Лего. Последний итог

- Я старалась ее защитить, как ты говорила. Я … пыталась, клянусь! Но у меня не вышло… Алекс слышит на том конце трубки истеричные всхлипы девочки, которая вряд ли вообще когда-то так плакала, и к черному горлу подкатывает тошнота от ярости, перемешанной со страхом. Почти сорвав пальто с вешалки, она жмет на кнопку личного лифта. Он, сука, едет медленно, как никогда и единственный способ быть быстрее –сигануть вниз из окна шестьдесят девятого этажа. Только потом вряд ли получится сделать для маленькой плачущей девочки хоть что-то. Лишь бы связь не оборвалась. - Уверенна, что ты сделала все, что в твоих силах, малышка. – Кнопка парковки, и в плечах от ее яростного вдавливания начинает копиться напряжение. – Не нужно винить себя, ладно? – В телефоне слышится неуверенный всхлип. Соло чертыхается, когда не может найти в кармане ключи от машины с первого раза. – Все будет хорошо, я тебе обещаю. – В черных зрачках размером с новую галактику плещется надежда и истина. Ария замолкает на секунду, а потом неуверенно мяучит: - Ты поможешь? - Я уже на пути к вам! – Алекс чуть не выругивается в трубку, когда ее рваные движения мешают ей сесть на водительское сидение и тронуться. Вовремя берет себя в руки. Ключ в зажигании, пол-оборота и уже шины скрепят по налипшему снегу трассы. Телефон прилипает к магниту держателя, а Ария оказывается на громкой связи: – Только не отключайся! В ответ опять совсем неспокойное: - Угу, - заложенным от слез носом. Поворот по дороге влево, а на перекрестке вправо. Светофоры не учитываются. Соло грубо прижимает ногу к газу и все сильнее стискивает руль, пытаясь хоть немного успокоить своего рвущегося на свободу демона возмездия. Она несколько раз дергает плечом, отгоняя от себя поганые мысли. Ей нужно быть собранной, разум обязан оставаться холодным. Но все, что получается у черного тела, это вибрировать от кончиков пальцев до кончиков волос. Сука! - Ария? – зовет, проверяя, не отключилась ли девочка от связи. - Что? – отзывается та. - Вы переехали? Недолгая тишина в ответ. Мозг маленькой девочки сейчас не собран. - Да. – Наконец говорит Ми-Ми и у нее на заднем фоне вдруг что-то грохочет. Даже Алекс дергается. - Ты сейчас, где находишься? – быстро спрашивает. - В-в.. комнате своей. - А… Ария перебивает: - А они в своей. Он увел маму и дверь закрыл. Я не смогла войти. Я пыталась… Соло вновь слышит детский всхлип, и стрелка на ее спидометре достигает ста шестидесяти. - Так, меня слушай: в этом доме есть подвал? - Дда.. -Иди туда и дожидайся меня там. - Но… - Без «но», малышка. Спустись и дверь за собой закрой. Спустя натянутую минуту Алекс слышит шум и понимает, что Ария послушно следует ее указаниям. Сама же в голове пытается прикинуть дальнейший ход событий, а так же возможные последствия. Стучит пальцем по сигарете, что прикурила некоторое время назад, роняя пепел себе на колени. - Яя спустилась. Детский голосок приводит в реальность, что помогает на высокой скорости увернуться от встречной машины, которую Соло не замечает, совершая обгон. - Умница. Теперь скажи мне, куда вы переехали. Логичный вопрос, учитывая, что направление Алекс выбрала чисто интуитивно. - Спринг-Вэлл. И не прогадала. Правильно движется. - Хорошо. Я скоро буду. – И после «скоро», Соло увеличивает скорость машины до двух сотен. – А пока не молчи и говори со мной! Что может сказать борющийся с истерикой ребенок? Ария хлюпает носом. Она сидит за столом, где Николь разбросала свои краски и пальчиком водит по засохшей чёрной краске, оцарапывая ее ногтем. Ручка, которая держит телефон у уха, дрожит. - Он очень злой был. Говорил, страшные вещи. У.. у нас были Мэри с Саяном в гостях, и Мэри на него накричала.- Алекс хмурит брови, представляя, какой может быть злющей беременная блондинка, которая выходит из себя. – Она… она сказала, что белку в клетке держать нельзя против воли, - Стоп, кого? – Что у белки дом был. И она этот дом любила. А он… приманил ее и забрал себе… - Не нужно быть Шерлоком, чтобы провести аналогию.  Алекс дергает руль, чтобы сойти с прямой дороги вправо. Ее заносит в сторону, но быстрая реакция не дает машине выйти за пределы обочины. Соло слушает тихий детский монолог и старается не взвыть от переполняющей ее нутро агрессии. – Потом они быстро уехали, а … он… Алекс, это ты дом, да? Соло глотает дыма больше, чем может осилить, и чувствует жжение в гортани, отплевываясь от горечи. - Ария, я тебе уже говорила: иногда людям приходится идти на жертвы. И иногда, эти жертвы… не оправданные жертвы…приводят к плохим последствиям. Но не в нашем случае, хорошо? – Опять светофор и он красный, но  Алекс пролетает вперед, как сапсан не замеченный даже радарами. – Ты сильная девочка! Самая сильная, из существующих. Поэтому, я могу просить тебя держаться, зная, что ты так и сделаешь. Вытри слезы. Скоро все закончится. Может, от слов Алекс, а может, потому что слез у Ми-Ми уже не осталось, она как-то расслабленно прерывисто выдыхает и это отзывается в черной душе колкими ежиками. Только мысли никак не могут уйти от ее девочки. От Николь. Что творит сейчас с ней этот утырок? Если он тронет ее… Если, хотя бы волос на ее прекрасной головке колыхнется… пальцы белеют от картинок в голове. Сигнал сзади, но Соло взвизгивает шинами, заляпывая только что подрезанный Мицубиси снегом, и мчится дальше. До локации тридцать километров. Время ускориться.

