Мыши, персики и больше никаких перемещений во времени

      Пашка не без проблем, но успешно сдал сессию и теперь мог немного выдохнуть. А Сергей выбил себе на работе отпуск и как-то раз одним вечерком заявил юноше: — Поехали куда-нибудь на отдых, а? Хотя бы на недельку. Восстановишься немного после учёбы.       Вершинин на такое предложение охотно изогнул губы в оценивающей улыбке и, притершись к Сергею, поцеловал его в нос: — Давай. Тебе тоже отдохнуть надо.       Юноше бы, конечно, хотелось поехать куда-нибудь за рубеж, да и мужчине, может, тоже, но всё-таки Костенко в силу своей службы в ФСБ был невыездным, поэтому выбирать приходилось только в пределах страны, однако это не стало проблемой.       — А мы хотим на какой-то активный отдых, типа экскурсии, походы какие-нибудь, или чисто на пляже потюлениться? — поинтересовался Вершинин.       По его глазам было видно, что он сам — сторонник того, что бы лечь и никуда больше не двигаться, и Сергей едва сдержал смех.       — Ну уж нет, — проговорил мужчина с усмешкой, — что-то меня работа слишком уж притомила. Я хочу просто полежать, и чтобы за меня готовили.       Паша этим ответом остался крайне доволен. Отпуск у Сергея должен был начаться буквально через две недели, поэтому тур себе выбирали довольно быстро. Всякие сборы вещей взял на себя Паша как человек менее занятой, а по вечерам вместе сидели, просматривая места и отели.       — Блин, Серёж, ну тут двадцать минут до моря идти, — ворчал Вершинин.       — Ну и что? Прогулочка. Воздухом подышим. Ты, тем более, быстроходный.       — Да ну тебя, — фыркнул Паша. — Мы же отдыхать едем, а не совершать марш-бросок каждый день.       — Ну не ворчи, — усмехнулся Костенко, игриво лохматя волосы юноши. — Поищем ещё. Но если ничего лучше не будет, то тебе придётся смириться, ласточка моя ленивая.       Вершинин в ответ на это снова фыркнул, состроил недовольную мордочку и пихнул Сергея в бок.       Обычно заканчивались эти обсуждения тем, что утомлённый Паша заявлял, что устал, и предлагал сделать перерыв. Не менее измученный долгой мыслительной деятельностью ещё и после рабочего дня Сергей соглашался, но, разумеется, за вечер они больше к этому не возвращались. Правда, так отлынивать получалось всего несколько дней, а потом время уже начинало поджимать, поэтому отель выбрать всё же пришлось. До моря всё равно надо было идти пешком, правда, не двадцать минут, и Паша вынужден был согласиться, потому что по всем остальным параметрам жильё было замечательное — с красивой облагороженной территорией, бассейном, «всё включено», даже алкоголь на баре бесплатный. Сергею это было без надобности, он особо не пил, а вот Вершинин был рад. Костенко по этому поводу ничего не сказал, но вряд ли был доволен активным желанием юноши напиться.       Наконец, выбор был сделан, вещи собраны, Персик отправился на ВМЖ к Ане. Ехать на поезде не стали — Сергей заявил, что лучше уж отдать побольше, благо деньги есть, зато быстро. Поэтому полетели на самолёте. Юноша уже давненько не летал, поэтому отвык и слегка волновался. Правда, ожидание в аэропорту, смешанное со всеми кругами ада проверок, через которые необходимо было пройти, несколько сгладили волнение, однако, куда больше Пашу успокаивало то, как заботливо и нежно, но крепко сжимал его руку Сергей при взлёте и посадке.       Южный воздух сразу обдал жаром и неимоверной духотой. Россыпи зелёных деревьев и кустарников стояли, недвижимые дуновением ветра. Дело было к вечеру, поэтому почти оглушительно стрекотали цикады. В такси до отеля Пашка подремал на плече Костенко, а уже в номере, пережив новую, благо всего лишь двадцатиминутную, тягомотину заселения в холле, оба, немного распаковав и разложив вещи, рухнули спать, хотя изначально ещё планировали спуститься на ужин, окунуться в бассейн и в качестве «разведки» прогуляться по округе. Разве что Костенко успел настоять на том, что бы Паша отписался родителям, да и друзьям, если кому надо, что уже долетел и заселился.       — Паша. Паш, вставай, птенчик.       Юношу разбудили осторожные поглаживания по плечу и тихие, низкие приговаривания. Вершинин лениво разлепил один глаз. В комнату били яркие лучи солнечного света, возле балконной двери колыхался тюль. Сергей сидел на краю кровати перед Пашей — чтобы не было вопросов, они заселились в номер с двумя односпальными кроватями, но в первый же вечер сдвинули их в одну — и гладил его по боку и плечу.       — Который час? — сипло поинтересовался Паша, прикрывая глаз обратно.       — Семь.       — Семь утра?! — Вершинин мгновенно распахнул оба глаза и вперил взгляд в Костенко. — Серёж, с ума сошёл? А поспать?       — Поспать и дома можно, коть.       — Но мы же сюда отдыхать приехали.       — Паш, у нас завтрак до девяти, а надо ещё на море успеть.       — А чё, оно тоже куда-то отдыхать уезжает? — ворчливо пробормотал юноша, переворачиваясь на спину и принимаясь тереть глаза. — Думаешь, не застанем?       — Ну так там народу набежит.       — А зачем нам утром идти? Давай к обеду вставать: и поедим, и на море придём, а там людей не так много будет. Притом выспавшиеся.       — На море днём? В самое пекло? Ты уверен, что ты настолько теплолюбивый, малыш? — с толикой язвительности спросил Костенко.       Паша перестал тереть глаза, сложил руки косым крестом на груди и неодобрительно посмотрел на Сергея. Тот расхохотался.       — Ну ладно тебе, не дуйся. Не я один ведь хотел на отдых. Пойдём.       Вершинин вздохнул и сел на кровати.       — Ладно. Но только ради тебя.       Он поднялся на ноги, потянулся, размял плечи и отправился в ванную, чтобы умыться. Сергей перехватил его по дороге, обвивая рукой поперёк живота, притянул к себе и покрыл чужие плечи поцелуями.       — Я ценю это, котик.       Паша немного разомлел и даже улыбнулся, чуть прикрывая глаза. Затем извернулся в чужих руках, прижался к Сергею, оказываясь к нему лицом, потом немного отклонился назад, позволяя мужчине его удерживать, и заявил: — Только давай так: ты тоже пойдёшь мне на уступку. С тебя пара дней, которые мы проведём так, как я захочу?       — Договорились, — кивнул Костенко.       Паша этим ответом остался явно доволен, чмокнул мужчину в нос, высвободился из его рук и отправился умываться.       На пляж Вершинин, в противовес Серёжиной бодрой походке, ковылял довольно уныло. А, разложившись на месте, долго противился заходу в воду, бродя в ней сперва по колено, потом по пояс, потому что, видите ли: «Серёж, ты с ума сошёл? Она ж холодная». Впрочем, всё же искупнувшись, Паша растянулся на покрывале, подставив себя палящему солнцу, предварительно, по крайне настоятельным советам — почти наказам — Сергея, тщательно вымазавшись солнцезащитным кремом. Юноше это обычно было лень, но вообще-то ему ужасно нравилось, когда мужчина мазал ему спину — она-то у Вершинина почти эрогенная зона, если его по спине правильно погладить, он растает в два счёта. И Костенко всеми этими знаниями обладает — где коснуться, как погладить, куда слегка нажать, чтобы Паша весь задрожал от восторга и прилип к чужим рукам. Правда, мужчина этим пользоваться не спешил — всё-таки подобные игры — для уединения.       Под тёплым солнцем Пашка довольно дрых, пристроившись к нагретому боку Костенко, пока сам мужчина безмятежно читал книгу и лишь иногда отрывался, чтобы поглядеть на море, чаек или понаблюдать за людьми и ситуациями на пляже. На плескавшиеся волны ему особенно нравилось смотреть: море было для него чем-то светлым, приятным, чем-то из полного умиротворения детства, безвозвратно утраченного, но оставившего где-то внутри щемящие, нежные ощущения, теперь так упорно рвущиеся наружу.       