Только корабль знает...

Впечатление, что происшедшего было слишком мало, преследовало вторые сутки подряд. Особенно с учётом пребывания объекта мыслей как минимум в поле доступности. То есть, в любом месте корабля, который он знал досконально. Однако дела обстояли гораздо проще. Да, факт ранений сбрасывать со счетов не следует. Корыстная цель, но как иначе? Банальная нехватка близости. Вон, у женщин такое сплошь и рядом случается! Как это называли бывшие женатые сослуживцы? Сразу не вспомнить. Надо бы позднее у доктора спросить. А тот заявился в положенное время: под две склянки до полуночи. Пунктуален донельзя. Что тоже нравилось. Как и прочее в этом безукоризненно одетом человеке. Чёрт, даже ходит он, стараясь не грохотать каблуками! Так, неразличимые с плеском волн за бортом равномерные шаги. Ни неисправимый болтун Трелони, ни вездесущий мальчишка Хокинс, ни даже ответственный в своей исполнительности Грэй так не ходили по шхуне! Проклятье, да в этом докторишке есть хоть что-то, что могло бы отталкивать?! - Капитан? - предварительно постучавшись, вошёл в каюту объект его мыслей. - Разрешите осмотреть ваши ранения? В который уже раз звучит эта фраза? Заезженная, набившая оскомину, но своей участливой вежливостью дезориентирующая в момент? Ни возразить, ни опротестовать при всём желании. Потому что этой вежливой улыбкой, сопровождающей слова, вышибали все возможные мысли. Ему привычно помогают избавиться от одежд. Правая рука слушается, но при резких движениях плечо пронзает боль, не такая острая, как первоначально, но неприятная. Пальцы доктора аккуратно касаются корки, пробуя ту на сухость, затем при помощи чего-то едко пахнущего смывают корку и привычными движениями втирают мазь какого-то там француза. Не зная, что этим массажем порождают у него внутри жар желания. Терпения хватает от силы на минуту. После чего он левой рукой вполне ловко перехватил локоть целителя и сжал тот. - Ливси, бросьте делать вид, что вы не помните позавчерашнюю ночь. Взгляд лекаря сделался отстранённым. - Сэр, вы тогда сами настояли, чтобы я... отдохнул весьма экстравагантным способом. Он вспоминает недавние мысли при таком построении фразы. Усилием воли старается выглядеть невозмутимо, несмотря на бушующие внутри чувства, порождённые близостью человека, ставшего для него отнюдь не безразличным членом экипажа. В конце концов, впервые нашёлся кто-то, не бегущий от его неспокойного, требовательного характера, а напротив - рьяно интересующийся его проблемами! Несмотря на выстроенные им барьеры, обрушивший некоторые из тех. Несмотря на собственные данные небу клятвы ни к кому не привязываться слишком рьяно. Хватило гибели человека, которого он долгое время считал близким другом, во время войны за клятую Австрию, будь она неладна! Знает ли этот сын медицины, что они в одно время бились в союзных силах, но в разных местах? Что он тогда потерял впервые? И что утратил этот клятый лекарь? Если ли у того нечто ушедшее в ту войну? - Александр, я ведь вижу: вас что-то гнетёт. Прошу, расскажите мне. Мне, как врачу, вы можете довериться. Дьявол, не удалось выдержать лицо! Угадал этот дальновидный ход его мыслей! Не полностью, но очень близко. А молчать, держать в себе наболевшее, порой невыносимо: хочется, как когда-то, разнести всё в клочья. Но нельзя. Он - главный на корабле. Он - ответственный за жизни всех членов экипажа. Он - их опора. Ради них же - нельзя. - Алекс... Он зажмуривается, встряхивает головой. Рывком подтягивает лекаря ближе, утыкаясь лбом тому в плечо. Знает, сволочь, куда надавить! Пользуется его слабостями. И так никому не позволял себя так называть! Никому,.. до недавнего вечера. И ночи. Ночи, когда впервые решился на контакт с человеком одного пола. Решился по наитию, интуитивно догадываясь, что его поймут и примут. Не прогадал. Его поняли, приняли, позволили