In the shadow of Christmas candles.

В большом зале уже вовсю гремела музыка — надрывались скрипки, палочки отбивали ритм по барабанам, трубы оглашали своими голосами своды, звенели струны арфы. Танцующие, которых можно было представить кружащимися по паркету, ещё не танцевали и даже не собрались. В зал никого не пускали с самого утра. Оркестр репетировал. Около дверей собралась толпа зевак — в основном заинтересованных младшекурсников, и Драко, ещё не дойдя до туда, раздражённо цикнул — если эти тупицы хотели позавтракать, сегодня столы для каждого факультета были накрыты в их гостиных, и пропустить их было практически невозможно, но некоторые индивидуумы всё ждали, когда их пустят. Никогда, выкусите. Толпа всё жалась к дверям, совершенно не давая свободно пройти. Слизеринец широкими шагами пересёк холл, на ходу объявляя: — Внимание всем собравшимся! Если через секунду кто-то ещё будет стоять здесь, сниму по 50 баллов с каждого факультета за каждого ученика! Бал начинается в 18:00, до того времени не думайте соваться сюда, — когда блондин договорил, перед тяжёлыми дверями, расписанными холодными, но не тающими в теплоте замка морозными узорами уже никого не было — только и сверкали пятки по лестницам, да звонкие голоса отдавались эхом. Драко любил тот факт, что его не только уважали, но и боялись — второкурсники в его присутствии пискнуть не могли — и при том он не сделал (тем, кто младше по крайней мере) ничего, что могло бы заставить их дрожать в его присутствии. Это всё слухи. Слухи работают поистине волшебно. Они как неуправляемое оружие, как ядерная бомба, они имеют больше влияния, чем гласные заявления, но могут обратиться и против того, кто решил их выпустить. Многие думают, что они никогда не врут, и именно потому в них такая сила — никто не хочет осознавать, что они просто не знают правды. Драко дёрнул огромную железную дверь и протиснутлся в большой зал. Предновогоднее утро обещало быть полным хлопот. Из противоположного угла, размахивая пачкой каких-то бумаг, к Драко уже спешил Поттер, Макгонагал беседовала с дирижёром… — Малфой, — с середины зала Гарри уже заорал, нисколько не задумываясь о том, что из-за музыки слизеринец его просто не услышит, — Не видел Итэра? Я всё утро его ищу, куда он запропал? — Ты полагаешь я должен знать, где шляется этот пуффендуец? — не успел он закончить фразу, как двери вновь открылись и показалась до ужаса растрёпанная светлая голова. Волосы, спадавшие водопадом ниже пояса, не были заплетены или даже просто расчёсаны, вокруг глаз рисовались тёмные круги, контрастировавшие с молочной кожей, рубашка была помята и небрежно торчала из пояса брюк. Мантии на нём не было. Не дав собравшимся возмутиться, он начал с порога: — Извините, немного проспал, — он захлопнул за собой дверь, — вы уже начали? — Уже давно, — послышалось от Драко, а Поттер толкнул его в плечо. *** Платье и вправду было невероятным. Люмин даже жалела иногда, что её появление в этой легко-воздушной красоте не будет сюрпризом для партнёрши — невозможно было спрятать его, пока они жили в одной комнате. У самой Аяки платье было голубое, чуть ниже колена, целомудренное и роскошное одновременно. Тёмно- голубой корсет зашнуровывался сзади белой лентой с большим бантом. И ей, черт возьми, слишком шло. Аяка распахнула дверь спальни когтевранок пятого курса ногой и грациозно прошагала к центру комнаты, обеими руками держа полный всяких вкусностей поднос. На маленьком, казалось бы, прямоугольничке умещалось пять стаканов, кувшин апельсинового сока, пара порций яичницы, тарелка с фруктами, несколько кусков тыквенного пирога, тосты с джемом… Остальные обитатели комнаты уже ждали её, составив из четырёх тумбочек что-то наподобие стола по центру спальни. На двух стоящих друг против друга кроватях разместились все обитательницы комнаты: Мона, Гань Юй, Чжоу Чанг и Люмин, которая нетерпеливо хлопнула в ладоши при виде еды и продолжила начатую ранее фразу: — Так что? Он