Ты - мой!

Ромыч переводил взгляд то на меня, то на Джорджа, а его ноздри широко раздувались, словно у быка перед тем, как он собирается взять разгон и снести всё на своём пути. В воздухе повисло напряжение, такое густое, что его можно было разрезать ножом. Даже музыка на фоне, казалось, заглушилась, оставляя нас в этой странной, почти животной тишине. Я сглотнул. — Эм… — начал я, но не успел. Ромыч медленно разжал пальцы, и остатки стекла посыпались на пол с тихим звоном. Глаза его метались между мной и Джорджем, и было видно, что в голове он прокручивает тысячу мыслей, но ни одну из них не хочет озвучивать. — Александр… — снова протянул Джордж своим бархатным голосом, явно наслаждаясь моментом. — Ты выглядишь так, словно увидел привидение. Расслабься… — он ухмыльнулся и положил руку мне на плечо. «Блядь…» Я не успел даже осознать, что происходит, как Ромыч уже шагнул вперёд. Всё, что я увидел — это его резко сжавшиеся кулаки и взгляд, полный чистого, первобытного гнева. — Ромыч, не вздумай! — попытался я преградить ему путь, но он меня даже не слышал. — Руки убери, — его голос прозвучал так низко и угрожающе, что даже я почувствовал, как у меня пробежал мороз по коже. Джордж, видимо, тоже это уловил, потому что убрал руку, но улыбка с его лица никуда не исчезла. Наоборот, он выглядел так, будто ему это даже нравится. — О, mon ami, у тебя такие бурные эмоции… — с лёгким акцентом произнёс он, склонив голову набок. — Неужели ты ревнуешь? «Блядь, Джордж, тебе что, жить надоело?» Я перевёл взгляд на Ромыча, и понял, что сейчас произойдёт нечто нехорошее. Он медленно подошёл ещё ближе, так что теперь между ним и Джорджем оставались считанные сантиметры. Я находился сбоку, и с этого ракурса видел, как его челюсти сжаты, как мышцы на руках напряжены до предела, а жилка на шее пульсирует. — Ты, блядь, кто такой вообще? — прошипел Ромыч, наклоняясь к лицу Джорджа. — А? Я уже собрался вмешаться, как вдруг почувствовал, как кто-то хватает меня за локоть. Обернувшись, увидел Лёву, который выглядел так, будто его сейчас вырвет. — Саня… — прошептал он, наклоняясь ближе. — Джордж — бывший Кирилла. Я моргнул. — Чего? — Бывший, Саня, понимаешь? Они встречались пару лет назад… Расстались не очень хорошо, — Лёва быстро взглянул на двух мужчин, которые уже стояли грудь к груди. — Кирилл его терпеть не может. Я снова перевёл взгляд на них. «Охуеть…» Джордж, похоже, наслаждался ситуацией. Он наклонился чуть ближе к Ромычу, его губы растянулись в лёгкой, почти насмешливой улыбке. — Ах, mon cher… Какая страсть… Я даже завидую твоему… другу, — он специально выделил последнее слово. — Он, наверное, в восторге от такого защитника. «БЛЯДЬ.» Ромыч больше не выдержал. Одним быстрым движением он схватил Джорджа за лацканы его дорогого пиджака и дёрнул на себя. Я успел только вдохнуть, прежде чем услышал глухой звук удара. Ромыч вмазал ему. Причём не просто ударил, а въебал с такой силой, что Джордж отшатнулся назад, едва не задевая стол с закусками. В зале раздался шум — кто-то ахнул, кто-то уже начинал снимать на телефон. — Ты ебанутый?! — я схватил Ромыча за руку, не давая ему сделать ещё один удар. — Не трогай меня, Саня! — рявкнул он, но я держался. Джордж вытер губу, на которой уже выступила кровь, и рассмеялся. — Mon dieu… — он покачал головой, глядя на кровь на пальцах. — Какая вспыльчивость… —Сука… — Ромыч снова дёрнулся вперёд, но тут уже вмешался Табаров. Он мгновенно оказался между ними, встав как стена между Ромычем и Джорджем. Его взгляд был ледяным, а голос, хоть и спокойный, отдавал сталью. — Прекратите, оба, — процедил