. – мне кейске звонит, потом договорим, ок? – да без б, – отвечает сенджу. – только не забудь, в общем, что обещал помочь мне собраться. – угусь, – казутора сбрасывает, потом принимает звонок баджи. – йоу, че такое, кретин? шуджи отмечает, что звонок брата казутора на громкую не ставит. и что в последнее время у казуторы как-то слишком часто жопа полыхает с баджи. хотя, возможно, она давно так полыхает. в конце концов, шуджи так-то пропустил внушительных несколько лет жизни ханемии. и тот момент, когда баджи из просто крутого приёмного брата стал гиперопекающей, залезающей в чужую жизнь по самый задний проход занозой, тоже. – не, не дома, – казутора прижимает телефон головой к плечу и продолжает колдовать над сковородкой. – у сенджу. а чё такое-то?.. да, она вечером уезжает. так что вернусь. шуджи снова отворачивается к окну, скидывает пепел в чашку с недопитым с утра чаем (и, да, у него есть пепельница в каждом помещении этой квартиры, кроме кухни, потому что это, ёбаный рот, концепция, ран, пошёл нахуй со своей логикой) и не особо вслушивается куда там казутора посылает любимого и единственного брата. он размышляет над тем, что весь этот пиздёж казуторы о том, с кем он и где он, почему-то начинает подбешивать. они вроде не подростки больше и шкериться по углам уже не солидно. – всё, блять, пиздуй ебать мозги своим друзьям, – говорит казутора чуть грубее, чем стоило бы, наверное, а потом меняется в интонации. – чифую привет. и сбрасывает. а потом очень агрессивно начинает мешать двухдневные макароны на сковороде. – разве у вас с баджи не общие друзья? – шуджи выкидывает бычок в импровизированную пепельницу. – больше нет, – отрезает казутора, и шуджи понимает, что тема из тех, которую поднимать не стоит, если не хочется получить арматурой в висок. – оке-ей, – тянет ханма и применяет недавно открывшийся ему чит по экстренному приведению казуторы в состояние покоя. – а куда мелкая намылилась? и это как всегда срабатывает безотказно. плечи казуторы расслабляются, а старую деревянную лопатку он перестаёт держать так, будто собирается всандалить её в сонную артерию шуджи. казутора действительно любил говорить о сенджу. и шуджи прекрасно его понимал. у него не просто так орхидея под сердцем. – к лучшей подруге в столицу, она всегда перед новым годом и на день рождения аканэ туда гоняет на пять-семь дней, – казутора выключает конфорку. – а аканэ приезжает сюда на днюху сен. и летом. ну ещё они иногда на выходных подруга к подруге ездят. он не глядя достаёт две глубокие тарелки. старые, как и всё в этой квартире, пожелтевшие, с какими-то схематичными, почти стёршимися цветами. и вообще-то теперь у шуджи нет проблем с деньгами вот совсем. но ему охренительно лень заниматься всей этой бытовой скучной хуетой типа покупки мебели, кухонных принадлежностей, ремонта и так далее по списку. его и так всё вполне устраивает (и, ран, пошёл нахуй ещё раз, если не нравится – сам этим всем и занимайся). – у рин тоже лучшая подруга в столице живёт, – вставляет шуджи, спрыгивая с подоконника. он забирает из рук казуторы тарелку, в которую тот художественно навалил жареные макароны с сосисками и яйцом. шуджи специально задевает пальцы ханемии и удерживает контакт чуть дольше, чем стоило бы, наверное. а казутора смотрит своими всё ещё невозможно огромными глазами снизу вверх, склоняет голову к плечу и мягко-мягко улыбается. и не убирает руки. они стоят так целую минуту, кажется. в полной тишине, только ветер в окно бьётся, и в ещё нагретой сковородке потрескивают макароны. а потом телефон шуджи выдаёт протяжное «что ты забыла у меня на репите?» и начинает ползти по столу. казутора вздрагивает и отворачивается, прикусывая губу. шуджи думает, что когда-нибудь он её окончательно сожрёт. и что половина третьего, на которые он поставил будильник, наступили охренительно невовремя. – у тебя серьёзно на будильнике конфуз стоит? – спрашивает казутора, когда они усаживаются за стол. – ну не всем же дединсайдиться каждое утро под «суисайд сёкл» газеты, сладуль, – пожимает плечами шуджи. – пошё-ё-ёл нахер, – нудит казутора, – уруха-сама – моя ролевая модель. – я в курсе, – шуджи заливает свою порцию макарон мазиком под очень недовольный взгляд казуторы, – ты мне этим урухой все мозги ещё шесть лет назад протрахал. может, я ревную, тигрёнок? казутора закатывает глаза, а потом очень манерно и показательно заливает свои макароны кетчупом. – кейске тоже уезжает, – говорит он спустя пару минут. – м-м? – шуджи на самом деле абсолютно похер, куда там собирается баджи, но казутора сегодня завалился к нему с утра пораньше ужасно расстроенный, а сенджу милостиво объяснила в паре десятков сообщений, что баджи как всегда мудак. – он едет знакомится с мамой чифую в его родной мухосранск, – жмёт плечами казутора. – их недели полторы не будет. вернутся плюс-минус пятнадцатого числа. – ого, а у малого прогрессивные предки? – задумчиво тянет шуджи. – по нему не скажешь, зажатый какой-то. – вы знакомы? и не тебе говорить про пвогв... – казутора проглатывает макароны, почти не пережёвывая, – прогрессивную родню, твоя бабка в семьдесят нашла себе девушку. – моя карга вообще трэш, – шуджи на свету рассматривает наколотый на вилку кусочек сосиски. – а малой принимал у нас бухую сою как-то раз, они в общаге недалеко друг от друга живут вроде. – а, понятно, – разговор откровенно не клеится, вероятно, потому что никто из них конкретно о баджи и его парне говорить не хочет. они доедают в молчании. шуджи поглядывает на время, чтобы не проебать смену (зря, что ли, будильник ставил. он, конечно, так и не поспал, но тем не менее). казутора заканчивает быстрее, потому что положил себе раза в два меньше, и теперь пялит в серость за окном, подперев кулаком щёку. шуджи смотрит на него, но не очень внимательно, чтобы не палиться. и снова в голову лезет что-то смутно романтическое. и ему даже не стыдно, потому что казутора сам водит пальцем свободной руки по столу и иногда скашивает взгляд в его сторону. и всё это попахивает сраной подростковой неловкостью. – можно будет к тебе? – казутора отмирает совершенно внезапно. – в смысле? – шуджи поднимает голову, отрываясь от сосредоточенных попыток поймать последнюю макаронину на тарелке. – ну... заходить к тебе... когда они уедут... шуджи пару раз моргает. а казутора всё ещё смотрит в окно и пальцем по столу водит. и это абсолютно непонятный вопрос. потому что за последние два месяца казутора бывал у него чуть ли не чаще, чем у себя (большую часть времени он, конечно, откисал на съемной хате сенджу в восьми трамвайных – потому что шуджи ездит только на трамваях – остановках от дома ханмы). потому что казутора мог, как сегодня, внезапно написать посреди ночи и попроситься прийти. или мог по несколько дней не отсвечивать вообще, а потом забрасывать кучей мемов с наруто. потому что казуторе вообще не свойственно стрематься проявлять инициативу, даже если неделю до этого игнорил. в конце концов, казутора тот самый человек, который месяц назад припёрся под окна шуджи с древним магнитофоном, из которого скриптонит орал про любовь, и засохшим букетом полевых цветов. тогда у шуджи возникло два вопроса: какого хуя и нахера, блять, было сушить веник. чуть позже шуджи выяснил: казутора думал, что скриптонит – кальянный рэпер,

– да нихуя, и вообще риндо сказала, что он зашквар. – и ты перестал его слушать? – ну рин лучше знать, что оскорбляет женщин, а что нет. – да, сенджу он тоже не нравится

что цветы засушенные, потому что так было в фанфике

– бля, в каком фанфике? – который у тебя в сборнике на фикбуке. – ты охуенный...