пригласил тебя? — она пристально посмотрела на Мону. Та обвила подушку, которую обнимала, ещё и ногами, зарылась в неё головой и что-то невнятно пробормотала. Уши её, скрытые ворохом тёмно-синих прядок волос, которые, вопреки обыкновению, не были заплетены в два хвоста, кажется покраснели. Люмин была уверена в этом на 95 процентов из ста. — Неееа, — протянула Мегистус, — звёёёзды наврали мне! Я- я ему не нравлюсь! И мне придётся идти на бал одной! — Эй, — вмешалась Аяка, усаживаясь с ней рядом и толкая в плечо, — ты ведь можешь сама его пригласить, если он такой тугодум! — она улыбнулась подруге. — Неа, — Мона подняла голову, — он наверное уже пригласил кого-нибудь другого. Какую-нибудь красивую светловолосую слизеринку!.. Люмин думала, что всё это мелочно. Пока у кого-то единственной проблемой являлось то, что тот-коротышка-слизеринец не пригласил на бал, её волновала вещь гораздо серьёзнее. Татуировка, обвивавшая левую руку выше локтя, всё неприятно жгла холодом. Потому что Люмин ошиблась. Дважды. Люмин улыбалась сегодня обжигающе-горячо и в то же время горько. В комнате никто и не замечал кажется — светловолосая была слишком хороша в своей чёртовой лжи во благо. Кому? Да разве что смазливой мордашке брата, Аяка понимала это, как никто другой. Получалось так глупо. У Люмин тряслись руки. Не настолько сильно, чтобы вызывать обеспокоеные взгляды, но достаточно, чтобы Аяка пересела поближе к ней и коснулась руки вопросительно. Ладошка Люмин — покрытая липким слоем пота — в ответ перепела с ней пальцы и сжала, вложив всю свою немаленькую силу, совершенно не заботясь о том, что девушке может быть больно. Что-то сегодня должно было пойти на так, и пока в груди разгоралась эта уверенность, пятикурсница навалилась на Люмин боком, обвила свободной рукой талию — и та вопреки обыкновению не стала отпираться, фыркать и со смешинкой отстраняться, как всегда бывало на людях. И это тоже было странным, необычным… пугающим. — Давайте завтракать, сегодня будет долгий день, — Люмин запустила руку в волосы Аяки, совсем недавно причёсанные, и обвела взглядом девушек. После короткого пожелания приятного аппетита все приступили к трапезе. *** Всё шумело и искрилось, шуршали подолы платьев и мантий, раздавались шаги по лестницам — замок ожил, обитатели его повылезали наконец из гостиных. За окнами свет уже померк, зато в коридорах Хогвартса весело плясал огонь в факелах и на парящих тут и там в воздухе свечах. Итэру пришлось бежать со всех ног, чтобы успеть переодеться в парадную мантию. Весь этот бал во время подготовки ему уже порядком надоел, но оставалось последнее и самое важное — открыть его, станцевав первый вальс. После танца и приветствия балом по очереди будут заведовать представители факультетов — Итэр рад, что на хаффлпафе нашёлся доброволец на эту роль. А учитывая то, сколько совет старост корпел над сценарием, всё должно пройти просто прекрасно. Только сейчас светлую голову посетил вопрос о том, умеет ли танцевать вальс Сяо? Впрочем, как чистокровный из древнего и уважаемого рода, должен уметь, поэтому Итэр на этой мысли совершенно не сконцентрировался, продолжая вприпрыжку свой путь по лестницам. Настроение было парадоксально хорошее. Уже завернув за угол, ведущий в коридор полуподвалов, Итэр на кого-то налетел. «Кто-то» ойкнул. Итэр пробормотал извинения и только тут понял, что перед ним стоял Сяо собственной персоной. С тех пор, как они договорились пойти на бал вместе, они не пересекались нигде, кроме обеда, но и там, сидя за разными столами, даже не кивали друг другу в знак приветствия. Сейчас же встреча ощущалась как-то неловко, поэтому Итэр поспешил перейти к важному, не расшаркиваясь. — Бал начнётся уже скоро… Ты пришёл за мной? Отлично, но мне нужно переодеться. Можешь подождать меня здесь? — Итэр соединил руки за спиной в замок. Сяо кивнул, и пуффендуец понеся дальше. Одетый в строгую чёрную мантию, смотрящуюся тем не менее очень дорого и изысканно, гриффиндорец