Вершинин просыпался лишь тогда, когда Сергей уходил ещё окунуться, а, вернувшись, садился обратно на покрывало холодный и мокрый. Тогда разбуженный Пашка поднимался, сонно и немного недовольно глядя на Костенко, сильно щурясь от яркого света, но всё же украдкой льнул к его торсу. Особенно юноше нравилось любоваться Сергеем в такие моменты — спокойный, чуть более расслабленный, нежели обычно, красивый до умопомрачения. Вершинин обожал разглядывать кожу Костенко: под южным солнцем на его плечах — и совсем капельку на щеках вокруг носа — высыпали веснушки. Пашу это приводило в неописуемый восторг. Вообще-то он понимал, что рыжикам такое обычно, что называется, «по статусу положено», но Сергей в основном затворничал, мало находился на солнце, а потому даже летом был довольно бледен, и теперь видеть веснушки на коже Костенко — того самого грозного, сердитого Костенко, бывшего бандита, нынешнего работника спецслужб, жёсткого, бескомпромиссного — было верхом очарования. Сразу после купания эти самые веснушки ещё и красиво обрамлялись блестящими на солнце капельками воды, довольно быстро испаряющимися с кожи. Паше всегда ужасно хотелось в такие моменты сцеловать эти капли, а ещё лучше — выцеловать все плечи Костенко, коснувшись губами каждой, даже самой маленькой веснушечки. Но он, разумеется, на пляже себе этого не позволял. Зато в номере, один на один с Сергеем, лёжа в кровати, Паша порой почти безостановочно припадал к чужой коже и целовал, целовал, целовал.       — Ну брось ты, — фырчал Сергей. — Чего эту грязюку целовать?       — Почему «грязюку»-то? — искренне недоумевал Вершинин. — Красиво же. Мне очень нравится. Так ми-и-ило, — протягивал он слегка насмешливым тоном и заливался хохотом, видя неодобрительный взгляд Костенко. Хотя на деле, несмотря на попытки перевести слова в шутку, Паше это действительно казалось милым. — Ну, правда, чего ты? — уже примирительнее продолжал он. — Тебе очень идут веснушки, и мне они очень нравятся.       С этими словами юноша, обхватив мужчину поперёк торса утыкался носом в его плечо, разнеженно улыбаясь. Сердце Сергея понемногу оттаивало. Он зарывался пальцами в волосы Вершинина.       — Ну, не знаю. Несерьёзно как-то выглядит.       — Дразнили в детстве? — тихо интересовался Паша.       — И это тоже, — пожимал плечами Костенко.       — Ну и дураки. Ты самый красивый. Особенно с этими замечательными веснушками.       Не обходилось и без веселья. Вершинин, например, весь остаток отпуска хохотал после случая на пляже в один из первых же дней. Юноша, вальяжно развалившись, сидел на пледе рядом с Костенко и силился разглядеть хоть что-то в экране мобильного телефона, засвеченного солнцем.       — Молодой человек, — раздалось откуда-то сбоку.       Паша поднял голову. Перед ним, чуть склонившись, стояла девушка. Мокрые от морской воды волосы рассыпались по плечам отдельными прядями, их обладательница приветливо улыбалась. В паре шагов позади неё стояла ещё одна девушка, воровато, немного безучастно поглядывавшая за происходящим — видимо, подружка.       — Да? — не сразу отозвался ещё несколько сонный и немного подозрительно отнёсшийся к внезапному обращению Паша.       — Можно с вами познакомиться?       Вершинин пару мгновений потратил на изумлённый взгляд. Юноша не сразу понял, что окружающим далеко не всё так понятно про его личную жизнь, как есть на самом деле.       Он уже хотел раскрыть рот, как девушка шутливо и весело добавила: — Если, конечно, ваш папа не против.       Она хихикнула, видимо, чтобы ещё раз подчеркнуть, что шутит в отношении того, что ей или Вершинину необходимо разрешение «родителя» парня, и качнула головой в сторону Сергея.       — Папа? — вырвалось в Паши прежде, чем он успел сообразить.       