                                                                                ///

В комнате полумрак. Только свет уличных фонарей где-то у соседнего дома позволяет силуэтам превратиться в реальных людей. Ники стоит у кровати, заледенелая от страха, а Дэвид ходит из стороны в сторону, сцепив руки за спиной, как гестаповский конвоир. Так однажды ходила миссис Миллс, по кабинету директора, когда Ми-Ми в детском саду почти прокусила ее дочери кожу на руке. Но это была конструктивная встреча, в присутствии как минимум двух свидетелей, и не несущая под собой ничего того, что могло значиться под грифом «опасно».  Николь тогда вела себя сдержанно, объективно и подчинительно. Обещала, что обязательно примет меры, загладит брешь в воспитании и впредь ее дочь будет менее импульсивна в выбросе негатива. А сейчас… она скукоживается, как свиная шкура на прямых солнечных лучах и только судорожно сглатывает, не имея понятия, где находится ее ингалятор. Вишенка на торте – отец. Он  довольно развалился на подоконнике, обнажая свой дырявый рот в свете ночи. Его одна нога болтается на берцовой кости, а вторая поднята и согнута в колене. Как же он рад. Потирает ручонки, сбрасывая на пол разлагающуюся кожу, и хихикает. А Адамс неумолим. Мечется. Качает головой и все время зачесывает свои черные потные волосы назад рукой. - Я подозревал, конечно, точнее, я был уверен, но надеялся, - лепечет он, отходя от двери к шкафу и возвращаясь обратно. Останавливается рядом с Ники: - Я надеялся на твое благоразумие. Я уповал на твои чувства ко мне! Мы пять лет в браке! Пять гребаных лет! – Он повышает голос, сцепив зубы, и впиваясь в карие глаза жмущейся у кровати Николь. Потом рычит и опять начинает метаться из стороны в сторону. Ники пытается. Судорожно дышит, сглатывает, облизывает пересохшие губы. Она старается восстановить то шаткое равновесие, что есть между ними: - Дэвид, послушай… Но нет. Сейчас вряд ли будет диалог. Мужчина громко рявкает: - Я тебя в любви купал всегда, обхаживал, как принцессу! Потакал твоим желаниям. – Он вдруг резко появляется рядом, и Ники несдержанно всхлипывает: - ты думаешь, я не знаю, почему мне нельзя было тебя ласково звать? – шипит почти в губы. – Не знаю? Да потому что твоя блядина это делала! « Как день, моя маленькая?», - бросает он, передразнивая Соло, что когда-то давно так неосторожно назвала Николь в больнице. Николь интуитивно и невидимо одними губами шепчет: «Маленькая моя». Мужчина своим острым плацем больно втычет во вздымающуюся грудь замершей жены, и в его глазах взрываются мириады желаний разорвать ее на куски: - Ты все время думала о ней, когда я трахал тебя, не так ли? Всегда! Потому что твое отторжение лицо… - У него бегают желваки, но он даже не моргает, – прямо пищало «Отлижи мне, Алекс!». Но я терпел. Все терпел. Думал, что тебе время нужно. Думал, что привыкнешь! А ты продолжала к ней в палату бегать! – Громкость его голоса повышается с каждым словом. Он уже не может себя сдерживать, а Ники молится всем богам, чтобы Ми-Ми сидела в гостиной и не слышала всего, что заперто сейчас в стенах этой комнаты. – Но я ХОРОШИЙ человек! Как и врач! Хо-Ро-Ший! Провел этой суке достойную операцию, на совесть, и она выжила. Еще и из комы вышла спустя столько лет! Кто ж знал-то? Надо было ее вовремя от аппарата отключить! Может, и семья наша не разваливалась бы так громко! Я переступал через себя, я доверял! Тебе доверял, ведь ты вела себя обычно! Не следил… Почти, не пас как овцу. – Разве? – Не запрещал твои сучьи вылазки с этой предательницей Миллер! И что в итоге??? – Дэвид хватает Ники за плечи и с силой встряхивает: - Я спрашиваю: что в итоге? Ты трахаешься с этим черным исчадьем, а твоя подруженька тебя покрывает!!! Сколько раз за все время, скажи мне??? – Николь стискивает зубы –так болезненна хватка рук ее мужа. – Сколько раз она успела тебя поиметь???? Сколько раз ты таскалась к ней??? У тебя дочь есть, опомнись!!! Я буду непреклонным, что б ты знала! Ты получишь минимум ЕЕ, если вздумаешь слинять! Менять собственного ребенка на потасканную пизду… - Смех. Больше, как утробный вой от безысходности. Адамс убирает руки от жены и вцепляется себе в волосы: - Я не понимаю! Я не понимаю просто… Что за блажь иметь в паре человека своего пола? Это фетиш какой-то, может, тренд? Лесбиянки – это страшные, невостребованные мужчинами, разочарованные в жизни женщины. – Он отступает на шаг в сторону, но быстро возвращается, хватая Ники за подбородок: - Но ты же не такая! Ты совершенно не типичный случай! На тебя клюют мужики, я видел ни раз, да и друзья мои все время мне это повторяют. Что тебе так не хватало? Как ты попалась на крючок этой черной шмаре? Ладно она… Вряд ли у кого-то на Соло встанет, это факт. – Факт? Ники непроизвольно вскидывает бровь. Да может Алекс и выглядит неприкосновенно, авторитарно и деспотично. Да, может у нее со зрачков стекает серная кислота, прожигая в оппоненте дыру, да, она одним словом может показать, что у нее в кармане хранятся стальные яйца, но… Сказать, что