Моя величайшая вина

— Вас постигло искушение, не иное, как человеческое. И верен Бог, который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так, чтобы вы могли перенести… Тэхён стоит на коленях у иконы Богоматери и шепчет слова одно за другим. Его плечи подрагивают, на душе чувствуется толстый слой грязи. В монастыре тихо; идет вечерняя молитва, куда он не осмелился явиться. Все дети почему-то перестали с ним разговаривать. Хотя на самом деле, это он перестал с ними говорить. Никаких уроков у них нет — праздник, который называется длинным и красивым словом «Жертвоприношение Святая». Еще не Рождество, к сожалению, снег так и не выпал. Он проглатывает слезы и терпеливо ждет. Ждет и молчит. Он боится. Учитель сказал, что он грязный и недостоин Божьей любви. И мальчик в душе согласен с этим; да, он плохой, он должен очиститься. Отец Чон сказал, что это сделать сложно, но он должен постараться, и тогда обязательно получится. А еще он дважды ошибся при чтении молитвы. Он никогда раньше не делал ошибок, и учителю это не понравилось. Странное чувство томления, почти сладостного ожидания захватила его; он ерзал, не мог усидеть на месте, три раза за утро схлопотал удар деревянной палкой по спине за непослушание. Старший священник бил больно и совсем не приятно. Тэхёну не понравилось. Мальчик выскользнул из помещения, от любопытства заглянул в окно храма и с удивлением обнаружил, что там… никого нет. Но где тогда проходит вечерняя служба? Неужели она уже закончилась? Он пошел через траву до северного входа в монастырь. Коридоры пустовали. Не было слышно даже голосов людей — только тишина. Все ушли куда-то — а он остался один. Ужас охватил его; сердце забилось, как бешеное, и он помчался вперед, забыв про необходимость соблюдать тишину. В комнате, где всегда спали мальчики, тоже никого не было. Оставался подвал, но он боялся, очень боялся туда идти. Стены нависли над ним — высокие, таящие в себе ужас, детские крики и многовековые тайны. Ему показалось, что из-под пола доносится шепот, и он побежал скорее на улицу, на воздух. Когда он выбежал из здания, солнце уже медленно заползало за горизонт. — Ким Тэхён, — раздался голос. Мальчик обернулся и выдохнул. Перед ним стоял учитель Чон. Он был не один, не один в этом страшном месте. Он кинулся к нему, порываясь прижаться к взрослому ближе, но быстро остановился. — Отец Чон, — спросил он несмело. — Где все…? — Они ушли. Мальчик удивленно посмотрел на него. Куда они могли уйти? — А знаешь, почему они ушли, малыш? Он замотал головой. — Потому что ты был плохим мальчиком. По твоей вине… они попали в чистилище. Ты же знаешь, что это такое, да? Тэхён опускается на землю и беззвучно плачет. Не может быть такого. Неужели это потому что он совершил грех? Из-за него все пропали? Но он же не хотел этого. И не знал… он совсем ничего не знал… — Ты понимаешь, какова цена твоих грехов, малыш? Он кивает и заливается слезами. Ад. Они попадут в Ад. Господь никогда не примет их на небеса. — Но все можно исправить. Еще не поздно. Мальчик поднимает голову. В его доверчивых глазах светится надежда. — Пойдем со мной и я покажу тебе, что ты должен сделать, чтобы вернуть себе своих друзей. Ты же хочешь этого, да? Скажи, ты любишь своих друзей? — Да, — шепчет мальчик и встает. Учитель берет его за руку и ведет в здание. Солнце наполовину заползло за горизонт, когда они останавливаются посреди пустого храма. Сердце гулко бьется в груди. Тэхён не знает, чего стоит ожидать: никогда его не учили возвращать людей из чистилища в мир земной, но он верит своему учителю. Он все знает. Он ближе всего к Господину, он будет за них молиться. Отец Чон поднимает его — маленького, легкого — и сажает на алтарь. — Мне нужно, чтобы ты обещал мне слушаться. Ты будешь меня слушаться, малыш? — Буду, — тихо отвечает Тэхён. — Ты обещаешь делать так, как я скажу? — Обещаю. — Хорошо, — удовлетворенно кивает учитель. — Ты справишься. Сейчас ты должен делать то, что я говорю и быть тихо. Хорошо? — Да… — Вставай на четвереньки, — командует учитель и мальчик подчиняется — опирается на локти, поворачивается к нему задом. Знакомое теперь чувство ожидания, томления снова рождается внутри. Что-то приятное растекается по венам и он опускает взгляд. Щеки полыхают от стыда и неловкости. Отец Чон накидывает ему на глаза черную ткань и завязывает тугим узлом на затылке — теперь он не видит. Зато все остальные чувства обостряются до крайней степени. — Я очищу тебя полностью сегодня ночью. Солнце заходит за горизонт и собор погружается в темноту. Мальчик вздрагивает, когда