Юноша машинально проводил взгляд девушки и наткнулся на Костенко, который, встретив Пашин взор, лишь немного отвернул лицо, чтобы не захохотать, потому что на смех его явно пробирало. Вершинин, поняв, что к чему, тоже едва не прыснул.       — Ну, что скажешь, папочка? — усмехнулся он. Почти тут же повернулся обратно к девушке: — Извини, вынужден тебя огорчить: я уже занят. Дома девушка ждёт.       — О, — выдохнула собеседница, но тут же снова улыбнулась. — Окей. Тогда пока.       Она немного неловко — видимо, не рассчитывала на отказ — махнула рукой на прощание, вновь улыбнулась, правда, уже несколько смущённо и удалилась вместе с подругой, с которой тут же принялась что-то бурно обсуждать.       Паша для приличия выждал несколько секунд, а потом свалился спиной на покрывало.       — Слышал? «Если папа не против»! — расхохотался наконец он.       — Нет, ну, а что ей ещё было думать? — посмеивался Сергей, глядя на Пашу сверху. — Не правду ведь.       Он ещё несколько мгновений смотрел на смеющегося юношу, а затем ехидно пощекотал его бок, вызывая новую волну хохота.       Впрочем, это, к Пашиному удивлению, был не единственный случай. Вернее, юноша, сам того не желая, нередко привлекал внимание, завязанное, судя по всему, на романтическом интересе. Конечно, Вершинин прекрасно знал, что довольно хорош собой, он часто по жизни был симпатичен девчонкам, но здесь внимание к нему будто бы повысилось. Логично, конечно — здесь люди отдыхают, у них мозги не заняты делами, они больше смотрят вокруг, а некоторые и вовсе приезжают в том числе с целью покутить с кем-то случайным в отпуске, и всё. Без обязательств. Ну, некоторые, может, и с обязательствами. Паша этого решительно не понимал. Нет, конечно, он раньше, до отношений с Сергеем и вне каких-либо ещё, не гнушался после какой-нибудь тусовки или клуба оттянуться с кем-нибудь незнакомым или малознакомым, но вот что б в отпуск ехать с такой целью — это было не для Вершинина. Он всегда ездил только отдыхать и, даже когда не был в отношениях, совершенно не интересовался случайными курортными романами.       Впрочем, даже на Сергея пару раз вечером у бара обрушивалось такого рода внимание какой-нибудь женщины, но Паша от него всё же страдал куда больше. Поэтому теперь, особенно с учётом постоянных взглядов то открытых, то украдкой, да к тому же ещё парочки налётов по причине познакомиться, Вершинин уже начинал ворчать: — Я себе скоро табличку повешу: «Не знакомлюсь, уже занят». Или ещё лучше — на лбу набью: «Отвалите, я с мужем».       Лежавший рядом с ним на постели в номере Сергей немного резко развернулся лицом к юноше.       — Вот как? Мы уже женаты? Как-то я упустил этот момент.       Вершинин с притворным недовольством цокнул языком.       — Ну, не нравится «муж», будешь просто мой любимый мужик.       С этими словами он разреженно-лениво придвинулся ближе к Костенко, по-кошачьи бодая его в плечо, прикрыв глаза. Сергей расплылся в тёплой улыбке и повернулся к Паше ещё чуть сильнее, ласково глядя на него и опуская свою ладонь, принимаясь гладить юношу по спине.       Вершинин как-то раз, правда, всё же не выдержал. В послеобеденное время ещё не отошедший от дневного сна — они с Серёжей нередко ложились спать после обеда, чтобы спокойно пережить самое пекло в номере с кондиционером — он, небрежно облачённый в едва запахнутый отельный халат, вышел постоять на балкон, чтобы немного подышать воздухом. Опершись локтями на перила, чуть склонился над ними, разглядывая доступную глазу территорию отеля. По не очень широкой дорожке внизу шла довольно миловидная дама, заметно чуть старше Вершинина. Она, то ли оглядываясь, то ли просто невзначай, подняла голову и увидела Пашу, стоящего всего парой этажей выше. Приветливо и немного кокетливо ему улыбнулась. Юноша услышал, как в этот момент за ним открылась