Время не лечит

— Залезай в шкаф,— строгий холодный голос старшего брата заставляет прийти в себя. Риндо с трудом отрывает взгляд от двери в их с Раном комнату, из-за которой только что донёсся крик матери.— Ты оглох? Бегом в шкаф! Риндо не смотрит на Рана, он вообще никуда не смотрит. У него в сознании сейчас только одна мысль: мама раньше никогда так не кричала, не от боли. Ему страшно. Если бы мальчик был в состоянии собраться с мыслями в такой ситуации, то вспомнил бы слова брата о том, что подчиняться страху или нет— выбор человека и что, конечно же, стоит всегда выбирать второй вариант. Однако, несмотря на это, именно страх заставлял Хайтани каждое утро вставать раньше родителей, всегда говорить шёпотом и ходить на цыпочках, при малейшей опасности прятаться по углам и очень поздно возвращаться домой. Сегодня они просто пришли недостаточно поздно. Ведь, чаще— на своё же счастье, дети не имели привычки заглядывать в комнату отца с матерью, а уж тем более— с ними здороваться. Как только Ран подрос достаточно, чтобы отвечать за себя и за брата, он сделал вывод, что наилучшим для них решением будет жить с ними, как с соседями. План был хорош. Получалось, к сожалению, не всегда. — Чёрт тебя дери, Риндо!— Ран с силой пихает брата в плечо, и он врезается в дверцу гардероба.— Делай, что я говорю, он же тебя убьёт! Младший наконец выходит из оцепенения, дрожащими пальцами цепляясь за ручку дверцы, брат подсаживает его, помогая преодолеть высокий порог. — А ты?— мальчик смотрит на старшего и чувствует, как в глазах и носу начинает предательски пощипывать. Он пытается себя успокоить словами Рана о том, что плакать нельзя, ведь всхлипы могут услышать, и Рин это понимает, но ему чертовски, просто до одури страшно.— Ран, здесь не хватит места на двоих. Куда ты спрячешься? — Дурак, сиди молча,— Риндо остаётся в темноте с одной лишь тоненькой полоской тусклого света, рассекающей лицо на две половинки. Он приглаживает растрепавшиеся белокурые волосы, убирает их за уши и вжимается в заднюю стенку шкафа, запрещая себе дышать. Если придёт отец и Ран скажет, что сейчас он дома один, то он побьёт только Рана. Но если он поймёт, что Рин здесь и Ран соврал, то им обоим придётся очень несладко. Через оба варианта братья уже проходили. Существовал ещё один путь развития событий— избиение обоих по очереди, но он категорически не устраивал Рана. Все споры на тему спасения от отцовского гнева заканчивались тем, что старший называл Риндо «безмозглым пятилеткой» и приказывал подчиняться. Но проходит минута, затем другая, Риндо считает каждую секунду, проведённую во тьме без единственного заботящегося о нём человека. — Ра,— хочет шёпотом позвать мальчик, подаваясь чуть вперёд, но, чёрт, как же вовремя он отдёргивает от дверцы руку— мимо него проплывает огромная тень, на мгновение забирая единственную полосочку света. Он всё-таки пришёл. Рин со всей своей детской силы прижимает ладошки ко рту и носу, зрачок уменьшается настолько, что можно отчётливо разглядеть васильково-сиреневую радужку глаза. Мальчик замечает как тень самого жуткого для них человека останавливается напротив более маленькой, а затем уменьшается до его роста— отец сел на корточки. — Где Рин? — Не знаю. — Ничему не учишься. Пробирающий до дрожи омерзительный звук ломающейся кости не перепутаешь ни с чем. Как кричит от боли Ран Риндо тоже слышит впервые. Пустой желудок болезненно скручивает и приходится теперь зажать уши, чтобы не закричать самому. Наверное, у любого здравомыслящего человека в такой момент возникает мысль: зачем? за что? Братья ежесекундно их себе задавали, но очень наивно было полагать, что кто-то, вроде Хайтани старшего, задумывался о смысле истязания собственных детей. «За что?» было самым логичным и глупым вопросом одновременно. Как-то раз Ран спросил у отца, почему он их бьёт, а потом Риндо должен был вправлять ему пальцы, пока старший сидел с подушкой в зубах. — Где мама?