только скрестил руки на груди. А пару мгновений спустя… Сяо, всё ещё глядящий Итэру вслед, почувствовал, как его губ коснулись и с остервенением начали целовать. По правде говоря, тут он немножко ахуел. Выпал из реальности так сказать. Хотел оттолкнуть незнакомку, заставить её остановиться, но не тут то было. Всё тело сковало — будто парализующим ядом — и оттолкнуть её никак не выходило. Она тем временем успела обвить руками его шею. А ещё, кажется, она была пьяна. Сквозь поцелуй привкус алкоголя не чувствовался, но фиолетовые глаза, в которые Сяо своими — широко открытыми — уставился, были будто подёрнуты мутью. Теперь-то, оглядев каскад голубых волос, Сяо догадался, кто это — та девушка с рейвенкло с его потока, которая приходила чуть ли не каждый день, пока он на четвёртом курсе валялся в больничном крыле с ангиной — Гань Юй. Платье на ней было всё в блёстках, длинное и пышное. Сяо бы не смотрел, если бы мог отвернуться и уйти. Губы уже горели, а тело не двигалось. Он не мог. Девушка отступила только тогда, когда в коридоре раздался звук шагов. Отскочить и сделать вид, что она только что пришла, ей не без труда, но удалось, когда Ион, шестикурсник с длинными тёмно-русыми волосами и орехового цвета глазами показался из-за поворота. Сяо продолжал остолбенело стоять, больше не скованный магией, но всё ещё ошарашенный произошедшим. Будто в замедленной съёмке наблюдая, как парочка под руку удаляется, он осторожно вытер рукавом мантии губы, глянул наверх и выругался, не скупясь на выражения. Кому взбрело в голову развесить везде эту чёртову омелу! По традиции поцелуй под висящей на потолке омелой считался приносящим вечную любовь и должен привести к неизбежному браку. Сяо знал эту легенду. Бальдур, бог мира, был ранен стрелой, сделанной из омелы, и исцелен от раны по просьбе других богов и богинь. После этого омелу отдали во власть богини любви, которая установила, что каждый проходящий под омелой должен получить поцелуй в доказательство того, что эта ветвь стала эмблемой любви, а не ненависти. Но легенда — стародавние дело, проходили века, мир менялся, сложилось мнение, что человека, стоящего под омелой, можно поцеловать, и он не имеет права отказаться. А потом какой-то умник решил заколдовать зелёные ветки с белыми ягодами, красивыми, но ядовитыми, соответствующим образом. А теперь с гриффиндорцем произошло это. Весьма и весьма неприятно. Немного подумав, Сяо всё-таки решил выпустить гнев и запустил в висящие на потолке ветви заклинание гниения. Можно было бы взорвать, но сбегутся люди, а ему и так терпеть их весь вечер… От размышлений о том, какие проклятия он настал бы на того, кто зачаровал омелу, Сяо отвлёк появившийся в коридоре силуэт. Итэр был… красив. На нём была не мантия, а что-то вроде детали традиционного китайского костюма — широких штанов, по силуэту напоминающих юбку в пол, рубашка, не скрывавшая узкую талию — всё однотонно-бежевое, и чёрная накидка на плечах. Волосы его были распущены, а чёлка и непослушные пряди спереди убраны заколками. Гриффиндорец и не понял сразу, что пялится (снова), а Итэр дал ему такую возможность, пока сам, наконец никуда не торопящийся, рассматривал, во что одет его партнёр. Надо сказать он оценил тот маленький милый хвостик, в который Сяо собрал свои волосы, открывая взору аристократично-молочную шею. Если бы блондин был вампиром, обязательно укусил бы. Как жаль что он не-. *** Грохнули литавры. В большом зале уже собралась толпа — от мала до велика — расклеилась по стенкам, слились нарядно одетые люди группками вокруг столиков с едой и шампанским. Все ждали. — Ты же вальс танцевать умеешь? — Итэр тащил Сяо за руку к малому входу в большой зал, где уже собралось четверо: двое старост и их спутницы. Завидев их, Поттер тут же замахал рукой. — Опаздываешь, принцесса! — гриффиндорец нервно хихикнул, а его рыжеволосая спутница улыбнулась и приветственно подняла ладонь. Малфой только обернулся и