Шёлк

      Чёрт знает, с чего именно всё начинается, но, наверное, ещё с той самой минуты у ворот Корво Бьянко.       С той короткой минуты, где он успел поцеловать Региса как следует, жадно и глубоко, и тут же получил в мысли целую россыпь очень, очень интересных образов в ответ. Да таких, что у него уже тогда возникло множество вопросов... Вот только, как бы ни хотелось на них ответов, тут же стало не до того.       Зараза, да те дни пронеслись в таком безумном хороводе, что Геральт едва помнит, как всё вышло с переездом. Стоит только вспомнить объяснения с Йен, отчитавшей его за глупую выходку и за то, что повёл себя с Регисом, как осёл... Нет, хуже было только с Лютиком. С Лютиком, сразу почуявшим во всей этой ситуации запах отборного материала для баллад и приставшим к Геральту, как банный лист. Хорошо, что ненадолго. Как и всегда, его спас Регис, мастерски навыдумывавший какие-то пространные отговорки, и бард быстро прекратил задавать лишние вопросы.       За что Геральт был благодарен, как никогда. Потом были постоянные разъезды по трактам до Диллингена и обратно, обустройство Региса в Корво Бьянко, прочее, прочее... Рабочие мелочи с его положением лекаря в поместье и вовсе вышли боком, обернувшись какой-то ерундой с чиновниками. За всем этим оба они так измотались, что вообще перестали думать о чём-либо, кроме дел. А ещё оставались чудовища, которые сами себя уничтожить не могли, и Регисовы пациенты, которые, наоборот, вот-вот были готовы прикончить себя тем или иным образом.       Словом, забот хватило. Да и хватает сейчас, в их уже устроившемся совместном быте. Впрочем, тут всё установилось так легко, будто по-другому и быть не могло, и, по правде говоря, Геральт едва ли может вспомнить, что жил здесь, в Корво Бьянко, как-то иначе. Слишком сильно он привык к тому, как его жизнь сложилась сейчас.       Ко всем новым мелочам и особенностям. К тому, что теперь он просыпается не один, но обычно – заграбастав в объятия Региса. К тому, что тот может перечислять во сне список костей черепа или какие-нибудь из сортов алхимических вытяжек. К тому, что на кухне прибавилось с полсотни новых приправ. К тому, что вампир терпеть не может жёсткие суконные полотенца и недовольно морщится, если после ванны приходится ими вытираться.       К тому, что теперь это их дом.       Дом, в котором пахнет шалфеем, камфорным базиликом, полынью и зверобоем; маслами для мечей и – чего греха таить – иногда вонью от чьих-нибудь кишок. Удивительный мир с завтраками на двоих и со странным коричневым напитком, который как-то сварил ему гордый до невозможности Регис, именовав горькую бурду caffeum. Впрочем, и то редкость, как бы Геральт ни кривился на непонятное пойло. Обычно их день складывается совсем иначе.       Где-то до рассвета выскальзывает из кровати Регис, невидимкой утекая на кухню, и ближе к первым лучам солнца сообщает, как у него идут дела с больными. В это же время поднимается и Геральт, по привычке обливаясь ледяной водой и устраивая быструю разминку, и обычно едет в поисках контрактов в Боклер. Повезет – находит пару заказов на виверн, экимм или куролисков, не повезёт – едет дальше по окрестностям в неторопливом темпе. День пролетает быстро, с перерывами на шутливые пикировки с Регисом, если тому удаётся вырваться на обед, и с дорогой обратно – в зависимости от успеха с кошелём денег или без него. Короткий обмен любезностями с Марленой и Варнавой-Базилем, медленное ожидание... И вот, тот самый момент, когда вампир возвращается домой. В привычном рабочем балахоне и белом фартуке, отделанном кровью и пятнами эликсиров.       Уставший и бросающий ему маленькую, радостную улыбку. Свой, родной. Домашний. Часто они долго ужинают вместе, сидя на террасе с вином или с мандрагоровой настойкой из бесконечных Регисовых запасов, и обсуждают заботы дня. Да и просто беседуют обо всём и ни о чём одновременно, наслаждаясь обществом друг друга.       Которого обычно быстро становится мало.       Спустя месяц с переезда вампира Геральт узнал две вещи. Во-первых, когда-то сдержанный Регис, убедившись в том, что всё между ними взаимно, сдержанным быть тут же перестал. Во-вторых, он, Геральт, похоже, попал в сраный рай – потому что его готовы были целовать и ласкать во всех невообразимых местах без смущения и лишних прелюдий. Холера, уже на второй неделе их совместного быта в один из погожих выходных дней Регис вытащил его в глубину сада под каким-то предлогом... и удовлетворил ртом. Просто так, не требуя ничего взамен. И ушёл с невозмутимым видом, утирая губы платком, обратно по своим делам.       Совершенно не обращая внимания на то, что Геральт так и завис на месте, глядя ему вслед в молчаливом шоке.       Впрочем, тут же прошедшем без следа. Раздумывать в таких вещах он не привык, так что все прежние прикосновения после того вечера сразу перестали быть невинными. Только беда оказалась в другом. Как бы ни было приятно получать удовольствие самому, в конце концов, куда больше хотелось подвергнуть ему Региса. Региса, постоянно маячащего рядом – со своей узкой талией, тонкими пальцами, бесконечно длинными ногами... Которые уже можно было бы устроить у себя на спине, если бы не одно но.       Регенерация, из-за которой вампир так и не позволил себя трогать.       Словом, пришлось ждать, раз за разом поддаваясь ласкам рук и рта. Ждать, как объяснил Регис, момента, когда его тело окрепнет, как следует. Что, впрочем, началось совсем скоро – не то из-за восстановленной связи, не то из-за чего-то ещё... Но момент, когда Регис начинает приходить в себя, Геральт замечает довольно быстро.       Потому что руки распускаются сами. Всё чаще и чаще пытаясь помять Региса в разных местах, пока уворачивающегося с какой-нибудь ехидной шуткой. Или отговоркой о том, что пока не время, и он, Геральт, может заняться делами куда интереснее. Как будто может быть что-то интереснее подобного.       Неудивительно, что миг, когда всё начинает сдвигаться с мёртвой точки, во многом происходит по его инициативе. Но и не только ей. Всё выходит почти случайно и в чём-то даже нелепо – главным образом из-за одной небольшой детали. С которой Геральт до сих пор ассоциирует обещание... очень, очень многого.       Причём замечает он её не сразу, в один из вечеров в конце июля. День он провел как обычно, разбираясь с кучкой призраков на заброшенной мельнице, которые досаждали местным крестьянам. Вышло всё быстро и как-то буднично, что ли, так что Геральт даже не успел почувствовать усталость. После ванны, ужина и ленивого почёсывания себя по животу на ум само собой приходит подниматься наверх, в спальню. Регис давно предупредил его в мыслях, что у него тяжёлая операция, так что ждать его бессмысленно, и он обнаружится в постели только под утро, совершенно без сил.       Вот только, добравшись до спальни, Геральт и вовсе не ожидает того, что застанет внутри, когда откроет дверь. Он вообще не особенно чего-то ожидает, рассчитывая, что пойдёт на боковую. И внезапно – чертовски ошибается.       Полумрак комнаты встречает его длинными, цепкими тенями иссиня-чёрной июльской ночи. Привыкшие к темноте глаза легко осматривают обстановку, каждую из уже обыденных деталей. В самом дальнем углу они устроили гардеробный шкаф, где приходится чёрт знает зачем хранить с пару его и с десяток Регисовых парадных костюмов. Хотя с одеждой вопросов и не возникло, с первого же дня, стоило разобраться с хранением доспехов в соседней комнатушке. Да и, на самом-то деле, ни с чем в бытовых делах вопросов не возникло. Регис просто-напросто взял и распределил всё по отсекам: отдельно – костюмы, отдельно – домашнее... Отдельно – бельё и простыни для постели, в шкафчике у окна, где вдобавок аккуратно разложены ряды расчёсок и ремешков для волос.       Он и сам до сих пор поражается воцарившемуся порядку. Дотошный до мелочей Регис, конечно, быстро прибрал его к рукам – и в первый же месяц легко избавил их обоих от Геральтовой любви к бардаку. Впрочем, без ругани, которую стоило ожидать. Как-то не слишком хотелось разбрасывать испачканные после боя вещи по чистой, тщательно заправленной кровати, так что со временем Геральт смирился с тем, что в спальне грязи быть не должно. Где угодно, но не в месте, предназначенном только для них двоих.       