он, не глядя на Джорджа, но явно держа ситуацию под контролем. — Не собираюсь позволять вам устраивать цирк у меня на вечере. Это не то место и не то время. Ромыч всё ещё тяжело дышал, пальцы его подрагивали, будто он с трудом сдерживал желание снова вмазать Джорджу. Но голос Табарова подействовал, пусть и не сразу. Джордж же выглядел чересчур довольным. Он слегка наклонил голову, с улыбкой стряхнул невидимые пылинки с рукава и произнёс с легким намёком на сарказм: — Ах, Кирилл, как же ты строг… Но, думаю, ты прав. — Затем он посмотрел прямо на меня и ухмыльнулся. — Надеюсь, Александр, мы ещё увидимся… — Блядь, убери его от меня, пока я ему не сломал челюсть, — прошипел Ромыч, развернулся и, сжав кулаки, быстрым шагом направился в сторону выхода. Я видел, как его плечи напряжены, как он почти дрожит от злости. И только одна мысль билась у меня в голове: «Что это сейчас было?» В какой-то момент я понял, что завис. Всё ещё находился на месте, пока вокруг меня шумела толпа. Гости перешёптывались, кто-то откровенно таращился, а я просто не мог осознать, что только что произошло. Ревность? Это была ревность? Но ревность к кому? Ко мне? Я быстро огляделся, но Ромыча уже не было видно. Чёрт. Я пошёл в ту же сторону, куда он ушёл, интуитивно пытаясь его найти. Шаг за шагом, пока не наткнулся на надпись «Туалет». Затормозил, переводя дыхание. Внутри было тихо. Дверь была чуть приоткрыта. Я осторожно заглянул внутрь. Ромыч стоял у раковины, сжавшись обеими руками в неё. Вода лилась, но он даже не смотрел. Грудь его тяжело вздымалась, будто он только что пробежал марафон. В зеркале я видел его лицо — и оно было не просто злым. Оно было потерянным. Я сделал шаг внутрь. — Ромыч… Он резко дёрнулся, будто забыл, что я мог пойти за ним. Взгляд его метнулся на меня через отражение в зеркале, а затем он выдохнул и закрыл глаза. — Саня, уйди, — голос его звучал глухо. Я не двигался. — Ты серьёзно? — спросил я. — Да, — коротко ответил он. — Нет, хер тебе, — я шагнул ближе. — Говори. Он снова сжал пальцы на краю раковины. — Саня… Я сейчас не в том состоянии, чтобы с тобой говорить. — А в каком ты, блядь, состоянии? — я уже не мог сдерживаться. — Ты чуть не вырубил чувака посреди мероприятия, ты к нему прицепился, как… — Как кто? — резко перебил он, и его глаза сверкнули, когда он повернулся ко мне лицом. Я застыл. Громкая тишина. Я вдруг понял, что в этом крохотном пространстве между нами было что-то другое. Нечто, о чём я боялся подумать. — Саня, не лезь. Он прошептал это так… медленно. Но я уже лез. Потому что не понимал, что это было. — Ты… ты ревновал? — слова вырвались сами собой, и как только я их произнёс, воздух будто сгустился. Глаза Ромыча метнулись ко мне. — Что? — Ты ревновал? — повторил я, чувствуя, как бешено колотится сердце. Он нахмурился. — Ты, блядь, о чём… — Ты приревновал меня к Джорджу? И вот теперь молчание. Такое, что мне стало страшно. Ромыч стиснул зубы, и его руки на краю раковины напряглись так, будто он пытался удержать себя от того, чтобы не выместить злость физически. Глаза его метнулись ко мне – тёмные, злые, но ещё больше в них читалась растерянность. Будто он сам не понимал, что с ним сейчас происходит. — Ты охуел, Саня? — повторил он, но в его голосе уже не было той уверенности, что раньше. — Тогда объясни мне, что это было, — я не собирался отступать. Он вздохнул резко, с надрывом, как будто я его прижал к стене. Сжал кулаки, разжал. Сделал шаг ко мне, нависая, как будто пытался задавить одной своей энергией. — А тебе что, понравилось, да? — его голос был низкий, почти рычание. — Этот французский