Рыжий

Это больше не наползает постепенно, затопляя, теперь это бьет наотмашь, и Олег чувствует, как скулы горят словно после удара — в кабинке узко, шумно, трещит тонкая перегородка — Серый заползает своими змеиными пальцами под куртку, толстовку, футболку — ебнулся? Олег хочет его оттолкнуть, сказать вслух — ты че творишь хорош, но уже не может — так сдавливает виски от возбуждения, когда все-таки чужой язык касается неба. Тяжело открывается дверь, мужской туалет тц «Заря» на третьем этаже тут же наполняется ржачем — Олег замирает, но чужие пальцы нет — он хватает Серого за руки. Тот смотрит по-своему — по-лисьи, возбуждающе — просто пиздец. От него еще пахнет сладким попкорном, да и пальцы немного липкие, правая так и остается где-то на животе — Олег напрягает пресс, не понимая — от реального волнения или, ну — повыебываться? Блять, ну могут эти упыри быстрее съебаться? Один рассказывает, как знакомый гнал с Владика, потом перепродал…вода и сушилки шумят, и хорошо, что не слышно тяжелого дыхания — у Олега ощущение, как будто снова пятнадцать, и любое прикосновение кажется наэлектризованным, гиперчувствительным. Даже поссать не успел — этот бешеный, увидев в зеркало, как Олег уходит в кабинку, обернулся вдруг у раковин — и пиздец. — Ты… — Олег не успевает возмутиться. — Да ладно, — Серый шепчет быстро в губы, облизывается, — как будто у тебя было что-то похожее в жизни хоть раз. И прав же, сука — конечно, не было. От этого по-новому свободно, легко, невменяемо весело — Олега это чувство всюду с ним преследует, словно жизнь раскрашивают. В рыжий. И это меняет что-то фундаментальное внутри, с чем-то странным в себе Олега знакомит — на, примерь, как тебе жизнь с чувствами? Это необычно — вечером в четверг Олег гуглит — кино афиша билеты — ну а че? Серый же говорил че-то там…давай в кино и все такое. Олег в кино не был, наверно, лет с пятнадцати, когда выводили строем на военно-патриотические драмы, укреплять любовь к родине в детях, у которых от нее разве что бюджетный дед мороз на нг и вот — уродский свитер на молнии, Олег ее весь фильм дергает туда-сюда. Серый последний раз в кино был год назад, и с того же момента об этом не вспоминал, как и о тупой попытке в отношения с однокурсниками. С Никитой до сих пор здороваться неловко — у Никиты пирсинг языка, и Серый ловчился несколько секунд — как с ними зубами не сталкиваться, мистер трансформер, блять. С Олегом вечером после учебы здороваться у тц весело — особенно после ночного и такого неловкого, что почти осязаемого: 00:06 хочешь нового паука посмотреть? Серый улыбается, растягиваясь на диване — так и не собрал с того раза, на нем удобнее спать и лежать…и валяться с кем-то большим и горячим тоже. Милый Олежек — подцепил у его дружка ласкательное и теперь с удовольствием примерял — оказалось и правда идет! — милый Олежек отмывает по вечерам руки от грязи, крови и масла и читает комиксы про паучка? 00:08 А ты любишь марвел??? Олег вдруг смущается — типа, а чем проблема? Ну, Мстители прикольные. 00:08 прост вышел недавно в победе еще фотоувеличение есть этого который приключение снимал Серый поворачивается на живот — разве что ногами не болтает от удовольствия — показывать Олегу кино приятно, словно делишься чем-то очень личным, почти собой. Олег смотрит со своим, широким и простым взглядом, и это особенно подкупает — вкусы у него формируются стихийно — вот, например, французы — не нравятся, не по-настоящему, итальянцы — уже лучше. 