и что древний магнитофон казуторе подогнала мелкая.

– вообще, это ей брат достал. – у малышки есть брат? – вроде целых два, но там сложно... – понял принял, тупых вопросов не задаю.

зачем казутора всё это устроил, шуджи так и не понял. но было приятно, а ханемия так улыбался, что какая вообще разница? и вот сейчас этот бешеный придурок сидит и неуверенно водит пальцем по столу, стремаясь попроситься в гости. шуджи смотрит на него внимательно, а потом всё-таки доедает последнюю макаронину. – в чём вопрос? – пожимает он плечами. – только купи презики и смазку. и клизмы. – бля, – казутора вздыхает. – вот без этого дерьма никак? – ну, сегодняшнее утро... и те предыдущие два раза, когда мы собирались посмотреть астрал, – шуджи встаёт и относит тарелки в раковину, – доказывают, что без этого дерьма никак. – я не про секс, блин, а про шутки твои дебильные, – казутора кидается в него кухонным полотенцем. и смеётся. шуджи широко ухмыляется, сообщает, что «нет, без шуток никак, сладкий», и убегает из кухни. за ним несётся казутора. шуджи ловит его за талию, немного приподнимая, уже в гостиной. серёжка ханемии звенит, а шуджи очень хочет укусить казутору за ухо, но вот это будет как-то не по-дружески. и шуджи понимает, что, кажется, сейчас происходит тот самый момент. снова звонит будильник, сообщая, что пора выходить на работу. ... – того, кто ветром стал! казутора усилено орёт в банку из-под антиперспиранта аэрозоль рексона персик и лемонграсс, прыгая на столе и размахивая четыре дня не мытыми волосами. ханма, валяющийся на полу, пердит ртом, но упорно называет это битбоксом, периодически подхватывая женскую партию. – не пожале-еть... – фальшиво воет казутора. – аполеджа-ай, – вторит ему шуджи на ломаном английском. – и не сказать прости-и... – казутора набирает в лёгкие побольше воздуха, а потом переходит на ультразвук. – и не успеть! – вив гат но та-айм!.. ту сейв хим. – его уже спасти! они орут вместе, казутора оступается и падает с хлипкого стола прямо на шуджи, за ним наёбывается пепельница и посыпает их сверху своим содержимым. шуджи полностью игнорирует то, что свалившееся на него тело вообще-то весит почти шестьдесят пять килограмм, и обнимает казутору, возобновляя свою пародию на битбокс. казутора тыкается лицом в грудь как обычно полуголого шуджи. и наконец-то, впервые за последнюю неделю, искренне улыбается. на фоне продолжает надрываться дельфин. а казутора чувствует, как шуджи зарывается в его волосы пальцами и слегка оттягивает. ханемия поднимает голову. шуджи ухмыляется. – пойдёшь со мной в душ? – спрашивает он. – самый дебильный способ затащить меня помыться, – бормочет казутора. – мы там вдвоём не поместимся. – если очень постараться, то поместимся, – шуджи тянется к перевёрнутой пепельнице, ставит её ровно. – прости, – вдруг говорит казутора. он отворачивается в сторону батареи банок из-под редбулла. – ты вообще не должен был со мной возиться всё это время. – ага, не должен был, но хотел же, – шуджи умудряется одной рукой достать сигарету из пачки и прикурить. и не поджечь ханемии волосы. – кхмф, – казутора собирается что-то возразить, но шуджи буквально вжимает его за голову в себя. – я знаю, тебе есть, что сказать, сладкий, – шуджи затягивается, – но давай пока просто полежим... а потом ещё раз обсудим вопрос с душем, окей? казутора собирается сказать, что какое нахуй полежим и почему ты вообще такой спокойный. ещё сказать о том, какой он, казутора, проблемный и как ему стыдно перед шуджи за всю эту неделю. и ещё о том, какой шуджи невъебенный, заботливый и как казуторе с ним хорошо. он уже почти открывает рот, когда ханма выпутывает свои пальцы из волос казуторы и ведёт ладонью по спине, а потом прижимает к себе поближе. – для меня не проблема заботиться о тебе, – говорит тихо, почти неслышно из-за орущего в колонках энди бирсака. казутора выдаёт пару нечленораздельных звуков, кладёт голову на грудь шуджи, пачкая щёку в пепле, и обхватывает его за талию. так тепло. он чувствует как глаза жжёт и пару раз смаргивает. а потом всхлипывает, чувствует, как дрожит, и притискивается к шуджи, как можно сильнее. казутору прорывает. из него, как после запора, рвётся всё дерьмо, что накопилось за последнее время. и это так неправильно, потому что в октябре он снова пошёл к специалистке. и так неправильно, потому что он так пытался быть в глазах шуджи лучше. и так неправильно, потому что он ведь всё уже сто раз проработал, и всё должно устраивать. но сейчас у него в голове только блять, когда же это всё нахуй закончится? и, кажется, он говорит это вслух. это – и ещё сотню вещей, которых не должен говорить. о том, как его заебала работа, и что он вообще не хотел учиться в сраной коляге, но родители кейске слишком много для казуторы сделали, чтобы он мог им хоть слово поперёк сказать. о том, что врачея говорит ему, что у них с кейске какая-то там созависимость и куча других умных слов, которые сводятся к тому, что его брат охуел, а он, казутора, тряпка. о том, что казутора сам не понимает, чего он, блин, хочет, и что мир за пределами его комнаты то ли пугает, то ли вызывает тошноту. казутора бы ещё много чего наговорил, потому что ему так хочется поделиться, но поделиться не с кем. точнее, казутора не хочет вешать это на других. и как всегда не может выполнить ни одного обещания данного себе, потому что сейчас заливает слезами очередную адидасовскую олимпийку шуджи. и об этом он тоже говорит вслух. единственное о чём он молчит, – это о том, что спина после прикосновений шуджи горит, что от вещей шуджи всегда так приятно пахнет и что казутора в него абсолютно точно влюблён. шуджи молчит, обнимает крепче и чуть поглаживает по спине. закуривает вторую. – только не надо извиняться сейчас, окей? – спустя ещё пять минут отрывочного монолога казуторы, наконец-то отвечает ханма. – мне казалось, такое вообще не в твоём стиле. – а что, по-твоему, в моём стиле? – казутора протяжно выдыхает и трёт ладонью лицо. – м-м, – шуджи водит сигаретой в воздухе, и пепел осыпается ему на рукав, – ну, например, в