Сердце Кракена

      — Я не понимаю, — нахмурился Иззи, стоя на квартердеке «Анны», весь одеревеневший, жесткий, нервно сжимая собственные запястья перед собой. — Что значит, ты не поплывешь с нами, Эдвард? Ты… ты наш капитан. Ты мой капитан. Ты был моим капитаном дольше, чем я был жив…       Эд печально улыбнулся ему, потрепал рукой по плечу. Иззи вздрогнул так, словно он дал ему пощечину.       — Ты снова жив, Из. Как и я. Как и все остальные на «Анне». Она оставила вас в живых.       — Я не понимаю, — повторил Иззи, упрямо качая головой. — Еще вчера ты был Великим Кракеном, Ужасом Семи Морей, моим капитаном, а сейчас говоришь, что ты снова стал смертным, просто… Эдвардом. Как это возможно? Мы были уверены, что проклятие невозможно снять.       — Стид нашел способ снять его, — пояснил Эд терпеливо.       — Чертов недоумок Боннет, — выругался Иззи сквозь зубы, и Эд выдохнул и покачал головой.       — Из, пожалуйста… Я люблю его и не потерплю оскорблений в его адрес.       Иззи посмотрел на него исподлобья, но прикусил губу и ничего не сказал. Эд видел, что он едва заметно дрожит.       — Этот… Боннет разрушил всю мою жизнь, Эдвард, и я буду называть его так, как сочту нужным.       Эд прикрыл глаза, ущипнул себя за переносицу, собирая в кулак остатки своего терпения. Он должен сделать это. Ради своей команды. Они верно служили ему все эти годы. Да, они были пиратами. Но они были его пиратами. Он не мог допустить, чтобы их постигла та же участь, что и всех остальных. Когда он спросил у Эше про их судьбу, ее ответ ужаснул его.       «Я заберу их. Их души и тела давно должны принадлежать морю».       Воистину она была непредсказуема как само море.       — Никто не разрушил твою жизнь, Из, — пояснил Эд, выныривая из своих мыслей. — Считай это вторым шансом. Неожиданным поворотом давно знакомого пути. Можешь стать капитаном «Анны», если хочешь. Или можете выбрать себе нового капитана, а ты останешься первым помощником. Или забирай свою долю сокровищ и суши весла, — может быть, тебе больше придется по душе жизнь в порту. Парням скажи то же самое. Они теперь свободные люди. Вольны сами выбирать свою судьбу. Больше не связаны с моей участью. Клык и Айвен, к примеру, захотели перейти на «Месть», под командование Стида. Может, и ты присоединишься?       Губы Иззи дрогнули, искажая лицо гримасой ненависти. Эд усмехнулся про себя, он подозревал, что Иззи скорее сожрет собственный палец, чем станет плавать под командованием Стида. Иззи был упрям как осел, неприязнь, которую он испытывал к Стиду, была такой очевидной, что ее можно было пощупать руками.       — Значит, это прощание? — обронил Иззи сквозь зубы и, когда Эд кивнул, выдохнул с присвистом.       Он выбросил вперед руку, избегая смотреть ему в глаза, и Эд пожал ее, чувствуя под пальцами прохладу его кожаной перчатки.       — Может быть, мы еще пересечемся, Из, — заметил он мягко. — Никогда не знаешь, что в следующий раз выбросит море.       — Прощай, Эдвард, — бесцветно произнес Иззи и выпустил его ладонь.       Эд обернулся только один раз, спускаясь с квартердека, но Иззи не смотрел на него, лишь судорожно сжимал руками руль. Эд все же махнул рукой, а затем спустился на палубу, позволив Иззи скрыться из виду и из своей жизни.       Прежде чем сесть в шлюпку, где его уже ждали Айвен и Клык, Эд в последний раз зашел в свою каюту, чтобы забрать кое-какие вещи. Пожитков оказалось немного — лишь несколько вещей, напоминание об этом долгом этапе его жизни.       Весла шлюпки негромко опускались в воду, и Эд вытянул вперед больное колено, окидывая последним взглядом свой корабль. В душе не было сожалений, только небольшая печаль. Он откинул голову назад, позволив солнцу ласкать лицо, и улыбнулся, подумав, что Стид ждет его в каюте, где Таракан наверняка уже накрыл обед. В животе заурчало, и Эд прижал к нему ладонь. Он был голоден, и это радовало его. Он позволил себе рассмеяться, отпуская все тревоги и печали, и отвернулся от «Анны» навстречу новому дню. Навстречу новой жизни.

