Человеческая слабость

Юнги сидел и наблюдал за тем, как Хосок разговаривает по телефону. Отдалённо знакомый голос в трубке, однако Юнги даже не напрягает слух, чтобы услышать хоть что-то. Он сидит, сложивши руки у себя на коленях, трогая пальцами приятную ткань новых штанов, которые ему купил старший брат. Хосок часто баловал его, однако Юнги не мог сказать ему, что благодарен. Разве Юнги не испорчен и растоптан? Он чувствовал себя грязным и униженным. Он не мог или не хотел смотреть в зеркало, потому что стоило ему взглянуть туда — тут же ощущал дикую и дрожащую панику. Такую же, когда понимаешь, что тебя вот-вот настигнет смерть, и ты не в силах предотвратить это. Убежать не сможешь. Юнги отворачивается, собираясь с мыслями, а после поворачивает голову и вздрагивает, когда понимает, что его рассматривают в ответ. Пульс подскочил, по спине пробежал холодок. Хосок продолжал что-то объяснять собеседнику по телефону, смотря с долей нежности на юношу и выглядя при этом так естественно и легко, отчего на секунду Юнги усомнился в своих воспоминаниях. Хосок улыбается, глядя на мальчишку, точно они были близкими друзьями. Когда молодой человек договаривает и убирает телефон на край стола, Юнги встаёт с дивана, стараясь как можно скорее покинуть его поле зрения. Да, безусловно, ему бы следовало сделать это раньше. Однако что-то всё-таки заставило его на мгновение потерять нить с реальностью. Чувствуя, как к нему приближаются со спины, юноша сильно нервничает, растирая взмокшие ладони. Заходя в комнату, Юнги практически удаётся захлопнуть дверь перед носом брата, что выглядело грубо, но ему не удается из-за вовремя подставленной руки Хосока. — Ты не хочешь со мной разговаривать? — интонация удивлённая, из-за чего вопрос звучит почти наивно. Юнги смотрит ему в глаза со смесью страха и осторожности, что отпечатывается на его щеках белыми пятнами. Под глазами лежат лиловые тени, из-за чего он выглядит немного старше, чем есть на самом деле. Холодные пальцы касаются Юнги, и его сердце практически замирает, когда Хосок берёт его ладони в свои. Он бережно их касается, проводит мягкими подушечками пальцев по его, намекая Юнги о том, что он такой же живой человек. — Я хочу, чтобы ты поговорил со мной. — выражение лица было приветливым и безмятежным, однако заинтересованный блуждающий взгляд намекал на едва заметную нетерпеливость. — Мы играем в молчанку уже несколько дней. Но Юнги снова не отвечает, и это тишина даёт Хосоку неслабую пощёчину. Тем не менее, Хосок не ожесточил свои действия, как мог только он, они были плавными и лёгкими. Во всём облике Юнги он находил что-то необходимое — тёплое и живое, делающее его столь желанным и притягательным. Молодой человек поворачивает голову и в надоедающей тишине обводит взглядом комнату, слыша неспокойное дыхание подростка, который бледнел на глазах…ему было плохо? Или, быть может, он просто напуган? Старший брат наискось следит за тем, как Юнги сверлит глазами пол, не выдёргивая при этом свои ладони из его. Он стоит смирно и тихо, почти даже не дышит, когда Хосок нащупывает маленький шрам на лицевой стороне руки младшего брата, обводя его по контуру. — Когда тебе было три года, ты упал и поранил себе ладонь, — он не отрывает взгляда от приоткрытых губ и неловкого выражения лица в ответ. — Однако когда я подошёл к тебе, ты перестал плакать, глядя на меня такими же округлёнными глазами, прямо как сейчас. Хосок говорил негромко, слишком откровенно изучая взглядом мимику лица, от которого он не мог оторваться ни на секунду. Он нуждался в его тактильности, и ему претило то, что Юнги часто отказывался от неё, препятствуя и уничтожая при этом его