Горящий нимб.

      Лэрин мучила телевизор, в общей сложности, часа три-четыре. По большей части потому, что она не спешила, действовала с, возможно, излишней аккуратностью, будто обращалась с чем-то невероятно хрупким. И в итоге оказалось, что телевизор в рабочем состоянии, ничего варить-паять не надо. Лэрин надеялась, что, пока она ковырялась в нём, она не создала действительные неполадки.       Она нервно смеялась от того, что ей понадобилось столько времени, чтобы узнать о исправности телевизора… «Чукча не электрик и не теле-радиомонтёр. Чукча — чукча». Ну, зато почистила от вековой пыли, короткого замыкания быть не должно.       Пульт Лэрин не отыскала, поэтому включила его с помощью кнопок на нём. Послышались шоркающие звуки, хлопки внутри телеящика. Как бы не короткое замыкание…       Как и ожидалось, впрочем, никаких каналов, новостей-мультиков не высветилось. Вместо всего этого синий экран с белыми надписями по углам. Попробовав переключить канал, Лэрин ничего этим не добилась. Как был синий экран, так и остался.       Столько времени работы… ради телевизора без передач. Смотреть синий экран и воображать в нём какую-то передачу? Куда страннее-то.       Девушка старалась не грузить себя мыслями о том, что в она что-то делает не так. Она уже сделала это, несколько месяцев назад, когда пришла на фабрику, а всё последующее — последствия её самого неправильного решения в жизни. И по сути, тут бессмысленно всё. Чини телевизор, не чини. Наводи уборку, не наводи. Счастливее от этого никто не станет.       Лэрин задумалась, что ведь только ради этих чувств, которые называют «счастьем», люди живут на белом свете. В вечной погоне за ними, натыкаясь на неудачи. И сейчас Лэрин там, где нет этой погони, где нет и счастья. Стоило бы верить в лучшее, смотреть на вещи с позитивной стороны. Лэрин мысленно показала себе средний палец и продолжила думать, как быть с телевизором.       И её внимательные, но сонные изумрудные глазки наткнулись на кассетоприёмник, расположенный полкой ниже. Значит, этому зомбоящику нужны кассеты. Где бы их взять? Лэрин полезла по шкафам, по комодам в поисках чего-то, похожего на кассеты. Она знает, как это работает, как они выглядят. Ныне эти технологии начинают кануть в лету, становится ненужными, а раньше им не было цены и все то и дело желали ими обзавестись. Детский дом, где жила Лэрин, не оказался в стороне.       К своему удивлению, она нашла сразу коробку всяких разных кассет. Ей даже пришлось встать перед выбором, довольно широким. От комедий до драм, от ужастиков до детских мультиков — широкий ассортимент кино начала 90-х. Лэрин остановилась на фильме «Маска». Когда-то она смотрела его и он показался ей довольно забавным, хоть и не настолько смешным, чтобы живот лопнул от смеха. Главное, что она смотрела его с Томасом и Бригиттой. Ей хотелось хотя бы на время просмотра этого фильма вернуться в то время, когда всё было хорошо. Ну, может, и не хорошо, но в тысячи раз лучше, чем сейчас.       Вставив кассету, Лэрин замерла, глядя в потемневший экран. Она молилась, чтобы кино началось и все усилия не пошли насмарку. И о, да, запустилась заставка фильма.       Поправив волосы, сняв тёплую куртку, Лэрин легла в кровать, расположившись поудобнее, и стала неотрывно, не моргая, смотреть в экран. Однако даже так её голова гудела от навала мыслей и это мешало концентрироваться на просмотре фильма. Если она пересмотрит этот фильм и её спросят, что там происходило, она вряд ли ответит, при том, что смотрела его дважды. Девушка усмехнулась над собой.       Из коридора начали звучать уже знакомые шаги с цокающими по полу когтями. В двери незамедлительно показался фиолетовый монстр с вечно радостной физиономией. Можно сказать, он всегда рад её видеть. Раз так широко улыбается… юмор.       Лэрин взглядом поприветствовала его и продолжила смотреть в телевизор.       — Я вот телек починила. Ты же не мог сам, у тебя лапки, — самодовольно и злобно процедила девушка.       Кот не выглядел агрессивно настроенным, но то, как он переминался с лапы на лапу, говорило о его желании выпустить излишек своей энергии. Он подошёл ближе к «месту событий», рядом с кроватью, на которой развалилась Лэрин. Его зрачки хищно блеснули в тусклой комнате, его глаза были прикованы ни к кому и ни к чему больше, как к Лэрин. Это её настораживало, конечно, но по большей части потому, что перед ним работающий телевизор, а он совсем не обращает на него внимания.       — Видел когда-нибудь этот фильм? — спросила Лэрин резко непринуждённо, в попытке отвлечь его. Бледное лицо девушки обрело мягкие черты, мышцы были расслаблены, а глаза слегка прикрыты от сонливости.       По мере приближения кота она всё отчётливее могла чувствовать запах сна: пряный мак с нотками медикаментов. Глаза так и хотели закрыться в его присутствии. Хотя раньше стоило ему оказаться в её поле зрения, она становилась опасливее и бдительнее, и посему желание спать отпадало, как ветром сдувало.       