Психо

      Неистово красивые глаза напротив, что со лживой открытостью передают несочетаемые эмоции своего хозяина, просто-напросто не позволяют младшему дёрнуться к ручке авто. Разбавленные чернотой карие шарики, словно канатами, привязали Пака к себе, сделав из него неподвижного верного солдатика. Своё влияние показывала ещё и последняя фраза Психо: «Прыгай в салон, там для тебя подарок» — именно она выключила в голове Чимина все жизненные посылы и растворила все ненужные мысли. Невозможно не поверить этому спокойному голосу, этому искреннему взгляду — мозг против воли запрещает сомневаться в том, что сказал старший, потому запястье осторожно тянется к дверной ручке.        Требуется некоторое время перед тем, как дверца спорткара наконец-то взлетает вверх, открывая вид на незнакомого пассажира. Этого гостя Мини замечает не сразу — глаза ещё около пятнадцати секунд продолжают смотреть на плавные очертания чужого лица, после с неохотой падая на что-то ярко-жёлтое. С переднего пассажирского сидения на младшего смотрел профиль пушистой и до безумия большой игрушки, тельце которой было пристёгнуто ремнём безопасности. Однако расширение зрачков до предела принадлежит не солнечному предмету — такую реакцию создала серебристая бита с точно таким же принтом красного креста, что красовался и на «Астон Мартине», и на олимпийке Психо, и на его ангаре. Это нестандартное, можно даже сказать несовместимое дополнение к основному подарку, мирно лежащее в лапках щенка, параллельно завораживая Пака своим искусно выточенным силуэтом. Оба новых предмета несли в себе абсолютно противоположные ауры — в мягкой собаке сидели любовь и забота, пока в бите с шипами аж до самой рукояти сидели преданность, мощь и защита.       Анализируя глубокие намёки психопата, Мини неосознанно толкается вперёд, с опаской касаясь подушечками пальцев острых заточек на деревянном изделии. Взять интересующий предмет в руки полностью не получается — сердце стучит с такой силой, что по телу пробегает покалывающая дрожь, которая и отдергивает кисти. Все в округе прекращают даже дышать, ожидая хоть какой-то реакции на столь нежданный презент от Психо — ничего не ждёт только сам Юнги, с неуловимой улыбкой наблюдая за оцепенением младшего. Его разрушенному сознанию не требовалось слов благодарности или радости — единственное, чего ему не хватало, так это наполненных эмоциями глаз Чимина. Сейчас они впервые за очень долгое время переливались поистине настоящими и живыми красками, — красками, что неосознанно приклеили пластырь на разбитую душу «Зверя» сглаживая его внутреннюю ломку. Наигранная и скопированная мимика старшего никогда не будет так же ярко выражать спрятанные мысли, которых в принципе не существует — но свои мысли выражает Мини, и Юнги пытается их запомнить в ближайших колбочках воспоминаний. Ему достаточно чужого взгляда, что улыбается заместо дрожащих губ, достаточно счастливого молчания, что заменяет поток слов, достаточно застывших на ресницах слёз, что выводят излишки блаженства — всё это для психа работает как мощное лекарство.       — Не воспринимай это так серьёзно. — бросил Юн, сглаживая укором слишком положительную реакцию на ступор младшего.       — Психо… — неосознанно тянет Чим кличку хёна, заставляя старшего наконец-то остановить на себе взгляд. — Что это значит? — позволяя слезам скатиться по щекам, уточнил юноша.       Бурного всплеска непредсказуемых эмоций не следует, как не следует и словесного ответа — Мин поменял стандартный способ объяснения на свой лад, молча подойдя ближе к машине. График в голове Пака, что определяет уровень страха в крови, упирается в высшую точку, когда Юнги, слегка отпихнув его в сторону, схватился за рукоять биты. Кажется, ещё мгновение и смертоносная «палочка» со всего размаха упрётся в какое-нибудь место на теле младшего, — но нет, — смертоносная «палочка» всего-то передаётся в руку Чимина. Теперь тяжесть дополнительных шипов на выточенном дереве зажата в мокрых пальчиках Мини, который со всей открытостью приняв предмет, ожидал пояснения к следующему действию.       — Если ты коснешься ею своего неприятеля, то в моей голове это сработает, как команда «порвать на куски», — словно читая обязательные правила по использованию, высказался Психо. — Так что будь осторожен, — накрыв ладошку Мини своей ледяной рукой и вывернув её так, чтобы было видно ручку биты, дополнил старший.       Фантастические речи психически неуравновешенного, скомкав сердце Чимина, насильно опустили заколдованные зрачки на рукоять блестящего предмета, где сквозь пухлые пальчики виднелась кривая, но чёткая надпись ручной работы: «Собственность Зверя». Буквы плясали, — плясали точно так же, как плясали и цифры телефонного номера на покрытии пикапа, а потому подобная логичность быстро толкнула Пака на правильный ответ — эту строчку начертили обжигающе холодные пальцы хёна. От резко прилетевшего удара в сгусток эмоций младший начинает захлёбываться душевными слезами, что, не показывая себя снаружи, невидимо убивают его изнутри.       На душе хорошо лишь одному психу — качели перепадов, что мелькали на лице Мини, спровоцировали его давно разрушенный разум на новый перелом, — перелом, который полностью пожрал воспоминания, слепив из остатков выжившей мимики нечто, напоминающее образ бесчувственного маньяка. Однако не так страшен сам перелом, как страшны его последствия — с внешней стороны ничего не изменилось, когда внутри клетку с демонами зарядили новой силой и неизведанной энергией.       — Машина, конечно, твоя, но сегодня её водителем буду Я, — нарушая тишину, предупреждает Психо, в одно движение отбрасывая игрушку к задним сидениям и садясь за руль.       На секунду вновь становится слишком тихо, но рвущийся рёв спорткара быстро перекрывает это невыносимое молчание, напоминая Чимину о реальности. Впустив в голову приятный привкус предстоящего адреналина, Мини, не смея заставлять старшего ждать, сел на прежнее место жёлтого щенка, машинально пристёгивая себя к кожаному креслу. Последнее действие оказалось не бесполезным, ведь всё, что нужно Юну от младшего — это аккуратный хлопок дверью, чтобы тотчас поставить «Астон Мартин» на дыбы. От резкого перенапряжения в колёсах и закрученного руля в одну сторону авто заносит в круговорот, из-за которого в стёклах можно разглядеть лишь белый дым.       — Хён! — взвизгивает Чимин, но это только ещё больше дразнит психопата, что добавляет на спидометре обороты мотора.       На всё это незамедлительно прилетает искренняя эмоция ужаса от каждого смотрящего с улицы — Джин и Чон, прикрыв рот руками, мысленно начали читать молитвы, пока Ким, Хосок и Намджун, подобно сидящему в салоне Паку, надеялись на скорое прекращение заскока Юнги. В своём отдельном состоянии остался всего один человек — он, не бросившись со всеми остальными в омут призрачного испуга, свежим разумом разгадывал истинную сущность «доброго и резкого Мина». Уловившим неладное оказался Раян, что может и медленно, но точно складывал карты воедино, создавая снимок реальности, — реальности, о которой не знает никто. Он смотрел не только на поверхность ситуации, как делали все, включая и Чимина — он смотрел в её глубь, где начиналась первая строчка всей нынешней истории.       Нарисовав снаружи строгость, Борзой сравнивал воспоминания прошлого и настоящего — серая бита тогда, серая бита сейчас, фальшивое спокойствие тогда, фальшивое спокойствие сейчас, тяга к скорости и спортивному авто тогда, внезапный дрифт сейчас. Всё собиралось к логичному ответу, однако озвучить его или запомнить в памяти у Раяна не выходит — оглушительный скрежет тормозной системы, что исходит в считанных сантиметрах от него, напрочь растворяет несложившийся отчёт о странном поведении товарища. Небольшая машинка, до помутнения в глазах раскружив Пака, довольно замерла рядом с задумчивым Борзым вместе с Психо, обжигая его ноги горячим дыхание от покрышек.       — Прокатимся, как в старые добрые времена? — бросает «Зверь» с утверждением, будто зная, что ему не откажут.       — Что с тобой? Я не могу прочесть в тебе даже базовой атмосферы, — решается уточнить Раян, прекрасно зная, о каком «прокатимся» идёт речь.       — А не надо меня читать, меня надо чувствовать, — язвит псих, оборачиваясь на тяжело дышащего Мини.       — Пересади хоть Чимина к Джуну, — с надеждой просит парень, получая чёткий ответ от другого лица.       — Нет, я поеду с Юнги, — заверяет младший, через силу убивая на лице страх.       — Глупый щенок… — шёпотом заключает Раян, быстрым шагом направляясь к двухэтажному ангару.       Борзой не против «такого» Юна, — нет, — можно сказать, что эта потерянная и подавленная натура товарища знакома юноше куда больше, чем молчаливая и закрытая, с которой Раян знается всего несколько дней. Единственное, что тревожит парня и заставляет его упрекать преданность Пака — это высокий риск «непринятия» с которым столкнётся не только Мини, но ещё и все новые друзья Юна, если тот всерьёз решился показать себя настоящего, а не созданного.       Незаконченные ответы без подтверждения кружат юношу настолько сильно, что он не сразу замечает за собой хвост, — хвост в образе личного «глупого щенка», как и у Юна. Роль Чима позаимствовал Хосок, который, запомнив весь разговор ребят, без лишнего объяснения уяснил тот факт, что бывшие лучшие друзья договорились на неизвестную игру.       — Зачем двинулся за мной? — спалив рыжеволосого в стенах гаража, спокойно спросил Борзой, зажигая в тёмном помещении свет.       Возможность ответить серьёзному юноше у Хорса испаряется вместе с тусклой подсветкой — вспыхнувший свет, ударив по зрачкам, раскрыл обзор неизведанного здания. Стены этого гаража прятали пыльный корпус «Мустанга» цвет которого с первого раза узнать было нереально. Цветовая гамма пестрила множеством оттенков, но в большинстве присутствовали белые и красные черты, что в голове Хо ассоциировались с Раяном.       — Хось, зачем притащился, я спрашиваю? — повторил Борзой, смахивая сухой тряпочкой слой грязи с лобового стекла.       — Я хочу с тобой, — не думая над последствиями, твёрдо говорит парень, для большего эффекта складывая руки в замок на груди.       — Нет, — моментально слышится отказ, который, кажется, невозможно изменить.       — Почему?       — Потому что ты последний, кто сядет со мной в одну машину, — утверждает Борзой, словно говоря о неприязни.       Только вот в понимании Хосока это переформулировалось как: «Я слишком сильно переживаю за тебя, чтобы сажать в одну тачку с собой». Теперь-то Хо понимает Чимина как никто другой, ведь видеть в отрицательном человеке только хорошее — это и есть ненормальная тяга к идеализации. Факт о том, что Раян пироман больше не стоит на первом месте в списке на описание его личности — на первом месте перед глазами Хосока стоит забота о близких Борзому людей, за которых парень готов на многое. Однако так ли это на самом деле, — не совсем, — голова юноши не забита волнением или испугом за чужие жизни, а планы не нацелены на спасение друзей. Его недосказанные размышления сейчас разделены на два полушария, одно из которых боится возвращения прошлого Психо, что наверняка по-новой затопит Раяна в состояние бреда, пока второе думает о несчастливом конце, — о конце в полном одиночестве.       — Не пытайся влиться в мою жизнь, это тебя убьёт, — опустив голову к ногам, просит парень, не желая видеть глаза напротив. — В нём легко оступиться и навсегда провалиться в пропасть ада.       — Я дружу с Юном, дружба с тобой для меня будет равносильна раю, — констатирует Хорс.       — Так только кажется, ведь не зря Мин отказался от общения со мной, — напоминает Раян, молча прыгая в салон автомобиля.       Раздаётся характерный удар железа о железо, что и ставит перед Хо сложный выбор: либо прислушаться к опасениям и самосохранению, либо доверится скрытному и малознакомому, ментально нездоровому. Терзания нерешительности, молнией пронзив мозг, задержались в нём не больше секунды, после чего Хосок, зачесав пряди волос назад, без пояснения своего решения занял пассажирское место рядом с Раяном. Ругани или категорического отказа не следует, вместо чего Борзой, зажав пальцами кнопку на маленьком пульте управления, взметнул широкие ржавые ворота гаража к небу, тотчас разнося вместе с ветром громкий рёв застоявшегося мотора.       — Ремешок пристегни, — заливаясь улыбкой, просит парень, медленно сдвигая колёса с места.       Широкие шины, что простояли без движения явно больше года, почуяв под собой асфальт, опустили посадку «Мустанга» ещё ниже, из-за чего передние и задние крылья корпуса начали искрить, задевая твёрдую резину. Сформировались непередаваемый звук и атмосфера — два громких, заряженных скоростью авто, пытаясь перерычать друг друга, поднимали в воздухе оглушительный вихрь мощи. Теперь-то, когда в противники выступили Раян и Хосок, страх в голове Чимина моментально растворился, уступив свою ячейку необычному чувству соперничества. О, возможно, неизбежном несчастном случае не думал и Хорс — всё его тело, мысли и воспоминания заполнились единственным человеком, что сейчас без напряга выворачивал детализированный руль.       Как не в своей тарелке себя чувствовали только четыре человека — это Тэхён, Намджун, Чонгук и Джин. Им было практически нереально уловить то самое правило, что двигало двумя психопатами, а если точнее, то: «Заставь жизнь испугаться тебя». Единственное, что поправило тяжёлое положение — скрип стекла со стороны бело-красной иномарки, из которого показалась голова с неадекватной мимикой.       — В бардачке валяется карта с отмеченной чёрной точкой, туда и езжайте. Проблем на проходной, думаю, не будет, ребята вас наверняка запомнили, — поясняет Борзой, смотря лишь на Кима. — Однако есть и другой вариант, — тянет тот, замечая недовольство человека напротив своего взгляда. — Можете попробовать ехать за нами.       — Нет, — твёрдо отвечает Нам, затыкая Тэ. — Мы не станем участниками заезда «смерти».       — Оно и правильно, — соглашается Раян, запечатывая вакуумность «Мустанга» обратно.       На город спускаются сумерки, время чертит стрелкой по десяти вечера, а значит, вместе с этим приходят и мерцающие огни освещения. Их нужно было бы зажечь и Психу с Борзым, но бывшие друзья игнорировали этот закон, понимая, что включить световую оптику означает умереть. Сейчас в качестве хоть какого-то опознавательного знака выступали тусклые задние фары и красные стопари, что в прямом смысле никак не помогали глазам.       — Мы в полной темноте поедем? — спохватился Пак, когда оба капота замерли на одинаковом уровне, словно у старта.       — А что, боишься? — с ухмылкой дразнит Юн, в холостую ударив по газу.       — Нет, — без раздумий признался младший. — Просто мне интересно, как ты поедешь, если ничего не видно.       — Точно так же, как и тогда, с завязанными глазами — на ощупь, — бросил Мин, вжимая ладонь в прибор управления. — Но сейчас я буду стараться остаться в живых, а не наоборот.       