у мужиков на нее не встает… То есть, Адамс действительно утверждает, что Соло страшная? Господи, он не только туп тогда, но и слеп. – На меня смотри! – Она отвлеклась, и ее глаза опустились к полу, а Адамс вмиг пришел в негодование и больно потянул ее за челюсть вверх. – Чем она таким намазана? Ты с ней всего-то полгода была, а со мной ПЯТЬ лет! Пять гребаных лет! У нас общий ребенок, ты помнишь вообще??? Прекрасный ребенок и очень умный! А она бы тебе смогла заделать потомство??? Хера с два! Из пальцев ничего не течет, как и из языка! А слюна – это не репродуктивная жидкость! –Голубые глаза вдруг чернеют, Дэвид отпускает лицо Ники и отступает. Он измотан. Его адреналин измотал. Отходит к окну и опирается на подоконник ладонями, практически проходя своим телом сквозь довольного призрака в лице мертвого Остина. – Ты глупенькая, милая моя. Ты будто еще не созрела. Все твои действия иррациональны. Словно кто-то думает за тебя.  – Он качает головой. – Знаешь, мне просто хочется взять и убить ее… - Николь вздрагивает, а Адамс поворачивает к ней голову и смотрит через свое плечо: - Да. Нанять ребят и прострелить ей наглую тупую бошку. Иначе… Иначе пропасть, Ники. Ты пойдешь ко дну, а мы с дочерью в закат. – Он сглатывает: - Самое обидное, что я знал ведь. Знал, что ты… бегаешь к ней. Точнее догадывался. Только верить не хотел. – Опять повторяется, но это уже непроизвольно. - Знал, что ты стонешь в ее кровати, знал что она в тебе…Когда я отсужу у тебя Ми-Ми, мы с ней переедем. Николь громко выдыхает: - Что? Нет! Ты… Но Адамс не дает ей сказать: - Да. Я переведусь в Вашингтон, а она поедет со мной. Там начнем новую жизнь. - Ты ее у меня не заберешь! – Вдруг яростно вырывается у Николь. А Дэвид быстро подскакивает к ней и бьет по щеке наотмашь – Ники не удерживает равновесие и падает на пол, ударившись лбом о борт кровати. В ее глазах все начинает плыть, кружиться – она сильно приложилась. Рукой дотрагивается до точки, что жутко болит, подносит ладонь к глазам – кровь. Блять. Но не время сейчас терять рассудок. Пусть и тело становится эфемерным, гул наливается визгом в ушах. Опираясь о дрожащие руки, Николь медленно и упрямо поднимается на ноги, вырастая перед мужем, как стена. На мужском бледном лице рисуется страх - он  испугался, когда Ники ударилась. Даже отступил на шаг. Но когда девушка гордо поднялась и, игнорируя кровяную каплю, стекающую по переносице, уставилась на мужа жестким холодным взглядом, его лицо из испуганного за секунду превратилось в презрительное: - Еще как заберу, подстилка ты испанская! – Вновь шаг навстречу и шипение сквозь зубы. - У меня куча компромата на тебя. И твои поездки ночью в ИЗВЕСТНОМ направлении, и твои звонки, сообщения… И это ты мне будешь говорить, что я дочери психику ломаю? – Слова Миллер Адамс полностью перекинул на плечи своей жены. – Я не бегаю налево! Никогда не бегал! И не таскал ее в клуб, где на троне, оказывается, восседает бывшая любовница. А если бы она ее увидела? Если бы она узнала… - Она знает! – Разверзают слова пространство, когда Ники понимает, что терять ей сейчас особо нечего. Она проиграла. Больше нет возможности сохранить то, что рассыпалось. И гордость кричит ей «выбирайся! Хватит!». Она слушается. Адамс замирает перед ее лицом, на котором уже по губам течет кровавая дорожка. - Что ты сказала? - А на что было похоже? Ми-Ми знает о Соло! Более того, она лично с ней провела три дня в месте, далеком от тебя и твоего диктаторства! – Из некогда нежных губ теперь вырывается злобный и хриплый смешок. Закапываться так полностью. – Они играли в настольные игры, смотрели фильмы, а еще собаку сбитую спасли. Да-да! Именно ту животину, на которую у тебя, якобы, аллергия. И она ни разу о тебе не вспомнила! Ни разу не сказала, что скучает по твоим сюсюканьям и тупым рекомендациям. Она улыбалась сто раз на день, а ты вообще ее улыбку хоть раз в жизни видел? Сомневаюсь! Ты только подкидывал мне план воспитания нашего ОБЩЕГО ребенка и сматывался! – Ники уже не может себя сдерживать. Идет в атаку: - Ты хоть раз проявил инициативу, чтобы помочь Арии найти то, что ее действительно завлекло бы? Конечно, нет! Тебе было насрать! Есть же жена! Кто как не она должен заниматься потомством? Ну, и еще ты мамаше своей сбагривал дочь… А та уж… Адамс хватает Николь за горло, и его забрало с грохотом падает на налитые кровью глаза. Руку, под которой заходится пульс, сдавливает сильно, с жестокостью. А Ники не терпит - пытается сопротивляться. Царапает его предплечье ногтями, замахивается коленом в пах. Но силы не равны. Он толкает ее назад, ноги упираются в столик, подгибаются и Ники ломает его тяжестью собственного тела, когда садится. А точнее почти падает. Ее удерживает лишь рука мужа на глотке. - Ты сука! Мразь! Я уничтожу вас двоих! Ты пожалеешь обо всем, что сделала! – Другой рукой Адамс вцепляется Николь в волосы и тянет, чтобы она приподняла голову и взглянула в его глаза: - Все бы было хорошо, если бы не твоя сраная вендетта! Ты запомнишь эти слова, если, конечно, я позволю тебе вообще, что-то помнить!