На вопрос кот, как обычно, даже и не подумал отвечать, однако отвлечь его внимание у Лэрин действительно получилось. Мельком он взглянул на телевизор. Лэрин расценила его действия, как «Нет, не смотрел».       — А жаль. «Классика жанра». Хотя местами туповатая, — спокойно говорила Лэрин. Персонаж на экране выкручивал из длинных воздушных шариков собачек, сабли… Лэрин осуждающе смотрела то на этого зелёного персонажа, то на фиолетового кота над её душой. Тот в свою очередь озадаченно оглядывал всю комнату, но точно не экран телевизора. В конечном итоге он снова начал смотреть на Лэрин из черноты своих пустых глаз.       — Тебе настолько фильм не вкатил, что тебе приятнее на меня смотреть? — сказав это, девушка издала что-то на подобии хихиканья. Сиплого, наигранного.       Стараясь игнорировать кошачий надзор, она сосредоточилась на просмотре фильма, к которому она и сама уже давно потеряла всякий интерес. Тем не менее, это хоть какое-то развлечение, и это единственный фильм, известный ей из всех остальных фильмов в той коробке для кассет. Даже так она задумалась сменить кассету.       — Лэрин… — минуту спустя очень тихо позвал он рыжеволосую. Имя оборвалось из его голосовых связок, словно он не планировал ничего говорить, но оно само так вышло.       Она сразу обратила на него свои глаза — за всё время он только один раз позвал её по имени, а это был второй раз. За несколько месяцев совместной жизни. Непременно это заставило сердце названной болезненно затрепыхаться.       — Что? — отозвалась она.       Молча, кот лишь указал взмахом когтистой лапы в сторону стены. Лэрин взглянула туда и… обнаружила, что телевизор не был даже вставлен в розетку.       Экран телевизора был чёрный. И всегда был.       — Надо же… — усмехнулась девушка, ошарашенно глядя в тёмный экран, — А я думала, что уже полфильма просмотрела.       Чувство отчаяния могло покинуть её лишь на секунду. Это было такое странное состояние… Всё время на душе неподъёмный груз, кости скулят от его тяжести, а душа рвётся на части. А потом, буквально на полминутки, ей становится нормально. Будто несла, несла эту ношу и села передохнуть. Набраться сил и нести дальше.       Лэрин сложно помнить абсолютно все детали того, что она чувствовала. Одно слово — борьба. Она заставляла себя пересиливать своё состояние, чтобы в буквальном смысле не слиться со стенами, с матрасом. Занималась хоть какой-нибудь деятельностью. Больно. Что бы ни делала, давалось с трудом.       Она перестала следить за собой, не мылась уже неделю, даже в раковине не полоскалась. Волосы, прежде пышные, как одуванчик, стали тусклые и вялые, в добавок их стало меньше в результате того, что Лэрин могла в рандомный момент вырвать себе целую кучерявую прядь. Ещё они немного отрасли и были ей по плечи. Лэрин не смотрела на себя в зеркало, чтобы лишний раз не ужасаться. Сэм перестал наведываться к ней так часто, как раньше, видя, что с каждым днём её состояние только ухудшается и никакие разговоры не помогают.       Когда-то ей говорили, что выплёскивание эмоций в физической активности может способствовать их ослаблению. Так вот, подобно коту, Лэрин разнесла первую попавшуюся комнату (не свою). Разорвала подушки, выгнув себе почти все ногти на пальцах, сломала деревянный каркас кровати, сняла дверь с петель… в общем, повеселилась от души. Кричала, рыдала, билась кулаками в пол, зарабатывая занозы. Кончилось всё тем, что она просто сидела посреди комнаты, медитируя, и играла в переглядки с котом, стоявшим в коридоре и лицезрящим её безумную истерику. Лучше на душе не стало. Однако и не хуже.       Особенно Лэрин нравилась другая терапия. Ложиться в кровать, накрываться одеялом, выключать везде свет и смотреть в пустоту, рисуя своим воображением в ней картинки своей идеальной жизни. Большой, дорогой дом, роскошный автомобиль, много вкуснейшей еды, её обнимает любимый мужчина, который никогда не посмел бы поднять на неё руку. Вместо этого он носит её на руках, помогает со всем, чем может, целует, обнимает, заботиться… В этих фантазиях Лэрин могла найти кратковременный покой. Она боялась, именно это и есть ступор. Кататонический ступор. Но если ей только лучше становится от него, то милости просит. Пусть хоть всю её атрофирует навсегда, но ей станет хоть немного легче. Спокойнее…       Вообще, такие фантазии имели побочный эффект. Удивительно, но почти, как от наркотика. Пока она фантазирует, ей становится сравнительно лучше. А когда приходит пора вернуться в реальность… фраза «спуститься с небес на землю» обретает противную буквальность. В её случае не спуститься, а шмякнуться плашмя, разбив нос, губы… И с каждым разом, после таких фантазий, возвращение в реальность ощущается всё больнее и больнее. А удовольствия от процесса фантазирования всё меньше и меньше. Лэрин не знает, куда ещё можно себя деть, чтобы усмирить своё тяжёлое душевное состояние. Когда человеку больно, он может пойти на самые отчаянные поступки, чтобы боль утихла.       