хмыкнул. Принцесса? Интересное у него прозвище однако. У Сяо никогда не было прозвища. Только имя, свистящее, сдержанное, аристократичное. Наверное Итэр и Гарри очень хорошие друзья? В любом случае, думать об этом не стоило. Итэр отпустил руку гриффиндорца и подошёл к компании старост и их спутниц, оставив Сяо неловко стоять за спиной. Стоило тоже присоединиться к разговору? Он не знал. До него лишь смутно долетали отрывки. — Так ты будешь ведомым? — это был, кажется голос Джинни. Итэр кивнул. — Я думаю Сяо будет комфортнее в роли ведущего, я ведь сказал ему, что мы открываем бал буквально минут десять назад, — он пожал плечами и дёрнул головой так, будто хотел оглянуться за спину и убедиться, что Сяо никуда не сбежал, однако передумал и резко прервал движение. Тут в разговор вмешалась ученица Слизерина с тёмным каре, именем которой Сяо никогда не интересовался, но видел её пару раз на совместных уроках. Кажется она была из тех вечно болеющих и вечно отсутствующих. — Постарайтесь не опозориться, — она подмигнула и резко развернулась на каблуках. Сяо не то чтобы нервничал. Нет, он умел танцевать, знал, что умеет, и не один раз делал это… ему никогда не нравилось, потому что на домашних балах контингент, хоть и из высшего общества, попадался различный. Было свежо, например, воспоминание про тот раз, когда ему пришлось танцевать с женщиной лет сорока, выглядившей как старуха, с дляблой кожей, изо рта которой несло чесноком. Кроме того, что она не знала базовых движений, эта извращенка положила руку тогда двенадцатилетнему, зашуганному, стесняющемуся возразить, мальчику на ягодицу и держала так до конца танца. Пока Сяо витал в своих мыслях, музыка в большом зале стихла. Прекратились и разговоры меж старостами. Гарри приоткрыл тихонько дверь и оглялел зал — Дамблдор вышел вперёд и начал зачитывать поздравительную речь, стоя перед собравшимися, сконцентрировав на себе их внимание. Поттер обернулся и махнул рукой, подзывая всех к себе. — Минуты через две он закончит, и мы выходим, — Гарри продолжал держать дверь приоткрытой и следить за обстановкой в зале, свободной рукой находя и сжимая руку подошедшей Джинни. Рядом, так же за руку, встала слизеринская пара. Итэр оказался перед гриффиндорцем как-то слишком быстро и незаметно и протянул руку, дожидаясь, пока темноволосый вложит свою ладонь в его. Сяо очнулся только к тому моменту, когда пуффендуец успел несколько раз махнуть рукой перед его лицом. — Готов? — на это Сяо кивнул. Итэр переплёл их пальцы, — Отлично. Делай всё как обычно, я под тебя подстроюсь, — Итэр улыбнулся и Сяо снова кивнул, потому что даже не услышал, что ему сказали — всё перекрыло ощущение чужой руки, ободрительно и очень нежно сжимающей его собственную. В этот момент Гарри наконец крикнул: — Сейчас! — тут же полилась музыка, а в зале раздались аплодисменты. Поттер открыл на распашку дверь и первым вышел в зал под руку со своей спутницей. Сяо и Итэр замыкали тройку пар и добрались до танцпола в центре зала последними. Когда ты на сцене, под перекрестьем взглядов, всё меняется. Чувства пронизывают тебя, словно иглы, прошивают цветными нитями. Если до попадания сюда тобой овладевает мандраж, в тебе мечутся сомнения, пропитанные страхом, то здесь это всё растворяется. Думать о том, какой и куда сделать шаг, нет надобности. Пока музыка ведёт за собой, ты там, где и должен быть, ты дома, восприятие твоё обострено до предела… потому ты всё замечаешь. Мечтательную улыбочку директора и апплодирующую Макгонагал, во все глаза глядящую на брата Люмин и снимающего из-под тишка на свою маггловскую камеру Колина Криви, голос… Пока Сяо блуждал взглядом по толпе, Итэр, кружимый в его руках, держа голову, как и подобает, высоко, тихонько звал гриффиндорца, прося посмотреть на него. Шёпот этот показался очень чётким и громким среди потоков звучания труб, скрипок, барабанов. Сяо перевёл взгляд на Итэра. Непослушные прядки волос лезли тому в лицо, скрывая молочную кожу и