- Он больше невменяем. Только адреналин и чувство мести в расширенных зрачках. Яростно швырнув Ники на кровать, Адамс тут же оказывается на ней с целью предотвратить сопротивление. Только у Николь ни то, что на быструю реакцию, на короткую мысль сил не остается после такого жестокого захвата. Она пытается рассмотреть, что перед ней, утыкая глаза в потолок, но видит лишь мурашки и туман.А еще красные всполохи, подаренные кровавым рассечением у начала волос. Удар по щеке немного приводит ее в равновесие, и она начинает понимать, что обездвижена тяжёлым телом на ней. Адамс с силой начинает сдирать с нее джинсы, даже не удосужившись расстегнуть пуговицу. – Сделала выбор? Решила, что дочь второстепенна? – Штаны не поддаются, и он дергает створки с замком в стороны. – Будь по-твоему! Только я напоследок подарочек оставлю, - хрипит он, а в глазах пустота. – И тебе и твоей шлюхе. – Джинсы сдаются – летят на другую сторону кровати, а кожу бедер до кровоподтеков  режут натянутые трусики, разлетаясь на лоскутки. – Ты не то, что ДАВАТЬ ей не сможешь, СМОТРЕТЬ в ее нагло лицо побрезгуешь, ведь это все происходит именно ИЗ-ЗА нее! И дочери у тебя теперь нет именно из-за нее! Это конец, - он шепчет у губ Ники, сжимая их пальцами, - милая.

                                             ///

- Ария, какой точный адрес, ты знаешь? – Спрашивает Алекс, когда преодолеть ей остается каких-то семь километров. Девочка на том конце молчит. Она знала адрес в Куинсе, она помнит от зубов адрес Мэри. Она даже адрес Слона выучила. Но здесь… тут не заблудиться и не потеряться. Просто иди по головному навигатору прямо, а ноги подскажут направление. Ей не было интереса запоминать улицу и… - Пятый… - шепчет Ми-Ми, стеклянным взором упираясь в стену напротив. Думает, думает, думает. – Я помню, что  на двери при входе висит цифра «5». А улицу… - В ее голосе слышится дрожь. Будто истерика подступает. И Соло тут же идет на опережение: - Не плакать, ты помнишь? Спринг-Вэлл не такой большой. Я найду вас. Только мне нужно немного информации. Какого дом цвета, помнишь? - Светлый. С зеленой крышей. Мало полезно, учитывая, что ночью зеленую крышу не разглядеть. Алекс уже видит поселение, чертыхаясь про себя, что каждый второй дом светлый, мать его! - Хорошо. Опознавательные знаки. Рядом с домом есть что-то… Не обычное? – Как еще сказать? – Может, дерево высокое, или колодец… или… - У соседа есть флаг США! И он под прожектором! - почти кричит Ария, воодушевленно выравниваясь. Алекс тормозит на дороге, открывает дверь и выходит. Осматривает подсвеченные теплым светом фонарей дома в пятистах метрах от себя. Флаг… Сука. Не видно такого. Только под личиной святости виднеется окутанная лучами чуть ли не софитов церковь. Возвращается в машину. - Ария, а церковь от дома далеко? – Машина медленно движется по дороге, поворачивая вглубь поселения. Девочка опять молчит. Думает. На фоне что-то гремит, слышится шебаршение. - Нашла! – И Соло дергается от возгласа. – Вот… - Маленькие ручонки в мусорном ведре у стиральной машины раздобыли смятую посылочную коробку с Амазон – Ники заказывала художественные инструменты – и умная маленькая головка сразу смекнула, когда бегала глазами по подвалу в поисках подходящего ответа: - Мидл Рейн, 5! Алекс, это адрес дома, - Ария упорно не говорит «нашего», - поторопись, пожалуйста! И Соло тут же действует, вбивая в навигаторе параметры. До цели триста метров. Газ! - Дверь открыта? – тихо спрашивает, поворачивая за угол заброшенного амбара. - Я… Я не знаю…Кажется, он закрыл ее, когда провожал Мэри и Саяна. В детском голосе опять слышны ноты сожаления и растерянности. - Слушай, малышка: - Алекс уже видит это злополучный дом и белую машину рядом. Это точно его, они уже «встречались» как-то на дороге – он буровил ее взглядом, когда, стоя на красном, ее мото оказалось на соседней полосе. -Тебе нужно осторожно выйти из подвала и проверить. Только делай все, как можно тише. Ария тут же становится на ноги: - Хорошо! Автомобиль тихо тормозит у подъездной дорожки. На улице горит фонарь, освещая крыльцо, как и на нижнем этаже виднеется яркий свет, но сквозь не плотно задернутые шторы едва ли можно что-то разглядеть. Соло не глушит мотор. Просто выходит наружу, затягивается последними глотками сигареты и отшвыривает ее в сторону в объятия холодного, промозглого ветра. Ей на лицо падает снег – его так много, что, если остановиться на минуту, можно хорошенько покрыться белым липким слоем. Но она уверенно делает шаг вперед. Половицы на порожках поскрипывают, когда нога в черных ботинках наступает на них. Еще ступень и еще. Вот и дверь. Слышится щелчок, а потом входная ручка делает оборот. Едва ли Алекс когда-нибудь сможет забыть заплаканное и раскрасневшееся детское личико, с большими темными глазами, смотрящее на нее, как на нечто божественное, спустившиеся прямиком из Рая. Маленькая грудь быстро вздымается, рот приоткрывается, будто малышка что-то хочет сказать, но не