Давай будем считать, что нас никогда не существовало

Гаглоев Евгений «Академия Пандемониум»
Гет
Завершён
R
Давай будем считать, что нас никогда не существовало
графиня шадурская
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Свежеватель и Сирена. Две разбитые затерявшиеся души. Однажды они встретятся и, пусть недолго, но будут счастливы. А мы с вами будем за этим наблюдать. (эта работа - сборник небольших ситуаций с этой парой)
Примечания
Сразу скажу, что любителям каноничного характера Соловьевой лучше не читать этот фанфик, дабы сохранить мои и ваши нервные клетки) Также не советую читать, если вы считаете Германа психопатом. Я не спорю, что в каноне он именно таковым и является, однако в этом сборнике он более человечный. Вроде бы больше противопоказаний я не наблюдая, так что "вперед!" Заранее Благодарю всех тех, кто прочитает это)
Посвящение
этой паре. почему-то мне очень нравится их дуэт, не смотря на настоящую сущность Подольского. мне кажется, что именно у них была какая-то химия, искра
Поделиться
Содержание Вперед

III. Смородина, можжевельник и бергамот.

*** Луиза потянулась и зевнула. Приятная усталость разливается по телу. Сумерки постепенно накрыли Клыково мягким одеялом. А она по-прежнему счастливо улыбалась и не могла с собой ничего поделать. Это было так приятно — ни о чем не думать. Хоть и получалось только с ним, каким-то волшебным, непостижимым образом. Девушка опустила голову ему на грудь и натянула простынь повыше. — Герман? — пальчики начали вырисовывать невесомые узоры на загорелой коже. — Мм? — Что ты чувствуешь? — тихий и в тоже время такой громкий вопрос. Слишком важный для нее, слишком личный. Словно задавая его, она протягивает ему нож и поворачивается спиной. Луиза не любила говорить о своих чувствах, а может просто не умела… Никогда раньше не приходилось чувствовать нечто подобное. Это пугало. — Ужасный холод. Погоди, я принесу одеяло, — он вылезает из постели и шлепает босыми ногами по полу. Он роется в шкафу. С неизменной улыбкой на лице. Она выучила его наизусть. В этом весь Герман — шутки, смех и безрассудство. А теперь она подхватила это, заразилась. И самое страшное — ей нравилось болеть. — Господи, я не об этом, — она закатывает глаза и смеется, когда парень укутывает ее. — Я знаю, журналистка. Улыбка сползает с лица, тон становится слишком серьезным. Он садится на край кровати, поджимая ноги. Смотрит в пол, а глаза стекленеют, становятся пугающе безучастными. — Эй, — она боится. Боится за него. — Что-то случилось? Наверное, даже больше, чем за себя саму. Луиза садится позади, лбом упираясь ему в лопатки. Теплая бархатистая кожа и тонкий аромат. Смородина, можжевельник и бергамот. — В том-то и дело, что я не знаю, — выдыхает он. Тяжело, болезненно. — Не знаю, что происходит, не знаю, смогу ли справиться. Девушка усаживается перед ним, опуская колени на холодный пол. Ей все равно. Все равно на этот холод. Она привыкла, что он всегда рядом с ней. Если не снаружи, так внутри. — Послушай, что бы не случилось, я рядом, — Соловьева нежно касается его подбородка, заставляя пересечься с ней взглядом. — Я здесь, ты можешь мне доверять. Я помогу тебе, вытащу. Слова сами слетают с языка, и она уверена в них. Уверена в их правдивости. — Я не думаю, что хочу впутывать тебя в это, журналистка, — он устало улыбается. Она же словно шагает по осколкам. Осколкам его сердца. — Ты дорога мне. И это отрезвляет. Она слышит то, что хотела. Но теперь не нуждается в этом. — Ты хрупкая, журналистка. Я надеялся, что смогу защитить тебя, уберечь. — Я могу постоять за себя, Герман. Ты не моя нянька. Я в состоянии позаботиться о своей сохранности. — Боюсь, что сам стану причиной твоих неприятностей. Он хочет оттолкнуть, хочет остаться в одиночестве. — Я не позволю тебе остаться одному, слышишь? Я не понаслышке знаю, что такое мысли, и какой сокрушающей силой они обладают. Она бросает взгляд на него. Одинокая слезинка скользит по щеке. — Я рядом, — Луиза осторожно касается его плеч, обнимает. — Ты в безопасности. А вот сейчас она совсем не уверена. И прекрасно знает, что он тоже. Мурашки бегут по спине, а вместе с ними и страх. Вязкий, липкий, противный. — Ты лучшее, что случалось со мной, журналистка. И она прикрывает глаза, стараясь уловить то, что сейчас виснет в воздухе над ними. Тонкая ниточка мгновенно растворяется, улизнув из-под носа. За то, она оставляет клубящееся темное облако. Облако недобрых предчувствий… *** У всевышнего тебя загадал. Услышав мой внутренний плач, он взял мне тебя, да и дал, добавив лишь скромное: спрячь...
Вперед