—~—

      Кошмары преследовали его еще несколько лет. Они приходили внезапно, вторгались в его сны холодом, подобные ледяному течению среди теплых вод. Ему снилось морское дно, сосущая пустота в груди, голод и ярость, затмевавшие любые разумные мысли. Снилось, что вместо рук и ног у него щупальца, которые сжимаются и разжимаются в вечном поиске добычи. Когда он открывал рот, в него заливалась холодная вода, а из глотки вырывался рев, сотрясавший темное морское дно.       Но чаще всего ему снился Стид. Парящий бледным пятном в морской пучине, бездыханный, с золотым ореолом волос вокруг головы. Или на берегу, с кинжалом в груди, с алым пятном, неумолимо расползавшимся по рубашке. Зрение Эда окрашивалось алым, алое покрывало его с ног до головы. Он кричал, но кровь попадала в рот, и он захлебывался ею, чувствуя, как в груди алым цветком распускается боль.       Он всегда просыпался резко, будто выныривал из воды. Сердце колотилось в груди часто, гулким эхом разносилось по телу, и это на мгновение пугало его еще больше. Он прижимал руки к груди, часто ловил ртом воздух, и холод все никак не отпускал его.       Стид всегда просыпался почти одновременно с ним, словно чувствовал его душащую панику. Он обнимал его, прижимал к себе крепко и баюкал в руках до тех пор, пока бешеный ритм сердца не утихал, пока тепло его тела не вытесняло холод из груди Эда. Они никогда не обсуждали кошмары, да и не было нужно, — они достигли того уровня, когда понимание приходило без слов. Эд благодарно улыбался губами, но не выпускал Стида из рук до тех пор, пока снова не заснет. Стид обнимал его столько, сколько потребуется, даже если ему приходилось всю ночь не смыкать глаз.       Стид всегда был рядом. Эд обнаружил, что ему физически тяжело отпускать Стида куда-то одного, даже ненадолго. В груди становилось тесно, сердце заходилось в панике, билось в груди, словно птица в клетке. Первые несколько месяцев Стид не отходил от него ни на минуту, успокаивая его тревогу своим присутствием. Надежный. Любимый.              Британцы еще долго не оставляли их в покое — пришлось залечь на дно. Китай оказался еще прекраснее, чем Эд себе его представлял. Фейерверки произвели на них всех огромное впечатление. Разноцветные вспышки расчерчивали небо, складывались в диковинные фигуры, и ночь действительно превращалась в день, как любили с гордостью повторять китайцы.       Когда они наконец вернулись в колонии, его волосы были еще гуще усыпаны сединой. На лице Стида появились новые морщины, отросшие волосы он стал зачесывать назад, а не завивать. В них серебрился лунный свет, но он по-прежнему был так прекрасен, что сердце Эда ныло в груди каждый раз, как он на него смотрел. Они оба обзавелись новыми шрамами и новыми историями, но в этот раз это были их совместные приключения.       В конце концов, Стид научил Эда танцевать, как и обещал. Они часто танцевали на палубе, одни под луной, или же в окружении команды. Такие ночи были другими, полными песен, смеха и тепла, и они кружили, кружили, кружили, пока звезды не начинали падать с неба ему прямо в руки. Эд заваливался на спину бок о бок со Стидом, смеялся и ловил их, вручая каждую Стиду, — потому что он был достоин их всех, но ни одна из них не могла сравниться с ним по красоте.       Со временем они привыкли к этому — быть рядом друг с другом, делить радости, переживания, лишения. Любовь изменилась, стала менее ослепляющей, горела в груди ровным пламенем. Она была простой и надежной, и Эд хотел, чтобы жизнь оставалась такой всегда. Однако жизнь неизбежно менялась, иногда в лучшую сторону, иногда в худшую. Они словно шли по извилистой тропе, и каждый новый поворот приносил с собой что-то новое. Только одно оставалось неизменным — Стид всегда был рядом с ним, всегда держал за руку, никогда не отводил от него взгляда.       И Эд готов был идти по этой тропе до самого конца — бок о бок со Стидом.