балконная дверь, и к нему приблизился Костенко. Недолго думая, Вершинин круто развернулся и прижался к Сергею, жадно, горячо целуя его в губы. Мужчина такого явно не ожидал, но всё же перехватил Пашу поперёк спины свободной рукой. В другой у него была маленькая чашка кофе, напиток из которой он едва не расплескал по всему балкону от внезапного Пашиного «нападения». Вершинин вцепился пальцами в края ворота халата Костенко, настойчиво притягивая мужчину к себе. Лишь спустя несколько секунд выпустил его из хватки, глубоко вдыхая ртом. Не мог отказать себе в удовольствии глянуть вниз, но там уже никого не было. На секунду Паше, расплывшемуся в ехидной улыбке, даже стало жаль, что он не видел эмоцию той случайной прохожей.       Сергей, всё ещё придерживавший Вершинина поперёк спины, только теперь мягко убрал свою руку и покачал головой: — Паш, целоваться с тобой, конечно, сплошное удовольствие, но давай без выкрутасов. Не на людях.       Паша усмехнулся и развернулся к двери: — Ну пошли тогда в номере целоваться.       — Дай мне хоть кофе попить, — беззлобно отозвался Сергей с улыбкой. — С красивым видом.       — Кофе можно и дома попить, — заявил Вершинин, передразнивая манеру мужчины.       — Целоваться тоже дома можно, — тем же тоном ответил Костенко.       Паша сделал пару шагов к двери, а затем повернулся чуть к Сергею, не сводящего с него глаз, и неспешно, несколько демонстративно развязал пояс своего халата, позволяя краям ткани безвольно повиснуть, оголяя те части тела, которые не были прикрыты нижним бельём. Юноша мгновение помедлил, а после продолжил свой путь в номер.       — Аргумент, — усмехнулся Костенко, последовав за Пашей.       Но это Вершинин так, просто, балуется. У него здесь, видимо, как и у многих, открылось второе дыхание на всякие страсти. Логично — сплошной отдых и ничегонеделание, а потому сил и желаний через край. Правда, отличие в том, что Пашины страсти распалялись по одному только Сергею. Костенко, впрочем, тоже не гнушался подключиться к игрищам юноши — отсутствие работы творит с человеком чудеса, оказывается, что столько неизрасходованной энергии внутри клубится, уму непостижимо. Но до Паши ему ещё далеко — Вершинин, когда чувствует вседозволенность, играет, как может. Так он несколько дней уговаривал Сергея покататься на «банане», мол, весело же по морю поездить. Костенко долго противился, уверяя, что, если уж Паша хочет, то может покататься и без него, но юноша настаивал. В конечном итоге, мужчина согласился. Правда, был очень удивлён, когда Вершинин уселся не на соседнее с ним место, а прямо впереди Костенко. Паша лишь отшутился, мол: — Это, если я вдруг слечу, ты будешь меня сзади ловить.       Но истинную суть задуманного юношей Сергей понял, едва они отплыли и начали набирать скорость: Вершинин то и дело приподнимался, покрепче упираясь ногами, сильнее держась руками, но зато крайне выразительно изгибаясь назад, к Серёже, причём весьма однозначно. А Костенко уже и про море забыл — только на Пашу во все глаза жадно смотрел, вернее, на некоторую конкретную часть Паши. Вершинин, по скромному Серёжиному мнению, абсолютно бессовестный. Но именно такого беса мужчина и любит.       А иногда вечерами сидели в баре или с его содержимым у бассейна. Сергей пил куда меньше юноши, но пару раз вместе с ним всё же нализывался от души. Постоянно ловил себя на мысли о том, как же, наверное, сильно со стороны видно, что он любит Вершинина, — Паша просто сидит и трындит без конца, а Костенко слушает, слушает, слушает и смотрит на него так, будто перед ним сейчас самое драгоценное, что только можно представить. Впрочем, в рамках жизни Сергея это так и было.       