хлыщ тебе в уши лил, глазками стрелял, а ты, блядь, и растаял? Я моргнул, не ожидая такого поворота. — Чего? — Ты меня слышал, — Ромыч не отступал, наоборот, приближался ещё ближе, так что расстояния между нами осталось всего ничего. — Весь вечер этот петух крутился возле тебя, смотрел так, как будто уже тебя в постель тащит, а ты… Он скривился, будто ему было откровенно противно это произносить. — Ты что, Саня, тебе это понравилось? Подкаты этого… — его губы дрогнули в едкой ухмылке, но в глазах был чистый, неразбавленный гнев. — Чего ты так завис-то, а? Может, и правда хотел, чтобы он тебя ручками потрогал? В его интонации было нечто ядовитое, брезгливое. И в то же время… чересчур эмоциональное. Я замер. — Ты сейчас несёшь какую-то хуйню, — ответил я, уже начиная закипать. — Ага, хуету, конечно, — он резко рассмеялся, но этот смех был полон злости. — Тогда какого хрена ты стоял там, а? Глаза выпучил, весь такой «Ой, блядь, не ожидал». Или ожидал? Я напрягся, пытаясь не поддаваться на его агрессию. — Ромыч, что ты несёшь? Я вообще-то жрал, когда этот тип подошёл. — Жрал, — передразнил он меня, качая головой. — Ага, жрал. А когда он к тебе полез? Когда пальцы в рот засунул, а? Ты хоть видел себя со стороны? У тебя лицо было такое, будто ты уже готов с ним уйти! — Ты ебанулся? — я уже начинал злиться в ответ. — Нет, блядь, это ты ебанулся! — рявкнул он, сделав ещё шаг. Я отступил. Блядь. Я никогда не видел его таким. Его прямо трясло. Изнутри. Я схватил его за руку, но теперь уже не просто из-за раны. Я кипел. Меня всего трясло. Бешенство жгло внутренности, как кислота, разъедая изнутри, оставляя после себя только голые нервы. — Ты вообще видел свою руку, блядь?! — процедил я сквозь зубы, удерживая его запястье. — Отъебись, — резко выдохнул он, пытаясь выдернуть её, но я сжал ещё крепче. — Какого хуя ты вообще так сорвался?! — мой голос дрожал от злости, но я не собирался отступать. Он только усмехнулся. Глухо, холодно, почти со скукой. — А как мне не сорваться, Саня? — его голос был низким, срывающимся на сип. — Когда я смотрю на тебя, а ты, блядь, стоишь там, перед ним, раскрыв рот, будто уже готов… Я резко дёрнул его за руку, заставляя посмотреть мне в глаза. — Готов к чему, нахуй?! Он не ответил сразу. Вместо этого его губы дёрнулись в кривой ухмылке, и в глазах сверкнуло что-то опасное. — К чему угодно, Саня, — его голос был таким ровным, таким вымеренным, что от этого только сильнее колотило. — Он бы тебя пальцем поманил, и ты бы уже… Я не сдержался. Просто резко толкнул его в грудь. Ромыч качнулся назад, но не упал. А я не остановился. — Ты сейчас, блядь, реально это сказал? — мой голос дрожал, но не от страха. От гнева. От боли. От того, что он только что вышиб нахуй всё, что во мне теплилось. — А что? Разве нет? — он усмехнулся, но в глазах больше не было ни веселья, ни даже злости. Только холодная, бездушная пустота. Я шагнул ближе. — Ты ёбнулся? — Да я видел тебя, Саня, — он говорил медленно, с нажимом на каждое слово, как будто объяснял очевидное. — Глазищи свои распахнул, весь такой замер. Готовый. Готовый. Я сжал кулаки. — Готовый к чему, блядь?! — Да хоть к чему, Саня, — его голос стал хриплым. — Ему только руку протяни — и всё. Я вскинул брови, сердце колотилось так, будто вот-вот пробьёт рёбра. — Это ты сейчас что, ревнуешь? Он засмеялся. Тихо, низко. И в этом смехе не было ни грамма шутки. — Блядь, ты долбоёб? — он качнул головой, ухмыляясь, но глаза его полыхали. — Я тебе прямо говорю: ты выглядел как шлюха. Мир затрясся. Я не думал. Не взвешивал слова. Просто взял и вмазал. Мои пальцы