Холода, наступившие на поверхности с наступлением зимы, добрались и до подземного приюта. Мороз нещадно пробирался сквозь толстые стенки фабрики, заставляя всех её жителей коченеть и чаще сворачиваться в клубочек, чтоб согреться. По возможности они накрывались одеялами, особенно те, кто в Доме Милом Доме. Кто-то утеплялся матрасами, людскими одеждами. А если находился до сих пор работающий обогреватель, то возле него обычно скапливалась пёстрая толпа маленьких игрушек, желающих согреться. Хотя казалось бы, они же игрушки, зачем им тепло, они сами плюшевые… Видимо, тепла им всё равно не хватает. Иначе б не липли ко всему теплоизлучающему.       Стеклянным взглядом Лэрин смотрела в никуда и гладила свой выпуклый живот. Он не такой большой, какой мог бы быть на её сроке, и она думала три вещи на этот счёт. Либо прошло не так много времени, как ей кажется, либо что-то идёт не так, либо это всё же опухоль/киста. Говорят, можно почувствовать шевеление ребёнка. Только когда — Лэрин не знает. Она просто гладит свой живот и надеется, что это опухоль.       Кстати, пару дней назад кот опять вколол в неё какой-то препарат. В этот раз Лэрин не сопротивлялась, толку никакого, а силы поберечь можно и на что-то поважнее. Она до сих пор не знает, что он колит в неё. Возможно, витаминки, но Господи… разве они не стухли за всё время нахождения на фабрике?       Вообще обо всём Лэрин ничего не знала и в душе верила, что на фабрике всё же есть люди (ну или хотя бы какая-то связь с ними), благодаря чему на фабрике есть и эти самые витамины, и консервы — жестяные банки без этикетки — которые кот время от времени ей приносит. Это вполне логичное объяснение… Поставляют им еду… с поверхности, какие-то безумцы… и видимо очень мало, раз Лэрин до сих пор эксплуатируют, а местные жители — голодные твари. По крайней мере все те, кого она знает. Каких-то иных предположений в больную голову Лэрин, мучимую мигренью от недосыпа или пересыпа, не пришло.       Только вот кому это надо? Если взять эту теорию за правду, значит, кроме Лэрин, Бригитты и Тома есть и другие люди, которые знают о существовании иной формы жизни на фабрике. И снабжают её… чтобы что? Кто знает. Какие-то, допустим, безумные учёные не хотят, чтоб их детки, их подопытные, померли раньше времени. Сколько бы лет ни прошло, они по прежнему остаются их объектами для научного исследования. Интересно, насколько это правда.       Кот снова оставил её в недрах здания «Игровая», под наблюдение маленьких хищников. Там было не так холодно, как в остальных частях фабрики, стоит заметить. Может, потому что ближе к ядру Земли?       Если бы не нехватка жировой прослойки под кожей Лэрин, ей бы вообще не было холодно. Хотела похудеть она однажды… а ведь один из главных минусов худощавости — быстрое замерзание. Теперь она и это поняла. У неё столько времени выпало, чтобы переосознать все свои ошибки прошлого, неправильные убеждения, принципы. Взрослеет, однако. Несмотря ни на что.       В прошлый раз Лэрин здесь читала книгу, а её ноги тёплым одеялом окружали плюшевые малыши. Они уже привыкли к ней, считали за свою и почти не агрессировали в её сторону (почти, потому что всё же были некоторые ребята, которые не упускали лишней возможности грызануть её тонкие, покалеченные ножки). Только она к ним не привыкает, к одному только Сэму, который по неизвестным причинам всё реже отвисал в кругу малышей, из которого он явно выделялся, ведь не был представителем «Улыбающихся Зверят». «Я спал,» — самый частое его обоснование своей «пропажи». И не поспоришь ведь.       Говоря о книге, это была какая-то сказка вроде «Волшебника страны Оз». Поначалу было сложно настроиться на чтение, потому что в голове Лэрин, как всегда, стоял непробиваемый ничем гул различных мыслей. Глаза цеплялись за текст в книге, как утопающий за спасательный круг, и в конце концов Лэрин даже не заметила, как мысли стихли, оставив одну единственную, занятую чтением книги. В какой-то степени это помогло ей почувствовать себя по-прежнему нормально. Но долго читать не получилось и из-за желания спать, и из-за вернувшегося гула мыслей. Она остановилась на моменте, где Лев, Дороти с Тотошкой, Дровосек и Старшила добрались до макового поля, где, как не трудно догадаться, трое из них уснут под воздействием усыпляющего аромата цветов. Своему месту соответствующая литература…       Лэрин потёрла заспанные глаза, которые она забыла умыть перед уходом в игровую, из-за чего они ещё более сальные, чем обычно. Ресницы, и без того практически незаметные на глазах из-за рыжины, выпадали уже не поштучно, а по нескольку сразу. Нет больше витаминов, которые бы способствовали их удержанию, поэтому они выпадали. Так же происходило с волосами. Иногда Лэрин нарочно выдирала их. Сначала у неё был какой-никакой мотив вырывать свои волосы, а сейчас она его напрочь забыла и делает это на автомате. «Я когда-то решила, что так надо делать. А спрашивать почему — лень. Раз делала, значит, было зачем, раз я начала это делать. Логично? Логично же? Да?»       