00:09 Антониони 00:09 точняк его ну че? Антониони смотрели в начале недели — начинали с «Красной пустыни» и не закончили — Серый забирается прямо на колени — порассматривать разбитое олегово лицо — так странно, когда-то это было таким желанным — увидеть этого уродца из падика вот так — всего покоцанного. Очевидности складываются нерадостно в ясную картину — поэтому в дверях, увидев побитую собаку, Сережа пропускает молча, только брови удивленно вскидывает. — Здесь больно? — давит пальцем на едва зажившую корочку в уголке губ — почти как у этого Вадика ебучего в элке — от острого ногтя неприятно, как будто вот-вот лопнет. — Немного. У Серого хорошее настроение, и убогий олегов вид его не отпугивает — даже как будто наоборот. Возится с обновлениями с интересом — берет за руку, рассматривает костяшки. — А за меня бы попиздился так? Олег отводит глаза от экрана — смотрит прямо на него. Че за вопросы такие тупые? Хмурится от мгновенно налетающей тревоги. — А че, есть повод? Серый только жмет плечами, отпускает руку, потягивается вверх как кошка и слезает — и словно не вкидывал никакой сомнительной хуйни секунду назад. Олег пытается вникнуть дальше — все эти фильмы совсем не жвачка для мозга, в них композиция, порой, как алгебра, и Олегу реально сложно — Серый говорит как всегда выебистым и непонятным — впусти кино в себя. Но че-то, блять, уже не получается. Впустил в себя уже один раз — теперь вот, скребет изнутри, кусает в самое сердце своими клыками. И тревога Олега мучает с пол-оборота, какое кино. Но Серый вот — лежит рядом, волосы пахнут вкусно, да и весь он сегодня — классный, вкусный, свежий. — Сереж… — вылетает как-то само, но Олег замолкает, не решившись продолжить, будто что-то странное сказал. Вот так — всего одним словом. Серый чувствует как вдруг ударило сердце, словно с разбегу — таким детским и тоскливым. От Олега нормальных слов дождаться трудно, и вся ласка вот здесь — в грубых руках, накинутых куртках, притащенных энергосах. Но — Сереж — разливается так предательски тепло, и Серый не находит причин, чтобы отказаться — забирай меня к себе, укрой меня этим сережей целиком, хочу им стать — мягким, под твоей надежной лапой. Одним усилием воли не скатывается к Олегу под бок — чтобы совсем близко, чтобы не между флиртом и пошлостью. Сталкиваться взглядами неловко. — Эй, — Олег поворачивается целиком — у него от такого света все лицо будто в кровоподтеках, сверху лучше выглядел. Серый немного улыбается, тянется к чужой ладони и все-таки решается: — Сто лет так никто не называл. — Не нравится? — голос у Олега спешит, потому что, ну… он вообще-то тоже никого так не называл. — Наоборот. Ну, говори, что хотел. — Че-то случилось? Нет. Ничего у Серого не случилось, а если бы и случилось, вряд ли бы Олег узнал об этом от него. В свои проблемы нельзя никого втягивать — это правило рабочее, хоть и неприятное. А вот пофантазировать, как этот Вадик асфальт жрет за все свои обещания ссаные — вот это приятно. — Ну, знаешь, прикольно же, — Серый улыбается хищно, разбивает собственную трогательность, так быстро его лицо меняет эмоции — словно воск, — представляю себя принцесской в беде, а ты мой рыцарь подворотни. — Не представляй, а то сбудется. — Типа ведьма? Олег смеется наконец. — Типа да, — убирает осторожно длинные рассыпчатые пряди от лица, на экране что-то про крокодилий жир, но в ушах начинает кровь шуметь от обвивающей шею руки. Олег притирается затылком к этим пальцам — погладь. В зале кинотеатра тц «Заря» сталкиваются пальцами, шурша попкорном. — Тебе нравится Том Холланд? — так шумно от всех этих спецэффектов на экране, что Серый говорит во весь голос, едва наклоняясь к Олегу. — Кто? — Ну этот паук! Новый! — Нет. Мне нравится самый первый. Олег чувствует, что Серый все еще смотрит на него многозначительно и ехидно, и поворачивается в ответ — что?! — У тебя специфические вкусы. Ой, блять — Олег только глаза закатывает, ему щас типа что отвечать? — по тебе видно? — Да ладно, мне тоже Магуайер больше нравится, — Сережа поднимает подлокотник и прижимается целиком, опускает подбородок Олегу на плечо, как будто уже и забыл про кино. — Помню, как детстве всегда его по телику смотрели. Смотрели? Олег вдруг залипает — это что, у Сережи братья и сестры есть? Или типа, с кем он там смотрел…но спросить не успевает — наконец-то Зеленый Гоблин! В кабинке после — жарко. Серый разве что в штаны не лезет, водит руками по животу, и Олег себя чувствует так, словно впервые в жизни соблазняют именно его — изо дня в день. С тем, как девчонки садятся на колени и ногу на ногу закидывают не сравнится. Олег присматривается осторожно — и начинает казаться, что не в девчонках даже дело, и не в парнях. Просто вот — он. Просто в нем — и ни в ком другом, и это осознание то самое — которое било наотмашь. Ну, блять — напредставлялся, Сереж — сейчас, кажется, кого-то другого наотмашь будут. В переходе под станцией ночью безлюдно, смех и разговор разливаются эхом, пока с другого конца не маячит длинная фигура — Олег напрягается, едва завидев знакомую походку, и Серый замолкает тоже. — Что? — Ничего, — вот же блять, в карманах только зажигалка, — иди ровно. Свист разлетается так же громко, как смех до этого — это щербатому Лехе всегда с лихвой удавалось, хорошо, что здесь на него уж точно братва не слетится. — А, — вдруг выдает Серый как-то понимающе, — знакомые все лица… — и вдруг, — че свистишь? Полное среднее потерял? Не отзовется. Олег дергает его за рукав ощутимо. — Блять, я сказал, иди молча. Не лезь. От накатившей злости хочется ебнуть уже обоим — захера он нарывается опять? Думает, что в выигрышном положении? ну так ошибается, блять — поймет это, когда завтра примут прямо у квартирки. Леха скалится, приближаясь, — взял моду с Вадика, но у него получается скорее тупо, чем кровожадно. Разводит руками, а глаза — ух, блять — так и разбегаются, еще бы — картина охуительная, хорошо хоть он фоткать не додумается. — Ура, кис! Ну сама судьба — не иначе. Олежек! — салютует. Бухой, что ли? У Серого внутри — натянутая струна, впервые предвкушение не только от страха — что-то животное и жаждущее как будто чует кровь, и это возбуждает рецепторы, хочется посмотреть, как у этого Лехи зубы на бетон полетят — хочется ощутить себя защищенным. И — ощущается — Олег вдруг шагает вперед, скрывает его спиной, приближаясь к другу. — Че ты петушка своего прячешь? Цып-цып. Равняются. — Не ожидал, честно те скажу, — Леха цедит, сплевывает, тянет руку, глазами стреляет в него — в Серого, прямо в переносицу, и тот едва удерживается, чтобы не помахать свеженалаченным утром средним пальцем. Долбаеб. — Я тоже. Руку Олег жмет с сомнением, но что делать дальше — вообще хуй знает, что у Лехи на уме — не понять. — Компрометирующая встреча, сечешь? — ржет. — Вау, — вдруг тянет Серый. Олег оборачивается совсем растерянно. — Ну типа — нихера себе ты слова знаешь. Клево. — Завали, — Олег смотрит пронзительно зло — и это осаждает, немного расстраивая. — Че, буйный? Я те говорю — пора его к нам — на перевоспитание. От этого вдруг скулы сводит — Олег чувствует, как немеет челюсть, хотя как будто и не происходит совсем ничего — хочется повторить себе — все нормально — хочется успокоиться, но Леха вдруг пытается Серого цепануть, и это внезапно ударяет по мозгам. Олег задевает плечо ощутимо, отталкивая — Леха в ахуе. — Ты че, Олег? — Давай мы с тобой завтра попиздим, м, Лех? — от того, как сердце бьется почти у горла, слова звучат глухо. Леха руку опускает в карман — Олег глазами не отслеживает, держит контакт — да не хочет же Леха с ним по такой хуйне в ночи закуситься? — Ты че, за петушню впрягаешься? Реально что ли его ебешь? — он вдруг встает вплотную, заглядывает в глаза своими — и Олегу хуево до невозможности, хочется разъебать здесь и Леху, и Серого, блять, с его выебонами. — Ага. А хули остается? Олег улыбается — пусть Леха не поймет нихера. Это работает — Леха отходит, кажется, собираясь, пройти дальше, и Олег поворачивается вместе с ним, чувствуя, как Серый от него шагает в сторону — хочется его за шкирку схватить, придурка. — Ну, ты типа ваще щас зря все это, Олег. Пацанов на дырку не меняют. До двора идут молча — Олег шагает впереди — злой, и на Сережу, кажется, тоже. Он догоняет каждый раз быстрыми шагами, и снова отстает — так и хочется остановиться, и — блять, ну и иди ты! Один! Но уже не получается. — Ну прости. — Серый вдруг цепляется за рукав — не уходи. — Прости, я не мог промолчать. Олег тормозит у самого подъезда — бля, че злиться, даже промолчи он — одна хуйня. Снег с козырька аккуратно слетает ему на ресницы, в таком свете — черные и длиннющие. — Ладно. Забыли. И так говна хватает. О завтра Олег