Алые слёзы

      Завтра, которое Осаму так опасался, наступило. Он только открыл глаза, а уже сердце защемило, ведь разум напомнил ему о похоронах. Честно, он думал, что после смерти сразу устроят похороны, по крайней мере через день. Но, видно, подготовка трупа затянулась или ещё что-то, но похороны были назначены только через неделю.       Если в первый день смерти матери Дадзай чувствовал себя опустошённым, то как только он выплакал все свои слёзы Чуе ему стало намного легче. Хоть с того дня и прошло более недели, Дадзай не смог забыть. Конечно, Чуе не впервой быть «подушкой для слёз», Осаму редко, но всё же плакал. Когда был совсем ребенком ему семь лет было, расшиб коленку – тогда он плакал матери. Но после знакомства с Чуей... После того «вскрытия», Осаму впервые не пытался играть в шута и душу разлил рыжему. Жалел ли он о минутной слабости сейчас? Нет. Никогда не жалел. Чуя тоже не остался в долгу – рассказал о своей чокнутой семейке. Всё довольно просто: отец алкоголик; мать померла при нападении на банк, хоть и при жизни была той ещё стервой; Верлен душит своей гиперопекой. Так они и стали друзьями: изливая свои души, они не знали, что творят, но они оба доверяли друг другу, ведь знали то, о чём не знали другие.       Мысли о Чуе разбудили шатена, он наконец встал и на заплетающихся ногах пополз в ванную. Закончив с обычными процедурами он облачился в чёрную одежду и заметил отца в тёмном кимоно. Он уже давно накрыл на стол. Завтрак был окутан раздражающей тишиной. — Прости меня, — тихо заговорил Сюдзи, когда они наконец покончили с трапезой, — я пытался справиться со своей болью... И совсем о тебе забыл... Поступил как последний эгоист... —  Не извиняйся. — чётко проговорил Осаму, внутри радуясь, что тишина была разрушена отцом. — Чуя мне помог справиться. Ты же понимал, отец, что видеть тебя в таком состоянии я бы не вынес? — Дадзай пытался говорить это более мягким голосом. Сюдзи кивнул. — Ты не эгоист... — Я мог бы помочь... — возразил он, чувствуя себя виноватым. — А вместо этого оставил тебя на целую неделю. Оставил на друзей твоих. Я считал, что они лучше помогут, чем разбитый горем твой недоотец. — на последнем он не сдержал грустного смешка. — Ваше кино... Хоть Мори всё и сообщал мне, но я не мог даже выйти из дома... А после эта история с пропажей на весь день... Я беспокоился. Даже по своему желанию позвонил Мори. Тот сказал, что вы должны быть у сестры Фёдора и адрес мне скинул. Как же я перепугался, когда не нашёл тебя! И никто из вас не отвечал. Мори с работы отпросился, чтобы мы вместе могли найти тебя. Безуспешно... — взволнованно тараторил Сюдзи постоянно разминая затёкшие пальцы. — Потом начали волноваться и родители твоих друзей: Вера-сан чуть ли не разнесла полицейский участок... — на последнем он нервно рассмеялся вспоминая перепуганные лица офицеров. — Родители Николая были ужасно напуганы. И мать Сигмы не оставалась в стороне. И Фукадзава-сан был ужасно взволнован и бледен как смерть... Мы так все перепугались! Где же вы были?       Осаму молча слушал нервную и быструю речь отца. Отмечая про себя, что отец довольно ловко перешёл на другую тему. Не затрагивая скорые похороны. — Мы сами до конца не понимаем... — тихо сказал Дадзай, понимая, что правда всё же будет лучше. Отец его далеко не дурак, может он свериться с информацией, которую услышали тот же самый Фукудзава от Рампо или от матери Сигмы. — Мы гуляли по торговому центру, зашли в странную комнату и началась игра. Игра похожая на мафию... Но в конце... — Осаму прикусил губу, решая про себя говорить или лучше не надо? В конце концов он решил, что Вера всё равно им всё расскажет. Ведь явно знала намного больше