Во всех смыслах. Пусть и незаметно на первый взгляд, но комната так и дышит Регисом, всеми из его излюбленных привычек. В углу у окна притулился узкий книжный шкаф, лишь малая часть из библиотеки, под которую отвели одну из спален. Хлипкие на вид, его полки так и ломятся под весом фолиантов. Каждая – тщательно подписанная на латыни и Старшей Речи, и даже сейчас видно разделы Obstetricia* и Morbi neonatorum**, которые вампир оформил совсем недавно. На столе у окна сложена стопка записок, из тех, кто касаются новых эликсиров... И, кажется, пары писем. Совершенно точно касаемо их общего знакомого, который всегда незримо напоминает о себе.       С его полного, Геральта, одобрения. Картины Детлаффа нашли своё место и здесь, в коридорах и гостиной, притягивая взгляды редких гостей. Кроме одной; самой ценной и слишком интимной, что ли, чтобы показывать остальным. Маленького пейзажа макового поля в Дол Блатанна, теперь висящего в изголовье кровати.       Широкой двуспальной кровати, на которой и обнаруживается Регис во всей красе.       С минуту Геральт так и стоит, удивлённый видом. Регис в самом деле оказывается здесь, свернувшийся в клубок и уткнувшийся лицом в стёганую ткань покрывала. Спящий, как убитый, он по странности ещё и одет в какой-то незнакомый... халат. Изумрудно-зелёный, на вид шёлковый, тот кажется удивительно дорогим – впрочем, как и многое другое, в чем Регис, как выяснилось, так и не привык экономить. Чувственные удовольствия, как-то выразительно пояснил он, сразу вызвав одной фразой целую вереницу воспоминаний.       Как и сейчас. Очень, очень некстати.       Потому что последнее, что Геральт сейчас может сделать, это начать приставать. Хоть и хочется, потому что даже спит Регис как-то изящно, разметав по покрывалу кольца отросших волос и вытянув длинные ноги. Ноги, которые, к слову, халат обнажает так живописно, что во рту невольно пересыхает от этого зрелища. Как и от вида выреза, открывающего шею и грудь. Вполне себе отрегенерировавшую грудь с тремя родинками в виде треугольника, к которым больше всего хочется сейчас прикоснуться. Желательно ртом.       Только проблемы это не отменяет. Регис спит с таким видом, будто работал без продыху несколько суток подряд, и от того, как устало хмурятся в дремоте его брови, поневоле его становится жаль. Совсем замотался, сочувственно проносится в мыслях, настолько, что даже не снял покрывало. Факт и в самом деле странный, зная Регисову любовь к аккуратности в быту, так что на ум само собой приходит и другое.       Кровать-то, как ни крути, расправить стоит.       Впрочем, мысль тут же трансформируется в задачу. Задачу, в которой по правилам любой задачи есть условие, и, перебирая его составные, Геральт невольно кривит губы. Итак, выходит, ему дано вот что. Двуспальная кровать – одна штука. Покрывало, которое нужно убрать – одна штука. Спящий без задних ног на нём вампир – одна штука, и вот этот параметр оказывается самым сложным. Отчасти потому, что вампир-то весит не под стать своей обманчивой изящности: это Геральт хорошо помнит после того, как волочил Региса на себе, вытаскивая его из клетки в Тесхам Мутна. Но дело не только в этом.       С самого момента переезда Региса в Корво Бьянко Геральт установил для себя простое правило: никогда, ни при каких обстоятельствах не будить его лишний раз. Врачебная практика оставила после себя слишком глубокий след, и, помимо всех сверхспособностей, у Региса выработалась и ещё одна – просыпаться в любой момент с ошеломительной скоростью, если нужно, чтобы мгновенно поспешить кому-нибудь на помощь.       Что, конечно, не могло не нести последствия. Что бы Регис не говорил про необязательность сна для вампирской природы, недосып сказывается на нём на редкость сильно, делая раздражительным и измученным. Вдобавок, спит он так хреново, что иногда часами просто сидит у окна с книгой, изо всех сил пытаясь наслать на себя сон. И это ещё не считая снотворных зелий, на которых Геральт ловил его несколько раз и устроил допрос с пристрастием, заставив пообещать, что больше этого не повторится. Словом, со сном у Региса примерно так же, как у Геральта когда-то было с латынью. Сложно.       Так и получается, что задача выходит нелёгкая, но всё же ждущая своего решения.       Подумав, Геральт всё-таки подходит к кровати, сперва разобравшись с мешающими мелочами. Поёжившись в прохладе комнаты, он скидывает собственную одежду, натягивая просторные льняные штаны, в которых по привычке спит в последнее время. Где-то подобные должны быть и у Региса, и, на самом деле, стоило бы их поискать в шкафу... Но позже. В задумчивости Геральт переводит взгляд на кровать и смотрит на фронт своих работ, почесав заросший подбородок.       Как назло, мирно сопящий Регис помогать ему в этом совершенно не планирует.       Что ж, была не была. Осторожным движением он сдвигает покрывало со своей стороны кровати и тянет вампира за плечо на себя, подвигая на откинутые простыни. Мягкий, податливый Регис хмурится чему-то своему во сне, и Геральт устраивает его на подушках, окончательно убирая покрывало и всё остальное, что могло помешать. Правда, кроме халата. В голове опять мелькает дурная мысль всё-таки найти домашние Регисовы штаны, но тут же исчезает, стоит наткнуться глазами на крепко спящего вампира напротив. Особенно то, как шёлковая ткань невзначай спадает с его плеча, обнажая три родинки на груди.       Холера, сердито проносится в голове, нельзя. Он не будет будить Региса только потому, что не может оторвать от него взгляда, и уж тем более потому, что хочет его коснуться. Раздражённый самим собой, Геральт ложится на бок и крепко закрывает глаза, надеясь, что успеет уснуть до того, как начнёт о чём-то думать. Только ненадолго.       По ощущениям через мгновение, а на самом деле, наверное, через полчаса на его голую грудь ложится прохладная рука.       – Спи, – тут же отзывается он, – Чего... проснулся.       – Ге... ральт, – доносится хриплый, сонный голос, – Ты... давно...       – Нет. Спи.       – Подожди, поче...       Н-да, вот и всё. Регисову сну конец, и теперь чёрт знает, когда тот заснёт снова, как следует. С трудом Геральт открывает глаза и видит тяжело моргающего Региса, почему-то выглядящего удивлённым донельзя. И скоро становится ясно, почему именно.       Антрацитово-чёрные глаза, лишившись остатков сна, тут же округляются при виде зелёного халата.       – Как я... – тихо спрашивает Регис и тут же, что-то осознав, поднимает на него усталый взгляд. – Ох, здравствуй, мой дорогой. Мне жаль, что я не успел предупредить, но, как видишь, операция закончилась раньше, чем предполагалось.       – Это всё хорошо, – отзывается Геральт и уже с чистой совестью кладёт руку вампиру на талию, притягивая к себе ближе. – Но лучше бы ты спал. Завтра расскажешь и про операцию, и...       – Если бы я только мог.       Ох, дьявол. Вздрогнув, вампир обвивает его руками за шею и тоже прижимается ближе. Грудь к груди, в тёплом, тесном объятии. Доверительном и родном; и, кажется, именно таким, в котором сейчас нуждается.       Потому что в точёных чертах лица мелькает что-то, похожее на боль. Как назло, обычную для Региса в последнее время – с его сновидениями, от которого и у Геральта кровь стынет в жилах. Обнаружилось это тоже с самого начала, стоило как-то коснуться виска вампира во время его дремоты. И увидеть мёртвого себя с залитой кровью грудью. Чёрные склеры глаз чудовища, убивающего очередного смертного. Падение в тягучие, липкие волны безумия... и ещё кое-что, уже знакомое. Замок и колонны, охваченные пламенем; крики, звон стали и свист магических молний.       Словом, после этих снов Регис обычно просыпался с примерно таким же выражением лица, и ничего не оставалось, кроме как заверить его в том, что это были просто...       – Кошмары? – на всякий случай интересуется Геральт, поглаживая его по спине. – Снова?       – Отнюдь, dragul meu. Скорее, личные беспокойства, – тяжело вздыхает Регис. – Я... Честно говоря, не могу отделаться от мысли, что совершил что-то не то в процессе работы.       – Ты? – удивлённо хмурится Геральт, – Да ладно, Регис. Из всего твоего опыта…       – Случилось то, что я никак не мог предполагать, – перебивает вампир, понуро опуская взгляд. – Видишь ли, катаракта и без того оказалась в зрелой стадии, а в процессе ещё и обнаружилось, что была родовая травма... Прямо в процессе, Геральт. Когда у меня уже была игла в руках. Можешь себе представить, как быстро пришлось менять порядок действий? Да и... – совсем измученно хмурится он, – Реакция на мак была куда хуже, чем я ожидал. Кажется, родовая травма могла задеть некоторые отделы мозга, которые отвечают за...       –...Стой, стой, стой.       Удивительно, но сейчас, после всех десятилетий знакомства, остановить поток Регисовой тревожности часто приходится простым крепким объятием. Без баловства и попыток увести тему в сторону. Просто сигналом того, что всё в порядке, что на мгновение можно отвлечься от всех поводов для беспокойства. Вздохнув, Геральт прижимается лбом к его лбу, не отрывая взгляда.       И, по счастью, тут же чувствует, как длинные руки прижимают его к себе ещё крепче.       – Ты сделал всё, что мог, – твёрдо говорит он. – Я же тебя знаю. Знаю, что про тебя говорили и говорят и в Диллингене, и в Корво Бьянко. Ошибки случаются, – быстро прибавляет он, видя, как вампир уже открывает рот, чтобы возразить, – Но у тебя это редкость. По крайней мере из того, о чём я наслышан.       Антрациты глаз вспыхивают ласковым, греющим теплом, и как же сильно вспыхивает всё в груди в ответ: даже выбившийся из сил, Регис ничуть не скрывает своих чувств.       – Приятно знать, что ты так считаешь, душа моя, – мягко отзывается он, едва заметно приподнимая уголки губ, – Но, к сожалению, если всё закончится плачевно, за это придётся расплачиваться лично мне, даже за ошибки, мной не совершённые. Независимо от того, я виновен в неверных действиях или нет, этот груз всегда будет на моей совести. Не говоря уже о репутации.       – И очень зря, – невесело вздыхает Геральт, проводя пальцами по гладкому шёлку. – Так можно винить себя в чём угодно до конца своих дней. Не ты ли мне говорил, что за ошибки нужно уметь себя прощать? Или это касается кого угодно, но не тебя? А, Регис?       – Право, я не...       – Нечего себе противоречить, – тут же перебивает он. – Что бы ни произошло, ты уже сделал всё, что мог. Я в этом уверен. Ну, иди сюда.       Как хорошо, что его дар убеждения работает с прежней силой. Коротко и как-то печально улыбнувшись, Регис с минуту просто смотрит на него долгим, пронзительно открытым взглядом – и наконец тянется вперёд, ласково его целуя. Так, словно ищет успокоения и здесь, и руки сами с силой прижимают его как можно сильнее. Всё неважно, пока они оба в этом сплетении объятий, где нет места ни страхам, ни обидам, ни досадам, ни тем более сожалениям по былым ошибкам.       – Всё хорошо, – мысленно проговаривает Геральт, – Всё в порядке.       – Ох, Геральт, – просто отзывается Регис и запускает пальцы ему в волосы, – Никогда не перестану удивляться, как легко ты... умеешь внушать веру в лучшее.       Бес знает, сколько они так целуются, безмолвно обмениваясь теплом, напитывая и наполняя друг друга силами. В какой-то момент напряжение Региса наконец начинает уходить, и он уже расслабляется по-настоящему. Руки сами проходятся по его спине, скользя по ткани халата, и почти случайно добираются до ягодиц, как бы невзначай их сжав. Тут же получив в ответ тихий вздох и вспышку маленькой картинки в голове.       Картинки того, как его руки забираются под халат. Картинки, которую Геральт ждал слишком долго и которую уже хочется воплощать, но сейчас его вдруг интересует другое.       – И как ты так улёгся? – оторвавшись от поцелуя, хрипло спрашивает он и не без довольства ловит взглядом алые искры в глазах вампира. – Ещё и этот халат... Где ты его достал, Регис?       – О, это, – вдруг слабо усмехается тот, – Нашёл в старом гардеробе, почти случайно. Видишь ли, я надеялся сменить домашний комплект, но слишком утомился, чтобы искать свежий. Успел только принять ванну и...       Лёгким жестом он пожимает плечами и, холера, оголяется ещё сильнее. Так, что уже становятся видны не только родинки, но и изгиб плеча, и край мышцы груди, и напряжённые линии вен предплечья. Так, что, как ни пытается, Геральт уже не может оторвать взгляда – и чудовищным усилием поднимает глаза обратно. К ослепительно алым радужкам, которые уже полыхают таким огнём, что кровь закипает под кожей.       – Вот оно что, – глухо хмыкает он. – Неплохой, кстати, халат. Что, шёлк?       – Приятно знать, что ты достаточно знаком с моими предпочтениями, – дёргает уголком рта Регис, – Пожалуй, в вопросах удобства одежды стоит уделять особое внимание ткани. Как тебе... на ощупь, мой дорогой?       И, зараза, прищуривается с затаённым ожиданием. Словно молчаливо спрашивает, что собирается Геральт делать дальше. Как будто и так неясно.       – Сейчас проверим, – хрипло произносит в ответ Геральт и, проведя ладонями по зелёному шелку, наконец-то забирается под халат руками.       Как раз для того, чтобы впиться в Региса уже новым поцелуем. Мысленно он чувствует, как тот трансформирует зубы, и криво улыбается в ответ. Значит, они точно на одной волне. Может быть, вампира и не ждёт сон, зато теперь-то можно будет сполна отвлечь его от всех прежних забот. Ладонью Геральт проходится по прохладной коже его бедра, между тем второй рукой распахивая Регисов халат пошире.       Так, чтобы постепенно начать стягивать его с худощавых плеч.       –...Смею заметить, – ехидно отзывается у него в голове мягкий голос, – Что теперь ты противоречишь сам себе, Геральт. Разве ты не хотел оценить халат по достоинству?       – Может быть, – честно признаётся он, забираясь выше и сжимая рукой уже обнажённую ягодицу, – Но я передумал. Мне как-то... больше нравится на ощупь другое.       – А жаль, – ни капли не жалея, с усилием выдыхает Регис, – Мы могли бы...       И запинается на полуслове, срываясь на глухой, едва слышный стон. Потому что Геральт уже кладёт ладонь ему на член, потирая через ткань, и, видят боги, это не сравнится вообще ни с чем возможным. Чёрт возьми, как долго он этого ждал. Одного этого ощущения, как Регис начинает расслабляться в его руках, теряя контроль.       Ну, так думает Геральт, прежде чем прохладная рука ложится на его член в ответ, только уже забираясь под ткань домашних штанов. Быстро и совершенно бесстыдно, проходясь пальцами по головке и оттягивая тонкую кожу мастерскими движениями. С мягким, но уверенным напором того, кто знает, чего хочет. Кто ещё и... неожиданно показывает в мыслях, чего хочет, посылая ему томный взгляд красных глаз.       Твою мать, успевает подумать он, прежде чем в голове рисуется образ. Яркий образ того, как он, Геральт, с силой сжимает серебристые пряди, лёжа на подушках кровати. Как неторопливо двигаются губы вверх и вниз по стволу его члена, и как он дрожит от удовольствия. Горячий, невыносимо сладкий образ Региса, получающего нескрываемое наслаждение от того, что ласкает его, Геральта, ртом... Почти такой же, как он уже ощущал, только с иной перспективы.       С такой, которую вдруг хочет попробовать сам.       По крайней мере, он уже задумывался об этом не раз. Отношение к новому у Геральта всегда было неплохое, вот только воплощать его едва ли удавалось в полной мере. Слишком много событий произошло за последние годы, и те встречи с чародейками, медичками или жрицами Мелитэле не особенно были богаты на эксперименты: было не до того. Не говоря уже о мужчинах. Мало того, что было трудно таких отыскать, так ещё и сводилось всё в унылую прелюдию и не менее унылую кульминацию. Чего уж говорить о том, что за прошлый год у Геральта было... А сколько было-то? Парочка дам в Пассифлоре, знакомый оружейник и... всё. Холера, даже думать об этом вызывает ощущение, что он прямо на глазах покрывается плесенью.       