самая идеальная одержимость

      Дину удаётся дождаться, пока они войдут в дом, прежде чем сказать:       — Ты, блядь, издеваешься надо мной, Кас?       Кас, очевидно, чёртов придурок, потому что он поворачивается к Дину, озадаченно прищурившись.       — Что?       — Серьёзно? Серьёзно?!       — Тебе придётся развить эту мысль.       — О, я могу развить эту мысль, — говорит Дин, даже не пытаясь скрыть издёвку, которую он прятал под вежливой улыбкой вторую половину вечера. — Так же, как ты развил отношения с той цыпочкой, которая практически залезла к тебе на колени. Напомни, как её звали?       — Чарити? — спрашивает Кас, находя в себе достаточно наглости, чтобы выглядеть удивлённым. — Ты ведёшь себя просто нелепо.       — Чарити, — повторяет Дин. — Я мирюсь со многим дерьмом, Кас, но я не собираюсь мириться с Чарити.       Кас молчит, и эта тишина громче любого крика. Дин бросает ключи на стол в прихожей сильнее, чем необходимо, а потом поворачивается к своему мужу-мудаку, скрестив руки на груди.       — Ты, — медленно и ровно говорит Кас, — миришься со многим дерьмом.       — Да, но я не собираюсь позволять тебе…       — С каким именно дерьмом?       — Ты знаешь, что я имею в виду.       Кас медленно кивает.       — Полагаю, что да.       Дин начал эту ссору, но Кас её заканчивает, удаляясь, как призрак, и запираясь в гостевой спальне.              Дин не спит, разрываясь между яростью каждый раз, когда вспоминает, как Кас улыбался девушке в баре, — и он почти уверен, что именно так Кас улыбался ему в ту ночь, когда они встретились, — и отчаянием, потому что знает, что Кас понял, что он имел в виду говоря о «дерьме».       Дин — худший человек на свете, потому что именно это он и имел в виду: все одинокие ночи в слишком большой кровати, все одинокие утра, которые он проводил, убирая кружки из-под кофе со стола Каса, все одинокие вечера, когда он думал, что может снова потерять его.       «Я не это имел в виду» будет ложью, и он не знает, как сказать: «Но оно всегда того стоило».              Должно быть, в какой-то момент он заснул, потому что его будит оптимистический звон будильника, который, конечно же, он забыл отключить. Даже Гиты нет рядом для обычного утреннего ритуала, когда она тычется мордочкой в лицо Дина, щекоча его усами, пока он не погладит её.       Дин сердито чистит зубы, сердито принимает душ, сердито наливает себе кофе, сердито идёт по коридору к кабинету Каса и сердито смотрит на Каса, стоящего перед стеной, обклеенной стикерами, которых не было, когда Дин ложился спать. Кас что-то бормочет себе под нос, переклеивая их.       — Что ты, чёрт возьми, делаешь? — говорит Дин.       Кас игнорирует его пару секунд, а затем рассеянно отвечает:       — Даю тебе больше дерьма, с которым придётся мириться.       — Кас, брось…       — Уходи, Дин. Я занят.       Дин сердито уходит, сердито пьёт кофе на крыльце и сердито пишет Чарли, чтобы узнать, не хочет ли она потусоваться, а через несколько часов сердито хлопает дверью, выходя из дома.              — В чём дело, друг мой? — спрашивает Чарли, когда Дин заканчивает третье пиво. — Ты хлещешь его так, как будто пытаешься утопиться.       — Я в порядке, — Дин делает ещё один глоток, чувствуя на себе пристальный взгляд Чарли. — Ладно, неважно. Поссорился с Касом.       — Прошу, скажи мне, что не из-за вчерашней девушки.       — О, так ты тоже это видела?       — Чувак, ты идиот. Я почти уверена, что она играет за мою команду.       Дин хмурится и бормочет:       — Играть можно и за несколько команд сразу.       — Кас в порядке?       — Кас в порядке? — ошарашенно повторяет Дин. — Ты должна быть на моей стороне!       — Я на стороне парня, который просто болтал с цыпочкой, совершенно незаинтересованной в нём, пока его муженёк, очевидно, вёл себя как ревнивая сучка. И знаешь что, тупица? Без разницы за какую команду она или кто-то ещё играет, потому что Кас позволил тебе окольцевать себя.       Дин хмурится ещё сильнее.       — Ничто не мешает ему передумать.       — О боже, — стонет Чарли, отвешивая Дину подзатыльник. — Я поняла, что происходит. Дин Винчестер запрыгнул в очередной вагон поезда ненависти к себе.       — Возьму ещё пива. И… — говорит Дин, вставая, — пошла ты.       Пока Дин роется в холодильнике Чарли, у него в кармане жужжит телефон. Сердце начинает бешено колотиться, когда он читает сообщение.       Кас: Ты предпочтёшь, чтобы я ушёл до того, как ты вернёшься домой?       Дин почти отвечает что-то гадкое, почти говорит Касу пойти к чёрту, но потом… Кас. Даже кипя от злости, Дин не мог не думать о том, как великолепно выглядел Кас в мягкой джинсовой рубашке. Ну, правда, как он мог не злиться на цыпочку, которая крутилась вокруг Каса, учитывая, что именно случайная встреча в баре привела к тому, что Кас в одиночку смог вытащить Дина из шкафа глубиной с Нарнию. И теперь всё, о чём он может думать, — это то, как паршиво будет вернуться в пустой дом.       Дин оставляет пиво, быстро обнимает Чарли и едет домой, превышая все скоростные ограничения.              Машина Каса стоит на подъездной дорожке, но в доме тихо и тускло в вечернем свете. На стене кабинета Каса ещё больше стикеров, и Дин включает свет, чтобы разглядеть их. Он пытается прочитать парочку, но почерк Каса и в лучшие дни катастрофа, а то, что удаётся разобрать, всё равно не имеет никакого смысла. Что-то неприятное скручивается у него в животе при виде их.       — Кас?       Ответа нет, поэтому с тяжёлым сердцем Дин поднимается по лестнице. В спальне царит полумрак, но он может разглядеть очертания Каса под одеялом.       — Кас? — тихо говорит Дин. — Можно войти?       Происходит какое-то движение, похожее на пожатие плечами, а затем раздаётся бормотание. Дин снимает ботинки и бросает джинсы рядом с ними, прежде чем забраться к Касу под одеяло. В тёплой темноте Дин не может толком разглядеть его, но всё равно придвигается ближе. Он опускает руку на его плечо, и Кас жмётся к нему, утыкаясь лицом в грудь.       — Прости меня, — шепчет Дин. Кас молчит, поэтому он продолжает, — я повёл себя чертовски глупо.       — Ты прав, — наконец хрипло отвечает Кас. — Я через многое заставил тебя пройти.       — Я не должен был… обвинять тебя. И говорить это.       — Я понимаю.       Рубашка Дина прилипает к груди от слёз Каса, и он машинально обнимает Каса за плечи, крепко прижимая его к себе.       — Я испугался, — признаётся он в волосы Каса, благодаря темноту, потому что никогда не смог бы сказать это при свете. — Не знаю, что бы я делал, если бы потерял тебя.       — Я думаю, — дрожащим голосом говорит Кас, — что тебе нужно было высказаться, и ты нуждался в предлоге.       — Нет! Я… я не должен был этого говорить. Ты — лучшее, что со мной случалось, понимаешь? И ничто это не изменит, — почти умоляя, Дин повторяет, — прости меня.       — Прости за стикеры.       — Всё в порядке, детка, — говорит Дин, целуя его в макушку. — Мозговой штурм для новой книги?       Кас пожимает плечами.       — Просто веду себя как псих.       Дин обнимает его ещё крепче.       — Не смей говорить так о моём муже.       — Я буду стараться сильнее.       — Кас, — выдыхает Дин, чувствуя, что совершенно измотан. — Я люблю тебя так чертовски сильно. Меня не волнует, сколько стикеров ты расклеишь по дому.       Кас шмыгает носом, и они долго просто лежат, Кас сжимает бок Дина, а Дин медленно поглаживает его по спине.       — Я тоже тебя люблю, — говорит Кас, когда слёзы высыхают. — Но хочу, чтобы ты знал… Чарити — лесбиянка, а ты идиот.