В правой линзе её очков красовалась не то трещина, не то царапина, из-за которой обзор становился менее чистым.       Её внимание привлекла одинокая комната в самом конце игровой площадки и малютка-хитророжка, которая туда направлялась на четвереньках. Лэрин… ощутила очень сильную боль в животе. Тошнота, одновременно страшный голод, жар в спине, холодок во лбу; ощущение, что внутренности сдавило прессом. Ноги подкосились.       «За ней,» — повелевал отчётливый голос в её голове, — «Быстрее».       «Она». «За ней». «Быстрее». «За ней». «Быстрее».       Не бегающими, но сосредоточенными глазами Лэрин осмотрелась. В той комнате находилась одна только хитророжка, все остальные «дети» резвились в центре игровой комнаты. «Аутсайдеры» — обособленные ребятки — сидели у стенок и жевали свои плюшевые лапки, наблюдая за непрекращающимся движением своих более активных сородичей. Лэрин чувствовала, что не может поступить иначе. Это не в её силах.       Перешагивая через малышей, стараясь включить режим приведения, она проскользнула мимо кучи играющих зверят. Среди них, возможно был и Сэм. Но он сейчас не особо заботит разум Лэрин. У неё одна цель — та далёкая комнатушка.       Не исключено, что хитророжка — это та самая девочка, про которую говорил Сэм. Лэрин даже имени её уже не вспомнит. Ей известна только горькая, отнюдь недетская и абсолютно бесчеловечная судьба этой девочки. Стать жертвой нездоровой похоти… наверное, эта бедная душа очень плохо спит. И изо дня в день она мысленно переживает свой кошмар по нескольку раз, прокручивая тот самый травмирующий момент. Господи, как нехорошо…       В комнате было неярко. Весь свет в помещении был сосредоточен на игровой. Поэтому обернувшаяся хитророжка увидела лишь скрюченную, тощую тень с поблёскивающими, как глаза животного в ночи, линзами очков.       Игрушка не замечала вторгнувшуюся в её пространство Лэрин. А та медленно, осторожно подбиралась ближе, боясь спугнуть. В конце концов единорожка обратила внимание на Лэрин, устремив на неё свои пластмассовые чёрные глазки. Не напугать не получилось, куколка выгнула спину и зашипела. Лэрин захотела смеяться, догадываясь, кто учил её самообороне.       Но она лишь добродушно улыбнулась, присев на корточки, чтобы быть с игрушкой более-менее на одном уровне. Протянуть руку вперёд, как уличной кошке, ей показалось опасным, потому что кто знает какие у этой игрушки острые зубки. Тем более, что она напугана.       — Ничего не бойся, — сказала ей Лэрин, заметив, что помимо всего прочего хитророжка ещё и дрожит, — Я знаю, как тебе страшно. Знаю, как никто другой. Тебе холодно? Иди ко мне…       Лэрин не стала дожидаться, когда кукла сама к ней подойдёт, и подползла сама.       Послышался короткий визг, оборвавшийся в ту же секунду.       <…>       — Ой, ты тут! — послышался писклявый, дурашливый голос Сэма со спины, — А я тебя искал. Боялся, что ты ушла уже.       Лэрин не шевелилась. Сэм не мог видеть её лица, девушка была повёрнута к стене. Она будто прятала себя от его кукольных глазок. Хотя Сэму ничего не мешает подойти и узреть её всю, пусть и не с таким ярким освещением, как в игровой.       — Лэрин? — кролик начал подозревать неладное.       — Уйди, пожалуйста, я хочу побыть одна, — попросила девушка ровным, монотонным голосом. Но всё так же она оставалась неподвижной.       Однако когда она это сказала, Сэм был уже возле неё. И теперь, как бы она не старалась, она уже не сможет спрятать растерзанную в клочья маленькую хитророжку.       Синтепон был испачкан свежей, но уже остывшей кровью. Из брюшка белотканной игрушки торчали какие-то очень маленькие и тонкие трубочки, похожие на кровеносные сосуды. Руки Лэрин, а также её лицо и рот, были в крови, которую Лэрин жадно слизывала вместе со всей грязью, которая до этого попала ей на кожу.       Вполне допустимо, что девочка помучалась перед смертью, пока Лэрин пыталась сообразить, как её выпотрошить. Ткани игрушки были довольно крепкими, а швы — тугими. Но голод придал ей сил разорвать все преграды перед насыщением. Голова была отделена от туловища и, к слову, так же раздроблена, со вскрытыми внутренностями. Но там было уже всё поспешно опустошено.       Холодно Лэрин взглянула на жёлтого кролика. Тот пошатнулся от увиденного, а медными тарелочками на своих лапках он закрыл своё тело, словно щитом.       — Прости… — глаза Лэрин сверкнули промеж очков, видимо увлажнившись от накрапывающих слёз, — Прости… я не хотела этого…       Было непонятно, перед кем она извинялась. То ли перед уже убитой игрушкой, то ли перед ещё живой, то ли перед собой… Кролик испуганно смотрел на девушку, на выход из комнаты, где бы могли собраться остальные малютки. Но их там не было до сих пор. Рыжеволосая печально отвела взгляд к стене, полагая, что теперь-то она в числе самых одиноких людей планеты — минус ещё один друг. Но по крайней мере она теперь хоть чуточку ощущает сытость. Слабую такую… Девушка хрипло вздохнула.       — А мне можно?.. — сделав неуверенный, осторожный шаг в сторону Лэрин, с опаской спросил кролик.       Лэрин ошарашенно уставилась на Сэма. «В этом мире нет ничего святого…» — хотела она сказать, но не сказала. Вместо этого она кивнула, позволяя и кролику присоединиться к кровавой трапезе.       Среди всех мыслей рыжеволосой с уверенностью в сто процентов могла найтись хотя бы одна, заключающаяся в том, каким же Лэрин стала монстром. Она отчаянно боролась, чтобы не думать об этом и продолжать пытаться добиться пресыщения едой. Ей нужно кормить себя и свою «опухоль». Кто сказал, что у людей вообще нет инстинктов? Человек ведь всё ещё животное, пусть и самое «разумное» из остальных представителей царства животных. Она не заботилась о том, что попадало ей в рот — жилки, трубки, пух или мозг. Вообще без разницы, лишь бы брюхо набить.       Рот кролика также был испачкан той же кровью. Теперь он желто-красный кролик Банзо. Лэрин игнорировала свой страх, ужас, с полузакрытыми глазами поедая всё съедобное, что осталось от игрушки, пока от хитророжки не остались только ошмётки.       В один момент позади стало тише, чем обычно. В игровой комнате. Сэм насторожился и в ту же секунду скрылся за стоявшем в углу матрасом. Лэрин непонимающе обернулась, пытаясь понять, что взволновало их мир.       Она ничего не сказала образовавшемуся в дверном проёме фиолетовому монстру. Она смотрела в его чёрные с белыми точками глаза, а он смотрел на её окровавленное лицо и на останки хитророжки возле неё. Лэрин развернулась к нему, спиной прижавшись к стене.       Комната медленно заполнилась красным дымом. В моменте Лэрин была безумно рада ощутить, как его пряный аромат течёт по её горлу, заполняя лёгкие, а его частицы пропитывают каждую клеточку организма. Она даже улыбнулась от нахлынувшей эйфории. Она смогла сполна ощутить, что испытывали Улыбающиеся Зверятки, когда им не спалось в дождливую ночь и Кот-Дремот заявился к ним на помощь; и когда эти зверятки гоготали, радовались красному дыму, выходящему из пасти фиолетового кота. Всякая боль улетучивалась, оставляя лишь чувство расслабления.       Красный дымок одурманил и её мозг, заставив отключиться.       Не сказать, что Лэрин помнит свой сон. Судя по мутным воспоминаниям, ей снился её обычный день в детском доме. Умылась, собрала вещи и отправилась в колледж. После колледжа за ней приехал Томас и они поехали к нему домой. Мать Томаса накормила их обедом, после они отправились на послеобеденную прогулку. Небо было яркое, голубое, а Солнце ослепляющее. Ничего причудливого, что бы Лэрин могла запомнить, она во сне не увидела. Обычный пережиток её прошлого.       Проснулась она в сидячем положении. Кругом был дурманящий запах хлорки и аммиака. И мака. Макового газа. Ещё не определив точно своё местоположение, Лэрин уже знала, что кот поблизости.       Она попыталась встать, но сил не хватило. Попробовала ещё раз и только тогда до неё дошло, что дело не в силе, а в том, что она связана. Её руки привязаны к ручкам стоматологического кресла, а шея и туловище — к спинке. Ноги также были заблокированы. Лэрин взволнованно вздохнула, но начала готовить себя к тому, что кот в очередной раз немного поиздевается над ней и она продолжить жить жизнь, приняв всё произошедшее, как должное. И не произойдёт ничего нового. Всё будет, как всегда.       Сознание было крайне мутное, будто бы она ещё не отошла от сна, находится в полудрёме. Только запах медикаментов частично бодрит её. И чувство мандража, что вот-вот над ней будут беспощадно издеваться. «Успокаивает» только одно — по идее, ничего нового не должно произойти. Лэрин на это очень надеется.       В крытую кафелем комнату долго никто не заходил. Слева и справа от девушки стояли медицинские ширмы, низ которых был покрыт плесенью и грязью, а стержни уже были ржавые и гнилые на вид. Палата должна быть стерильным местом, разве нет?       Лэрин не стала бы никого звать, если бы ей не захотелось в туалет. Она звала Теодора, Сэма… В общей сложности, проснувшейся она просидела в комнате одна около сорока минут.       По прошествии этого времени дверь напротив всё же приоткрылась. Лэрин сразу подняла свои сонные глаза на вошедшего и была сбита с толку.       В комнату зашёл Пеклопёс, а за ним высокой скалой следовал Кот-Дремот. Они шли по тому же принципу, что и Лэрин с котом: пёс впереди, кот сзади и направляет.       Испуганно рыжеволосая таращилась на человекоподобного пса, вставшего перед её креслом по стойке смирно. Его глаза светились таким же бело-лунным светом, что у кота. Видимо, всех тут делали по одной и той же схеме.       — Что происходит? — встревоженно спросила Лэрин, смотря на нового персонажа. Она никогда не видела Пеклопса до этого, только мультяшным, игрушкой… но живым она представляла его другим. Не таким высоким и пугающим.       В душе она молится на то, чтобы этот пёс был таким же хорошим, как в мультике, и пришёл, чтобы спасти её. А сейчас это просто игра. Сценка, чтобы сбавить коту бдительность.       