то, о чём в более спокойной обстановке он бы трижды сперва подумал, прежде чем решиться. Вправду этот доктор действует на него как лошадиная доза корня валерьяны! Вот и сейчас пересел ближе, полуобняв свободной рукой, позволяя хвататься за вторую, как утопающий - за соломинку. Через силу удаётся взять себя в руки. Голос от этого чётче не становится, но хотя бы он может наконец поведать доктору о грузах на душе. Не перебивают, продолжая бережно поддерживать за поясницу. Сам он то и дело ощущает, как сдавливает горло при рассказе о событиях во время войны. Из-за этого не может закончить достойно свою историю, вернее, часть её: чувствует, как вновь становится тяжело внутри, а к глазам подступает предательская влага. Удаётся её сдержать, но голос уже всё выдал, и его обнимают. Осторожно, словно боясь что-то спугнуть, бережно, дабы не задеть рану в плече - сидят именно с этой стороны. - Вы не одиноки в таких потерях,.. капитан, - шёпот близ уха. - Я тоже пережил гибель двух близких друзей. Один умер у меня на руках во время боя, второго я не смог вытащить: он скончался во время операции. Но одиночество сложно вынести. Меня от хандры смогли спасти только другие боевые товарищи. Поэтому я говорю: не закрывайтесь ото всех. Александр, вы - не один. Найдутся те, кому будет небезразлична ваша судьба. - Вы - из таких? - криво усмехается он, внутренне дрожа от ощущения чужого дыхания над пострадавшим плечом. - Да, - звучит сразу и настолько искренне, что не поверить - невозможно. - Потому что и я когда-то был таким же, как вы. Так же отгораживался ото всех одно время. Поэтому я хочу помочь вам, Александр. От тепла другого тела становится жарко настолько, что он стягивает с себя парик, приглаживает волосы. Покончив с этим, чувствует, как шеи касаются сперва носом, а потом губами, выдыхая горячий воздух. По коже проносится табун мурашек, внутри вновь начинает тянуть от возвращающегося желания, сгинувшего ранее под влиянием горечи о былом. Он чуть поворачивает голову вправо, ощущает, как немного отстраняются, но не убирая полностью руки с его поясницы. - Доктор, вы знаете о таком состоянии у женщин, когда они становятся будто бешеные? - Почему вы о таком спрашиваете? - Вспомнилось, как некоторые сослуживцы говорили о таком. - Ну, это зовётся истерией, порождённой движениями матки внутри. Если вам интересно, у женщин это лечат двумя спо... - Мне интересен один способ, - перебивает он собеседника. - Половой контакт. Раскрывают в удивлении глаза, одновременно в них проскальзывает понимание. Вслед за чем звучат слова: - Так вы... - Именно, - тихо подтверждает он в возникшей паузе. - И лучшего партнёра, чем вы, здесь нет. На лице напротив - смущение. Отводят глаза, боясь прямого визуального контакта. Отчего делается смешно. Всего два дня назад был уже поверхностный контакт, смысл прятаться? Поэтому он всем корпусом разворачивается к доктору, а не только лицом, дотягиваясь до губ того в пробном поцелуе. Узость койки не позволяет тому уклониться, хотя ответа не следует. Уже он аккуратно кладёт ладонь на чужое бедро, дабы не напрягать сильнее мышцы плеча, гладит там пальцами, пробираясь ближе к промежности. Ощущает, как под его напором сжимают мышцы, борясь с естественным желанием. - Дэвид, - тоже рискует он обратиться к лекарю по имени, дабы добиться требуемого успеха. - Мы были вместе позавчера. Не заставляйте меня становиться насильником! Сама позиция - пара дюймов максимум между их лицами, немного робкий контакт глаза в глаза - обоюдно вгоняет в трепет. Ему вновь хочется узреть доктора без парика, как тогда, ранее. Тянется рукой к косичке, но ту перехватывают. Пара секунд, и лично избавляются от лишнего предмета джентльменского гардероба, затем более смело смотрят ему в глаза. - Да, сэр, - звучит следом. - Коли это мой долг как врача, то я... - Не врача! - жёстко