твоём стиле не задумываясь творить всякую хуйню разной степени тяжести, а потом разбираться с последствиями. ну или не справляться с ними и пытаться решить всё радикальным суицидом. но вымаливать у кого-то что-то... тем более прощение, – шуджи говорит всё это задумчиво, – точно не твоё. – кейске говорит... – знаешь, в рот я твоего кейске ебал. и его мнение на счёт тебя тоже. казутора поднимает глаза на шуджи и смотрит слегка удивлённо. потому что шуджи обычно не перебивает. и своё мнение никогда не пропихивает. он сегодня вообще какой-то странный. или может быть, всю неделю, которую казутора успешно провалялся в кровати, не желая ходить даже до сортира (шуджи приходилось его буквально носить, и теперь казуторе немного стыдно). шуджи смотрит в ответ. прикрытые глаза, сигарета в зубах и просто непередаваемое выражение лица, которое можно трактовать только, как: «можешь оспорить, но мне похуй». – правда? – казутора мягко улыбается, чувствуя, как внутри разливается немного ненормальное тепло. или, может, ему наконец-то дали по сердцу те пять банок редбулла, которые сейчас ютятся под табуреткой. – правда, – шуджи совсем немного напрягается и щурит глаза. – а вот меня ты в рот не ебал, – тянет казутора, – может я ревную, шуджи-кун. по лицу шуджи расплывается подозрительно пьяная ухмылка, хотя сегодня они не пили даже так любимое казуторой (и презираемое абсолютно всеми остальными) магазинное пиво. ханемия просто внезапно активизировался в середине дня, начал готовить и стребовал с шуджи сгонять в магаз за кучей всего. а потом кто-то врубил хиты эмо-молодости, и вот сейчас они лежат на полу в гостиной (по совместительству спальне, даром, что в квартире три комнаты), присыпанные пеплом и грузом загонов ханемии. из колонок льётся проникновенный голос матсумото таканори. а шуджи кидает сигарету в пепельницу, выворачивается из захвата казуторы и нависает над ним, упираясь рукой в пол рядом с его головой. казутора чуть отворачивает голову, потому что после недельного заплыва в моря уныния у него дыхание ни разу не свежее. – ревнуй не ревнуй, ебать в рот я тебя не собираюсь, мой хороший, – ухмылка шуджи не предвещает ничего несмущающего, – а если тебе вдруг захочется, мы будем называть это оральным сексом, ясно? – воу, это как-то... романтично, – бормочет казутора прикрывая рот рукой. и шуджи всё-таки спровоцировал его помыться, потому что прямо сейчас казутора резво выползает из-под него. с горящими щеками и сплошным блять-блять-блять в голове. он роется в шкафу, пытаясь найти полотенце, и не смотрит на шуджи. уже под охренительно горячими струями воды казутора думает, что ну... энергетики виноваты. а потом смеётся сам с себя. и ему сейчас становится как-то легко. как будто камень в районе желудка куда-то рассосался. и у него как всегда рядом с шуджи что-то внутри поднимается. тёплое, объёмное, такое, что хочется кричать, смеяться и делать... что-нибудь. куда-то двигаться. или хотя бы просто двигаться. это буквально разрывает. казутора вылетает из ванной, даже не протерев волосы, на ходу натягивает на мокрое тело огромную футболку шуджи с красным «anti sexual sexual club» на всю спину и вбегает в гостиную. там шуджи пытается убрать рассыпанные по полу окурки, закатав рукава олимпийки. – давай танцевать! – почти кричит ханемия, когда подключённый к колонкам телефон шуджи извлекает из себя первые ноты «savior» черных невест. казутора не знает, как выглядит со стороны, и сейчас ему конкретно похуй, потому что слишком хорошо. и он не собирается отпускать эту волну. он цепляется за руку шуджи и тянет его в свободную от дивана часть комнаты. и внутри у казуторы всё поджимается, когда он чувствует, как шуджи аккуратно кладёт ему раскрытую ладонь на талию, другой рукой заправляя мокрую прядь высветленных волос за ухо. казутора не перестаёт улыбаться и поднимает голову. шуджи смотрит на него, слегка поднимая брови, опускает взгляд вниз. туда, где почти у коленей заканчивается футболка. и от этого взгляда у казуторы чуть сбивается дыхание. шуджи кажется таким красивым и сильным. и если два с половиной месяца назад казутора думал, что вся эта ситуация со спонтанным сексом по старому знакомству – пиздец, то он был абсолютно не прав. потому что настоящий пиздец на самом деле сейчас держит казутору в своих охуенных руках. – я вообще-то не умею танцевать, – тихо, чтобы не рушить атмосферу, шепчет шуджи, когда казутора кладёт ему одну руку на плечо, второй перехватывая ладонь шуджи у своего лица. – совсем-совсем? – казутора, прикусывает губу. – ну, вальс на последнем звонке танцевал с одноклассницей, – ханма явно пытается максимально расслабиться, чтобы не напоминать бревно. а казутора не тупой и понимает, что шуджи это сейчас для него старается. приятно. всё, блять, что связано с шуджи теперь приятно. это одновременно пугает количеством эмоциональных реакций в истощённом теле казуторы. и вместе с тем заставляет глаза сиять, а губы – растягиваться ещё шире в абсолютно дебильной улыбке. – м-м, – казутора облизывает губы. – этот трек на четыре четверти, вроде... похуй. сойдёт. и он отступает левой ногой назад, утягивая шуджи за собой. тот передвигает свою ладонь почти на лопатки казуторе и тоже почему-то улыбается. они держатся неплохо первые семь шагов, а потом окончательно расходятся с ритмом музыки и откровенно тупят, потому что больше пялятся друг на друга, чем танцуют. сталкиваются коленями пару раз, шуджи умудряется чмокнуть казутору в нос, а тот цепляется за ханму так очевидно влюблённо. у казуторы мурашки вдоль позвоночника. и он чувствует себя так легко и расслабленно, как будто в мире не осталось ничего кроме этой комнаты, набирающей силы мелодии и удивительных янтарных глаз шуджи. казутора спускает руку с его плеча на грудь, а потом немного отталкивает, удерживая левой ладонью ладонь шуджи. у казуторы перехватывает дыхание, когда он понимает, как крепко шуджи держит его пальцы в своих. он делает своеобразную пародию на пируэт, пропуская руку ханмы над своей головой, и прилетает снова