Впрочем, теперь у него есть Регис. Регис, который тонко чувствует его даже в подобном отношении и слишком часто делает многое сам, раз за разом оставляя после себя напрочь поплывшие мозги. Настолько, что сейчас хочется отблагодарить его за это как следует. Просто потому, что это Регис, больше всех заслуживающий того, чтобы плавиться от удовольствия в его руках.       Словом, соображает Геральт мгновенно, быстро додумываясь до нужного решения. Правда, совсем не того, что от него ожидают. С трудом отрываясь от тонких губ, он заглядывает в полыхающие алым радужки и, не дав вампиру и пикнуть, рывком переворачивает его на спину.       – Геральт, что... – недоумённо спрашивает было Регис, но тут же говорить перестаёт.       Приходится заткнуть его новым, глубоким поцелуем; найти его горячий язык и поласкать его своим собственным, коснуться нёба и кончиков изменённых зубов. Ох, зараза, одни только поцелуи с Регисом доводят до полубезумия, а тут ещё и такие, открытые, страстные, не скрывающие ничего от намерений. На которые грех жаловаться, особенно, стоит отстраниться и окинуть его жадным взглядом.       Освещённый холодным светом луны, в своих зелёных шелках, Регис выглядит почти опасным, светя красными радужками в полумраке спальни. Демоном, суккубом, притягательным в своей инаковости, в своей неестественной, нечеловеческой красоте. Взгляд сам падает на волны седых волос, отливающих серебром; на плавные изгибы ключиц, твёрдую грудь, плоский живот. Ниже, куда украдкой тянется ладонь, развязывая шёлковый пояс. Медленным, дразнящим... нет, вопрошающим жестом.       – Что... скажешь? – сглотнув, тихо спрашивает Геральт, – Можно?       – Зависит от того, чего именно... ты хочешь, любовь моя, – шёпотом отзывается Регис, облизывая пересохшие губы и этим простым жестом вызывая волну мурашек по коже. – У тебя в планах что-то... конкретное?       О, а вот сейчас надо донести как следует, что планы у него лучше некуда. Неторопливо Геральт наклоняется к вампиру, приникая в поцелуе к бледной шее и чертя языком влажную дорожку к линии ключиц.       – Хочу... отвлечь тебя, как следует, – бормочет он, отводя концы пояса в стороны, – Чтобы ты ни о чём... больше не думал.       – Поверь, у тебя и без того выходило вполне... Мм-м, – выдыхает Регис, запуская пальцы ему в волосы, – И всё-таки хотелось бы...       –...Узнаешь, – быстро перебивает Геральт, – Сейчас узнаешь.       Медленно, с затаённым дыханием он поднимает взгляд на вампира, бросив ему широкий, почти хищный оскал – и наконец-то распахивает халат, впервые за десятилетия видя Региса обнажённым.       На миг всё замирает в густой, напряжённой тишине. Позволяя как следует вспомнить изгибы худощавого тела – и тут же начать исследовать его поцелуями. Осторожно, но настойчиво, отмечая каждый дюйм лаской. Губами Геральт касается линии плеча и изгиба грудной мышцы, добираясь языком до затвердевшего соска, и чувствует, как Регис вздрагивает этому касанию навстречу. Длинная рука тут же ложится ему на плечо в ответ, скользя ниже, но Геральт быстро хватает её и отводит в сторону.       И поднимает внимательный взгляд, как раз для того, чтобы объясниться.       – Расслабься, Регис, – мягко произносит он, – Хоть раз подумай о себе. Я правда хочу отвлечь тебя, – выделяет он голосом, – В первую очередь.       В алых радужках мелькает короткое осознание, быстро сменяясь волной такой любви, что тело пробивает на короткую дрожь.       –...Хорошо, – наконец хриплым шёпотом отзывается Регис, – Можешь делать… всё, что угодно, dragul meu.       И, боги, от одной маленькой фразы всё в голове взрывается c оглушительным звоном. Значит, это конец. Конец его ожиданию. Ему дали одобрение воплощать все свои фантазии, и тут же Геральт ловит себя на том, что весь вспыхивает от страшного, мучительного желания в ответ.       Торопливо он возвращается к прежнему занятию, покрывая поцелуями живот вампира и слыша в ответ тихие, прерывистые вздохи. Всё ниже, ниже, ниже... Ладонями он стискивает бледные бёдра, раздвигая их шире, и наконец спускается, устраиваясь между ними поудобнее. Как раз поднимая глаза на длинный, каменно-твёрдый член, сочащийся смазкой. Выглядящий сейчас просто, нахрен, как произведение искусства. Как и сам Регис, уставившийся на него, Геральта, взглядом алых радужек, в которых отчётливо читается голод.       Или, в его случае, скорее, жажда.       – Ге... ральт, – отрывисто выдыхает он, с усилием сглатывая и оглаживая щёку Геральта длинными пальцами. В жесте невысказанной мольбы и в то же время – приказа.       Так, что в голове больше не остаётся ни мыслей, ни образов. Только цель. Чёрт возьми, вот сейчас он не может сплоховать, ни разу. Не то, чтобы Геральт слишком часто кого-то так ублажал, но с женщинами в этом плане как-то было привычнее, что ли. Другое дело мужчины... и член. Особенно вот такой, крупноватый для его обладателя – или это из-за худобы Региса он кажется таким? В любом случае едва ли сейчас Геральт сможет удивлять чудесами глубокой глотки, но всё же... Будет преступлением не отплатить вампиру тем же, что всегда делал тот сам.       Пора приступить к делу. Правда, не так, как привык Регис, мучая его вереницами поцелуев. Скорее, как привык сам Геральт: напрямик. В обманчиво медленном движении он наклоняется – и быстро проводит языком по бархатистой головке, снова поднимая взгляд.       И получает правильную реакцию в ответ. Бледные бёдра коротко вздрагивают, и Регис издает тихий, почти изумлённый вздох.       – Ох-х, – сипло выдыхает он и сразу же вспыхивает алыми глазами, теперь краснеющими целиком.       Теми самыми глазами бестии, которые Геральт не видел так давно. Его личной бестии, от вида которой член вздрагивает в предвкушении... куда большего.       Но позже. Мягко, неторопливо он обводит языком головку по кругу, привыкая к ощущению. На вкус Регис оказывается тоже иным, будто и здесь с металлическим привкусом крови. Во всём напоминая о том, что чужеродный этому миру, и чертовски возбуждая одной этой мыслью. Распробовав его, Геральт приникает к головке губами, осторожно её посасывая – и замечает, как длинные пальцы резко исчезают с его головы, теперь вжимаясь в простыни.       – Бо-о... ги, – вздрогнув, стонет вампир, и тело прошивает целая волна мучительного жара в ответ.       Как не может и быть иначе. Чёрт, только бы ещё не отвлекаться, хоть это и непросто. Впрочем, показать Регису, что и ему приятно от этих ласк, хочется тоже. Так что, не выпуская головку изо рта, Геральт стягивает край штанов, обнажая собственный член, и сразу принимается за дело свободной рукой, оттягивая и сжимая тонкую кожу.       – Ты... Мм-х, – выдыхает рвано Регис, – Ты...       – Да, – мысленно произносит Геральт, – Очень тебя хочу. Всего. А теперь ни о чём не думай.       Взяв в руку член Региса, он проходится языком сверху вниз, по горячей, бархатистой коже, чувствуя, как дрожат в ответ бледные бёдра. Взгляд снова поднимается к вампиру – и, дьявол, от его вида сердце чуть не останавливается в груди на полном ходу. Приоткрыв рот так, что обнажаются кончики клыков, и тяжело дыша, Регис смотрит на него с видом, будто он, Геральт, какое-то божество. Растрёпанный, светящий огромными алыми глазами, сейчас он выглядит таким уязвимым, что вмиг вспоминаются все старые разговорчики про подчинение...       Да так, что вмиг становится ясно, как Геральт может его себе подчинить.       Не раздумывая, он снова обхватывает головку губами, уже глубже, оглаживая языком напряжённый ствол. Холера, как хочется поторопиться, ускориться, обхватить ртом всю длину сильнее. Впрочем, тогда он, возможно, лишит себя удовольствия посмотреть, до чего вообще может дойти Регис. По крайней мере, видеть его уже таким дорогого стоит. Слышать, как громко, быстро стучит всегда медленно бьющееся сердце; краем глаза замечать, как отчаянно впиваются в простыни когти.       