Слышится резкий пронзительный гудок «Мустанга» и нелегальные гонщики как один срываются с места, оставляя после себя лишь отголоски рёва и столб пыли. Сглаженные временем колёса всего за пару секунд достигают своего предельного нагрева, что говорит о слишком высокой скорости. Параллельно шкале разгона растёт и комочек новых эмоций для младшего, — комочек, который то открывает дыхание, то вовсе запрещает даже вдохнуть. В перехвате лёгких участвует не только внутренние ощущения — основную краску вносит окружение, а именно дезориентация из-за темноты, адреналин из-за скорости и отсутствие прямого управления. Психо, что в прямом понимании вырвался вперёд, пытался срезать противнику путь, метая шины «Астон Мартина» от одной обочины к другой. Став участником этой игры без правил, Чимин даже и представить себе не мог, насколько будоражащей она будет наяву. Душа младшего визжала в конвульсиях нескончаемого притока возбуждения, руки до онемения сжались в кулачки, тело, волнами рисуя крупные мурашки, подрагивало в неслабой тряске, а всё потому, что «Зверь» всё опаснее и опаснее заносит спорткар в повороты.       В своей неповторимой манере поведения заезд поддерживал и Раян, что, подобно бывшему товарищу, доводил своего пассажира до приступа блаженства. Царившая в его салоне атмосфера, без помощи множества второстепенных факторов меняла частоту ударов сердца, постепенно захватывая податливый разум Хосока. Парень не боялся разбиться, не боялся взлететь в воздух от перегрева двигателя — его голову захватил громкий басистый фонк, что импульсом пробегал по корпусу «Мустанга» звеня стёклами. Борзого от Психо отличала не только любовь к музыке за рулём — сильно отличался стиль вождения, так как, в отличие от Юна, Раян превосходно ориентировался в тёмное время суток. Сумерки для него являлись благоприятной средой обитания, при которой зелёные глаза становились ярко красными с отливом то ли на оранжевый, то ли на жёлтый. С ракурса Хорса Борзой сейчас выглядел как дикий обезумевший волк, — волк, которому любой ценой нужна исключительно победа. Кажется, будто мутированные зрачки и меньшая тяга к трюкам делают водителя Хосока адекватнее, но так лишь кажется, ведь через несколько минут заезда Раян кардинально меняется. Стрелка спидометра резко упирается в цифру двести пятьдесят, из-за чего Хо с силой бросает в спинку сиденья. Неуловимое мгновение и психопаты вновь равняются капотами, однако столь завораживающий трюк длится не больше десяти секунд, после чего вдалеке появляются два белых пятна от встречных фар. Раян, с целью избежать приступа дурманящих вспышек, закрыл веки, вручая виляющую иномарку крепкой хватке собственных рук, что было необязательно. Обзор на свечение перегородил Психо — он, как никто зная о зависимости друга, не думая, пристроился задним бампером к переду «Мустанга» защищая лобовое стекло от попадания света.       — Раян! — с замиранием сердца зовёт Хорс, видя манёвр Юна, но водитель и без того уже как секунду разжал глаза.       — Сукин сын… — заменяя слова благодарности на восхищение, тянет Борзой, медленно снижая скорость.       Гонка для хозяев автомобилей закончилась безмолвно, объявив Мина победителем, когда их младшие всё ещё думали о продолжении марафона. Психо не помог товарищу, — нет, — наоборот, он ловко обвёл всех вокруг пальца, спрятав за помощью умный ход. В пользу старшего сложились все факторы: и дразнящие фары встречки, и близкий финиш, и мощность спорткара, а значит, парню оставалось всего-то подстраховаться и окончательно закрыть путь обречённому на проигрыш Раяну. Единственное, что говорит Паку о возможном финише — это широкая довольная улыбка Юна, которая в темноте напоминала ухмылку из фильмов ужасов.       — Всё? — сползая вниз по креслу, уточняет юноша.       — Нет конечно, это только начало, — заверяет Юнги, параллельно ударяя своей ладонью по ляжке Чимина и заливаясь смехом. — Ты ведь хотел узнать моё прошлое, вот, пожалуйста… — напоминает «Зверь» пересекая колёсами черту въезда в незнакомый Паку район.