путаясь в длинных чёрных ресницах, медовые глубокие глаза, кажется, до этого рассматривали партнёра, но теперь, не выдержав ответного взгляда, прикрылись. Под ними Сяо с возмущением заметил столь же глубокие тёмные круги, неумело замазанные консилером. Он скрывает их? Как же плохо они должны выглядеть. Сяо захотелось вдруг увидеть Итэра без макияжа, а потом почему-то подумалось, что этих самых синяков-под-глазами ему хочется коснуться губами. Бред какой. Хотя возможность была — прямо сейчас — но Сяо бы не хотел, чтобы Итэр чувствовал себя неловко перед такой толпой, и сдержался. Не смог сдержаться только от того, чтобы дунуть в чужое лицо и смущённо усмехнуться. Прозвучали последние аккорды, музыка замерла, замерли и танцующие — три пары, кружившиеся до этого по залу, теперь почти не дыша, словно окаменев, стояли в завершающей позиции. Из завороженной толпы донёсся один хлопок, второй, третий, а потом и вся зала разразилась криками и овациями. Слово взяла на этот раз Минерва Макгонагал: — Бал по случаю Нового года и Рождества объявляется открытым! Танцуйте, пейте, веселитесь! Пусть заиграет для всех ещё один вальс! — она кивнула музыкантам, и те принялись играть. Ребятам за инструментом предстояла сегодня долгая ночка. Минерва вышла на танцпол под руку с профессором Снейпом одной из первых, но ещё раньше прямо сквозь пол в зал проник полтергейст Пивз, проникся по залу, уронил шампанское с пары столиков, и скрылся в стене. Ближе к середине музыкальной композиции он уже притащил на праздник отчаянно сопротивлявшуюся Серую Даму и начал вместе с ней вальсировать прямо в воздухе. Люмин оказалась посреди залы также одной из первых, притом чуть не потеряв среди людей свою партнёршу, подскочила к Итэру, на чьих щеках алели остатки румянца, и распахнула руки для приветственных объятий. За ту неделю, что они не виделись, несмотря на то, что жили в одном замке, она успела невообразимо соскучиться по брату. — Давайте поменяемся партнёрами, — в голоске когтевранки звенело веселье, — На один танец! — Окей, — Итэр согласился с блондинкой, по мнению Сяо, слишком легко. И совершенно не задумавшись о том, что ни с кем кроме него гриффиндорец танцевать не соглашался. Он хотел было возмутиться и отказаться, но староста пуффендуя остановил его, легонько дёрнул за рукав. — Не отказывайся, это всего лишь моя сестра, условная женская версия, которая тоже в тебя не влюбится, — он вдруг щёлкнул Сяо по носу. — На один танец. И прежде, чем Сяо успел ещё что-то сказать, музыка вновь растеклась над залой. Невозможно было продолжать стоять в сумасбродном потоке кружащихся парочек, Люмин сама подхватила его, увлекая в водоворот танцующих, даже с позиции ведомой направляя сама. Итэр был совершенно не прав, если думал, что они с сестрой похожи, ведь… ни капли сходства. Совпадали золотистые локоны и милые мягкие черты лица, но даже их выражения разительно отличались. Если у Итэра брови сходились в мягкой складочке, то у Люмин это был росчерк молнии, если брат в руках Сяо расслабился, доверился, и позволил вести себя, сестра наоборот была сдержанна и контролировала ситуацию полностью, стараясь мягко доминировать. Её ножки двигались гораздо резче, а ещё она изучала лицо гриффиндорца лишь первые несколько секунд, а после, сделав для себя какие-то выводы, принялась выискивать среди танцующих Аяку и брата. Сяо проследил за её взглядом — двое кружились в противоположной части зала, мило щебеча о неопределённых вещах. Сяо резко выдохнул и отвёл глаза — почему-то эта картина ему не понравилась. Люмин же, казалось, предпочитала молчать и наблюдать. *** Никто не успел заметить, сколько прошло времени. Никто не успел ничего понять. Мазурка резко оборвалась и сменилась тревожным, протяжным плачем сирены. Преподаватели и старшекурсники нервно сжали в руках волшебные палочки, кто-то из младших закричал, по залу поползли тревожные шепотки. Полтергейст пронёсся над толпой, бешено вопя: — Убийство! Убийство!