Но этого мало. Слишком мало для того, чтобы довести Региса до предела. С усилием всасывая губами член, Геральт начинает ритмично двигать ртом глубже, в такт с движением собственной руки. Слыша в ответ едва уловимый треск ткани и глухие, невыносимо сладкие стоны. Сразу вспоминая, как их можно сделать ещё громче, потому что...       ...Потому что как-то видел, что лежит у вампира в тумбочке с его стороны кровати.       – Ре... гис, – отрывисто проговаривает он в голове, – Масло... где...       – Нн-гх, – только и доносится в ответ рваное, – Как же...       – З-зараза, Регис, я... Масло, давай!       Приказной тон приводит того в чувство, и почти вслепую Регис тянется к своей тумбочке, где мигом нашаривает масло. Славно. На миг выпустив член изо рта, Геральт принимает в руки фиал – и, не удержавшись, приникает к вампиру в коротком поцелуе.       – Ну... как? – почему-то спрашивает он, чувствуя, что должен знать ответ.       – Что... – с усилием, почти удивлённо отзывается Регис, – Разве ты сам... не видишь, любовь моя?       И вдруг рывком наклоняет Геральта к себе ближе. Впиваясь губами в его губы и тут же обхватывая оба их члена рукой – так, чтобы вызвать у них обоих резкие вздохи в поцелуй. Зараза, а он же... Ох, бледные пальцы размазывают смазку по обоим стволам коротким движением, и тело тут же бьёт волна горячей дрожи. Нет, нет, нет. Он же...       – Что... творишь, – с усилием оторвавшись от вампира, выдыхает Геральт. – Я... попросил тебя, Регис. Дай мне...       –...Ох, прости, – хрипло шепчет Регис, – Я... Продолжай, dragostea... mea. Всё, что... захочешь.       Видят боги, ещё никогда и ничего не хотелось с таким рвением. Тем более сказанного таким тоном, разрешающим всё до конца. Всё, что оставалось в голове, теперь сгорает дотла, и в горячечном порыве Геральт спускается ниже, стискивая бледные бока. Чёрт, как хочется снова помучить Региса каким-нибудь движением пальцев или губ, но теперь в запасе у него есть кое-что действеннее. Быстрым движением руки открывают фиал, капая масло на ладони и Регису на бёдра, ниже, к ягодицам. Снова опускаясь ртом на горячий ствол, Геральт неторопливо, огладив медленным движением вход, пропускает внутрь один палец.       И узнает шёлковое, сводящее с ума нутро так, что сам невольно издаёт низкий стон. Над головой раздаётся долгий, почти жалобный стон в ответ, приглушенный, видно, закушенной губой.       – О-ох, Ге... ральт, это...       –...А сейчас будет ещё лучше, – с усилием отзывается в мыслях Геральт.       Сразу начиная ритмично двигать пальцем внутри, в такт с движениями губ, языка и руки на собственном члене. Всё смешивается в единый, плавный темп, покачивая их обоих в мареве удовольствия. В тот же миг он слышит, как Регис начинает стонать громче, отчётливее – как раз именно так, как Геральт и рассчитывал. Губы скользят по горячей коже, опускаясь всё ниже, и, оставляя в покое собственный член, он кладёт руку вампиру на грудь, дотягиваясь до соска и исподтишка его щипая.       – Д-да... – рвано, надсадно выдыхает Регис, подаваясь бёдрами навстречу его движениям, – Силь... нее...       – Блядские... боги, – коротко посылает в мысли Геральт, добавляя и второй палец. – Скажешь, где, Регис?       Чёрт, соображать уже совсем трудно, и почти чудом ему удаётся поднять взгляд. И невольно удивиться: Регис, покрасневший уже до самой дорожки волос на животе, приоткрывший в тяжёлом вздохе искусанные губы, не просто кивает в ответ.       – Ты... почув... ствуешь, – с трудом произносит он, – Бо... ги, чуть глубже...       Подчиняясь просьбе, приходится двинуть пальцы глубже, не сбавляя ритма. Так, а теперь надо сосредоточиться, как следует. Оставив грудь вампира в покое, Геральт переносит руку ниже, подхватив его под колено и заставляя раскрыться ещё шире. И замирает, продолжая опускаться горлом и прислушиваясь к ощущениям.       Пальцы неторопливо проходятся по влажному жару, оглаживая изнутри и... в самом деле находят выразительную точку, которую, не теряя времени, Геральт потирает кончиками пальцев.       –...О-о-ох! – протяжно вскрикивает Регис и начинает отчаянно насаживаться навстречу. Слышится не то треск простыней, не то ещё чего... Наплевать.       – Ёб тво... – невольно выдыхает в мысли Геральт – и резко ускоряет ритм.       По-другому уже нельзя. Длинные ноги сами охватывают его плечи, сжимая бёдрами шею, и в висках пролетает глупая мысль, что вампир сейчас его задушит, не владея собой. Но наплевать даже на это. Быстро, ритмично Геральт берёт член глубже в горло, продолжая кружить пальцами по чувствительной области. Регис в его руках начинает метаться и подрагивать, окончательно теряя остатки рассудка. Так, что о третьем пальце предупредить не выходит: Геральт прибавляет его без вопросов, не останавливаясь ни на минуту.       – Давай, – почти бессознательно стучит в голове, – Ох-х, давай, не сдерживайся...       – Ге... – захлёбывается Регис стоном и внезапно начинает очень, очень грязно ругаться: – Naiba, parasta... su mati, da...       Но тут же прекращает. Бледная кожа начинает становиться серой, и глубокие, протяжные стоны превращаются в короткие, глухие рыки. Когти опасно удлиняются совсем рядом, и, дьявол, от вида этого мозги сносит окончательно. Не сбавляя ритма, Геральт обнаруживает, что горло уже легко поддаётся давлению, и рывком опускается до основания, с силой всасывая член губами. Так, как всегда делал Регис сам, и так, как он никогда с ним не сравнится. Пальцы двигаются глубже, жёстче, и...       – Ге... ральт! – обрывисто проносится у него в голове, и, резко выгнувшись в пояснице, Регис начинает изливаться ему в рот.       Горло наполняет солоноватое тепло, и изо всех сил он держится, проглатывая всё до последней капли. Иначе и не хочется. От одной только мысли, что он попробовал вампира на вкус, вот так, как обычно делал только сам Регис... Боги, в глазах темнеет, и возбуждение становится почти невыносимым. Так, что ещё немного, и он сорвётся сам, ещё не рассмотрев, до чего довели его усилия.       – Dragul meu, – лихорадочно доносится шёпот, и Геральт поднимает глаза. Прямо к Регису, уже вернувшемуся в человеческий облик.       Его чёртовому вампиру, который наклоняет его к себе, утягивая в благодарный поцелуй – и приходит в рассудок почти с молниеносной скоростью, кладя руку ему на член. Тут же начиная двигать быстро, отрывисто, с силой сжимая головку, посылая в мысли...       ...Твою же мать, это ещё что такое? Вот так? На коленях? Ударить его по ягодице? Ещё и... Связать руки... Воск? Какого... А это ещё что? Почему ладони Региса... Раздвигают его... В него, что, входят... Охре...       ...Спустя целую вечность он падает обратно в мир, приходя в себя с большим, большим трудом, потому что после подобного вообще едва ли можно назвать что-либо из испытанного ранее сексом.       И видит Региса. Региса, сидящего на коленях перед ним в постели. Вытирающего его какой-то влажной тканью с заботливой аккуратностью, уже снявшего халат и теперь всё-таки нашедшего домашние штаны. Утомлённого, с довольной улыбкой на губах – и совершенно счастливого.       – Ре... – удивлённый, произносит Геральт и тут же слышит, как сильно осип голос.       – С возвращением, – хрипло, тихо отзывается тот. – Лучше не говори, любовь моя. Прошу, побереги голосовые связки. Признаться, в какой-то момент мне показалось, что ты мог их сорвать.       Сердце колотится в груди, как сумасшедшее, и с трудом Геральт делает глубокий, медленный вдох, пытаясь хоть немного успокоить его бег. Прохладная ладонь ласково оглаживает его лоб, убирая налипшие пряди, и уже антрацитовые, блестящие в свете луны глаза так и лучатся теплом. Вздохнув, Регис убирает влажную ткань в сторону – и позволяет себе широкую улыбку во весь рот. От которой всё внутри сжимается от порыва нежности, и в этом порыве Геральт почти вслепую находит тонкие пальцы, касаясь их губами.       – Ты сам, – хрипло выдыхает он, – В порядке?       Улыбка становится шире, и Регис позволяет себе довольный, низкий смешок.       – О, более чем, – отзывается он, укладываясь на бок рядом, – И я благодарен за это в первую очередь тебе, мой дорогой. Так, что едва ли смогу когда-нибудь подобрать достаточно для того слов.       