чем он сам. Да и она, думается, не будет скрывать это от родителей. — Федор сказал, что это игра была придумана им же когда-то давно... И, он как-то связан с организатором этой игры. Не ясно как, мы сами пытаемся допросить Доста, но он отмалчивается: говорит, мол, скажу умрёте. — Осаму говорил это со своим обычно весёлым тоном, чтобы отец посчитал, что это просто у Фёдора юмор специфический. — Вера-сан сказала тоже самое. — произнёс его отец слегка улыбаясь, он и сам считал это лишь «специфическим» юмором. — Она говорит, что нам в это дело лучше не лезть, если «не хотите дырку в голове». Это у них видно, семейное. — Осаму облегчённо выдохнул, он посчитал это шуткой. — Говорит, она с братом с этим разберётся и лучше не мешать. — Ну это их право, — протянул Осаму, — мы, по крайней мере я, не буду донимать Доста вопросами. — Лжёшь. — Я так ужасно лгу? — Просто кошмарно.       После этого разговора Дадзай понял, что это потерпел не только он. Не беря в счёт Чую, Аку и Атсуши он надеялся, что Рампо не рассказал Фукудзаве всю правду (хотя нет, он уверен в том, что Рампо ничего не утаил); оставались загадкой Гоголь и Сигма, рассказали ли они правду? Что они и впрямь могли там помереть? Если они сказали, то завтра их ждёт более серьёзный разговор. Но сейчас похороны.

***

      На процессии похорон Дадзай чувствовал себя неуютно, он считал, что если бы сейчас сидел на стуле, то постоянно бы ёрзал. Все эти взгляды порядком раздражали. На похороны пришли не так уж много, но и не мало людей. Пришли все его друзья и их родители. Мори с Фукудзавой тоже присутствовали. Ну хоть не весь класс и на том спасибо. Не было того, что постоянно показывали в кино – гроб тащили, но по его крышке не стучали капли дождя. На небе ни облачка. Осаму прикусил губу, он наотрез отказался заколачивать гроб, видеть лицо матери ему хотелось меньше всего.       Рядом стоял Чуя. Замечая его напряжение, Накахара сжал его запястье. Осаму почувствовал тёплую руку, которая сейчас не была в перчатке. Чуя не прокомментировал этот жест, Дадзай тоже молчал. Акутагава положил руку на его плечо, напоминая Осаму, что он не один. Дадзай вздрогнул, но после, узнав как всегда ледяное прикосновение Рюноскэ расслабился. — Что же про неё смешное рассказать то? — прошептал Дадзай, задумываясь. — Мать моя женщина любящая, но всё смешное это к отцу. Она у меня суровая немножко была... — Мицуки-сан, прекрасная женщина и любящая мать, — прокомментировал Чуя сдерживая себя от «не то что моя – шлюха», — разве история с краской не в счёт? — О, мы тогда в гости к тебе наведались, — вспоминал Акутагава с лёгкой улыбкой, — помню тогда Мицуки-сан голову мыла... — Я хотел пошутить! — заливаясь краской прошептал Осаму. Вообще краска должна была сойти на нет через день, а зеленый цвет сохранилась вплоть до её... — О, а история с чайником? — напомнил ему Чуя, наконец отпуская руку. — Если то, что кипяток мне брызнул на... Ну вы поняли – это смешно, то это чертовски не смешно! — Ладно-ладно, — друзья всё так же пытались отвлечь его разговорами, — а история с котом... — Когда эта Сарделька приходила к нам периодически, что-то ломала, уходила, а мама ругала меня? — прошептал Осаму, слегка улыбаясь. Сарделька до сих пор иногда заглядывает. — Весело было наблюдать, как тебя отчитывают. — рассмеялся Чуя, вспоминая как Мицуки ругала своего непутёвого сына за проступки Сардельки. — Вот когда Сарделька разбила зеркало..!       Аку, Чуя и Дадзай предались ностальгии. Когда Осаму попросили произнести речь, то чувствовал себя намного лучше. Он произносил медленно и чётко, речь была плавной и он даже добавил несколько историй, которые они недавно припоминали. Осаму старательно пытался не смотреть на гроб. Хоть внешне он был пугающе спокойным, но в душе его происходил настоящий хаос. Вот запястье до сих пор горело, после прикосновения с голой кожей Чуи.       