обожгло болью, но меня это не остановило. — Ах ты сука! — прошипел я, толкая его в грудь. Ромыч не качнулся, не отступил, а наоборот — схватил меня за ворот рубашки и рванул на себя. — А ты что, хочешь сказать, что я не прав?! — рыкнул он, так близко, что его дыхание обжигало моё лицо. Я дышал тяжело, чувствуя, как всё во мне клокочет, как ненависть смешивается с отчаянием, с какой-то больной надеждой, с проклятым желанием, от которого хотелось рвать на себе кожу. Я не знал, что сказать. Потому что он был прав. Потому что я хотел. Но не Джорджа. Его. Его злости. Его ярости. Его прикосновений, его пальцев, вонзающихся в мои плечи, его дыхания, обжигающего мой рот. Я хотел, чтобы он так ко мне лез. Хотел, чтобы он рвал меня взглядом. Хотел, чтобы он взрывался, если кто-то другой приближался ко мне хоть на шаг. Но вместо этого он презирал меня. Я резко оттолкнул его. — Знаешь что, иди ты нахуй. Ромыч усмехнулся, но в его ухмылке было что-то… сломанное. — Правду не нравится слышать, да? Я молчал. Грудь болела от злости, от бессилия, от… всего. — Да пошёл ты, — выдохнул я, развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Я вышел из туалета, и меня сразу же накрыла волна шума: музыка, голоса, звон бокалов, кто-то смеялся, кто-то обсуждал машины, кто-то явно уже перебрал. Но я ничего этого не слышал. Голова гудела так, будто в ней бушевал ураган, сметая всё к хуям. Я не помнил, как прошёл через зал. Не помнил, встретился ли взглядом с кем-то из знакомых, с Лёвой, с Табаровым. Не помнил, задел ли кого-то плечом, выходя на улицу. Просто шаг за шагом. Дышать было тяжело. Было чувство, будто что-то вырвали изнутри, оставив пустую, кровоточащую дыру. Я был разъёбан. Растерзан, вывернут наизнанку, облит грязью и обожжён ебучей, нестерпимой болью. Слова Ромыча звучали у меня в голове, будто заевшая пластинка. "Ты выглядел как шлюха." Меня передёрнуло. Грудь свело, как от удара в солнечное сплетение. Я не хотел больше думать. Не хотел чувствовать. Хотел выжечь нахуй из себя всё, что сейчас вонзалось под рёбра. Я остановился, осмотрелся. Ночной город светился огнями, холодный воздух бил в лицо, но мне было жарко. Пиздец как жарко. Взгляд зацепился за вывеску бара, что светилась на противоположной стороне улицы. Вот оно. Я не раздумывал. Просто перешёл дорогу, зашёл внутрь, толкнув тяжёлую дверь. Запах алкоголя, дыма, перегара. Громкий смех, пьяные разговоры, кто-то уже едва держится на ногах. То что надо. Я подошёл к стойке, опёрся о барную стойку, как будто мои ноги больше не могли держать вес этого вечера. Бармен — молодой парень с вечно уставшим взглядом — лениво посмотрел на меня. — Чего будем пить? Я выдохнул, смахнул ладонью по лицу, стирая остатки себя прежнего. — Виски. Двойной. Парень кивнул, и через пару секунд передо мной стоял высокий стакан с золотой жидкостью. Я взял его и залпом выпил половину. Горло обожгло, внутри на секунду полыхнуло жаром, но это было хорошо. Это было спасение. Я закрыл глаза, выдыхая сквозь стиснутые зубы. Хорошо. Я заказал ещё. Потом ещё. Каждый новый глоток приглушал реальность, растворял во мне её осколки, превращал боль в нечто далёкое, будто оно больше не имело ко мне отношения. Где-то в глубине сознания я понимал, что это хуйня. Что я не смогу пить вечно. Что завтра с утра меня всё равно накроет, что боль не растворится в алкоголе, не утонет в этом стакане, не исчезнет, стоит только повысить градус. Но мне было похуй. Я пил, пока мысли не стали размазанными пятнами. Пока руки не стали чуть менее дрожащими. Пока в голове не осталась только тишина. И только тогда мне стало легче.