— вместо обычного мягкого голоса Рана Риндо слышит слабый хрип. Это еле слышное хрипение для младшего словно ногтями по доске. — И снова ты говоришь не то, что следует. Ты сегодня борзее, чем обычно, Ран,— удар. Затем ещё один. Что-то падает с письменного стола. Снова удар. Сдавленный кашель ребёнка. Младший Хайтани зарывается глубже в мамины платья и куртки, молясь и мечтая оказаться в эту секунду где угодного, но хоть бы не здесь. Ведь каждый раз он вынужден был прятаться и давиться слезами, глядя на то, как подвыпивший папаша «воспитывает» своё чадо. Они оба ведь были просто детьми и ничего не могли противопоставить взрослому мужчине в расцвете лет. Или всё-таки могли? Отодвигаясь всё дальше от источника угрозы, Риндо вдруг нащупывает в темноте что-то холодное и металлическое. Шомпол, который отец однажды припёр с временной подработки и который теперь валялся без дела. Детские пальчики сжимаются вокруг прута и он начинает думать. Где-то он слышал, что шоковое состояние длится не более пол минуты, а значит он может заставить себя что-то сделать. Просто обязан, ради Рана. Судя по тени и звукам, отец сейчас стоял спиной к двери и в пол-оборота к шкафу, значит, если Риндо вылезет не издав ни шороха, вероятность быть замеченным примерно пятьдесят на пятьдесят. Немного удручающе, учитывая то, что его главное оружие— элемент неожиданности, но времени думать не остаётся. Этот урод может спокойно переломать Рану рёбра даже не моргнув. Мальчик ещё раз проводит руками по волосам, приглаживая их, чтобы не мешались и подползает к дверце. Пару раз глубоко вздыхает, пытаясь успокоить дыхание и игнорировать угрозы, сыпавшиеся изо рта взрослого. Правда, это не особо помогает, сердце колотится как бешеное, с каждым ударом всё сильнее отдаваясь в ушах. Соберись, тряпка. Риндо подушечками пальцев осторожно толкает дверцу шкафа. Полоска света, падавшая на лицо, с каждым мгновением расширяется. Теперь главное, чтобы шкаф действительно находился вне поля зрения отца. Сначала он опускает на пол левую ногу, затем сразу вторую. Так, потихоньку, он мог бы вылезти незамеченным, но от звука, который до него вдруг доносится, дыхание тут же спёрло. Он его душит! Мальчик молниеносно выпрыгивает из своего укрытия, а дальше всё происходит словно в замедленной съёмке. Он видит пьяного мужчину, видит брата, которого тот с силой прижимает к стене за горло, видит, как у него начинают закатываться глаза. Руки крепче обхватывают шомпол. Ноги ватные и совсем не слушаются, но Риндо заставляет себя сдвинуться с места. Секунда, другая, и он с размаху вгоняет металлический стержень в бедро обидчика по самое основание. На мгновение Риндо успевает поразиться тому, как легко металл пронзает мясо. Яростное шипение и проклятия пополам с отрывистым кашлем Рана доносятся до слуха ребёнка, а в голове только: времени нет! времени нет! времени нет! Он растерянно оглядывается в поисках помощи, подсознательно понимая, что ждать её неоткуда, но из ступора его выводит пронзительный крик Рана: — Получи, сволочь! Старший хватает со стола первый попавшийся карандаш и всаживает в шею родителя, на его ночную рубашку попадет кровь, но он не обращает на это внимания. Пытается подняться, всё ещё кашляя, спотыкается, но Риндо не даёт ему упасть, хватая за здоровую окровавленную руку, и они со всех ног бегут вон из комнаты. На лестнице Ран останавливается и спрашивает: — Где лежит бита? — В каморке напротив кухни,— тут же отзывается Риндо. Они спускаются вниз. — Слушай меня внимательно,— Ран разворачивает младшего лицом к себе.— Сейчас ты берёшь дождевик, надеваешь кроссовки и бежишь к заброшенной стройке рядом со школой. Там есть прореха в заборе, ты помнишь?— кивок.— Отлично. Рядом с прорехой есть пустая собачья будка. Забираешься туда и сидишь не высовываясь, пока я тебя не заберу. Всё ясно?— второй кивок.— Тогда пошёл. Убедившись, что младший брат скрылся в прихожей, Ран направился в кухню. То, что он там видит, заставляет его упасть на колени, корчась в рвотном позыве, хоть в его желудке уже два дня как ничего не было. Хорошо, что Риндо не пошёл с ним. После увиденной зверской жестокости мальчик уже не колеблется ни секунды. Он хватает лежащую на полу биту, на которой ещё не обсохла кровь матери, и направляется обратно в детскую комнату. Хоть бы он не поднялся. Хоть бы он не поднялся. Хорошо, что Риндо не пошёл с ним. Хорошо, что он не увидит, как Ран будет убивать их отца. *** Было уже за полночь, поэтому людей на улицах одного их самых неблагополучных районов города уже не сыскать. И, конечно, никто не обратил внимания на перемазанного в крови, заплаканного, запыхавшегося пятилетнего мальчика. Риндо сделал всё, как велел Ран, но не смог заставить себя залезть внутрь собачьей будки. Внутри было темно и она напоминала страшные минуты, проведённые в шкафу дома. Светлые волосы от влажного воздуха и пота потяжелели, прилипая ко лбу и тонкой бледной шее, глаза опухли от слёз, ледяные пальцы не прекращая дрожали. Младший Хайтани несколько раз обошёл стройку и наконец нашёл подходящее оружие— поковырявшись в грязи, в которую превратилась недоделанная строительная смесь после дождя, он нашёл немного изогнутый обломок арматуры. Это должно помочь ему выиграть время, если