Пора бы определиться…

Кай долго смотрит в глаза Субина и усмехается. Он ведь действительно верит этому чертовому козлу. Верит и готов принять Чхве даже после всех тех ночей, когда старший громко произносил его имя, кончая. Кай подозревал обо всех этих долгих взглядах, которые ловил на своих бёдрах и плечах, на губах. Подозревал, но боялся признать. Тогда пришлось бы жить с мыслью о том, что Хюнин просто не может переплюнуть пустой привязанности. Ведь Енджун не был никогда для Субина чем-то серьезным, иначе, почему сейчас этот осел стоит здесь и ждет ответной реакции от Кая? Удар приходится ровно в скулу. Сильный, отчаянный. Это ответ на признание. Потому что никто не смеет так нагло пользоваться Каем без отдачи, а Субин пользовался. Пользовался, понимал это и отчаянно отказывался признавать. А теперь, когда Хюнин решает пойти дальше, Бин просто срывается и бежит следом, забывая обо всем. — Ты решил, что все так просто будет, да? — Кай резко толкает хена в грудь, от чего тот сразу отходит на несколько шагов, тихо шипя от боли в скуле. — Придёшь, кинешь мне в лицо слова о любви, и я все прощу? Да? Хюнин кричит, бьет раз за разом парня, которого так отчаянно любит, толкает его, обзывает не самыми приятными словами, но Субин терпит. Слушает, понимает и принимает. Ведь он виноват, а значит, должен ответить за свои слова. Одно признание в любви ничего не изменит в раз, для того чтобы тебе верили, нужно много работать, нужно много делать. Субин согласен на все. Когда после получасовой истерики Кай наконец-то замолкает, Субин обнимает его со спины, крепко, до хруста костей. Целует куда-то в загривок, проникая ладонями под тёплый свитер своего лучше друга. Хюнин сразу начинает дрожать, но продолжает сопротивляться, ругается, ворчит, пытается оттолкнуть, но недостаточно настойчиво, потому что Чхве слишком близко. От него пахнет слишком вкусно, у Кая не хватит сил, чтобы сказать «нет». Подъездная площадка между квартир пуста, ни один человек в это позднее время не появится здесь, впрочем, сейчас Субину все равно. Он может только глубоко вдыхать запах любимого человека, наслаждаться прикосновениями к нему и тихо шептать: — Я ведь даже не понимал, как сильно люблю тебя. Как ты сводишь меня с ума. Я не знал и виноват в этом. Прости, малыш… — Как ты мог хоть что-то понимать, — хрипит в ответ Кай, понимая, что рука его лучшего друга медленно скользит под джинсы, касаясь горячей и чувствительной кожи. — Ты же смотрел только на своего Енджуна, которому и дела до тебя не было. Субин принимает и это обвинение. Целует любимую шею, глубоко втягивая ноздрями запах своего любимого человека. Кай дрожит, толкается и пытается хоть немного дать отпор, но в итоге лишь сильнее жмется спиной к хену, издавая стон. Рука Субина уже под тканью трусов, скользит вдоль члена, заставляя сжимать косяк двери, которая ведет в спасительное пространство, но Чхве не позволяет ничего, только целует, продолжая сильнее распалять тело. Кай готов кричать от того, как он хочет этого урода в себе, как можно глубже, чтобы захлебываться стонами, сжимать простынь в руках и чувствовать, что отдается весь без остатка, как делал это всегда. Когда Кай кончает прямо в свои джинсы, содрогаясь всем телом, Субин не останавливается. Он забирает из трясущихся рук друга ключи от его квартиры, после чего быстро открывает дверь. Они даже не доходят до спальни, останавливаясь прямо в прихожей. Одежда Хюнина разлетается по полу, следом летит и рубашка Чхве. Руки хена властные, они не дают вздохнуть спокойно. Кай уже не стесняется, стонет, просит еще и еще. Впервые за все их ночи вместе блондину не страшно открываться своему лучшему друга. Извиваться в его руках, резко подаваться на чужой член, царапая плечи Субина. Утро наступает как-то слишком неожиданно. В какой-то момент до Кая доходит голос Субина, который разговаривает с кем-то по телефону: — Да, спасибо, хен. Я действительно не замечал очевидных вещей. Кай? Он спит. Вчера нервничал сильно и вырубился. Чхве почти сразу кладет трубку, гремит пару секунд чем-то на кухне и после приходит в спальню, в которой Кай уже лежит и смотрит в потолок. Задница сегодня нестерпимо болит. Кажется, прошлой ночью их страсть слегка перешла границы. — Доброе утро, малыш, — Субин садится рядом и протягивает Каю стакан воды и таблетку. Блондин не сразу понимает, поэтому долго смотрит на своего лучшего друга, пытаясь разобраться в том, что вообще произошло. — Доброе утро… Это что? — Таблетка обезболивающего и стакан воды, — Бин улыбается, но по взгляду Кай понимает, что друг нервничает. А значит… он передумал? — Спасибо… — Теперь нам стоит поговорить, Кай… Я должен все объяснить, так? Хюнин пьет воду, не желая отвечать на вопрос. Ему страшно, а еще безумно не хочется снова оставаться в одиночестве, которое явно становится не по плечу. — Давай, — выдыхает Кай, смотря в перепуганные, но все же уверенные в своем решении глаза Субина. — У меня было время подумать. И я не хочу больше бегать за тем, кто мне не нужен. Не знаю, почему раньше это не увидел. Прости и прими меня, пожалуйста, Кай. Блондин невольно сглатывает, потому что выражение на лице Субина становится каким-то отчаянно честным, от чего внутри все сжимает. Конечно, Хюнин не сможет ответить отказом, они уже столько всего пережили вместе. В конце концов, они были первыми друг у друга. Первыми во всем. Та ночь, когда Субин впервые пришел к своему лучшему другу за утешением, закончилась первым поцелуем, первым минетом и долгим разговором. С тех пор Кай никогда и ни с кем не спал, как и Субин. Может быть, уже это было знаком, что они должны быть вместе? — Обещай мне, хен. Обещай, что больше никогда не впустишь в нашу жизнь кого-то постороннего и не будешь бегать за своим хеном. Обещаешь? Субин кивает, аккуратно сжимая ладонь Кая в своей. — Обещаю. Только ты и я. — Хорошо. Тогда мы справимся со всем вместе. — Спасибо тебе, малыш…