Все, что я хочу о тебе знать

      Майк не вполне готов продолжать начавшийся так спонтанно разговор с Нэнси, и сестра не настаивает, полностью доверяя ему. Они проводят время за ужином, в тесном семейном кругу, без долгих разговоров на отвлеченные темы. Какое-то время Майк проводит с Холли, наблюдая за тем, как та занята раскрасками, помогая ей в выборе странных и неподходящих цветов. Нэнси остается с мамой, но иногда Майк чувствует на себе ее взгляд. Впервые он, пожалуй, не раздражается и не пугается. Нэнси любит его, несмотря ни на что — это единственное, что он понимает. Может, это означает и то, что он сам может любить себя?              Впрочем, это сложный вопрос, чтобы Майк мог ответить на него так быстро. Поэтому он отмахивается от него, как от назойливой мухи, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом, хотя и терпит поражение.              Поздно ночью Нэнси стучится в его комнату. Майк ее, конечно, ждет. Все-таки сестра — слишком деятельная натура, чтобы оставить сложный разговор незаконченным. Майк не уверен, что хочет продолжать, но удивляется тому, насколько изменилось его отношение к ней до поездки в Ленору. Раньше они оба были не в восторге от компании друг друга и не вели серьезных разговоров на личные темы.              — Ты не должен продолжать, — первой говорит Нэнси, — если не хочешь. Но, если хочешь…       — Я не знаю. Я не решил, чего хочу.       — Это тоже нормально. Мы можем просто помолчать или… наверное, послушать вместе музыку или что-то в этом роде…       — Ты думаешь о том, что зря не спросила Джонатана, как они проводят вместе с Уиллом время, да?..       — У него больше опыта быть хорошим старшим братом, чем у меня, Майк!..       — Ты — отличная старшая сестра, Нэнс. Я доверился тебе еще тогда, когда ты меня бесила. Я доверил тебе то единственное, что у меня было в двенадцать лет: знакомство с Эл. Разве это не показатель?       — Я никогда не думала об этом… так.       — Я и в двенадцать не был глупым, чтобы поверить тебе на слово.       — Ну, в тот момент рядом со мной был Хоппер, а ты был испуган, Эл преследовали плохие люди, вы прятались на свалке в сломанном автобусе…       — Хорошие были времена.       — Просто они закончились, Майк. И теперь кажется, что там лучше, чем здесь, но ведь это не так.       — Не уверен. Сейчас, куда не посмотри, не увидишь ничего хорошего…              У Нэнси странный взгляд. При всех потрясениях Майк почти уверен, что видит, как сестра придерживает потрясающие новости.              — Ты такой ребенок, Майк. Я уверена, что знаю что-то, что сделает твою жизнь гораздо лучше.       — Ты уже так говорила. Но я буду только рад узнать что-то хорошее. Хотя мне и не нравится, когда ты смотришь так, будто мы поспорили и ты выиграла у меня… ну, билеты во Францию.       — У тебя нет денег, чтобы их купить. И мы не спорили.       — Мы и не будем спорить, раз ты так уверена, что выиграешь. А деньги я когда-нибудь заработаю. Много денег. И отвезу тебя туда, просто так, без спора.       — Просто из нас двоих ты хочешь туда поехать больше, чем я.       — То, что ты не возненавидела меня из-за моего признания, не делает тебя приятным человеком. Просто знай, что сейчас ты ведешь себя так… раздражающе, как и всегда.              Кажется, Нэнси об этом известно. Но она сохраняет серьезность, не играет в обиду. И разговор опять становится… напрягающим. Серьезный разговор о серьезных вещах двух взрослых людей. Один из которых больше прежнего хочет вернуться в прошлое и оставаться подольше ребенком.              — Ты хочешь поделиться еще чем-то, что касается… этого твоего секрета?       — Я не всегда уверен, что это секрет… и что он вообще существует. Но мне часто говорят, что я смотрю на Уилла, и я часто о нем думаю. Может, это только совпадения. И я ни в чем не уверен, вообще-то. И Уилл избегает меня.       — Как и ты избегаешь Уилла.       — Я был плохим другом в последние годы. К тому же, как я могу быть хорошим другом, если… если иногда мне хочется быть чем-то большим... Как думаешь, я могу ошибаться? Может, я слишком много думаю? Или мне просто скучно бояться одного только Векны и проще бояться себя? Своих… ну, не знаю, желаний.       — Желаний?..       — Черт, Нэнси, я не настолько готов говорить об этом… с тобой.       — Но ты знаешь, с кем готов?..       — Я готов молчать об этом еще тысячу лет, спасибо, что спросила.       — Сядь и успокойся, пожалуйста. У меня от твоих перемещений уже кружится голова.              Майк хочет заявить, что он не перемещается, но осознает себя, шагающим по свободному пятачку комнаты и размахивающим руками.              — Не думаю, что тебе поможет молчание, Майк. Но мы можем молчать.       — Ты повторяешься.       — Это ты повторяешься. Ты в той ситуации, когда не можешь справиться сам. Когда нужен еще кто-нибудь. Хотя бы кто-то вроде меня. Кто поможет, подскажет или просто выслушает. Я могу просто выслушать, правда.       — Ты?! Не думаю, Нэнси…       — Но я могу!.. Сядь сейчас же и говори!       — Нет, мы все-таки не Байерсы. Давай закончим это, пока не разругались.              В отчаянии Майк закрывает лицо руками и тихо стонет. Сидеть на месте для него — не вариант, тело колется и чешется, требуя движения.              — Нам необязательно быть Байерсами. Хочешь, мы сбежим прямо сейчас? Прогуляемся по городу?       — Гулять ночью по городу, разделенному на части вратами в другое измерение? Ты точно рассудительная старшая сестра, которая удержит меня от… самоубийственных поступков?..       — Мы можем взять машину, обрез и патроны.       — Нэнс. Мне хочется справиться со всем этим… иначе.       — И все же сбежать — отличная идея.       — От себя не сбежишь, разве нет? Тем более, ты будешь рядом, будешь предлагать разговоры, будешь скрывать от меня что-то важное и постоянно намекать на это важное, но не говорить прямо.       — Я не намекала.       — Тебе и не нужно. Просто скажи, что тебе известно, и… возможно, я предпочту обрез и прогулку по страшному городу.       — Я не хотела тебе говорить, потому что это не мой секрет. И, в общем-то, это только моя догадка. И я надеялась, что ты догадаешься сам. Но, как я вижу, в чувствах мы с тобой оба… ну, недогадливы. И я все равно считаю, что тебе нужно прийти к этой мысли самостоятельно.       — То есть, ты продолжишь мучить меня намеками, да?       — То есть, я буду чувствовать себя так, как будто предаю Уилла.       — Уилла? Предаешь? Каким образом? При чем он здесь вообще?       — Он всегда при чем. Он важен для тебя даже больше, чем я думала. И я со стороны вижу то, чего не можешь увидеть ты. Но ты сам сказал, что всё началось, когда ты начал отталкивать Уилла первым, потому что… чувствовал к нему то, что не мог объяснить и то, что пугает тебя до сих пор.       — Эти формулировки слишком длинные.       — Зато ты не сбежишь, не дослушав.       — Я не сбегу скорее потому, что ты вцепилась в мою руку.              Нэнси чуть ослабляет хватку. Несмотря на внешнее спокойствие, она нервничает, не замечая реакций собственного тела, но и Майк сейчас сосредоточен больше на том, о чем она говорит. Она права: он лучше бы сбежал. Только бегство длиною в несколько лет привело его сюда, показывая, что лишено смысла.              Сестра собирается с мыслями.              — Я не знала, что это будет настолько тяжело. Просто я была уверена, что тебе все известно, или ты догадываешься, и поэтому ведешь себя так… Но Майк, Уилл ведет себя так же, как и ты несколько лет назад. Он отталкивает тебя. А ты ничего не делаешь, Майк. Да, ты только пару раз позвонил ему и пару раз предложил встретиться. За несколько месяцев. И нет, я не обвиняю тебя. Ты боишься, себя и своих чувств, не понимаешь Уилла, но что, если он тоже боится?       — Векну? У него есть все основания…              Нэнси честно пытается не взбеситься.              — Я точно лезу не в свое дело, Майк. И я не справляюсь с тем, во что лезу. Давай по-другому… — она обводит комнату брата отчаянным взглядом и вздыхает с облегчением. — Рисунок! В Леноре он рисовал для тебя. Он солгал тебе, что его попросила Эл. Что, если он лгал обо всем, что связано с рисунком? У вас был какой-то разговор, когда он дарил его. И… и что ты вообще видишь в этом рисунке? Зная, что Эл не имеет к нему никакого отношения?              Она практически силой подтаскивает Майка к рисунку над столом: в комнате нет места, больше привлекающего внимание. Рисунок идеально вписался в обстановку, Майк отметил это с удивлением и благодарностью. Но благодарность прежде была намертво связана с виной: Эл в рисунке говорила, что Майк — его сердце.              По шее от затылка к лопаткам проходит заметная холодная дрожь.              Сердце — маленькое, но самое яркое пятно на рисунке.              — Меня сейчас стошнит, — говорит Майк и сестра опять силой отводит его к кровати. — Скажи, что это неправда.       — Что именно не правда?              В ее голосе много сочувствия. И это тоже немного раздражает. Потому что Майк не хочет, чтобы его жалели. Потому что Майк знает, что заслуживает скорее гнева и раздражения. Он был таким глупым все это время!.. И все же… он немного хочет оставаться глупым.              Он закрывает глаза и валится на кровать.              В груди нежданно-негаданно расцветает надежда.              Майк предпочел бы, чтобы она сдохла.              — Ты сейчас намекаешь мне, что мои чувства к Уиллу — ну, те, что не совсем дружеские и те, в которых я совсем не уверен, — могут быть взаимными?       — Не я рисовала сердце! В смысле, Майк, не уверена, что только я вижу на рисунке Уилла сердце. Не думаю, что кто-то, кроме тебя, его не увидел!              Майк стонет с закрытыми глазами и Нэнси убирает руки. Эл, увидев в первый раз картину, расстроилась и ушла из комнаты, хотя они поднимались сюда точно не для того, чтобы быстро вернуться на семейный ужин.              — Мне кажется, или ты не рад этой… возможной взаимности на… возможные чувства?       — Я не гей! Я не хочу быть геем! Я не хочу, чтобы Уилл был геем. И мне нравятся девочки! И сердце может ничего не значить. Мы все могли неправильно его понять.       — Необязательно быть геем, — неуверенно говорит Нэнси. — Я слышала о людях, которым нравятся и девочки, и мальчики. И вообще, Майк, почему ты должен кем-то быть? Зачем тебе нужны эти ярлыки? Как будто каждое желание нужно взвесить и обозначить, а потом сравнить с тем, что думают о нем другие люди.       — Но ведь они считают, что это — неправильно! Я считаю, что это неправильно. Наш отец считает, что это неправи…       — А ты всегда прислушиваешься к мнению отца? Он уверен, что у правительства всё под контролем. Он остается в городе, из которого уехали адекватные люди, потому что по телевизору говорят, что ничего страшного не случится.       — Но мы ведь остались?       — А мы адекватные? Каждый из нас выбрал лезть в пасть ко льву, Майк. Желание самопожертвования, зачастую необоснованное, — это неадекватно! И не пытайся меня переубедить. Я люблю тебя и готова примириться со многими чертами твоего дурацкого характера, но сейчас ты меня бесишь! Уиллу угрожает смертельная опасность, он справлялся со своей «неправильностью» большую часть жизни, а ты стонешь, что не хочешь быть «таким»!              Майк открывает глаза, чтобы понаблюдать за Нэнси, поменявшейся с ним местами: она пытается не говорить громко и больше шипит, меряя небольшое свободное пространство комнаты резкими мелкими шагами. И Векна мог бы испугаться её в таком состоянии.              — Просто это нелегко…       — Жизнь никогда не будет легкой, Майкл! И ты либо будешь мяться и пытаться спрятаться за «правильностью», либо будешь счастлив. Вот скажи, ты счастлив? Был счастлив, когда встречался с Эл? Был счастлив, когда тебя игнорировал Уилл? Это было правильнее, чем поддаться своим желаниям, не так ли? Но было ли это настоящим? Или приносило больше боли? Просто представь, Майк, в любой момент может случиться что угодно: Векна или нашествие демомышей. Будешь ли ты радоваться тому, что трусил, пока было время? Или будешь жалеть, что тебе не хватило сил хотя бы попробовать понять, что тебе нужно, сделать хоть что-нибудь?       — Я ожидал, что ты меня просто выслушаешь, а не будешь осуждать в каждой чертовой фразе!              Майк вскакивает с кровати, уставший от пафосных слов, и сжимает кулаки. Доверие? Благодарность к сестре? Плевать — сейчас она олицетворяет все, что он ненавидит.              — Думаешь, я не думал обо всем этом все это время? Думаешь, легко мне внезапно понять, что я способен слушать Уилла, но думать только о том, какие на вкус его губы? Думаешь, я не схожу с ума, когда представляю, как Векна заберет его? Думаешь, меня не мучают кошмары по ночам, когда мне снится, что Уилл мертв и я не смог его спасти, потому что боялся ему навредить тем, что прикоснулся к нему не как друг?!               Карен, занесшая руку для стука в дверь, за которой уже явно ругались дети, замирает на месте. Она решает не стучать. Она знает: сейчас не лучшее время, чтобы вмешиваться, и одновременно она полагается на Нэнси: та не даст Майку наломать дров. К тому же, Карен нужно подумать.              Она спускается вниз, прокручивая в голове обрывки услышанных фраз; эта информация с трудом уживается с реальностью. Она слышала имя Векны. По телевизору его произносили не раз, и не два. Но почему Майкл боится, что Векна заберет Уилла? Разве Векна — не выдуманный бог сатанинского клуба?              На кухне Карен наливает вина в бокал и выпивает залпом. Она не вспоминает о позднем часе, набирая новый номер Джойс. Та близка с детьми, Карен даже завидовала этой близости, хотя и не позволяла зависти пускать корни слишком глубоко.              У Джойс уставший голос, но нисколько не заспанный. Вопросы и претензии — Карен так и не решила, зачем звонит — замирают на языке.              — Джойс, ты в порядке? — спрашивает она тихо. Кажется, подруга не слышит вопроса, просто дышит и ждет. — Что-то с Уиллом?       — С чего ты взяла? — безжизненно спрашивает Джойс, помехи становятся сильнее. Но там, за помехами, Карен слышит короткий, полный боли крик. — Прости, — быстро говорит Джойс. — Мне нужно идти.              Карен слушает короткие гудки, желая стереть из памяти помехи. Только помехи, уговаривает она себя, но не верит, уже ничему не верит, не верит тому, что кажется нормальным. На языке привкус вина, в ушах звенит, голос Майка за дверью полон боли. Карен не может поступить так с собственным сыном, но Карен не знает, что делать, не знает, с кем посоветоваться.              Она уверена, что среди помех кричал Уилл. Тот Уилл, что был другом Майка большую часть их жизней. Тот Уилл, что пропал, когда ему было двенадцать, а потом вернулся после собственных похорон. Тот Уилл, к которому Майк чувствует что-то не совсем дружеское, но в чем до конца не разобрался.              В городе, в котором среди весны падает с неба пепел и люди погибают из-за землетрясений, нет ничего нормального. И в то, что еще верит Тед, Карен уже не верит. Теперь ей хочется собрать вещи и увезти детей подальше. Конечно, они не уедут, конечно, она для них больше не авторитет. Возможно, они знают о происходящем больше, чем она. Возможно, ей стоит довериться им.              В ее голове так много этих самых «возможно». Она бездумно делает еще один глоток вина и вновь поднимается по лестнице на второй этаж, чтобы теперь не пытаться разнять ругающихся детей. Те уже и не ругаются: Нэнси выглядывает из собственной комнаты, удивленная, что кто-то в доме еще не спит, и застывает с испуганным лицом. Карен не позволяет себе думать и стучит в комнату Майка, чувствуя тяжелый взгляд дочери.              Взъерошенный, но явно не после сна, Майк тоже понимает: что-то случилось.              — Мне кажется, ты нужен Уиллу.