говорит, а только резко срывается с места и в мгновение оказывается в теплых черных тесных объятиях, обхватывая ногами напряженную талию в настежь распахнутом пальто. Ария утыкается носиком в шею Алекс, и плачет, когда горячие крепкие руки зарываются в ее волосы и прижимают сильнее. - Тщщщ… - шепчет Соло в ушко девочки, а сама пытается ком проглотить в горле. -Ты пришла… - Так сильно Ми-Ми никогда никого не обнимала. Ее слезы застывают льдинками на шейной коже, и нос уже не дышит. Горячее дыхание почти оставляет ожоговое пятно, но она никак не может разжать ручки. Да Алекс и не торопит, хотя каждая минута ценна. - Я же обещала, - говорит, сканируя взглядом обстановку перед собой. – Все будет хорошо, малышка. Ария только кивает, соглашаясь. Еще минуту держится, а потом отстраняется, чтобы заглянуть в глаза. - Что мне делать? Соло щурит глаз, ставит девочку на ноги и остается к ней лицом к лицу: - Я тебя сейчас отнесу в машину. – Черный взгляд дожидается согласия, и невольно опускается вниз – Ми-Ми в одной футболке и легких спальных штанишках. Ступни голые, и маленькие пальчики на ногах от холода поджимаются. Алекс быстро сбрасывает с себя пальто, накидывает его на Арию, укутывает ее, будто младенца в теплое одеяло, и опять поднимает, прижимая к себе поближе. Выравнивается с ней, наткнувшись тугой ниткой, и на миг замирает: - Какая спальня твоя? - кивает в сторону лестницы на второй этаж. Ми-Ми разворачивается корпусом и тычет влево: - Эта. Их рядом. Но она заперта. Я хотела зайти… - Поправимо! – Черная мгла крепче прижимает девочку к себе, когда спускается с крыльца к машине. Открывает заднюю дверь, осторожно сажая хрупкое маленькое тело на сидение: - Ты должна сидеть здесь и ждать. Я ненадолго уйду, чтобы забрать твою маму, а ты не смей высовываться. Ничего не бойся. – Показывает пальцем на кнопку в двери: - Закройся изнутри, а когда нас увидишь, то разблокируешь двери, хорошо? – Ария положительно кивает. – В машине тепло, поэтому все, что тебе нужно – это просто набраться терпения. В гостиной работает телевизор, когда Алекс плотно закрывает за собой входную дверь. Его звук противно отзеркаливается от барабанных перепонок и раздражает каждый воспаленный нерв в теле. Но Соло даже не морщится. Она шагает вперед, к лестнице, и ее глаза, не мигая, нацелены только на коричневый запечатанный замком вход, за которым скрывается неизвестность. Проекция мозга публикует трансляцией тот ужас, что может предстать буквально через несколько секунд. Алекс несдержанно скалится и матерится одними губами. В ней по нарастающей закипает ярость. После того, как она попадет внутрь запертой комнаты, мир опять разделится на «до» и «после». Главное, чтобы в «после» было как можно меньше потерь. Три последние ступени преодолеваются уж очень быстро, и черный массивный ботинок правой ноги с ошеломляющей силой врезается в металлическую шарообразную ручку, снося ее почти насквозь. Соло замирает в проеме, останавливая ладонью дверные ошметки, ударившиеся о стену и отпружиненные на скорости в ее сторону. Все, что сейчас выходит - это шумно сглотнуть, когда картина перед ней растекается багровостью, даже в большей степени, чем рисовало дьявольское воображение. Он нависает над ней. Медленно убирает руки от ЕЕ шеи, находясь меж безвольно раскинутых ног, покрытых густыми пятнами крови. Его взгляд замер, застекленел, выцвел вместе с румянцем лица. Подбородок дрожит вместе с нижней губой. Даже громкий звук и ворвавшаяся смерть не привлекают его внимание. А под ним… - Я… я не хотел… Я… просто… она… так…. Я… В шкафу образуется дыра, пробитая головой Адамса – Алекс одним рывком отшвырнула его на противоположенную сторону комнаты за трескающийся ворот рубашки, холодными руками забирая в ладони замершее лицо Николь. - Солнышко? – тихим хрипом зовет Соло, пытаясь привести нереагирующую девушку с огромными синяками на шее в себя. – Посмотри на меня, ну же. Давай, любимая! – Руки дрожат, голос практически пропал. Глаза судорожно бегают по застывшему личику, налитому серостью черноты, с целью уловить хоть какой-то признак жизни. Но Николь будто изваяние или вылитая воском неодушевленная статуя. Алекс несильно шлепает ее по щеке – сначала одной, удерживая за подбородок пальцами, а потом и другой. Тщетно. Ее черное сердце сейчас выпрыгнет через уши. В висках водопадом шумит кровь. Капилляры в глазах лопаются – это даже можно почувствовать. – Маленькая, моя, пожалуйста. – Соло рвано тянет черные рукава своей водолазки выше и кладет руки на не дышащую грудь – одну поверх другой. Начинает давить: «раз, два, три, четыре, пять…» - шепчет, тянет за подбородок свою крошечную истерзанную девочку, чтобы рот открыть – «Вдох».  