На это только и остаётся, что улыбнуться в ответ – криво и, наверное, глуповато, но на это совершенно плевать. Нет, всё-таки ему и в самом деле чертовски, неописуемо повезло. После того, что пережили они оба, получить это – тихую минуту покоя, маленькую спальню и близость... С трудом подняв руку, Геральт нашаривает ладонью талию вампира рядом и подтягивает его ближе. Так, чтобы в следующий миг поцеловать – долго и медленно, благодарно. За всё.       В том числе, кстати, и за то, что увидел, потому что это было что-то за гранью разумного.       – Регис, – вдруг вспоминает он в мыслях, – Есть у меня к тебе вопрос. Это… что такое было? Те образы? Я...       Чуть от них не сдох, добавляет голосок в голове, но, честно говоря, едва ли это может описать хотя бы долю того, что он испытал. Тонкие губы вдруг замирают в поцелуе от напряжения, и, отстранившись, Регис поднимает на него внимательный и будто... взволнованный взгляд.       – Всего лишь те из моих интересов, что я посчитал достаточно любопытными и для тебя, – тихо произносит он уже вслух, – По крайней мере, если не ошибся в своих предположениях.       Вздохнув, он поправляет под их головами подушки, и только сейчас Геральт замечает, что простыни сменились на более свежие, а окно открыто для того, чтобы проветрить духоту. Впрочем, и это не убирает из воздуха прежнего, ещё ощутимого жара. Запаха разгоряченных тел и секса. Того, что он ждал так долго, а теперь даже и не знает, чего ждать дальше.       Хорошо бы, растерянность на его лице не приняли за что-то... Чёрт, тёмные брови уже хмурятся в печальной гримасе, граничащей с сожалением.       – Что ж, этого следовало ожидать, – произносит Регис и ласково кладёт ему на щеку прохладную ладонь, приятно холодя кожу. – Прости мне эту поспешность в намерениях, dragul meu. Я ни в коем случае ничего тебе не навязываю. Мне лишь захотелось показать то, что я ассоциирую с крайней степенью страсти. В которой, пожалуй, во мне слишком часто говорят... – и он делает долгую паузу, – Предпочтения прошлого.       – Прошлого? – прищуривается Геральт, – То есть ты по молодости творил ещё и вот это? Воск, Регис?       Холера, да он и не слышал о таком, а тут... От осознания поневоле начинает кружиться голова. Видно, в сравнении с вампиром ему суждено всегда чувствовать себя неопытным юнцом. До конца времён, потому что даже думать о том, в чём ещё искушен Регис, вызывает под кожей дрожь.       Новую дрожь – предвкушения.       – И не только это, – всё ещё напряжённо отзывается Регис. – Как ты можешь себе представить, я пробовал многое, Геральт. То, что в людском представлении считается извращённым и, возможно, даже опасным. Потому я прекрасно осознаю, что не вправе чего-то требовать, – прибавляет он, теперь оглаживая Геральту плечо, – Тем более, чтобы ты, душа моя, испытывал подобное на себе. Так что не воспринимай это как обязательство, прошу. Я лишь...       –...Боги, – перебивает Геральт, – Где я сказал, что против?       Нет, в самом деле, Регисова мнительность когда-нибудь доведёт его до края терпения. Конечно, вампира можно понять: всё-таки после стольких лет существования рядом с людьми тот не раз говорил об их хрупкости, подчёркивая то, какое беспокойство из-за этого испытывает. Но, дьявол, что бы он там ни придумал, Геральт никогда не был против нового. Тем более такого нового, потому что – будь он проклят, если не признается себе, что будет вспоминать каждый из этих образов ещё не раз. Сам. С рукой. Особенно тот, что был последним, и вот об этом надо будет подумать посерьёзнее... но позже.       Сначала надо бы убедить Региса, что он вполне себе разделяет представления об извращённом и опасном.       – Регис, – вздохнув, с усилием произносит он, – Послушай внимательно. Я... в общем-то понимаю, чего именно ты можешь бояться. И всё же считаю, что вполне... заинтересован. Между прочим, у нас уже был подобный разговор. Закончившийся...       Ох, нет. Какого чёрта он решил напомнить об этом? Стоит намекнуть на их договорённость на Скеллиге и всё, что последовало после – спальню, ленты, укус – как Регис тут же начинает болезненно морщиться, прикрывая глаза. Так, что приходится быстро добавить:       –...Более чем отлично. Без последствий, – с нажимом выделяет Геральт, – По крайней мере без тех, что стоит опасаться. Я знаю, каким ты можешь быть и чего стоит ожидать. Думаешь, не заметно, что ты и сейчас изменил облик?       С тонких губ срывается тихий, усталый вздох.       – Верно, – кивает Регис, не открывая глаз, – И здесь я действительно не стану с тобой спорить. Но речь не о том, Геральт. Опасность, о которой я говорю, связана вовсе не с особенностями моей природы. Во всяком случае, не в первую очередь.       – Тогда с чем?       В открытое окно врывается сквозняк, шевельнув их волосами. Тронув седые прядки, подняв знакомый запах крапивы и зверобоя вперемешку с кровью и мокрой землёй. Потянув плечо усталым движением, Регис придвигается к нему ближе – и укрывает их обоих тонким одеялом, обвивая его, Геральта, талию длинными руками. В тёплом, ласковом объятии, окутывая своей заботой и огромной, греющей всё изнутри любовью.       Всем тем, что так хочется дать ему взамен... особенно сейчас, пока он погружается обратно в свои тревоги и теперь смотрит на Геральта с внезапно серьёзным выражением лица.       – Что входит в твоё понимание границ сексуальных практик, любовь моя?       Вопрос застигает врасплох, заставляя нахмуриться. Казалось бы, всё ясно, как день, но... чёрт возьми, объяснять такое? Да и после Регисовых образов вдруг отчётливо возникает понимание того, что, похоже, ни черта-то он об этих практиках и не знает. Потому, не придумав ничего другого, Геральт просто отзывается:       – Лучше бы ты перечислил, а я тебе скажу, да или нет.       Оказывается, делая всё правильно. В антрацитах глаз мелькает понимание – того, что он, Геральт, чётко осознает направление их разговора. Неторопливо Регис прочищает горло, еще раз похмурившись каким-то своим сомнениям.       – Что ж, хорошо. В таком случае я лишь расскажу, что именно считал приемлемым в годы юности.       И наконец приступает к перечислению, сходу заявляя:       – Удушение.       Легко, будто говорит о погоде. Да и выражение лица у него ничуть не меняется, словно он до сих пор занимается чем-то таким на досуге.       – Ч-чего? – округляет глаза Геральт, – Какого хрена, Регис?       – О, ты зря беспокоишься, дорогой мой. Вовсе не в форме насилия, – быстро поясняет тот, – Лёгкая асфиксия такого рода, что позволяет перекрыть доступ кислорода на считанные секунды, вызывая короткую эйфорию. Во многом благодаря работе...       Так, а сейчас начнётся лекция. Несомненно, интересная с точки зрения медицины и, наверное, познавательная. Только едва ли имеющая отношение к делу, и приходится заставить лектора притормозить, с силой сжав худощавое плечо.       – Регис!       – Прости, прости, – опомнившись, вздрагивает вампир. – Словом, я хотел уточнить, что лично мне это действо никогда не причиняло серьёзный вред. Вероятно, благодаря стойкости моей природы к отсутствию кислорода, а, вероятно, и просто случайности.       Охренеть, отзвуками проносится в голове, о-хре-неть. Трудно даже поверить в услышанное, тем более – представить. На Регисе. Который делал это, видно, не один раз, потому что явно не видит ничего такого в, мать его, удушении. Но не доверять ему во мнении Геральт тоже не привык, так что, как бы то ни было, приходится, скрепя сердце, это принять.       – Допустим, – прищурившись, кивает он. – Не слышал о таком, но вполне похоже на правду. Что-то ещё?       Выждав паузу и оценив его намерение продолжать внимательным взглядом, Регис тоже прищуривается – и вдруг усмехается мягко, почти смущённо.       – Кроме того, как ты уже мог догадаться, я предпочитаю связывания. Разной сложности и в не самых простых вариациях. Ленты, верёвки, узлы, – прибавляет он, – Любые ограничения положения тела с дополнительными приспособлениями.       – Ну, тут у меня вопросов нет, – криво ухмыляется Геральт, – Да и возражений тоже. Давай дальше.       Мягким движением он поднимает ладонь выше, запуская пальцы вампиру в волосы, и отводит пряди назад. Чёрт, поцеловать бы его сейчас, такого домашнего, уютного, но не слушать Геральт тоже не может.       – Разного рода болевая стимуляция, – уже увереннее говорит Регис и вдруг облизывает губы. – Шлепки, укусы... Даже порой удары.       – Так, вот с этого места поподробнее.       Что-то в простых, незатейливых словах заставляет напрячься. Хотя об этом-то Геральт, кажется, знает куда лучше, чем обо всём остальном, потому что сам не привык сдерживаться – и никогда не требовал сдерживаться и от других. В порыве страсти вообще-то обычное дело шлёпать и тянуть за волосы, так что вряд ли Регис может его этим удивить. И всё же что-то здесь кроется не то. Особенно странные нотки в мягком голосе, кажущиеся почти незнакомыми.       Глубокими, бархатными. Гипнотизирующими. Иными.       – Проясни мне вот что, – глухо произносит Геральт. – Какой ты видишь боль, Регис? Мне всегда думалось, что у высших вампиров...       –...Действительно снижен болевой порог, – медленно отзывается тот. – Всё верно, душа моя. Возможно, потому я привык относиться к сексу более небезопасно, чем ты можешь представлять. Во всяком случае, человеческие партнёры зачастую упрекали меня в любви к насилию, хотя никогда в здравом уме я не стал бы подвергать себя ему в полном смысле слова.       Осознание пробивает виски так быстро, что кажется, будто в темноте спаленки вспыхнул луч света.       – Зараза, – неожиданно соображает Геральт, – Так бы и сказал, что любишь пожёстче. Я правильно тебя понял?       Ответом ему служит внезапно кривая ухмылка – и хитрый, почти лукавый прищур антрацитовых глаз. Вкрадчивым движением Регис закидывает ногу ему на бок, огладив щиколоткой заднюю поверхность бедра, и неторопливо кивает.       – Говоря простыми словами, именно так. Поэтому, помимо ударов, я предпочитал и иные способы воздействия на тело. Например, плети и другие приспособления... и, безусловно, взаимодействия с воском. Словом, в общем смысле всё, что способно так или иначе причинить терпимую боль.       В голове снова всплывает образ покрасневшей от удара ягодицы. Сразу сменяясь каплями воска, падающими на бледную грудь и бёдра. Линиями, сплетающимися в узоры – ниже, ниже... Мысли едва укладываются в голове, отзываясь огнём под кожей, и кровь снова стекается в низ живота. В ушах начинает шуметь – сильно, отчётливо, и сквозь этот шум слышится только, как ускоряет бег нечеловеческое сердце напротив.       Так, что рука сама невольно усиливает хватку в волосах.       –...Боги, – тихо выдыхает Регис, – Да, порой и нечто подобное. Знаешь, в те же времена юности, – вдруг с улыбкой добавляет он, – Я был знаком с одним господином, исповедовавшим касательно этого весьма любопытную... мм-м... философию.       – Боюсь даже спрашивать, – хмыкает Геральт, сжимая пряди, чтобы откинуть голову вампира назад, – Какую именно. Зная, чем вы там обычно помышляли.       Короткий вздох, и Регис распахивает до того закрытые веки, снова светя алыми радужками, в которых теперь горит страшный, испепеляющий всё огонь. Не тот, что Геральт вообще когда-либо видел прежде.       – О, дело вовсе не в моих пагубных привычках. Этот господин... Кажется, он был маркизом? Словом, этот маркиз как-то поделился со мной интересной мыслью о природе боли. По его мнению, жестокость всегда является или дополнением, или средством сладострастия... Неизбежным при погружении в самые глубины чувственных удовольствий. Что, как ты можешь догадаться, позже я стал разделять и сам, – поясняет вампир, – И надеялся разделить с тобой, мой дорогой, если ты не возражаешь.       Воцаряется долгая, глухая тишина, погружая обоих в раздумья. Серебристые завитки в руках так и скользят между пальцами, мягкие от крапивного отвара. Мягче зелёного шёлка, с которого всё и началось: что-то новое, многослойное, сложное. То, что и подходит Регису, как никому другому, и, если задуматься, совсем неудивительно, что тому нравится нечто подобное.       Ну, об этом надо будет расспросить его ещё, но позже. Сейчас алые радужки слишком сильно манят к себе, чтобы отвлекаться на что-то иное. Тяжело сглотнув, Геральт кладёт ладонь на бледное плечо – и переворачивает Региса на себя, невольно вздохнув под весом обманчиво худощавого тела; всё ещё не выпуская из пальцев волосы.       Как раз для того, чтобы потянуть их ещё сильнее – и ощутить снова чужой, восхитительно твёрдый член бедром.       – Подожди, – вдруг вспоминает он, задумавшись. – Боль. Применимо к тебе или к кому-то ещё?       – Большей частью ко мне, – с готовностью отзывается Регис, – И лишь изредка наоборот. Не уверен, почему так сложилось, но мне нечасто удавалось находить партнёров для обратной практики. Потому я не хотел бы повторять их снова, – поморщившись, добавляет он, – Особенно по отношению к тебе, любовь моя. Чего бы ты ни предполагал, мне не хочется отменять наших прежних условий. Безопасность и осторожность, Геральт, без каких-либо отступлений.       – Спорить не буду, – кивает Геральт, по-хозяйски укладывая свободную руку на талию вампира. – Я тебя понял, Регис. Это всё?       – Пожалуй, что так. По крайней мере из того, что бы мне хотелось пояснить. Так что ты думаешь на этот счёт, dragul meu?       Красные глаза поднимаются на него, сверкая потяжелевшим взглядом, и вдруг он понимает, что так и не ослабил хватку. Холера, как же всё это... сумбурно, что ли. По правде, он и не рассчитывал, что получит сегодняшним вечером подобное откровение. Ожидая чего-то привычного, того, что было в видениях, в той спальне...       А ведь даже там не было ничего привычного. Как и всегда с ним, с Регисом. Ненормальность, открытость... и полное, безграничное доверие друг другу. Вот что связывало их тогда и связывает до сих пор.       – Думаю, что не против, – наконец произносит Геральт, облизывая пересохшие губы. – И, если захочешь предложить что-то ещё, не буду против тоже. По крайней мере, хотя бы обсудить.       – Уверен? – с усилием выдыхает Регис и вдруг проводит ладонью по коже его голой груди вниз. – Не пойми меня неверно, душа моя. Я более чем готов вернуться к прежним рамкам. Не менее приятным, – добавляет он, мягко усмехнувшись, – В какой бы то ни было форме.       – Ну, тут ты меня не удивил, – отзывается Геральт, – Только я повторю вот что. Хоть раз подумай о себе, Регис. Мне всегда казалось, что ты знаешь, что делаешь. Потому я и готов пробовать что угодно, пока ты этого хочешь.       С кривой усмешкой добавляя:       – Можем начинать прямо сейчас, – и тянет вьющиеся пряди назад так, чтобы услышать именно то, на что рассчитывал.       Тихий, сдавленный всхлип, после которого в алых глазах начинают плясать демоны, что не сравнятся ни с одним, известным бестиарию. Страшные, тёмные тени прошлого. Того, что он никогда не видел в этих глазах раньше... и чертовски сильно хочет рассмотреть сейчас.       – В таком случае я не подведу твоего доверия, – хрипло говорит Регис, – Будь уверен, мой дорогой. Всегда.       Подтверждая это мгновенно, да так, что все созданные им образы меркнут без остатка. Рывком вампир спускается под одеяло между его ног, сдёргивая до колен штаны без лишних церемоний. Виски слабо жжёт, как и всегда, когда Регис трансформирует зубы, и, сглотнув в ожидании, Геральт просто смотрит, не выпуская пряди его волос из рук. Пробуя потянуть чуть сильнее...       ...И тут же чувствует, как из головы вылетают остатки рассудка.       Горячий язык проводит по коже его вновь затвердевшего члена быстрым, уверенным движением. Сверху вниз и обратно, чертя влажную дорожку по уздечке с нескрываемым наслаждением, словно Регис и не делал этого уже сотни раз. Словно открывает его впервые – и, похоже, в каком-то смысле это и правда так. Потому что движения языка выписывают на нём новые, невиданные узоры, сменяясь движениями губ. Отчаянными, жадными и, зараза, какими же бесстыдными.       