прямо в объятия шуджи. они снова хватаются друг за друга и качаются. у казуторы немного кружится голова. и, собственно, неудивительно: он в пять раз превысил суточную дозу таурина и явно в сотни раз превышает месячные дозы окситоцина и серотонина прямо сейчас. но если за счастье нужно будет заплатить разорванным сердцем, он готов. они идут по кругу, переплетая пальцы и качаясь, как маятник. казутора смотрит на губы шуджи, и в голове только «поцелуй, ну пожалуйста». и когда вокалист невест переходит на экстрим, шуджи действительно целует казутору. всё замирает, как будто тут недалеко пробегал дио брандо. у шуджи губы немного горькие от мерзкого винстона с тонной смол. и много – сладкие от тех других пяти банок редбулла, которые сейчас стоят рядом с банками казуторы. шуджи целует мягко и мокро. и это их первый поцелуй не во время секса, а просто так. казутора почти скулит, жмётся к шуджи всем телом и зарывается пальцами ему в волосы. – ты невероятный, – шепчет шуджи казуторе в губы. и, возможно, шуджи не убережёт его от тьмы, но вот сейчас он рядом. и его голос, напоминающий казуторе не истекать кровью, тоже. казутора мягко улыбается, когда шуджи отрывается от его губ, и склоняет голову к плечу. серёжка позвякивает, и этот звук как будто бы вырывает их обоих в реальность. они отходят друг от друга на пару шагов. – то, что я не извиняюсь, не значит, что я не сожалею, – внезапно возвращается к забытой теме казутора. – у меня есть совесть. – а у меня нет, – жмёт плечами шуджи. – и считай, что это даёт тебе моральное право не испытывать угрызения своей в мою сторону. казутора снова протяжно выдыхает. у шуджи своё представление о справедливости. и то, что ханемии оно кристально ясно, не упрощает вообще ничего. или, может быть, статус «всё сложно» – его зона комфорта. мысль не даёт развить окончательно пронзительный вой телефона казуторы. и современный эмокор вообще не сочетается с льющимся из колонок ви-кеем дремучих нулевых. – девочка-девочка, гроб на колёсиках, в общем, уже в твоём городе, – бодрым голосом сообщает сенджу. – я всё ещё у шуджи, – отвечает казутора и пытается вспомнить, сколько лет они с акаши уже не здороваются. – я в курсе, – фантазия казуторы рисует ему снисходительную улыбку сенджу, – думаешь, кто его подослал, когда ты, в общем, свалился в депрессняк? и кому он отправлял отчёт по состоянию, в общем, три раза в день. – я в курсе, – передразнивает, – он, если что, молчать так-то не умеет. – ой, всё, – подаёт голос шуджи, и казутора, оборачиваясь к нему, замечает, что тот выходит из гостиной, – если что, я собираюсь обижаться на вас где-то... э-э... пятнадцать минут, пока моюсь... так что воркуйте, сладулька. он машет рукой и прикрывает за собой дверь, а казутора как полный дебил, машет ему в ответ. – блять, – шепчет он в трубку, когда через минуту тишины, слышит шум воды, – ты нихуя невовремя, сен. – оу? – я собирался ему признаться, – казутора падает в кресло и откидывает всё ещё влажные пряди с лица. – ой ли? – ну... я решил, что собирался ему признаться, когда ты уже позвонила, – бормочет казутора в ответ. – как удобно, – хмыкает сенджу, – а не староват ли ты, в общем, для всех этих драматичных признаний? – вот, блин, не надо развивать комплексы, окей? – ладно-ладно, в общем, делай всё, что заставляет тебя чувствовать что-то, – сенджу кашляет. – я, если что, буду рядом, чтобы реанимировать. – спасибо, сен, – казутора подбирает под себя ноги и внезапно осознаёт, что на нём всё ещё только огромная футболка шуджи, – эм... кхм... ты когда будешь? – час, в общем, полтора. постарайся вымыть его сперму из задницы до моего прихода. – мы, блять, предохраняемся, психованная! он вообще всегда считал, что смутить его, как минимум, сложно. и даже у шуджи это получалось через раз и чаще всего ненамеренно. хотя как минимум семьдесят процентов их разговоров были по сути дебильным флиртом из туториала «как склеить парня, если он совсем долбоёб, а ты такой же». остальные тридцать – высокоинтеллектуальные споры о том, что учихи охуели, а второй хокаге красавчик. ну и, конечно, о том, в чём же всё-таки суть искусства. но сенджу знала казутору даже лучше самого казуторы, хотя бы потому что была действительно умной. а ещё имела приватный доступ ко всему, что происходит в голове ханемии, включая влажные фантазии, в которых шуджи трахал его в ванной, оставлял у него на шее штук пять засосов и кончал внутрь. казутора прикусывает губу. окей, с другой стороны, подскочившее либидо – знак постепенного выхода из депрессивной фазы. – э-эй, казу, – сенджу звучит немного взволнованно, – всё окей? я не хоте... – всё в порядке, – у казуторы самая лучшая подруга на свете, и он абсолютно точно не переживёт, если она будет перед ним извиняться. – я просто внезапно понял, что охуеть, как хочу трахаться. – в общем, он к тебе реально совсем не лез? – ну да, – казутора вскидывается, – ты думаешь, что он мог бы?.. – я не доверяю людям, – отрезает сенджу, – ты знаешь. конечно, он прекрасно знает. и понимает. потому что сам ожидает, что из шуджи полезет дерьмо. и одновременно благодарен ему за то, что тот каждый раз уходит спать в другую комнату, никогда не подходит слишком близко без предупреждения и никогда не требует отвечать на все свои вопросы. наверное, поэтому шуджи нравится сенджу куда больше, чем тот же кейске. наверное, поэтому самого казутору так охуительно сильно тянет к шуджи. сенджу привлекает внимание казуторы, снова закашлявшись. и он тут же переключает думательный поток на то, чтобы писать аканэ негативный отзыв на хреновые условия содержания его маленькой сестрёнки подруги. – ладно, в общем, я свою функцию персонажа твоей неловкой драмы выполнила, – она шмыгает носом. – чё? – говорю, что, в общем, появилась в момент, когда ты не знал, что сказать, – она тихо смеётся. – буду через час. и сбрасывает звонок. резкая, как понос, и наглухо ебанутая, как все лучшие герои любимых тайтлов казуторы. он внезапно понимает, как он по ней соскучился. и похер, что они созванивались каждый день. он переводит