Опять: «раз, два, три, четыре, пять, шесть…» Черный, загнанный в тупик зверь, пытается! И пытается снова, опять, раз за разом, но ничего не выходит – Ники так же не реагирует и не возвращается оттуда, куда ее загнали жестокие руки некогда клянущегося в любви и безопасности упыря. Ничего не получается. Реакции нет. Соло воет, гортанно хрипя и продолжая реанимацию. У нее текут слезы по щекам. Капают из-за дергающихся хаотичных тиков на грудь Ники, и тонут между петель толстой вязки темного растянутого свитера. Свитера Алекс. Соло припадает пальцами к сонной артерии. Замирает. Ждет. Но под подушечками тишина. Воздух уже закончился в легких – так долго она ожидает толчка. Сзади вдруг что-то падает – это Адамс пришел в себя после встречи его головы и увесистой двери шкафа. Пытается подняться на ноги. Не успевает, прежде чем тупой носок черного ботинка встречается его носом, разбрызгивая кровавую юшку по периметру. Мужчина летит назад, ударяясь головой о стену под окном. Его разум в панике, покрыт пеленой и ориентация теряется из уязвимого разума, когда чувствуется свирепый захват на макушке. Алекс тянет его за волосы, чтобы поднять. Адамс хватается за ее руку. Ему нужно облегчить боль - больше инстинктивно, нежели осознанно. Это мало его спасает от следующего сильного удара в живот. Соло бьет левой рукой, но от боли согнуться не дает. Держит черные волосы железными тисками. Бьет опять туда же, в этот раз, разжимая пальцы. Мужчина ударяется о подоконник итак сломанным носом, от размозжения его черепа спасают вовремя подставленные в щите руки. Колени подгибаются, притяжение тянет на себя, но Соло не дает «отдыха». Она смыкает свою руку на горле Адамса, и почти отрывает его от земли: - Ты сдохнешь в мучениях, мразь! Я переломаю каждую твою косточку, и брошу захлебываться кровью! Он хрипит из-за недостатка кислорода, задрав голову: - Я.. не… не хотел! Алекс дергается в сторону, к стене, и со всего маху бьет трепыхающуюся в руках жертву об нее затылком, вместе с этим сдавливая пальцы на шее сильнее. - Каждый твой отрезанный палец я буду совать тебе в рот, и смотреть, как ты им давишься! – Опять рывок, но теперь голова Адамса пробивает дыру в стекле оконной рамы, чувствуя, как кожу на черепе обжигают острые разрезы. Кровь течет по его ушам, лбу, особо тонкий стеклянный осколок застревает где-то на макушке. – А знаешь, что будет потом? Я тоже самое сделаю с каждым, кто связан с тобой генетически! – Звериный оскал Соло, приближается к обессиленному лицу мужчины, и она шипит у его губ: - И начну с твоей мамаши! Адамс видит перед собой размытый силуэт, отмеряя секунды до своей кончины, но тут вдруг пальцы на его шее вздрагивают и слабеют, когда в на фоне звучит слабое: - Ммммм…. Соло резко поворачивает голову в сторону кровати – она видит на ней движение. Ники! Черный мозг не может прийти в себя до предела опьяненный адреналином и яростью. Но автопилот и желание успеть берут свое, поэтому Алекс дергается, будто ударенная плетью, когда звук повторяется с более контрастным звучанием. Но ее останавливает резкая жгучая боль на предплечье. Адамс острым осколком стекла вспорол ей руку, попутно кашляя, чтобы наполнить свои пустые легкие кислородом. В пальцах чувствуется онемение, но Соло ловко уворачивается от еще одного замаха, уходя корпусам влево. Делает резвый шаг к стене и бьет идущего в атаку мужчину лбом в переносицу, фиксируя его занесенное над ней орудие раненной рукой. В глаза попадает кровь. Не понятно чья, но зрение пропадает на мгновение, пока она пытается понять, что вообще произошло. Машет головой из стороны в сторону, вытирает лицо плечом. Отвлекается, и получает сильный удар в колено. Падает на пол. Адамс наваливается на нее всем телом, заносит над черной грудью с тяжело бьющимся сердцем осколок, давит, чтобы воткнуть. Но не может закончить задуманное – путь ему преграждают руки. Алекс держится в нятяге, старается предотвратить нападение. Из раненного предплечья уже не стекает, а хлещет кровь – так сильно противодействие. - Это ты виновата во всем, тварь! – раздается ор прямо над ней. – Ты во всем виновата! Надо было тебя пустить в расход еще на операционном столе! - Соло скрежещет зубами, пытаясь оттолкнуть от себя взбешенного Адамса, подтягивает колено выше, к подбородку, упирается подошвой в мужской живот и толкает. Не теряя ни минуты, подскакивает к отлетевшему кардиохирургу и пяткой вжимает его руку,  держащую осколок стекла, в пол. Слышит хруст, а за ним вопль боли. - Надо было, гандон! Видит дьявол, что НАДО БЫЛО! Но ты понадеялся, что я не прикончу тебя, когда вернусь! – Она поднимает ногу и с силой снова опускает, доламывая то, что первостепенно в жизни, особенно если ты являешься врачом. – Теперь ты первый сможешь протоптать дорогу в ад! А когда я и там до тебя доберусь, всякий черт побоится стоять рядом и смотреть, как я наматываю на вертел твои гниющие кишки! - Алекс подбирает осколок, выпавший из рук Адамса и подносит его к напряженной вздувающейся мужской шее: - Передай привет Сатане! – говорит, замахиваясь, но не успевает нанести заключительный удар, потому что ее рука оказывается в захвате. Судорожный поворот головы. Николь. Она едва стоит на ногах. Шатается, пытаясь дышать открытым ртом. Ее свитер спущен с синего плеча до середины окровавленных бедер. Лицо бледное, губы сухие, бардовые. В глазах