Но порой алкоголь, конечно, в голову ударял немного по-другому, и Костенко, с усилием сосредотачивающий взгляд на Паше, приближал своё лицо к нему и низко, со звуком, похожим на рычание, тихо и вкрадчиво заявлял: — Ещё стакан, и я тебя прямо здесь целовать буду.       Паша на такое, разумеется, расплывался в пьяной, ехидной улыбке, опрокидывал в себя остатки содержимого своего бокала и поднимался на ноги, этим зазывая Сергея за собой. Такие заявления были красноречивым знаком «стоп» — всё, им обоим хватит пить на сегодня. Продолжить можно и в номере. Вершинину, конечно, было жутко интересно, как же будет ощущаться всё то, что последует за этим «ещё одним стаканом», но при людях это проверять не хотелось.       Правда, не всегда ласкались спонтанно, настойчиво, хищно, быстро распаляемые и так же быстро отходящие. Они вообще оба любили иногда некую неторопливость, почти ленивые ласки, потому что это было очень уж любовно — именно любовно, не страстно, не так, как ты будешь с кем-то на одну ночь. Нет. Так, как ты будешь с кем-то дорогим тебе и очень надолго.       Как-то, вернувшись в номер вечером, немного развеянные сумеречной прохладной едва успели по приходе вымыть руки, как Паша уцепился за Серёжу своими ловкими пальцами, прижался к нему поближе, медленно и тягуче поцеловал в губы, чувствуя тёплую влагу, а затем, оторвавшись, тихо, почти шёпотом заявил: — Я хочу тебя раздеть. Можно?       Костенко в ответ лишь кивнул. Паша снова поцеловал его в губы, а сам потянулся расстёгивать рубашку мужчины — тот на юге частенько хаживал в тонкой льняной рубашке с коротким рукавом, якобы в ней менее жарко, нежели в футболке. Юноша, расстегнув пару верхних пуговиц, неторопливо скользнул губами к шее Сергея, к изгибу плеча, ямочке меж ключиц. Неспешно, тепло, бережно целовал чужую кожу, иногда размыкая губы и влажно прихватывая её. Водил носом, жадно втягивая запах тела мужчины. Дышал тяжело, шумно, опаляя жаром этого дыхания. Руками водил по телу: сперва через ткань рубашки, а затем, когда медленно расстегнул остальные пуговицы, скользнул ладонями под рубашку, поглаживая, чуть сжимая, иногда едва ощутимо царапая коротко стриженными ногтями. Поцелуями спустился к груди. Слушал, как мерное дыхание Костенко иногда подрагивало и сбивалось, как всё его тело начинало пышать жаром, как нагретые солнцем скалы. Пашины руки иногда скользили ниже, скользя по бёдрам, опускаясь на ягодицы, потом поднимаясь по спине, чтобы прижать мужчину ближе к себе. Отступив шаг к кровати, Паша, взяв Сергея за руки, потянул его к себе, а сам провёл ладонями по чужим плечам, полностью снимая рубашку, сел на край и теперь принялся медленно, нежно, горячо, довольно мокро, иногда с шумными причмокиваниями выцеловывать бока и живот стоящего перед ним Костенко. Тёплый поцелуй в верх живота. Мягкие подушечки пальцев заскользили вдоль косых мышц. Ещё один тёплый поцелуй ближе к центру. Руки плотно ложатся на крепкие бока. Ещё два осторожных, вкрадчивых, почти невесомых поцелуя в живот. Паше до невозможности нравится целовать Серёжин живот — Костенко далеко не сразу смог допустить юношу до этого, прежде постоянно вздрагивал, инстинктивно пытаясь закрыть такую важную часть тела от чужих касаний, но постепенно, хоть и совершенно не скоро, привык. Вершинин провёл носом по боку мужчины, затем на секунду припал к нему лбом, невольно ещё крепче сжимая пальцами чужой торс. Новый влажный поцелуй, но уже в низ живота. Паша с удовольствием отмечал, что шумные вздохи Костенко понемногу начинали переходить в едва уловимые низкие, тихие стоны. Вершинин снова заскользил мягкими ладонями по чужому телу, то поводив по бёдрам, то снова принявшись сжимать крепкие ягодицы. Немного потянул за штанины шорт, чтобы оголить самый низ живота Сергея, и принялся неспешно, плавно покрывать его поцелуями. Иногда снизу заискивающе поглядывал на мужчину из-под полуприкрытых век. Порой двигал голову чуть в сторону, переключаясь