взгляд в потолок. – с кальянным рэпером переписываешься? – сенджу заходит на лоджию. она протягивает сидящему в кресле казуторе банку карлсберга и плотно прикрывает дверь в комнату освободившейся рукой, а потом падает на стул в углу. казутора обнимает себя за колени и ставит на них подбородок. хорошо сидят, душевно. – ты знаешь, что у людей есть имена? – он поднимает на сенджу глаза, убирая телефон. – ску-ко-та, – по слогам произносит девушка. – и ты, в общем, от темы не уходи. – ну да, переписываюсь, а чё такого-то? – казутора хмурится, пытаясь открыть банку и не сковырнуть в процессе лак с ногтей. – законом не запрещено. – уверена, что в личной моральной конституции баджи кейске, в общем, есть пара запретительных норм на эту тему, – сенджу роется в шкафчике, пытаясь найти свою электронку. – ты собираешься ему рассказать? – нахуя? – ну как бы, – сенджу смотрит казуторе в глаза, – чем позже он узнает, в общем, тем хуже... – кто сказал, что кейске узнает? – казутора жмёт плечами и, бросая попытки открыть пиво, протягивает его сенджу. – я скоро перегорю, ты же знаешь. только лишняя суета. – ну да, а глазки у тебя блестят, в общем, потому что шуджи тебе ни разу не нравится, – она вскрывает банку. – ты за эти две недели бывал у него, в общем, чаще, чем у меня. и вы, бля, целую ночь смотрели тиктоки. – ладно, предположим, что перегорю не я, – вздыхает казутора и отпивает. – первая депрессивная фаза, и его быстро заебёт тащить общение на себе. и это не стоит того, чтобы кому-то били морду или говнили отношения. – я, кстати, так и не поняла, в общем, что там тусовка твоего брата не поделила с тусовкой ханмы, – хмыкает сенджу. – какие-то тупые пацанские разборки в прогрессивной перспективе? казутора вздыхает и смотрит в окно. он так-то и сам не в курсе. когда это всё происходило, ему было не до того. он вообще ничего слышать об этом не хотел. – да хуй знает, – через пару минут молчания говорит он. – но суть в том, что, во-первых, это не тусовка кейске, а тусовка майки. манджиро сано. помнишь, я рассказывал? – как такое забыть? ты, в общем, был в самое обоссаное говно, – хихичет сенджу, хотя смех нервный и понятно, что ситуация страшная. – и если бы не тот литр абсента, я бы так и не узнала. – ну так вот, – вздыхает казутора. – насчёт шуджи. мы с ним общались, когда я был в восьмом классе. и это было типа круто. ну знаешь... – он делает пару мощных глотков. – я ебучий аутсайдер, друзья и брат в другой школе, а шуджи весь из себя крутой, на год старше, и с татухами на ладонях. и он был единственным моим другом. – в смысле? – ну... он не был другом кейске, – казутора нащупывает в кармане пачку сигарет. – шуджи дружил только со мной. он закуривает и мысленно удивляется, почему за эти почти пять лет крепкой дружбы так и не рассказал сенджу про свой лютый восьмой класс. она смотрит с интересом, выпускает изо рта малиновый пар. совсем некстати вспоминается, как шуджи пару дней назад три часа высирался в личных сообщениях казуторы на вейпы, доказывая ему, что это не тру и настоящие панки курят беломор. – короче, мы познакомились второго сентября, когда меня вызвали к директору за мелирование, а его – за то, что курил гаш в туалете, – казутора усмехается, – не знаю, как, но он доказал им, что это ромашка. а потом притащил школьный устав, зачитал его вслух и сказал, что красить волосы не запрещено. и на следующий день пришёл с желтой челкой. – ебанутый, – почти восхищённо тянет сенджу. – ага, устав они потом поменяли, но нам было уже как-то похуй. было весело. мы тусовались у него на хате, иногда пиздились с охуевшей гопотой и даже один раз попали в кпз, – казутора мягко улыбается, вспоминая, как очень пьяный шуджи впрягал участковому анекдоты про штирлица. – а потом он закончил девятый класс и перешёл в другую школу. и общение как-то угасло. мы пару раз списывались, у меня начались проблемы... – казутора морщит нос, – а он вообще пропал. ханемия глубоко затягивается и запивает горечь пивом. не факт, что эта горечь связана с сигаретами. просто после лучшего четырнадцатого года его жизни, внезапно начался самый отвратный пятнадцатый. – я только уже в конце первого курса узнал, что майки и команда на ножах с каким-то программистом, с которым встречался шуджи, – казутора сбрасывает пепел в старую банку из-под тропического монстра. – я в сути, если честно... э-э... и не пытался разобраться. вроде там кто-то кому-то по морде дал, кто-то не по-пацански себя повёл. вроде как ещё разборки какие-то с ментами. и новый друг майки, который когда-то был парнем бывшей девушки того программиста... я хуй знает, говорю же, сложная хуйня. во всех этих межличностных связях черт ногу сломит. казутора напрягает мозги, как не напрягал на экзамене по организации хранения в коляге. – во-от, короче, если в двух словах, – отмирает казутора через пару минут залипания в запотевшее окно, – у всех дико горела жопа с ебучего программиста. а у кейске и дракена... это, крч, чел такой, лучший друг майки... – я помню, в общем, ты говорил о нём, – перебивает сенджу. – давай к сути, а то у меня мозги скукурузятся сейчас. – и это я слышу от девушки, которая искала своего родного брата через твиттер знакомой младшего брата своей лучшей подруги, – бормочет казутора. – учитывая, что с харучиё ты в одном городе живёшь, а вся та тусовка в столице. – заметь, ни с кем из них, в общем, я не общалась... и грустных запутанных историй не имею, – сенджу указывает на него электронкой. – в отличие, кстати, от тебя. ты мне так и не пояснил, что за мутки у тебя с изаной... – разве? – хуязве, – хихичет сенджу. казутора толкает её ногой. снова отпивает пива. – я когда в детдоме был, мы с шионом... другом изаны... попиздились, – пожимает плечами казутора. – а потом она вернулась из поездки для умненьких и вставила ему такой пизды, что я охуел. типа меня не удивило, что девчонка в два раза меньше его отхуярила... меня удивило. ну. она сделала это, потому что он наехал на меня без её на то приказа. и что с такими, как он, истинную монархию не