чувствует чужие ладони на своей попке. Ткань куда-то исчезла, кожу холодит ночной воздух. Учитель Чон наклоняется над ним и мягко раздвигает его ножки шире — так, чтобы удобнее было. Вязкая слюна капает на копчик и стекает вниз, оставляя влажный след в промежности. Тэхён растворяется теперь в новых для него ощущениях; томление перерастает в сильное желание чего-то, что с каждой секундой становится все отчетливее. Он подается навстречу этим рукам, отдает им себя всего. Лишь бы что-то уже случилось. Он не может ждать больше — невыносимо. Надо, чтобы лаской довели до пика наслаждения, до звездочек. И он тихо-тихо вздыхает, когда что-то теплое нажимает там, а затем вдруг давит. Кажется, что не пройдет, но оно проталкивается и легко скользит внутрь. Мальчик еле слышно стонет. Он не понимает, что это за ощущение, но оно очень приятное. Необычное. Он — наполненный. — Тебе хорошо, Тэхён-и? — Да, — сдавленно шепчет он. — Тебе нравится это? — Да… да… Мальчик нервно сглатывает. Он понимает вдруг, что делает что-то очень неправильное. Но тут внутри себя он чувствует движение и волна теплого удовольствия проходится по телу. Он весь красный под повязкой, зубы крепко сжимает, но все равно стонет тихонечко. А затем как будто понимает, что к чему, и двигает попой назад, чтобы подальше палец проник. Все равно не хватает, чтобы достаточно было, и он, дрожа, лбом опирается об алтарь — скрывает свое пылающее лицо. — Тебе стыдно, малыш? — негромко спрашивает учитель. Второй палец давит на дырочку и проникает в тело мальчика. Тот как будто пугается, отодвигается чуть-чуть от него, но постепенно привыкает и осторожно возвращается назад. Кивок головы и дрожащие локти дают ответ. — Закрой глаза под повязкой. Не думай. Слышишь? Молись. Тэхён ерзает, тяжело дышит, пытается ни о чем не думать. Как стыдно и грязно и неправильно… Учитель говорил, что очистит его, очистит. Значит, все будет хорошо. Эта грязь смоется с него, и Бог примет его душу. Внезапно это что-то выходит из него и мальчик разочарованно хнычет. Пустота кажется неприятной, холодной. Чувство желания возвращается с новой силой, и все его существо теперь стремиться только к одному — чтобы оно вошло внутрь. Мальчик понимает, что именно так он и очистится, с Его помощью. В его тело проникнет святое, и отдаст ему Божественное благословение. А он должен принять это. Именно поэтому мальчик наклоняется сильнее, раздвигает ножки шире и просится, нет, буквально молит об этом. Все его тело так и кричит о помощи, о желании получить внутрь, в узкую сжимающуюся дырочку это. А учитель готов. Он вознесет их обоих на небеса. — Читай «Angelus Domini», — приказывает он. Мальчик тихо постанывает и начинает читать: — Ангел Господень возвестил Деве Марии и зачала она от Духа Святого… Сзади что-то теплое и толстое тыкается в его ягодицы. Слюна пачкает отверстие, большой теплый предмет вдавливается внутрь. Мышцы пропускают это и оно входит. Тэхён громко вскрикивает от неожиданной боли, а затем начинает громко плакать, когда оно засовывается глубже. Кажется, что места уже нет, но сантиметр за сантиметром входит в крохотное тело до самого упора. Внутри все очень сильно давит и болит, а на поверхности — жжется. Мальчик трясется, ручками хватается за алтарь, хочет убрать изнутри это, но оно только вглубь заходит. Оно большое, теплое, заполняет полностью. Перед закрытыми глазами звездочки прыгают. — Продолжай, — рычит учитель. Он уже не кажется добрым. Он кажется очень, очень злым. Тэхён рыдает, дрожит весь, не может шевелиться. Ему страшно. Никого вокруг нет; никто не придет сюда. Не поможет ему… Он уже попал в Ад. — Читай, — шипит отец Чон. — Читай, плохой малыш. Читай живо. — Радуйся… Мария, — глотая слезы, бормочет мальчик. Всхлипы и стоны смешиваются в одно. — Читай. Ты очистишься этой ночью, когда дочитаешь до конца. — Благодати полная… — плачет Тэхён. Внутри все от каждого маленького движения все болит. — Читай. — Господь… с… тобою. — Благословенная ты между женами, — рычит учитель. — И благос… благословенен плод Твоего чрева — Иисус… Святая Мария… — Дальше. — Матерь Божья… мо… молись о нас… грешных… ныне… и в час смерти нашей… аминь, — сквозь слезы выдавливает мальчик. — Правильно. Молодец, малыш. Теплые ладони гладят его по спине, по шее, по рукам. Тэхён стоит на четвереньках на алтаре с завязанными глазами. У него трясутся коленки, ткань вымочена в слезах, а по промежности темная кровь размазана. Его порвали изнутри, принесли в жертву Пресвятой Богородице. Он — не первый мальчик в этом процессе. Но он стал последним.