с живота на немного выступающие тазовые косточки. Паша был уже распалён до предела. Его заводили медленные ласки, открытость Сергея, его расслабленность, юноше нравилось тело мужчины: его крепкий торс, редкие родинки на коже, дорожка волос на животе, уходящая вниз, мощные бёдра, исходящий от тела жар. Вершинин и сам уже шумно сопел, почти постанывая от восторга, сбивчиво дыша, оставляя смазанные, до умопомрачения влажные, горячие поцелуи. Но вскоре не выдержал — мягко оттолкнул Сергея на шаг назад, на ходу стягивая вниз его шорты вместе с бельём, а сам торопливо свалился с дивана на колени перед мужчиной, тут же с блаженством чувствуя, как на его макушку одобрительно опускается чужая тёплая ладонь.

***

      Сергей, несмотря на свои изначальные заявления, что в качестве отдыха планирует деятельность с минимальной активностью, всё же вытащил Пашу на парочку экскурсий. Вернее, «экскурсий» это уж больно сильно сказано: разок сходили на какую-то постоянную экспозицию в местном историческом музее, а другой раз поехали посетить парочку живописных мест. И то почти своим ходом — на такси, — а не на всяких там экскурсионных автобусах.       — Не охота мне что-то слушать этих гидов, да ещё и с кучей народа мотыляться, — заявил Костенко. — Лучше уж сами.       Поехали рано утром, и Паша уже почти привычно подремал в такси на плече у Сергея. Юноша, ещё больше разленившийся на жаре и в условиях, где даже еду себе не нужно было готовить и уж тем более, например, убираться, был несколько недоволен перспективой уехать за кучу километров от временного места обитания и там ходить по горам.       От гор на самом деле было одно название: так, приехали в предгорье, раскинувшееся высокими холмами, почти полностью поросшими зеленью. Чуть вдалеке и сильно внизу расстилалось море. Выбравшийся из машины Паша, оглядевшись, сразу повеселел — виды ему явно понравились.       Серебрящаяся морская гладь, шелестящие пышные кустарники, солнце обволакивало всё тёплым светом, делая цвета ещё ярче, насыщеннее, живее. Вновь громко стрекотали цикады. Паша расплылся в улыбке, потянулся, разминаясь после долгого сидения, глубоко вдохнул полной грудью и, чуть щурясь от яркого света, потянулся за телефоном, чтобы сфотографировать. Он вообще много фотографировал — ну, в пределах разумного, но достаточно. Просто потому что это ему нравилось. Вершинин сомневался даже, что по возвращении домой будет выкладывать прямо-таки все эти фотографии, однако для себя всё равно хотелось запечатлеть красивые моменты.       Сергей уже расплатился с таксистом и, отойдя от уже уезжающей машины, приблизился к Вершинину.       — Ну что? Всё ещё недоволен?       — Доволен, — с кошачьим довольством протянул юноша. Он несколько секунд задумчиво глядел на море, а затем добавил, с энтузиазмом смотря на Костенко: — Давай сфоткаемся? Вместе.       Сергей снисходительно вздохнул. Мужчина не любил фотографироваться, но уважал Пашин интерес к этому, никогда не мешал, даже останавливался в терпеливом ожидании, если юноше приспичивало сфотографировать что-то на ходу. Однако Костенко всё никак не мог привыкнуть к тому, что Вершинин хочет запечатлевать и его.       — Паш… — начал он, но юноша его перебил.       — Ну что ты опять вредничаешь? Это же для себя. Красивые виды, красивые мы. Ну?       