построишь. – что, прости? – короче, изана была ёбнутой на идее совершенного самодержавия и всем желающим... и не очень... по понедельникам заливала, что монархия – лучшая форма правления государства, потому что люди в большинстве своём – тупое серое стадо, – казутора пожимает плечами. – я от неё про все эти формы правления и узнал, собственно. я-то был пиздюком, а она девятиклассницей... – я уже говорила тебе, что твоя жизнь, в общем, какой-то ебучий цирк с конями? – сенджу отбирает у него банку и разом всасывает половину. – каждые два дня, – казуторе вдруг становится немного грустно, потому что до восемнадцати лет у него действительно была охуеть какая интересная жизнь. и ему даже немного обидно, что тогда он не примкнул к последователям современной кровавой мэри. в принципе, они были весёлыми ребятами. если не вспоминать, что ясухиро муто материл всех, кто не знал, что королева в шахматах – это ферзь. кстати, о ясухиро... – ну типа... про изану это всё. они тогда от меня отвалили, через полгода меня забрали из детдома, и я никогда к этой конторе даже близко не подходил, – казутора бычкует сигарету, а потом нервно смеётся. – кто ж знал, что через почти десять лет один из этой тусовки будет встречаться с твоим братом. – мне, в общем, после этой истории ещё меньше нравится этот... мучё? ясухиро? – сенджу закатывает глаза. – что у пацанов за привычка себе тупые прозвища придумывать. – ясухиро из них самым адекватным был, если что. высокоморальный пидорас... шахматы любил. – казутора ухмыляется. – и, о, кавараги-сама, что за двойные стандарты? – во-первых, это из твиттера херня, там, в общем, так принято, – сенджу загибает пальцы. – во-вторых, мне до пизды, что, в общем, этот хер там любит, если это не касается хару. и в-третьих, ты опять съезжаешь с темы шуджи и кейске... – а... казутора моргает пару раз, забирает у сенджу пиво и задумывается, как бы максимально просто объяснить, что у кейске и дракена жопа горела ярче всех, потому что они ровные пацаны. и ещё ни разу встреча кейске с шуджи не закончилась чем-то более мирным, чем взаимное отбивание друг другу почек. о том, что ещё ни разу с того самого дня кейске не реагировал на потенциальных парней казуторы, как нормальный человек, сенджу и так была в курсе. и это радовало, потому что казутора в принципе не любил говорить о себе. казутора наконец-то собирается с мыслями, чтобы закончить этот душный разговор о том, кто кому и как пару лет назад насовывал хуи в панамку. пока они с сенджу, кстати, спокойно (и не очень) заучивали условия и сроки хранения разных видов сырья, в перерывах наебениваясь абсентом до состояния нестояния. – так вот, блять, – он махом допивает остатки пива, – только не перебивай, а то я опять съеду... вот... если коротко. у кейске и дракена к шуджи какая-то особая ненависть, которая до сих пор не затухает, хотя вся эта тема закончилась ещё когда нам по семнадцать было. а насчёт, как ты сказала, тусовки шуджи... я вообще хуй знает, что за тёрки у них с хайтани были. и ещё там с кем-то... – он крутит в руках пустой карлсберг. – мы с кейске не говорим о майки. а эта история была связана именно с ним. всё, что я знаю, – это... короче, помнишь у меня практика была в заводской столовке на четвёртом курсе? – ага, а учился бы лучше, в общем, были бы вместе, – сенджу снова пускает по лоджии запах малины. – ой, иди ты, я дурак и у меня справка есть, – машет на неё рукой казутора. – короче, в этой же столовке работает нахоя. и как-то раз, когда кейске за мной зашёл, они с нахоей посрались жестко. – бля, казу, – сенджу стучит себя электронкой по лбу. – я уже нихуя не понимаю... слишком много имён. – тебе же самой было интересно, – дует губы казутора. – ладно-ладно, возможно, это я медленно слушаю, – она ухмыляется, – но дай мне пару минут уложить, в общем. казутора выдыхает. и вспоминает, как тогда в курилке у завода нахоя орал, что они все такие охуенные друзья, конечно, но он сам может решить, встречаться ему с раном или нет. а кейске не отставал от него, пытаясь донести, что ран мудак. и общается с мудаками. казутора тогда вот вообще невовремя зашёл. как раз в тот момент, когда нахоя психанул окончательно и с привычной для него свирепой улыбкой заявил, что если казутора позволяет кейске контролировать его жизнь, это не значит, что остальные такие же. и что большинство нормальных людей такая опека только доводит. тогда казутора решил, что нахоя просто решил проехаться по больному и доебать кейске. и вытащил брата оттуда до того, как тот распустил руки. сейчас казутора думал, что был охренительно слепошарым идиотом, который не замечал, как их отношения с кейске становятся конкретной такой залупой. – ладно, давай, в общем, жги, – сенджу вырывает его из вихря начинающегося самобичевания. – я готова к порции очередных охуительных историй. – ну... историй-то нет, – казутора склоняет голову к плечу и слышит, как успокаивающе звенит серёжка. – просто, как я понял, никому не нравилось, что нахоя решил устроить отношачи с раном. а нахое не нравилось, что к нему лезут. что вполне справедливо. они-то с соей во время всех этих разборок ещё в своей глубинке сидели и никого из нас... к своему счастью... не знали. – он поднимает руки, чтобы перевязать растрепавшиеся волосы. – в итоге всё как-то устаканилось. каваты просто не тащат хайтани в тусовку майки. и всех всё устраивает. – ебала я это всё, в общем, – бормочет сенджу. – согласен, – казутора приглаживает волосы. – ни разу не жалею, что не участвовал в этой херне. и участвовать не хочу. сенджу смотрит на него с прищуром, он отводит взгляд. конечно, он не хочет. но если кейске узнает о том, что казутора теперь регулярно забегает к шуджи потрахаться или обосрать очередную серию боруто, как минимум вынесет всем вокруг себя мозги. и не то чтобы казутора не понимал, что так будет, когда в начале октября согласился по старой дружбе пропустить с шуджи по баночке пива. он честно признавал, что был зол на кейске и сделал это чисто из желания поднасрать. и как всегда эгоистично не подумал, какой