стоят застывшие слезы. Она держит запястье Соло и с непередаваемым ужасом безостановочно качает головой. Можно почувствовать ее дрожь - она как ток, передается по проводникам. - Не делай этого, - шепчет почти беззвучно. – Не бросай меня опять. И Алекс отшвыривает осколок стекла прочь, когда подхватывает ослабевшее тело, не давая обмякнуть. Прижимает к себе. Осторожно подводит к кровати и сажает. Сама опускается на колени: - Любимая моя… - берет холодные ладони Ники в свои и целует, не пытаясь скрыть слез. Мокрые ручейки безостановочно льются по щекам. – Солнышко, ангел мой, все будет хорошо! – опять целует. Губами задерживается на кончиках пальцев, затем прижимается к ладоням лицом и громко в них выдыхает. Николь тоже не сдерживается и плачет, глядя на черную макушку внизу. Она не чувствует боли, не чувствует страха. Она просто понимает, что все кончено. У нее под кожей растет то тепло, которое еще тогда, пять лет назад, было варварски отнято жизнью и дьяволом. Соло кренится к низу, утыкается ей в правое бедро носом, оставляет там несколько поцелуев, не переставая сжимать в руках уже потеплевшие ладошки своей измотанной любви. Запах ржавчины не перебьет запах ее самой любимой девочки. Не помешает почувствовать ту нежную связующую, которую они создали вместе, проходя по заминированному полю. Губы опять оставляют влажный горячий поцелуй на коже. Была бы возможность, они вдвоем сию секунду бы исчезли из этой вселенной и оказались в той, где у них за плечами всегда бы сияло яркими лучами слово «счастье». Соло крепче сжимает пальцы, почти размякая талым снегов с в своих же слезах. Но возня сзади заставляет ее резко вытянуться в спине и повернуться. Адамс пытается перекатиться на бок, чтобы сплюнуть кровь, и тут же в черном разуме опускается завеса ненависти. Черт с тремя головами распрямляется во весь трехметровый рост. Соло вскакивает на ноги, разворачивается, сжимая кулаки до треска костей и густого сочения крови из раны. Но опять ее останавливает Николь. Она хватается за край ее водолазки слабыми триммерящими руками, сильно держит, а сама моляще устремляет заплаканный взгляд в ядро мертвой черной души. Отрицательно качает головой: - Нет, Саша! Не делай этого! – Алекс сглатывает. От этой секунды до конца жизни ублюдошного человека остается только лишь один короткий шаг и удар. И ноги уже гудят в икрах. Вена на шее вздулась – так рьяно желание кинуться и растерзать. Только влажные карие глазки цепки и просящи. На лице Соло читается непонимание, изрисованное хмурыми  густыми бровями, с капельками крови на волосках и глубокой морщинкой на переносице. Она бы могла вырваться, исполнить то, что, по ее мнению, зовется КАРМОЙ, но… Ники так искренна сейчас, и хватка ее настойчива, пусть даже пальцы уже болят от напряжения. Где-то внутри разливается чувство ревностного взрыва. Всполохами аффекта наливаются собственические импульсы. Неужели, ее девочка что-то чувствует к этой сволочи, раз так рьяно ее защищает? А Николь, будто прочитав мысли тихо всхлипывает: – Тебя у меня заберут! Здесь…- она указывает на пространство вокруг глазами: - Повсюду твои отпечатки. И камера при въезде в поселок. Твою машину найдут… - Новая порция рыдания выходит из дрожащих губ, когда рука Ники отрывается от одежды Алекс, не в силах больше держаться, и повисает меж своих чуть раздвинутых ног. Соло сглатывает тягучую желчь, смотря, как Николь все ниже опускает голову. Она плачет. Сердце разбивается, так тошно видеть следы черных необдуманных действий. Чувство мести борется с чувством защиты, словно два гладиатора в Колизее. Они сходятся в смертельной схватке, гремят мечи, рассыпаются щиты. И второй на долю секунды оказывается сильнее. Алекс играет желваками, глядя через плечо на все еще не сдохшего, но уже не такого живого человека на полу у шкафа, злобно кусает себя за нижнюю губу, тянет закатанный рукав водолазки к запястью, чтобы меньше задевать порез, со все еще не до конца остановившейся кровью. Опять возвращает взгляд к Ники: она вся в крови ссадинах и синяках. Шея истерзана «космосом», рана на лбу и виске, скулы отражают последствия сильных пощечин, губы синюшные в точечных дырочках от чужих резцов.  Бедра… Будто леопардовый окрас, а меж ними кровавый океан. Соло боится узнать, что творится выше… Меж ее аккуратных ножек. Облизывает губы, думая, разворачивается, чтобы добраться к шкафу. А на пути он – валяется беспомощной амебой, роняя красные слюни по подбородку. Алекс что есть мочи, бьет его в пах. Адамс взвывает на всю округу, и Николь вздрагивает. - Ножку приподними, - Соло уже рядом, на корточках с широкими шортами в руках. Это максимально, что можно хоть как–то использовать для того, чтобы выйти к машине. – Теперь другую. Умничка. Встать сможешь? - Ники задумывается и кивает. Она держится за черное плечо, пока Алекс тянет резинку шорт вверх, наматывает белый шарф на шею и укутывает ее в длинное пальто цвета слоновой кости. Еще более осторожно приходится повозиться с волосами. Раны на лбу и виске скрыть получается, а