не безграничное терпение. Он понимал, почему это происходит, из-за чего младший брат шарахается от него, как от огня. Тем не менее, всему была мера и в этом уступить Хосок ему не мог, потому что Юнги будет разговаривать с ним, если он того захочет. Чем скорее юноша поймёт это, тем лучше будет для него. — Как думаешь, почему? — старший брат придвигается ближе, не разрывая контакта их ладоней и…взглядов. Юнги смотрит задумчиво и смыкает губы. Не со злости, а для того, чтобы облизнуть их, так как в горле пересыхает. Ему действительно стало интересно. Почему? Он слегка отклоняет голову вбок, и этим сдаёт себя с потрохами — Хосок уловил его заинтересованный жест. — Потому что я был единственный, кто оставался внимателен к тебе. Юноша отводит взгляд в сторону, чувствуя на подрагивающих пальцах накрытую прохладную кожу. Он чувствует, как в его голове бултыхается каша, не в силах связать и одного предложения. Ему было страшно. Он испытывал ужас от одиночества, поджидающего на горизонте за стенами этой квартиры. Ему не хотелось признавать этот прозрачный, подобно дождю, факт. Он и впрямь не был никому нужен. Он был так одинок, запертый в этом месте с человеком…который безнаказанно разрушал годы его юности. Хосок смотрит на его метания и не замечает, как на губах подрагивает почти незаметная улыбка. Поглаживая щёку подавленного младшего брата, он наклоняется и касается его губ своими. Юнги хочет вскочить, отпрянуть от него, однако старший брат с непривычной игривостью впивается в его губы, так по-ребячески, что совсем непохоже на него. Изворотливый язык проникает в тёплый влажный рот, затягивает в более глубокий поцелуй, отчего на щеках появляется розоватый оттенок, а глаза сами прикрываются. Жадный рот прижимается к чужим губам, не отпуская ни на секунду, запечатлевая в нём всю свою силу и власть над ним. Слышится мокрый звук, но Хосок не слушает, с охватившим чувством продолжая исследовать чужой язык и нёбо, из-за чего подросток окончательно теряется, тряпичной куклой опираясь на плечи брата. Какой красивый Хосок сжимает пальцами его челюсть, заставляя сидящего на нервах Юнги посмотреть прямо на него. Он ослабляет пальцы, чтобы ему не было больно, однако хватка остаётся такая же крепкая, не позволяя отвернуться ни на сантиметр. — Я…Н-не хочу… Хосок… — голос подрагивает после длительного поцелуя, а глаза стыдливо смотрят в тёмный взгляд напротив. — Не надо… — Я уверен, что ты говоришь мне это просто, чтобы обосновать своё поведение. — и затем, выпрямляясь, сказал небрежно. — Тебе нравится. — Неправда! — ответил громко и ломко, с прямым и точным взглядом. — Прости, что? — Неправда. Неправда! — Юнги делает шаг назад и толкает Хосока в грудь, чтобы освободить хоть немного места для себя. Стыд, что разъедал покрасневшего то ли от злости, то ли от смущения, даже сейчас, оказывается, никуда не делся, окутывая волнами Юнги с головой. Он был грязным для себя. Юноша был противен сам себе. Хватаясь пальцами за одежду Хосока, Юнги сжимает ткань в кулаке, оттягивая на себя в умоляющем жесте, который твердил о сострадании и просьбе. Юнги чувствует, как у него дрожит подбородок, как бывает, когда вот-вот собираешься заплакать. Ему было стыдно признавать то, что, возможно, Хосок мог оказаться прав, и Юнги действительно нравились эти моменты. Тёплое дыхание рядом, нежные прикосновения и тёплые, как разогретый мёд, поцелуи. Он не мог сравнивать их ни с чем и не смел, однако от этого он мучал себя ненавистью к себе и неприязнью. Мрачная тревога уступила месту сокрушению, когда юноша осознал, насколько он ужасен. Ему нравилось целоваться с собственным кровным братом. И пусть ненависть не отходила