Ей не ответили. С тумбы позади кресла Пеклопёс живенько взял серый скотч — такой, который обычно очень крепкий и липкий. Этим же скотчем было связано её тело. Отрезав когтями, острыми, но короче, чем у кота, несколько кусков этого скотча, пёс залепил им рот девушки. Он немного не рассчитал количество скотча и отрезал слишком много, залепив в добавок и щёки девушки. Может, так даже «лучше». Кот наблюдал за каждым движением обоих. Его глаза были пусты и холодны, и никому неизвестно, что за мысли скрываются за их наводящей страх чернотой.       Чувство надвигающегося кошмара возродилось в душе Лэрин, на её лбу выступили капельки холодного пота. В лице Пеклопса… она ничего не видела. У него не человеческая физиономия, по ней нельзя прочитать его эмоции, может какие-то мысли. Ещё и молчал так… недоброжелательно. Однако действовал он гораздо менее ловко, нежели кот, хоть тому и сложнее за счёт своей физиологии. Как будто Пеклопёс пытался оттягивать момент чего-то ужасного. Или растягивал удовольствие…       От пса должно пахнуть ванилью. И это действительно так, кроме запаха грязи, пыли, металла и ржавчины прослеживаются сладковатые нотки ванили, что заставило Лэрин чувствовать себя крайне необычно. Она помнит, что у кого-то в детском доме была игрушка Пеклопса… и он пах ванилью. Для неё ваниль — запах счастливого детства. Её первые духи были со вкусом ванили. Но теперь ваниль для неё уже не играет столь приятными глазками. Навеки очернённое воспоминание об одном лишь запахе…       Лэрин пыталась мыкнуть, открывать рот, шевелить губами, чтобы содрать скотч, но это у неё никак не получалось — слишком хорошо сидит, если отрывать, то только с кожей. Чёртов пёс, пусть уже заканчивает этот спектакль.       Изумрудными, округлёнными от страха глазами она смотрела на него и то, что он делает. Взяв с той же тумбы ржавые плоскогубцы, он бросил взгляд на кота, а тот — на него. Как будто спрашивали друг друга: «Ну, начинаем?»       Лэрин попыталась вытянуть руки из удавок, но рыжая, пушистая лапа Пеклопса схватила одну из них за запястье, почти полностью перекрыв к ней кровоток. Он даже немного впился в её кожу когтями. Лэрин начала дрожать так сильно, как никогда, мотать головой, мычать и пытаться вырваться, догадываясь, что должно произойти.       Пёс весом своего тела навалился на её руку, чтобы та не дёргалась. Частично закрыл ей обзор своей массивной головой. Лэрин мычала в скотч и непонимающе смотрела то на кота, то на пса, всё ещё в надежде на лучшее.       Холодное железо хватает ноготь среднего пальца девушки по самое мясо. Уже на этом моменте стало больновато, а в животе появилось неприятное ощущение тошноты.       В мгновение послышался еле слышимый звук, похожий на рвущуюся ткань. Затем что-то горячее потекло по руке. Вырванный по основание ноготь упал на пол, длинные лапы Пеклопса задрожали, и хват ослаб, а сам он сделал шаг назад от кресла.       Пока не чувствовалось ничего такого, от чего бы Лэрин прям кричала, как резаная… но посмотрев на свой средний палец, где вместо ногтя красовалась кровавое мясо, она начала ощущать стремительно растущую боль. От страха, неожиданности и чувства тошноты Лэрин взвыла, зажмурив глаза и отчаянно пытаясь вырваться.       Кот подошёл ближе к креслу и дал сигнал Пеклопсу, чтоб тот продолжал экзекуцию.       Лэрин умоляюще смотрела на обоих. Сквозь скотч она пыталась говорить всё то, что говорит в ситуации, когда над ней издеваются. Но получалось лишь невнятное глухое мычание и всхлипы.       Пеклопёс опустил голову, сжав плоскогубцы двумя руками, прижав их к груди. У него тоже зип-молния на туловище, как и у кота, и у всех представителей «Улыбающихся Тварей». А медальон согласно канону в виде солнца. Уши висят, как обросшая чёлка, частично закрывая ему глаза. Сам Пеклопёс страшно худой, особенно его вытянутые ноги, даже с шерстяным покровом он тощий. Он похож на очень высокого человека в костюме странной рыжей собаки. По его поведению Лэрин могла предположить, что ему тоже не нравится то, что происходит… уж кого-кого, а кота точно всё устраивает.       Кот приблизился к её кучеряшкам и сделал глубокий вдох. Лэрин отпрянула насколько это возможно, по её щекам сразу потекли тонкие ручьи слёз. С большей мольбой она смотрела мокрыми глазами на пса, тот старался отворачиваться и не устанавливать с ней зрительный контакт.       Он рыжий… прям как она.       Ну разве в нём нет ни грамма сожаления?       Лэрин горько хмыкала, да погромче, чтоб он точно услышал, как ей больно и как сильно ей нужна помощь. «Размозжи ему череп этими плоскогубцами, ну!» — мысленно упрашивала она его.       — Продолжай, — прогудел кот над ухом Лэрин, обращаясь к отстранившемуся Пеклопсу.       Тот быстро, будто испугавшись, встал ближе к креслу, переборов растерянность, снова схватив руку Лэрин так, чтобы ему было удобнее с ней работать. Девушка не успела сжать свои пальцы в кулак, чтобы затруднить процесс… И осталась без ещё одного ногтя.       