старается не думать. В квартире на адреналине — Серый чувствует, как сердце бьется бешено, как радостно и как хуево все — как хочется разогнаться до конца, найти скорость, на которой сотрется все, кроме него, кроме вот — его горячих ладоней, так контрастирует с ледяной щекой, так обжигает влажное дыхание. Олег чувствует, что его раздевают на ходу — куртка летит под ноги, там снега натает… Серый скидывает кроссовки, хватает Олега за руки — блять, ну возьми уже нормально — опускает себе на бедра, стаскивает кофту вместе с футболкой — первый раз вот так, совсем обнаженно, голой грудью к жесткой ткани чужой толстовки. Сначала обдает прохладой, чуть трезвит, потом — Олег вдруг касается спины, ведет по пояснице, по позвоночнику, и Серый льнет совсем охуевше — не трахался так давно, что пульсирует в висках. — Хочу тебя, — между опаляющими поцелуями, — надо было тебе прямо в толчке отсосать, — Серый потянул с Олега толстовку, тут же сжимая широкие плечи, — вот бы…ты… — слово пропускает от скользящей вниз по спине руки. Олег бормочет в уголок рта, наклоняясь к тонкой шее — так хочется прикусить по выступающим мышцам — смущающий бред, такой, что даже сам осознавать до конца не хочет. Но с Серым не сравнится. Где он столько пиздеть научился? Был бы свет, увидел бы, как у Олега скулы алеют — отсосать в толчке — это просто пиздец, что первая, что вторая часть оплетающей мозг фантазии. Да и вообще — боже. О том, что сейчас, кажется, все эти игрища станут чем-то реальным, Олег старается не думать — только о том, как Сережа скользит рукой к нему в штаны, трогает через белье возбужденную плоть, так и хочется сорваться и толкнуться еще резче. Его так смущающе касаться — Олег ведет рукой по худой груди, совсем не то, что привычно ощущать — упругое и мягкое женское тело в руках лежит проще и яснее, а теперь — у него ребра выступают, и вот — тазовые косточки тоже выступают, это Олег чувствует, когда Серый стаскивает с себя джинсы, едва расстегнув. Диван скрипит от падения, Серый седлает привычно и так по-новому — заползает выше, чем всегда, давит собой, покачиваясь. В слабых отсветах из окна видно, как проступают ключицы глубокими западающими тенями, и впалый живот — он хрупкий, красивый. Волосы скользят по плечам. Олег тянется к ярко белеющему шраму на ребрах слева, как вдруг: — Ты чистый? — Серый откидывает волосы назад одним движением — он тяжело дышит, и — блять — у него стоит, и это под тонкой тканью боксеров видно так же, как и остроту ребер в тенях. И в этом вопросе — какое-то странное, возбуждающее, будто вот оно — мы переступаем границу. — Ну я… — Олег понятия не имел, пытаясь вдохнуть — во рту пересохло. — Обычно всегда с резинкой. Но Сережа все смотрел своим странным неожиданно серьезным взглядом. В груди было так радостно и так сковывающе страшно — хотелось показать как-то Олегу, что это…что я с тобой хочу, но не так, как с кем-то другим. Что это сейчас не про трахаться — это про доверие. Про — пытаться полюбиться, понравиться. Про — не бросай меня — и, если это финал, то давай отмотаем. Вдруг какое-то пугливое сомнение подскочило к самому горлу — Серый пробежался глазами вокруг, пытаясь что-то рассмотреть в темноте. — Чего ты? — Олег взял теплую влажную руку в свою. — Это между нами? — слова еле сложились, и вся уязвимость обнажилась в них. Вопрос уколол таким больным недоверием — блять, ну ты не видишь что ли?! Только я и ты. С самого начала во всем дерьме этом — только я и ты. — Конечно, — Олег несмело опустил руку на гладкое бедро, но Серый, казалось, замер, только глубоко дыша. В сумеречном свете улицы глаза у него были словно черные провалы и совсем худое лицо — вон линия скул. — Если наебываешь меня… — Бля, завались, — Олег притянул его одним движением — Серый навис совсем близко, скрывая волосами двоих от пробивающегося света. Хотелось сказать что-то… что-то обещающее, но так было странно и ново это — обмениваться чувствами, когда почти голый. И Олег сделал то, что казалось самым естественным сейчас — поцеловал в нервные, потрескавшиеся губы — мы.