Когда наконец всё закончилось. Осаму пережил все эти сочувствующие взгляды и слова. Он взглянул на Акутагаву, тот коротко кивнул и подошёл к Достоевскому. Перекинувшись с ним пару слов и отцепив буквально от Гоголя, они решили прогуляться только вдвоём. Остальные бросили мимолётный взгляд на уходящие фигуры, ожидая от Акутагавы нужную информацию.       Они шли довольно долго: шли медленно при этом в полной тишине. Они всегда так, им хватало общество друг друга: иногда, можно и душу излить, но это бывало довольно редко; особенно, со стороны Акутагавы. Рюноскэ всегда любил наслаждаться тишиной, а не постоянным шумом, сигналами машин под окном квартиры, кряхтение еле живого телевизора... Хоть похороны не в городе, а в отдаленном местечке: тишина, покой. Но всё же, придётся нарушить эту идиллию. — Я знаю о чём ты хочешь спросить, — не глядя прошептал Фёдор поглаживая древесину, — ты знаешь мой ответ. — Фёдор. Ты нас только сильнее пугаешь. — покачал головой он, замечая, что Достоевский избегает взгляда, постоянно отвлекаясь на сторонние явления. — Хоть скажи, кто этот человек. — Я уже говорил. — раздражённо фыркнул Дост. — Мой бывший прихвостень. — Вот «бывший» меня и пугает. — вздохнул Акутагава. — Дадзай считает, что ты был связан с некой группировкой. И ты был довольно ценным. — Мне очень хотелось, чтобы я правда «был». — признавая, что Дадзай довольно близок к правде; Фёдор наконец взглянул на него. — Тогда они меня и не искали бы. — Значит, Дадзай прав? — Он близок к этому. — сдаваясь произнёс Фёдор, понимая, что если к этой загадке ещё и Рампо присоединиться, то они могут узнать больше чем должны. — Подобрав двенадцатилетнего мальчишку, они и не знали, кто я такой. Что я такое... Да и сам я не знал, пока не начал участвовать в их «рейдах». — Рейдах? — Лучше не спрашивай. — Достоевский нервно дёрнул плечом, отгоняя нахлынувшие воспоминания. — Я стал полезен как стратег. Со мной их всегда ждал успех и они не знали горечь поражения. Но... Я заметил, что «рейды» превратились в террористические акты... Я просто сбежал. Тогда меня нашла моя мать и Вера с ней была... — Не верится... — постоянная маска спокойствия на лице Аку спала, давая волю нахлынувшим эмоциям отразиться на своём лице. — Больше похоже на начало какого-нибудь боевика-трагедии... — Да, это больше похоже на сказку. — сказал Фёдор, надеясь, что он не сболтнул лишнего. — Верь не верь, твоё право. — И вы переехали сюда... Из-за них? — Да. После смерти... — Достоевский запнулся, — мы не могли больше оставаться в России и направились в Японию. Я как раз японский недавно выучил. Вера тоже его знала, она впрочем и научила меня. — Фёдор остановился перед скамейкой. Недолго думая он на неё сел, Рю сел рядом. — Я думал, что они забьют на меня гвоздь и отстанут. — Ты недооценил цену своих способностей. — прозвучал голос Дадзая сзади. Достоевский лениво откинул голову назад, разглядывая перевёрнутую фигуру Осаму. — Странно, что ты с таким криминальным прошлым не заметил слежку. — Уверен? — Фёдор фыркнул. — Ты нас здесь поджидал. Ацуши и Чуя за теми кустами. — сказал тот громче обычного, «шпионы» вышли из своих укрытий и смиренно опустили головы. — Ну вы добились своего, что дальше? — Да ничего особенного. — Осаму нагло устроился между Аку и Достом, обнимая обоих за плечи. — Тогда почем вам знать это? — Просто усмирить любопытство. Вот и ответ. — легко ответил Чуя. — Странно, что не догадался. — Тяжелый день признания. — оправдывался он, устало вздыхая. — Раз любопытство