появится человек или собака. Риндо вернулся к небольшой деревянной постройке и, прислонившись к стене, сел прямо на землю, крепко прижимая оружие к своей груди. Спустя какое-то время он даже задремал— пережитый стресс брал своё, организму нужен был отдых, но младший всегда спал очень чутко, а потому проснулся сразу, как почувствовал присутствие брата. Ран стоял напротив, слегка покачиваясь, его забрызганное кровью лицо не выражало никаких эмоций. Риндо тут же всполошился, с трудом поднимаясь на ноги. — Где он? — Я убил его. Он больше нас не тронет. Бледные ручки сами потянулись к родному человеку, Ран не сопротивлялся, когда брат его обнял, только отвел больную руку в сторону. — Как ты?— тихо спросил Риндо, намекая на перелом. — Схожу в травмпункт— узнаю. Но болит сильно. Биту пришлось держать обеими руками. Они немного помолчали. — Рин, я часто пользовался тем, что ты мой младший брат, заставляя тебя слушаться. И сейчас мне необходимо, чтобы ты выполнил мою последнюю просьбу. — О чём ты? — Не ходи домой. Вообще больше никогда не возвращайся туда. Я не смог перетащить тело папы вниз, так что будет понятно, что как минимум одного человека убил кто-то посторонний, а по документам и отпечаткам подозрения в первую очередь падут на нас,— Риндо внимал молча, глядя на их перепачканные ботинки. Брат хочет, чтобы он его слушал, потому что он считает этот вариант наиболее правильным. Но он ведь сейчас хочет сказать, что они должны разделиться, да? Это страшно.— Моих отпечатков больше и я взрослее, так что, логично, главным подозреваемым стану я. Искать будут нас обоих, но я не должен брать тебя с собой для твоей же безопасности, ты понимаешь? — Да,— сдавленно шепчет Риндо. — Хорошо. Если всё-таки ты попадёшься где-нибудь и тебя захотят отправить в приют, не говори никому настоящего имени. Будешь теперь Рихито Хамада. Повтори. — Рихито Хамада,— чуть не плача произносит мальчик.— Но Ран, я не хочу, можно мне с тобой? Пожалуйста. — Нельзя, Рин, нельзя,— старший поглаживает его по голове.— Но мы ещё обязательно встретимся. Я найду тебя, как только всё уладится, и клянусь, что не умру, пока мы не увидимся. — Тогда я тоже клянусь. — Ты у меня самый храбрый, тигрёнок. *** Риндо проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо, и он сразу же почувствовал, как замёрз и как сильно он голоден. Он не помнил, сколько кварталов прошёл этой ночью, половину пути он просто проплакал— главное, что он был далеко от дома. В память крепко впечатался растворяющийся в тени улицы силуэт брата. С трудом разлепив веки, мальчик сел на скамейке и оглядел того, кто его разбудил. Это был красивый— первое, что Риндо отметил— мальчик, судя по виду, ровесник Рана, может немного старше. Худой, светловолосый, с выгоревшими ресницами и огромными ярко-аквамариновыми глазами— если бы не поношенная мальчишеская одежда, Риндо бы принял его за девочку. Единственное, что не вписывалось в его образ "красавчика"— два рваных шрама в уголках губ. — Кто ты? — Харучиё Акаши,— мальчик протянул руку.— А ты? — Ри…— он запнулся.— Рихито. — Что ты здесь делаешь?— Харучиё, словно собачка, склонил голову на бок, пристально изучая нового знакомого. — У тебя есть вода?— проигнорировал вопрос Хайтани. Синеглазый кивнул и снял с плеча рюкзачок, поставив его на скамейку рядом с мальчиком. Хорошенько порывшись в хранившемся внутри хламе, ему удалось найти бутылку с живительной жидкостью. Риндо жадно выхватил её из рук Акаши и, давясь и кашляя, выпил всё до последней капли. Блондин очень внимательно за ним наблюдал. — Ты попал в аварию? Нет, мы с Раном сегодня убили своего отца. — Если тебе так будет проще, можешь так и думать. — Ты один?— Риндо очень хотел бы ответить, что нет, он не один, что у него есть замечательный старший брат, но он не может. Не должен. — Да. — Хочешь есть?— несколько утвердительных кивков.— Мой дом здесь совсем близко, можешь пожить у меня. — Серьёзно? — Я живу со старшим братом и сестрой, но Сенджу ещё совсем маленькая, а Такеоми давно на меня болт положил. Проблем не будет. — Ну, если ты уверен… — Ура!— во все зубы улыбнулся Харучиё и Риндо увидел, что у него ещё не вырос постоянный клык.— Ты не представляешь, как мне одному скучно. Пойдём. Что там говорил Ран? Начать жизнь заново? Он должен быть кем угодно, но не самим собой. Отлично, лучше возможности может и не представится. Этот Акаши выглядит доверчивым, а значит поверит в ту предысторию, которую наплетёт Хайтани. Он пробудет у этого мальчишки сколько получится, а потом, в случае чего, беспрепятственно сможет сбежать. — Ага,— улыбнулся Риндо.— Идём.