Она уже в полной мере ощущала всю боль оторванного ногтя. Это ещё больнее, чем вырывать здоровый зуб. Её ногти сами по себе были короткие, обгрызенные, так что хвататься за них плоскогубцами при том, что она ещё и вырывалась, доставляло нехилые неудобства. И всё равно Пеклопёс делал это, проникал инструментом прямо под ногти, где они уже срастаются с кожей. Усердно старался зацепить ноготь как можно глубже, а чтоб не рыпалась, прижимался к руке и вдавливал в ручку кресла как можно плотнее. И всё это время он не издавал ни звука.       Вырвав ноготь на безымянном пальце, он тут же принялся вырывать на мизинце. Девушка верещала сквозь скотч так громко, как позволяли голосовые связки, которые она особо не напрягала на протяжении как минимум недели и, наверное, они даже уже успели вылечиться и восстановиться за это время. Какое теперь это имеет значение. Боль обретала ноюще-пульсирующий характер, не угасала ни на секунду.       Когда ноготь вырывался, первые две секунды она могла чувствовать холодок на пальце, похожий на тот, когда зимой резко оголяешь кожу. А следом горячая кровь, вытекающая из оторванных кусков кожицы, в миг всё согревала, стекая по руке и впитываясь в рукава толстовки. Ручейки слёз уже неконтролируемо текли по щекам, по скотчу. Её плач превратился в бесконечный рёв подстреленного животного. Ноготь за ногтём, он становился громче и отчаяннее.       Из ухвата плоскогубцев выпал последний ноготь руки — с большого пальца. Девушка чувствовала, что скоро её либо вырвет, либо она потеряет сознание.       С той тумбы кот взял пузырёк с прозрачным содержимым и протянул его Пеклопсу. Тот неохотно взял его и, открыв, полил жидкостью её окровавленные пальцы. Это был этиловый спирт.       От резкой боли девушка выгнулась и поперхнулась слюной. Боль была настолько жгучая, что хотелось вырвать эту руку к чертям собачьим. Хотелось покинуть своё тело. Но ничего из этого невозможно.       Внезапно тошнота обострилась и рвота стремительно поднялась по пищеводу вверх. Но вырвать её Лэрин не смогла, поскольку рот залеплен. Часть рвоты вышла через нос, обжигая стенки носоглотки желудочным соком. Лэрин ревела громко, срывая голос, потому что всё это было слишком больно, чтобы до сих пор ощущать это, не упав в обморок.       Закашлявшись от рвоты и жгучего ощущения в носу, Лэрин ещё сильнее заплакала. Пришло время второй руки.       С приличной силой Пеклопёс медлительно вырывал ногти со второй руки. «То ли растягивает удовольствие, то ли даёт Лэрин время отдышаться…» Непонятно, почему, но на второй руке уже возникли некоторые затруднения: несколько ногтей было вырвано не до конца, а до середины или до корня. Но до конца ковыряться Пеклопёс не стал, хотя попытался, — Лэрин слишком активно шевелила пальцами, и поэтому вырвать уже полувырванный ноготь становилось недосягаемым.       Рвота ещё раза два просилась наружу, но благодаря скотчу она оставалась во рту, и Лэрин приходилось проглатывать собственную блевотину, иначе бы та вышла через нос и девушка бы могла совсем ею захлебнуться. В какой-то момент она подумала: «Лучше б просто избили меня до смерти…»       Какие бы у Пеклопса ни были планы на Лэрин, на кота, какое бы ни было его отношение к Прототипу — она ненавидит их всех. Все только и хотят, чтоб она помучалась. Ничего святого.       Каким боком Пеклопёс вообще тут затесался? Самое очевидное предположение — он выполняет приказ Прототипа, а кот, как верный его слуга, контролирует ситуацию. Возможно, это некое испытание для пса. На что он готов пойти ради своей веры.       Может, это что-то типа того, что было у Лэрин, когда ей отдали приказ убить Папочку-Длинные-Ноги? Ей всё равно никто не ответит. Разве что Сэм может быть в курсе… и то он стал меньше рассказывать ей местные тайны. Проблем боится.       Когда со всеми ногтями было покончено, Пеклопёс живо помчался в комнату, из которой они пришли, предварительно швырнув ржавые плоскогубцы на столик. Оставил Лэрин и кота наедине. Кот молчаливо проводил его взглядом, затем перевёл взор на Лэрин. Его бело-лунные глазки вновь сверкнули.       Лэрин опустила усталые, мокрые от слёз глаза, пытаясь дышать ровно, чтобы она опять не блеванула. Она старалась представить, что кота нет в этой комнате. Ныла, скулила, воображая, что одна.       Кот пригнулся, опустил голову на уровень её рук. Пальцы так сильно болели, что было больно даже просто пошевелить ими. Кот воспользовался этим, и одна из её рук пропала в тени полости его громадного, чёрного рта.       Лэрин издала приглушённый, болезненный стон, почувствовав, как его шершавый язык слизывает с пальцев кровь вместе с этиловым спиртом, оставшимся на них в качестве антисептика. Иногда этот монстр прикусывал пальцы острыми зубами, не сдерживаясь, а Лэрин сильнее вжималась в кресло. Будь у неё совсем пустой желудок, она бы точно свалилась в обморок.       