затихло, может уже отпустишь меня, Осаму? — Разбежался, — весело хмыкнул Дадзай всё сильнее обнимая Аку и Федю. — Убежишь ещё в свою нору, маленькая крыса. — Ну да, мне совсем не обидно. — сарказм так и лил из его губ. — Ну и какого хрена я крыса? — Тебе напомнить случай, когда ты использовал меня и сбежал? — поинтересовался Дадзай, в ответ он получил сдавленный смешок. — Знаешь, после такого я чуть не вылетел! — Да ладно тебе. После этого года ты избавиться от общества «маленькой крысы». — Погоди... — Дадзай наконец отпустил их. — Ты хочешь сказать, что не будешь учиться в старшей школе? — Нет конечно. — буркнул Фёдор, хотя в его голосе проскальзывала еле заметная грусть. — Мне и девять классов хватит, чтобы поступить. Тем более я ещё с российским образованием. — И куда ты так поступишь то? — спросил Чуя, он и сам собирался уходить после средней школы. — Да куда-нибудь возьмут. — пожал плечами тот, слегка улыбаясь. — Отучусь для справки. Пойду хоть переводчиком: знаю английский, французский, русский и японский. В компьютерах неплохо разбираюсь, так что выбор у меня большой. — А ты... — Акутагава ощутил волнение. — Ты останешься в Йокогаме? — Ну что за вопрос. — улыбнулся наконец он, замечая как расслабляются его друзья. — Конечно останусь, так просто вы не отвяжитесь от общества крысы с сомнительным прошлым. — А я вот не думаю, что ты долго здесь задержишься Fédor... — прозвучал сладкий, до тошноты голос. Чуя сразу понял, кто их подслушивал. — Если хочешь сдать меня полиции, то ради Бога. Но вряд ли они смогут меня судить. — лениво сказал Фёдор даже не оборачиваясь. — Comment va ton cher Rambo? — Si vous essayez de me manipuler, passez par lui. Sachez alors que vous vous retrouverez sans tête. — ответил ему Верлен, Достоевский неопределённо махнул рукой. — Qui sait, peut-être que ce geste de la main annonce la mort imminente de Rimbaud... — Vous n'oserez pas. — Sûr? — Vous pensez que je ne parle pas français? — ответил им Чуя поглядывая на довольно весёлого Достоевского и удивлённого брата. — Je ne sais pas ce qu'est Rimbaud. Mais, Fedor, ne le touchez pas. Et toi, mon cher frère, vas-y toi...! — Пока они спорят на французском, поговорим насколько ужасна жизнь? — вздохнул Осаму старательно игнорируя перепалку трёх, а теперь только двух братьев, которые спорили на таком красивом языке.       Чтож ну хоть Чуя смелости набрался возразить. Он переглянулся с Фёдором. План удался.       Вся эта прогулка была запланирована для того, чтобы Верлен последовал за ними. Фёдору пришлось многое приукрасить в своём рассказе. И каждый, кроме Поля и Чуи понимали, что многое Достоевский приукрасил, дабы заинтересовать Верлена. Конечно, они знали, что Поля это не остановит. Но всё же главная цель – это истребить этот глупый страх у Чуи и дать ему высказывать своё мнение в любом месте, независимо кто смотрит и говорит. И это у них получилось. Накахара, правда боясь того, что Фёдора могут посадить, усмирил свой страх и теперь словно бешеный зверь накинулся на брата. — Твоя гиперопека ни к чему! — закричал Чуя переходя на японский. — Да что с тобой произошло то?! Бесишь не хуже отца! — Не смей сравнивать меня с этим свинтусом. — грубо ответил тот, затыкая Чую. Он наклонился к нему чуть ближе. — Ладно, я дам своё согласие на дружбу с этими. — Засунь своё согласие себе в задницу. Они не какой-то там предмет! — Но малейшая ошибка и знай, — глаза Поля опасно засверкали, — никто не захочет водиться с тобой.       На этих словах Поль широко улыбнулся и ушёл прочь. — А теперь, может расскажу вам историю без лишнего приукрашивания. — вздохнул тяжело Фёдор, опускаясь на скамью. Он, прикрыв глаза начал свой недолгий рассказ.