на задний план, Юнги по-прежнему боялся его и не смел прощать, ему наконец-то хватило смелости признать, что это было именно так. Юнги молча стоял ещё несколько мгновений, даже не стараясь вытереть стекающие по щекам слёзы. Он был себе отвратителен! «Господи, что я натворил?» Выражение лица Хосока сменилось на спокойное, даже чем-то напоминало отсутствующее, точно сделанное из эпоксидной эмали. Он видел, как метается младший брат, размазывая сопли со слезами по лицу. Он выглядел чертовски напуганным, но Хосок знал, что они движутся в их собственном направлении. — Осуждаешь… — бросил в лицо ему Хосок. — Но это не важно. Губы юноши были тёмными и немного влажными после поцелуя. Его грудная клетка быстро поднималась и опускалась, а сам он выглядел загнанным и отчаянным, из-за чего толкает с силой старшего брата прочь от себя, отпрыгивая от него ещё дальше. У Юнги сжимается желудок, когда он дерганно движется к коридору, при этом не выпуская из поля зрения брата, который шёл за ним следом, заставляя пятиться. — Однажды я выйду из этой квартиры и заявлю на тебя в полицию… — голос мальчишки сбивался, повышая тон. — Т-ты хоть понимаешь, что ты делаешь?.. Хосок был образцом красоты, однако её затмевает появившаяся на лице кривоватая улыбка, в которой не было ничего очаровательного. Вопрос Юнги развеселил его. Хосок настиг его и увлёк назад, стальными ладонями ухватил за мягкие, плавные плечи, прижимая юношу к себе. Возвышаясь, глядя на него сверху вниз, он выдыхает почти в желанные губы, не разрывая зрительного контакта. Каждый раз от прикосновений всё в Хосоке начинало безумствовать… Он желал сделать больно, но в то же время хотел доставить Юнги удовольствие. Тесно прижимаясь к юноше, ощущение близости будит в нём внутреннее томление и заносчивость. Он разрывался между противоречиями и понимал, что иногда его рассудок может помутнеть только от брошенного невзначай взгляда из-под ресниц. — Давай, Юнни. Сходи в полицию и расскажи им о том, что ты испытал сексуальное насилие. Расскажи им, а затем об этом узнают родители, которые больше никогда не посмотрят тебе в глаза, испытывая угрызения совести. — после последних слов Хосок улыбнулся в своей манере, сжимая его ещё крепче в своих руках, когда тот начал крутиться корпусом, пытаясь противиться. — Пусть об этом узнают в столице, а затем и в нашем маленьком Осане, вспоминая о тебе как о жертве насильника-брата. Все будут видеть твои фотографии — «прилежного-хорошего-милого-мальчика», возможно, даже в новостях, и думать о том, как внутри тебя побывал мой член. Юнги замер в его руках, прекращая сопротивление. Он уставился на него ореховыми глазами, позволяя его голосу — пронизанным холодом и решимостью, заставить поверить в эти слова. Жёсткие и циничные. Болезненные. — Я могу с этим жить, Юнни. Я совершаю преступление, заставляя тебя жить здесь и спать со мной. — Хосок убирает руки с его плеч, однако Юнги не шевелится, выглядя потерянно, словно дворовой щенок. — А ты сможешь? Было ли Юнги мало унижений за всю его жизнь? Насмешек со стороны одноклассников-лицеистов, когда тот не понимал учебной программы? Или, быть может, когда он ронял из-за подножек подносы с обедами, как в глупой комедии? Очевидно, что нет. В его голове прокручивается миллионы вариаций того, что может случиться при случае, если всё всплывёт на поверхность, оставляя его справляться с последствиями в одиночку. Все увидят. Все узнают об этом. Что будут испытывать к нему люди? Он практически слепо верил тому, что родители больше никогда не заговорят с ним, если узнают, что происходит в пределах этого дома. Будет ли он им нужен? Униженный. Испорченный. Грязный.

Грязный.