Хочется отвлечься на них, раствориться до конца в этих ласках, но Геральт не торопится. Он вдруг замечает, как на него поднимаются алые радужки, светя всё тем же незнакомым пламенем. Светом глаз чудовища, когда-то, возможно, жестокого и опасного, но теперь готового покориться одному ему.       – О-ох, – изумлённый мыслям, выдыхает он, – Никогда... не перестану тебе поражаться. Ты...       – Всегда рад удивить тебя, мой дорогой, – насмешливо отзывается в голове мягкий голос. – Ты, кажется, хотел попробовать что-то из моих предпочтений?       – Я...       Холера, договорить не выходит. Регис берёт его сразу глубоко, легко принимая горлом, и Геральт задыхается, проглотив глухой стон. Нет, всё-таки он притащил в Корво Бьянко демона, не меньше. Прохладные руки обхватывают его за бёдра, раздвигая шире с неожиданной силой, и тут же в голове вспыхивает короткая просьба.       Быстро превращающаяся в приказ.       – Потяни меня за волосы, dragostea mea. Как можно сильнее. Не бойся, Геральт. Помнишь про болевой порог?       – По... мню, – с усилием собирает мысли в кучу Геральт, – Твою же... Ре...       – И последнее, – вдруг добавляет Регис, – Inima mea îți aparține. Никогда не забывай об этом, душа моя. Даже если подумаешь, что сможешь мне навредить...       – Так, подо... жди.       Удивлённый, Регис отрывается от прежних ласк, выпустив его член изо рта и облизнув влажные губы. Выбираясь из-под одеяла, он садится, растрёпанный и с порозовевшими щеками, в широких домашних штанах. До боли близкий в своей простоте – так, что сердце не может не сжаться в груди, отзываясь звоном колкой щекотки. Медленно выдохнув, Геральт тоже приподнимается в постели, притягивая его к себе в долгом, глубоком поцелуе.       – Безопасность и... осторожность, – проговаривает он в мыслях, – Не надо считать себя всесильным, Регис. Никаких истязаний и прочего. Я уже насмотрелся на то, как ты страдаешь, так что... у меня тоже есть условие.       – Вот как, – выдыхает Регис, оглаживая языком его нёбо, – И какое же?       – Нам нужно какое-то... ограничение. Чтобы ты мог остановить меня в любой момент. Я умею держать себя в руках, – подумав, твёрдо говорит Геральт, – Но не хочу даже думать о том, что тебе со мной... плохо. Понимаешь, о чём я?       Тонкие губы отрываются от его губ, в последний раз прижавшись к уголку рта, и неторопливо Регис устраивается у него на бёдрах, пробегая пальцами по его плечам в мимолётной ласке.       – О, вполне. Честно говоря, не думаю, что нам это понадобится, но на этот случай обычно используется какое-либо стоп-слово, – тихо проговаривает он уже вслух. – Что-то наподобие обычного «хватит» или... нечто сложнее. К слову, Натанис, которую, я надеюсь, ты прекрасно помнишь, была на удивление в этом изобретательна. Кажется, она использовала «хризопраз». Поразительно интересно, не находишь?       – Натанис... – хмурится незнакомому имени Геральт – и вдруг вспоминает.       Да так, что свободной рукой быстро спускается Регису на ягодицу, с силой сжимая её через ткань.       – Тот боклерский суккуб, с которым ты разгуливал по крышам?       – Боги, Геральт. Никогда не думал, что смогу наблюдать с твоей стороны ревность к моей персоне, – приподняв брови, усмехается вампир. – Теперь, признаться, я даже побаиваюсь пояснить, что как раз сблизился с ней на почве общих предпочтений. Как видишь, не ты один обзаводился в ту зиму в Туссенте новыми... знакомствами.       – И как, не зря?       Ладони забираются под кромку Регисовых штанов, и Геральт осторожно сжимает уже голую кожу. Стараясь не думать о том, как чертовски хочется ревновать – и как тошно на душе от одной этой мысли. Уж он-то последний, кто вообще имеет на это право. После того, как сам сменил в то время столько пассий, что обзавелся крепкой репутацией, от которой сейчас с радостью бы избавился.       В обмен на то, что имеет теперь. На довольного, почти нагло ухмыляющегося ему Региса, устроившегося на нём мёртвым весом и млеющего от того, с какой силой его тянут за волосы назад.       – Можно сказать и так, – выдержав молчание, говорит тот. – Но, кажется, мы снова отвлеклись. Стоп-слово, Геральт. Ты бы хотел выбрать сам или мне предложить какие-нибудь варианты?       – Предлагай, – вдруг фыркает Геральт, – Раз сегодня ты и без того рассыпаешься в предложениях. Только без латыни и Старшей Речи. Ну, так что?       – Что ж, вот ты и лишил нас обоих сразу двух лучших из моих идей.       Твою-то мать. Не то, чтобы он теперь не жаловал эти языки, после возвращения последних, когда-то забытых знаний, но въевшаяся под кожу привычка не оставляет в покое и сейчас. Приходится показательно покривиться, слыша в ответ мягкий смешок – и, конечно, тонкие губы вампира подрагивают в хитрой ухмылке.       – Ну, не стоит так огорчаться, – лукаво отзывается Регис, – Впрочем, кажется, у меня есть вариант, способный поднять тебе настроение. Мне припомнилось вот что, мой дорогой. Кажется, тебе пришёлся по вкусу мой шёлковый халат. Так пусть это слово будет шёлк, обозначая и саму ткань, и...       – Куда большее, – выдыхает Геральт, чувствуя, как по коже начинают бежать мурашки. – Хорошо. Шёлк так шёлк. Звучит неплохо.       Воцаряется молчание: долгое, полное лишь ночных шорохов и тихих звуков их дыханий. Вздох, и неторопливо Регис нагибается к нему ближе грациозным движением. Склонившись над ухом Геральта, он мягко проводит за ним языком, выдыхая во влажную кожу:       – Значит, с этим мы определились. Хочешь обсудить ещё что-либо, душа моя? У тебя остались какие-то вопросы?       – Разве что один, – с готовностью отзывается Геральт, – Всё ещё собираешься вести разговоры?       – Едва ли, – шелестит мягкий голос, – Кажется, уже можно переходить и к занятиям... поинтереснее.       Все последние намеки на здравые мысли обрываются в тот же миг. Снова спускаясь между его ног, Регис возвращается к прежнему занятию, потираясь щекой о ствол члена. С выражением какого-то нового, другого предвкушения. Незнакомого – и чертовски ему подходящего.       – Шёлк, душа моя, – шепчет он, обдавая тёплым дыханием кожу, – Надеюсь, в этот раз ты отнесёшься к своей памяти с должным вниманием.       Колючее, едкое раздражение успевает пронестись под кожей, и последние остатки разума так и просят ответить паршивцу на подколку, но Геральт не успевает. Горячие губы с наслаждением опускаются на головку его члена, обжигая касанием, и он только хрипло стонет в ответ, оглаживая затылок Региса пальцами.       И вдруг понимает, что должен делать. Как и Регис, уже произносящий в мыслях:       – Не забывай тянуть меня за волосы, Геральт. Так сильно, как только тебе захочется. Покажи мне, на что способен.       Тут же он опускается горлом до основания без всяких усилий. Добавляя хриплым, так и сквозящим обещаниями голосом:       – Потому что я, мой дорогой ведьмак, в свою очередь прекрасно знаю, что способен с тобой на всё.       Фраза выстреливает в пустоту сознания, как стрела с натянутой тетивы. Вмиг смешивая в голове все сомнения и опасения, прошлое и настоящее, и стирая их без остатка. Всё становится неважно как по мановению чьих-то чар, и нутро замирает в ожидании на короткий миг.       В следующую секунду Геральт начинает тянуть вампира за волосы что есть силы, надавливая на тёплый затылок. Поднимая и опуская его голову в быстром, безжалостном ритме, пользуясь горячим горлом сполна. До мерцающих бликов звёзд перед глазами, до оглушительного гула крови в ушах. Обоими руками он с силой вцепляется в седые пряди, не давая Регису избавиться от его власти. Подчиняя и подчиняясь сам, и, зараза, слыша в ответ такие глубокие стоны, что ещё неясно, у кого из них на самом деле всегда был и будет контроль.       И нет удивительнее этого нового, тяжёлого ощущения. Грани, которая едва-едва начинает приоткрываться. Новой стороны любви, которой, возможно, и не возникло бы без воссоединения их связи.       Той самой, что поневоле граничит с войной. _________________________________ *Акушерское дело (лат.) **Заболевания новорожденных (лат.)