вот все остальное… Но тут нечего думать. Все будет, как есть. Соло еще раз осматривает Николь и с любовью впивается в ее глаза своими: - Обхватишь меня ногами или сама? – Вопрос трепещущий, осторожный. Алекс знает, что идти у Николь получится с трудом, как с трудом получится прижаться к чему-то своей промежностью. Но они должны определиться, чтобы покинуть этот злополучный дом. Ники шумно выдыхает носом. - Я… я сама пойду. – Соло кивает в ответ, поддерживает ее, и они делают шаг к двери. Николь морщится каждый раз, когда левая нога сменяет правую, закусывает внутреннюю сторону щек, чтобы не заскулить, бросает быстрые взгляды от ног к выходу, но ей кажется, что они вообще не сдвигаются с места. Топчутся на месте. Соло, закинув ручку Николь к себе на плечи, поддерживает ее за талию, прижимается плечом. Видит, как той больно ступать, чувствует эту боль. Но терпеливо подчиняется течению. - Никоооль… - раздается сзади хрип, и Ники резко поворачивает голову назад. Адамс тянет к ней руку, пытается подняться, но постоянно дергается книзу. У Алекс по венам начинает разливаться гнев. Плечи нервно дергаются, на загривке сборище мурашек. Черное тело вот-вот отпрянет от Николь, вернется назад и перережет глотку тому, кто заслужил это давным-давно, еще пять лет назад. Но она не может так поступить с ней. Не сможет опять ее оставить. Убийство действительно приведет только к сроку. И никакое умение, связи, оправдания не спасут от наказания. Поэтому, Соло забегает вперёд, почти касаясь живота Ники своим, чуть приседает и берет ее под ягодицы: - Потерпи, любовь моя, - Николь интуитивно разводит ноги, опоясывая ими талию и морщась от боли, когда раненной плоти касается грубая ткань штанов Алекс, обнимает ее за шею руками и зарывает носик в черные волосы. Соло пахнет домом. Ее домом. – Я теперь рядом. Всегда буду. Спустившись вниз, Ники резко выпрямляется: - Саша, стой! Ммоя дочь, она… Но Соло продолжает путь, отрывая одну руку от своей ноши, чтобы открыть входную дверь: - С ней все в порядке. Она в машине. И будто в доказательство, фары черного авто у дома мигают, задняя дверь открывается и оттуда раздается звонкое: - Мама! Ми-Ми медвежьим сапом обнимает Николь, когда Соло сажает ее с хрустальной осторожностью назад, так сильно, так трепетно, что Ники не желая того, всхлипывает в макушку, и прижимает теплую родную девочку к себе, что есть силы. Они трогаются. И чем дальше отъезжает машина, тем легче становится у Ники на душе, провожающей удаляющийся дом в зеркало заднего вида. Она молчит, сжимая тихую Арию в руках, только иногда вздрагивает от боли, что режет внезапностью из-за неосторожных детских движений. Ми-Ми не смотрит на лицо матери. Она чуть не задохнулась, когда увидела ее, прежде чем обнять. И тут же сама себе дала оплеуху, проглотила слезы, вытерла нос о грудь Николь. В детской душе теплилась и согревала только одна фраза «Она жива!», а синяки пройдут. Точно, пройдут. И кровь сотрется. Все теперь будет хорошо. - … Да. Мидл Рейн, 5. – доносится с водительского места, и Ники сосредоточенно вслушивается в разговор Соло по телефону. – Я не знаю, Малк. Может быть и конечный. Пока я была в доме, он …- Алекс делает паузу, быстро зыркнув через зеркало на тихую девочку  в объятиях матери. – Да мне насрать! В общем, разберёшься. – Ей что-то отвечают – Николь не слышит, но видит, как Соло кивает, пытаясь достать рукой сигарету из пачки на панели. – А какая ближе? – Поджигает кончик огнем зажигалки и приоткрывает окно. – Да. Договорись. Я буду там… - смотрит на наручные часы, цокнув, от боли, когда рана на предплечье дает о себе знать. – Через двадцать пять – тридцать минут. – Долгая затяжка. Кашляет дважды. – Нет. Инкогнито. И отдельная палата, само собой. – Обугленный фильтр летит прочь. Окно закрывается. – Нет. Она говорить позже будет. Я позвоню тебе, когда. – Алекс бросает взгляд на Ники, и ее лицо немного разглаживается – уже не такое холодное и опасное. – Угу. До связи. – Соло швыряет телефон на пассажирское сидение, облизывает губы, а потом тянется другой рукой к часам и зажимает на них кнопку, удерживая ее несколько секунд. Ми-Ми, наблюдавшая за всем происходящим тихой мышкой, понимает, что этим жестом Соло просто остановила стрелки. И счетчик «в обратную сторону» резко замер. Ее догадка подтверждается, когда окно с водительской стороны опять открывается, Алекс отстегивает ремешок часов, снимает их с запястья и вышвыривает наружу. Сегодня не первое марта. Сегодня конец января. Значит, ТОТ дэдлайн уже не актуален. Значит, конечная точка невозврата случилась сегодня. Значит, первый день весны обещал стать последним днем одной эпохи, и началом новой. Только время «между» чем должно было заполниться? А заполниться оно должно было (пыталось, по крайней мере), тем, что зовется «законно». Тем, что могло быть без потерь. Тем, что не вызвало бы большого резонансного «пиздец». Тем, что сумело бы разграничить «СПОКОЙНО» одну сторону существования, от другой. Но не получилось быть правильной. И Соло не жалеет!