Он смотрит своими глазами на Хосока и рефлекторно дёргается, когда тот запускает пальцы в его волосы, осторожно их перебирая. Длинные фаланги проходятся по коже головы, вызывая приятные мурашки. Юнги получает…удовольствие? Разумеется, что нет. Это лишь секундное помешательство. Кажется, словно прямо сейчас он подписывает соглашение на эвтаназию, потому что он чувствует себя так, точно умирает или…возрождается? Юнги высматривает во взгляде напротив что-то похожее, что было между ними в детстве и осознаёт то, что Хосок, на самом деле, ведь никогда не менялся. Его старший брат всегда был беспринципным и холодным, жестоким и мрачным. На протяжении всей его жизни Хосок отличался от других людей. Умный, изворотливый и фальшивый. Они были полными противоположностями с самого детства, но почему-то он никогда этого не замечал до этого момента. В какой же момент всё пошло не так, как во всех хороших семьях? Юнги чувствует ласковое прикосновение за ухом и слегка прикрывает глаза, боясь того, что сейчас он очнётся, и перед ним снова будет будет этот интерьер, а внутри боль и тоска по прежне прожитым счастливым дням, когда он был совсем маленьким, чтобы брать на себя хоть каплю ответственности за действия и слова. — Но я не хочу таких отношений, Хосок… Понимаешь? — в голосе слышна горечь и непримирение. Мальчишка понимает одно: ему очень страшно. Сможет ли он пережить волну негатива, если всё раскроется? А, главное, будут ли на его стороне… Ведь он всегда был отстающим во всём, по сравнению со своим братом, который был на голову выше. Тот, который всегда утирал ему нос, был впереди, но при этом в тайне от всех сходил с ума? Много вопросов. И он не знает, что с ними делать. — Я не чувствую себя здоровым рядом с тобой. — его губы начинают подрагивать, но подросток продолжает говорить тихим голосом, замирая каждый раз, когда Хосок трогает его тело. А ведь трогает так, точно они любят друг друга. Словно Юнги желает этого. — Я не самый подходящий вариант. Когда Юнги услышал грудной смех, его нервы натянулись как струна. Это был внезапный холодный смех, который звучал дико и жутко. Юнги почувствовал на своём лице белые широкие ладони и не сразу понял, как мягко и ловко Хосок придвинул его к себе поближе, чтобы тот точно увидел причину его недовольства. — Ох, правда? — Юнги не понимал такого настроения у Хосока, потому что у него буквально вот-вот покажутся слёзы. — Что же, я часто позволял себе вещи, которое наше общество считает неприемлемыми. Голос, пронизанный уверенностью и искренностью, вселяет настоящий ужас, вливаясь в кровь с примесями гибели. У Юнги такое чувство, точно камень привязали к сердцу и пережали горло, отчего он не может сделать ни одного вздоха. Глаза его выглядят почти больными, лихорадочно-боязливыми. — …Ч-что ты делаешь…?.. Хосок?.. НЕТ! Юнги чувствует прикосновение лопаток и шершавого дивана, в то время когда Хосок прижимает его запястья к обивке, наблюдая за истомлённым и усталым лицом, в выражении которого было что-то…трогательное. Молодой человек крепко удерживает юношу, смотрит прямо в глаза не враждебным, но отдалённо-прохладным взглядом, из-за которого подросток замирает, пытаясь справиться с собственным дыханием. — Скажи, что любишь меня, Юнги. — юноша, услышав это, закрыл глаза и напрягся, чтобы унять надоедающую дрожь, собираясь с силами. — Ты решил поиздеваться? — для Юнги это было сродни неуместному чувству юмора, которое он воспринял без особого энтузиазма, продолжая чувствовать чужое дыхание слишком близко к своему лицу. — Жаль, что мы никак не можем прийти к компромиссу. — Хосок приблизился, почти дотрагиваясь до него своим носом. — Я полагаю, ты не готов посещать школу в этом учебном году. Юнги открывает глаза и приоткрывает рот, когда смотрит на светлое лицо напротив. Ему не верится в услышанное. Он же не мог так с ним поступить? — Ты не посмеешь. — не таким голосом люди просят дать им ещё один шанс. — Ты, чёрт возьми, не сделаешь этого. Хосок! Но его не слушают, брезгливо отстраняясь. Хосок смотрит на него ещё долю секунды, осматривая, после чего желает встать с дивана, но не выходит — из-за младшего брата, который со всей силы старается удержать его. Юноша буквально повис на его плече, понимая, что если сейчас отпустит Хосока, то всё будет потеряно. Вся его жизнь будет напрасной. — Хорошо, ты прав. Ты прав…слышишь, Хосок? Я люблю тебя… — Юнги вцепляется в чужое плечо с ещё большим рвением, когда старший брат с раздражением пытается отстраниться от него. — Я ошибся, Хосок. Я не это имел в виду. Я люблю тебя. Я люблю тебя, только не поступай так со мной. Пожалуйста!.. Я прошу тебя. — Ты такой забавный, когда пытаешься завоевать моё доверие. Только вот я крайне разочарован. Юнги не понимает, что происходит. Он вопросительно хмурит брови и смотрит в ответ на Хосока, который скучающе пробегает по его лицу взглядом, поджимая губы. — …Что ты имеешь в виду? — ладони вспотели, как и спина. Юноша вздыхает, стараясь сделать это как можно тише. Хосок опускает руку на шею младшего брата, который пытается втянуть её, чтобы избежать прикосновения, но у него не выходит. Он чувствует терзающие душу сомнения, за быстро пролетающие секунды молчания. Юнги ощущает гнетущую, тяжёлую атмосферу из-за резкой смены настроения.