Вершинин действительно считал Серёжу очень красивым, и ему страшно хотелось порой фотографировать Костенко. Иногда он просил у мужчины разрешения, но тот обычно сразу ворчал, и, даже если он, в итоге, разрешал его запечатлеть, снимок получался уже не таким живым, потому что Сергей напрягался и не был таким естественным, как просто в жизни. Особенно с Пашей наедине — только с ним мужчина мог по-настоящему расслабиться и открыться. Собственно, нередко Вершинин фотографировал Костенко исподтишка: серьёзный и сосредоточенный Сергей за работой, задумчивый за завтраком, нежный и улыбчивый во время тисканья Персика, улёгшегося ему на грудь во время чтения книги. Для Паши каждый снимок с Серёжей особенный, и юноша готов все их хранить у самого сердца. Он любил порой их пересматривать, чаще всего, когда Костенко где-нибудь в отъезде. В такие моменты, конечно, сердце тоской щемило ещё больше, но зато Паша чувствовал, как его с головой накрывает какая-то всепоглощающая любовь и трепетная нежность.       Сергей пару мгновений упрямо глядел на юношу, но затем немного смягчил выражение лица и выдохнул: — Ладно, фотографируй, бесёнок.       Вершинин расплылся в довольно улыбке, подошёл чуть ближе к ограждению, отделяющему от края, жестом позвал Серёжу к себе. Оба встали спиной к круто уходящему вниз склону, к морю, Пашка вскинул руку с телефоном, немного прижался поближе к Костенко и, улыбнувшись, пару раз нажал на кнопку съёмки. Затем вдруг, не опуская руку, повернул голову к мужчине и жадно его поцеловал, невольно прикрывая глаза. Сергей, несмотря на присутствие камеры, ответил ему тем же и даже покрепче притянул Пашу к себе. Тот параллельно ещё несколько раз успел ткнуть пальцем на кнопку. Потом мягко разорвал поцелуй, но не отстранился, а ласково потёрся кончиком носа о чужую щёку. Больше не снимал, но был доволен и тем, что уже сделал.       Сергей же чуть наклонил голову, чмокнул Пашу в плечо сквозь ткань футболки, а затем заглянул в его лицо: — Пошли уж. А то будем резину тянуть, пекло наступит.       Он направился чуть в сторону, где начиналась крутая деревянная лестница, ведущая вниз по склону на пляж. Вершинин задорно потрусил за мужчиной. По такой лестнице спускаться было неудобно, поэтому продвигались неспешно, зато вокруг было жутко красиво, и Паша периодически делал новые и новые снимки. Потом внизу долго гуляли по безлюдному пляжу и пару раз искупались в море, после лениво и разморённо лёжа на пляже прямо на песке, иногда неспешно поглаживая плечи или грудь друг друга, а порой настойчиво, но почти полусонно целуясь.       Отпуск подходил к концу. Паша решил подчиниться Серёжиному распорядку и не претендовал на дни отдыха «по его хотению». Главным образом потому, что Вершинин бы предложил весь день проваляться в постели и только к вечеру, быть может, выползти на море. Ну, надо, конечно, отдать должное юноше, он не всегда стремился только полениться и полежать без дела — нет, ему тоже нравилось гулять, узнавать что-то новое, развлекаться, но жара его немного убивала. Впрочем, Паша и сам решил, что конкретно таким постоянно лежачим образом можно поотдыхать и дома. Но в один вечер всё же заявил Серёже: — Так уж и быть, все дни досуг планируешь ты. Но за мной потом кое-что другое.       — Досуг на ночь? — пошутил Костенко.       Паша расплылся в улыбке: — Тоже хорошая идея. Но нет. Дни другого отдыха. Потом расскажу, когда домой вернёмся.       И его улыбка стала немного ехидной.       В любом случае, Вершинин всё равно оттянулся: надрыхся на пляже, наверняка сгорев бы на солнце, если бы заботливый Сергей, сидящий рядом не накрывал бы Пашу и не двигал бы зонтик следом за солнцем, чтобы юноша был немного в тени; накупался в море, наелся ещё не прямо-таки спелых арбузов, нагулялся с видом на красивые места, пару раз крепко так напился. И главное — всё это с Серёжей, самым родным и близким, с которым понемногу, порой почти урывками, кроме вечеров в номере, всё же удалось нанежиться, налюбиться, и, хоть теперь было немного тоскливо, что отпуск заканчивался, всё же ощущение всех этих нежностей и трепет в душе после долгого пребывания неразрывно вместе было самым лучшим отдыхом.       Дома на холодильнике теперь появится, удерживаемая магнитиком, фотография бережного поцелуя с красивым видом на море.