эффект домино с ядерным взрывом на каждой костяшке его действия могут вызвать. и, конечно, казутора собирался опять же как всегда нихуя не делать до последнего. хотя бы потому что казутору по-настоящему заебало постоянно оглядываться на кейске и его действия. и заебала скручивающаяся где-то в радиусе то ли горла, то ли лёгких тугая тревога, которая приходит к нему каждый раз, когда телефон высвечивает контакт кейске. и ещё потому что шуджи со всеми его приколами и тёплыми руками вызывал в казуторе если не чувство подлинного счастья, то исключительную радость. которая определённо стоила небольшой трагедии в масштабах их микрорайона. телефон казуторы пиликает, он вздрагивает, а сенджу поднимает взгляд от экрана своего мейзу. заглянув в диалог с ханмой, казутора начинает истерично ржать. – он, в общем, прислал тебе мем с канеки кеном пятнадцатого года, что ли? – сенджу вскидывает бровь. казутора несколько раз кивает. и бросается искать какую-нибудь ответку с обито учихой, но чтоб не сильно банальную. – знаешь, – сенджу внимательно за ним наблюдает, и казутора уже начинает морально готовиться к очередному аргументу за его в шуджи влюблённость. – я тут посмотрела твиттер изаны, и она, в общем, крайне левая... – ой, да мне как-то похую, – отвечает казутора, и прикусывает ноготь большого пальца. у него внутри всё замирает, пока он ждёт ответа от шуджи. и сейчас он совершенно не хочет задумываться о том, что напряжение, которое сковывало его во время разговоров о кейске, исчезает, стоит ханме замелькать на горизонте. к моменту, когда шуджи возвращается в гостиную, казутора всё-таки находит в своей наскоро собранной неделю назад сумке весёленькие труселя с мордой леопарда спереди. очень дебильно и нихуя не сексуально. поэтому он совершенно не удивлен, что шуджи ржёт на всю хату. – тебе идёт, – заявляет шуджи, отсмеявшись. – иди ты, – бурчит казутора и пониже натягивает футболку. – нет, правда, – шуджи подходит ближе, ненадолго замирая в десятке сантиметров от казуторы. – тебе всё идёт, сладулька. казутора подаётся назад, прижимаясь спиной к груди ханмы. и прикрывает глаза, чувствуя тепло. ком в груди, высасывавший казутору всю предыдущую неделю, постепенно уступал место спирающему лёгкие предвкушению чего-то. шуджи складывает ладони у него на животе, немного сжимая. и казутора очень сильно пытается не издать какой-нибудь выдающий его с потрохами звук удовольствия. – хочу курить, – тянет ханемия через пару минут и запрокидывает голову, чтобы посмотреть на шуджи. – бля, а как хорошо стояли, – отвечает шуджи, но не перестаёт улыбаться. потом он отрывается от казуторы и, порывшись в завале на тумбочке, достаёт пачку филип морриса с арбузом. казутора тут же подлетает к нему. – о, да ладно, ты опустился до покупки сигарет с кнопкой? – хихичет казутора, когда они падают на диван и одновременно затягиваются. – рин купила, – хмыкает шуджи. – забегала один раз, пока ты спал. – а я думал, я особенный, – смеётся казутора. шуджи переворачивается на бок, подставляет свободную руку под щёку и внимательно смотрит на ханемию. казутора отвечает на взгляд. – как ты думаешь, в чём разница между дружескими и романтическими отношениями? – спрашивает шуджи и стучит своим винстоном по бортику пепельницы, которая стоит между ними. – эм, – казутора замирает с поднесённой к губам сигаретой. он не знает. то есть что-то нащупывается где-то глубоко в бессознательном, но сформировать это в какие-то определённые формулировки казутора не может. точнее, никогда не пытался. он пытается вспомнить, говорила ли что-нибудь про это сенджу. но с ней они никогда не поднимали тему любви в таком ключе. и казутора, лишённый своего обычного способа выйти из тупика, ввернув мнение подруги, хлопает глазами. потом вспоминает кейске и чифую. и, как ни странно, слова кейске о том, что, вероятно, любовь для каждого в чём-то своём. это он и выдаёт шуджи в ответ. а потом усиленно пыхтит, чтобы отвлечься. – понятное дело, что для каждого в своём, – шуджи падает обратно на спину. – но вот лично для тебя? ты можешь точно определить, когда ты влюблён, а когда человек тебе как друг? рука казуторы дёргается, и пепел падает на постельное бельё. он почти подрывается, чтобы убрать, но шуджи останавливает его спокойным «похуй». поэтому приходится свалиться обратно на подушку под быстро стучащее сердце. да, казутора, определённо может понять, когда он влюблён. потому что он влюблён прямо сейчас. и почему-то очень-очень хочет об этом сказать, хотя буквально месяц назад думал, что вот этого им точно не надо. но в чём разница между дружбой и... тем самым, что чувствует сейчас? – а для тебя? – казутора в очередной раз выбирает избегание и докуривает сигарету одной затяжкой. горло немного саднит. – вопросом на вопрос неприлично отвечать, сладкий, – дуется шуджи, но всё-таки говорит. – для меня это просто... с друзьями как с раном. можно переть против всего мира и сдохнуть вместе. или победить. или ещё какая хуйня. а вот с тем, в кого я влюблён... – дым, который выпускает шуджи, как будто заволакивает его глаза, – человек, в которого я влюблён, это как... сон? – сон? – казутора удивлённо поворачивает к нему голову и видит, как ханма кидает свой окурок в пепельницу. – ага, как сон, – шуджи тоже поворачивается к казуторе и смотрит очень прямо и чётко в глаза, – в котором можно вообще нахрен забыть о том, что мир существует, – он тянет руку и заправляет прядь волос за ухо казуторы, это, похоже вошло ему в привычку. – понимаешь? типа просто смотреть на него достаточно, чтобы забыть, что мир – невероятно скучное дерьмо. у казуторы немного перехватывает под рёбрами от тихого голоса и прямого взгляда. он, повинуясь сотне внезапно проклюнувшихся желаний, кладёт поверх ладони шуджи свою и обводит пальцами иероглифы, которые ханма так и не свёл за все эти семь лет. – твоя очередь, тигрёнок, – говорит шуджи. немного лениво прикрывая глаза. – я... эм-м, – казутора внезапно понимает, что он снова забыл моргать и широко открытые глаза привычно болят. а ещё он так ярко