Лэрин смогла сжать руки в кулак, чтобы их было сложнее обгладывать. Хотя и нечего было, кровотечение уже остановилось, ну или было не таким сильным.       Кот носом прижался к её волосам, Лэрин смогла уловить запах спирта и крови из его рта. Рыжая закрыла глаза, шмыгнув носом. Сколько бинтов и спирта ей понадобится израсходовать, чтобы не занеслась инфекция и она осталась хотя бы с пальцами без ногтей, чем вообще без рук…       Пеклопёс… у Лэрин были гораздо лучшие ожидания на его счёт.       Да, Сэм предупреждал, что он не самый ровный типчик в местных краях, что он тоже подчиняется воле Прототипа, у его алтаря тусуется… Какая досада. С другой стороны, тогда понятно, почему он до сих пор жив. Наверное, с Заей-Попрыгушей такая же история. Как бы с ней не пересечься в будущем…       Она замечала со стороны пса, что делал он всё это не с шибкой охотой. Как будто его вынудили. Но его молчание… его беспрекословность, покорность. Запугали? Лэрин проклинает всех. Если теперь над ней ещё и Пеклопёс будет издеваться, это будет катастрофичнее, чем уже есть. Это смерть.       Ведь и по канону же Пеклопёс дружил с Котом-Дремотом… Хм, даже в такой голодной, мрачной обстановке, где каждый норовит друг друга съесть, они остаются союзниками. К сожалению.       Лэрин надеется, что видела Пеклопса в первый и в последний раз. А Попрыгушу пусть она не увидит вообще.       Нет ей пути на волю… никто ей не поможет.       И всё из-за хитророжки. Бедная хитророжка…              Ледяная вода промывала голые руки с красными от воспаления кончиками пальцев. Кровь полностью остановилась на всех пальцах ещё двадцать минут назад, но воспаление ещё было в фазе активного обострения. Это заставляло их болеть так, что Лэрин от безысходности подставила их под воду, чтобы остудить боль.       Она тяжело дышала. Между вздохами был слышен словно астматический свист, хотя девушка не задыхалась. Это был животный испуг, безумие так и сверкало в её глазах, бешеных, хрустальных. Зрачки дрожали в них так, словно в голове Лэрин началось землетрясение.       Просыпался шквал голосов, мыслей, эмоций. По виду можно предложить, что рыжая или под сильными веществами, или в эпилептическом припадке, или окончательно потеряла рассудок. Её сердце можно было услышать, не прижимаясь к груди. Слёзы текли, не переставая, заставляя воспалиться ещё и её бледное лицо.       На секунду подняв глаза на своё отражение, девушка не смогла оторвать взгляд. Дыхание, можно сказать, нормализовалось, чего не скажешь о сердце.       Выпученными глазами девушка смотрела на своё лицо. Она видела его, страшное и бледное, как поганка, как призрак. Ей вспомнилась хитророжка, убитая руками Лэрин, которыми она теперь не сможет адекватно пользоваться ещё как минимум неделю. Пеклопёс… Кот-Дремот…       Из носа к её губам прочертила жирную линию кровь. Сразу, такая же жирная капля крови, вытекла из второй ноздри. Лэрин попыталась вытереть кровь, но её стало только больше. Она раскрыла рот, чтобы продышаться, и кровь вылилась ещё и изо рта, залив всю раковину, испачкав всю одежду.       Руки были беспросветно красные. На ладошку сыпались сгустки чего-то твёрдого, напоминающие то ли куски костей, то ли зубы. Взор помутнел, Лэрин увидела в отражении, что кровь пошла и из её глаз. И из ушей, так как она почувствовала тёплую жидкость текущую по щеке.       Лэрин вскрикнула и упала на пол, пытаясь остановить и боль, и кровь. Мысленно она понимала, что это галлюцинации, но с другой стороны почему она такая явная, реалистичная, что до сих пор не прошла?       Все раны — зажившие и свежие — взбухли громадными волдырями. Вырастая до размера с шарик для пинг-понга, они лопались, забрызгивая всё зелёным, жёлтым гноем и кровью вперемешку. Это было не столько больно, сколько страшно. Лэрин билась в судорогах у стены, валяясь на полу. Пальцами без ногтей она пыталась царапать своё лицо, удариться головой так сильно, чтоб умереть в тот же час.       Она зажмурила глаза, и когда хуже уже быть не могло, казалось бы, её отпустило. Боль осталась, но визуальные, слуховые галлюцинации прошли практически полностью. В холодном поту она лежала на полу и восстанавливала дыхание. В какой-то мере даже наслаждалась моментом, который возникает, когда агония отступает и становится гораздо лучше. И плевать, что всё происходит на полу в туалете.       Было холодно лежать на кафеле. Поэтому, как бы ни хотелось остаться тут лежать навсегда, лучше поискать место получше, где спинку застудишь с меньшим процентом вероятности.       Странно, у Лэрин появились силы. С лёгкостью она смогла встать с пола, отряхнуться и выключить воду в кране. Протёрла руки полотенцем. В голове стало подозрительно тихо… Не было никаких мыслей, вакуумная тишина. И спокойствие. Лэрин облегчённо вздохнула и вышла из туалетной комнаты.       Буквально на пороге своей комнаты она резко согнулась в три погибели из-за кошмарной боли, пронзившей низ её живота. Стоявший в коридоре кот вздрогнул от её резкого крика.       Началось?