чувствует, как пальцы шуджи аккуратно поглаживают его щёку. и что это приятно. и что, кажется, он наконец-то смог сформулировать отличие между дружбой и романтическим интересом. – я... не люблю, когда меня трогают, – выдаёт он. – не во время секса, а просто так... ну. как объяснить... в повседневной жизни. всё пережимает нахуй, почти до боли. это страшно, – казутора всё ещё держится за ладонь шуджи. – я даже с сен не могу нормально обняться. как человек. чтобы меня не перекосоёбило. шуджи смотрит внимательно. и, как любой нормальный человек, пытается убрать руку после такого заявления. но казутора не даёт. только немного отводит глаза. – а когда человек мне нравится, всё по-другому, – тихо говорит он, и это совсем несложно. он даже успевает подумать, что признание, кажется, реально получилось прям трагичным. концептуальным. – мне, наоборот, хочется быть как можно ближе. я... для меня это важно. повисает молчание. и для казуторы оно неловкое. и в голове тут же тысяча сомнений, что вот зря он это всё. потому что и так было охуенно. и он уже собирается открыть рот, чтобы сказать, что шуджи ему совсем ничего не должен. и казуторе самому в мозг ебаться не в кайф. но шуджи его опережает. – это значит, что ты не будешь против, если я подкачу к тебе яйца? – что? – казутора наконец-то моргает и всё-таки выпускает ладонь шуджи на свободу. – ну я спрашиваю, значит ли это твоё инокасаз... бля... иносказательное признание, что тебя устроит, если я начну, как это называет ран, ухаживать за тобой? – шуджи ухмыляется. – ты типа... встречаться предлагаешь? или я... не понимаю, – казутора хмурит брови. – ну не совсем встречаться, – тянет ханма. – хуй знает, как это всё делается. мои последние и единственные отношения были мало похожи на что-то адекватное, – он жмёт плечом и опять говорит то, что думает. – просто хочу больше тебя в своей жизни, но не хочу тебя спугнуть, сладкий. – не спугнёшь, – казутора отвечает слишком поспешно. потому что он тоже хочет как можно больше шуджи. – ты... блять, – казутора проводит рукой по лицу, – как давно? и он очень надеется, что шуджи поймёт его, чтобы не пришлось объяснять. и самонадеянно говорить, что он, казутора, ему тоже нравится. – м-м, вообще-то, я решил подъехать к тебе со всем этим ещё в тот раз, когда мы трахались под астрал, – шуджи снова тянется к нему и цепляет серёжку. – но ты внезапно впал в состояние овоща. и я как бы подумал, что это не лучший момент. казутора расплывается в улыбке. и расслабляется окончательно. шуджи спускает руку ему на талию, подтягивает к себе и нахрен переворачивает многострадальную пепельницу. под смех казуторы и тихое «говорила бабка мне не курить в кровати» шуджи, они скатываются с дивана на пол. шуджи приваливается к креслу спиной, а казутора на удивление уверенно забирается к нему на колени. и он не собирается себя осуждать за приливы тактильности, потому что просто сидеть в руках шуджи хотелось охренеть как. – когда возвращается твой злобный пёсель? – шуджи забирается руками под футболку и ведёт ладонью по спине казуторы. – у вас с сен, что ли, конкурс на тему, кто сильнее обосрёт моего брата? – кейске определённо последнее, о чём сейчас хотелось бы вспоминать. – через три дня... – нет, но если бы был, я бы позорно проебал, – отвечает шуджи. – останешься? – а работа? – я взял отпуск за свой счёт на полторы недели, – он упирается носом в шею казуторы, из-за чего звучит приглушённо. – и малышка может побыть тут. у меня есть шмотки рин и малиновая жижа для парилки. – хорошо, – шепчет казутора, прикрывая глаза. и он сам не уверен, что имеет в виду. «да, окей, я останусь». или «блять только не останавливайся». потому что шуджи аккуратно прикусывает основание шеи, чтобы не осталось следов. и одной рукой сдавливая голое бедро, второй прижимает ближе к себе. казутору выгибает в пояснице, и он хватается за плечи шуджи. шуджи находит его губы своими. и всё выходит немного неуклюже и грубовато, потому что они непонятно куда торопятся. но казуторе так нравится, что прям пиздец. до поджатых пальцев ног, подрагивающих рук и свернувшегося где-то чуть ниже рёбер удовлетворения. а потом шуджи смотрит на него потемневшими глазами и выдыхается прямо в губы: – можно живот... – да, – казутора откидывается назад, опираясь на локти и окончательно едет. потому что шуджи сейчас рвётся к нему совсем не сдержанно, но как можно ласковее. и это пробирает по всей нервной системе. у казуторы среднестатистические проблемы среднестатистического прогрессивного парня двадцать плюс, родившегося в их великой державе. его биологический отец сидит за решеткой (слава языческому пантеону, потому что все авраамические религии казутора презирает), его родная мать уже который год кормит червей двумя метрами ниже уровня кладбища (и за это спасибо избранникам народа, для которых живые женщины – разрушение скреп), а он сам устроил на своём теле дрезден сорок пятого года (потому что это такой извращенный вид самоочищения, на который казутора конкретно подсел). у него поехавшая кукуха, неудовлетворенность жизнью крайней степени и абсолютно нездоровые способы построения социальных связей. и от того, что он всё это понимает, легче не становится. возможно, ему даже хуже от осознания, что его психиатриня – не волшебница, которая парой слов на кривой латыни починит его текущий чердак. возможно, ему действительно нужно взять себя в руки и притащить кейске на совместный сеанс. или хотя бы перестать ссать и сказать, что именно его не устраивает. как только он сам поймёт, что именно не так. как только поймёт, чего он вообще, блять, хочет. у казуторы среднестатистическая российская трагикомедия в жизни. и это осознание заставляет его чувствовать себя чуточку легче. потому что он не один такой. и когда руки шуджи проходятся по его животу, крепко обнимая. и когда телефон пиликает очередным сообщением от сенджу, которая, вероятно, уже несётся к ним с автобуса. ему становится намного легче. потому что вот прямо сейчас эти двое дают казуторе понять, что он, в принципе, не один. ...