напоминает он, опять обрывая речь того, чуть более тихо и мягко прибавляет: - Дэвид,.. для меня вы сейчас - самый близкий человек. Хотя бы ради этого я готов вас защищать ценой своей жизни! - Капитан... Он, не желая слушать никаких возражений, наваливается сверху, вынуждая партнёра съехать по деревянным доскам переборки на койку, целуя того с пылом изголодавшегося по близости человека. Реагируют более охотно, подставляя под его язык свой. Обоюдная симпатия опять выдаёт себя: им не противно от такого контакта, а хочется больше, активнее, быстрее. Ощущая, как уже обе руки лекаря обвивают его спину, Смоллетт чувствует и другое: защищённость в этих объятиях. Испытывает впечатление, что его не выпустят и оберегут от дальнейших напастей. Мощная благодарность за оказанное доверие, и желание отплатить ничуть не меньшим. Да, он не всё поведал о своей жизни, но более чем оправданно. Надо будет при случае проверить, убедиться окончательно, что он не ошибся в предположениях. Но как-нибудь в дальнейшем. Сейчас же... Правая рука от долгого напряжения подламывается от пролетающей молниями внутри боли. Он почти падает на партнёра, заодно отлипая от губ того. Тяжело, с присвистом, дышит, слыша схожий ритм дыхания рядом. Чуть погодя ощущает касание к больному месту, осторожное, но настойчивое. Успокоительно шепчет в чужую шею: - В-всё... хорошо. Я... - Вы уверены, что выдержите? - встречный шёпот. - Да. Мне... нужен... такой отдых. Подбор слов, видимо, успокоил, поскольку спину обвили успокаивающим объятием. Большего в принципе не требовалось. Не считая одного. - Сегодня вы будете снизу,.. доктор. Это приказ. - Как пожелаете, капитан, - в тихом ответе - лёгкое ехидство. Но факт принятия условия важнее. Он помнил ту ночь. Помнил, где лучше касаться. Разве что нетерпеливо избавил лекаря сперва от верхних одеяний, затем от нижних. Ему помогали в этом. Догадывались о подавляемых желаниях, поскольку не раз спровоцировали на поцелуи. Дразнящие, постепенно усиливающие страсть, провоцирующие на бо́льшее. Как и поглаживания по его коже. Он силой отдирает от себя руки партнёра, устремляет их к себе вниз, на возбуждённый орган. От касания иных пальцев, не своих, характерные тяжесть и боль усиливаются стремительно. - Дьявол! - срывается с уст само собой. - Этому тоже учат вас, эскулапов? - Кожа - это тоже орган, - с мягкой улыбкой доносится в ответ. - Весьма уязвимый. Вам ведь нравится? Ещё бы не нравилось! Сдавленно шипит от дразнящих ласк ствола чужими кончиками пальцев. Претерпевая боль в плече, опирается на локти, прижимая пах к ласкающей снизу ладони, дрожит от испытываемых ощущений. Едва слышит слова: - Александр, не перенапрягайтесь! - Это вы не дразните! - гневно шепчет в ответ, неудачно давит судорожный вздох, ибо в самой уязвимой точке устраивают испытание не на жизнь, а на желание, вырывая умоляющее: - Ливс-си!.. Поддерживают второй рукой, не позволяя свалиться с койки на дощатый настил, с выражением шепчут на ухо: - Для вас - Дэвид. Да какие к дьяволу формальности?! Инстинкт требует одного, пах ноет от перенапряжения и боли, тело реагирует само. Это явно понимают, притягивают свободной рукой его за шею ближе. - Если хотите внутрь, то хотя бы позвольте помочь! - благожелательный шёпот близ уха. - Как? - шепчет в ответ, изнывая от нетерпения. Рукой заставляют провести по органу, собирая влагу, затем тянут ниже, меж чужих ягодиц, прижимая пальцы к сжимающемуся кольцу мышц. Он послушно следует тихим указаниям, сперва смазывая анус, а потом тянется сам за новой порцией смазки. - Чем больше, тем легче будет нам обоим, - шепчет в ухо знакомый голос. - Если действовать всухую, только больнее будет. Был у меня как-то пациент, пострадавший от неопытного соития. Да, вот так. Чуть глубже. Не так быстро! Плавно. Не забывайте: нас не должны услышать! Вроде не должны, но ему всё равно. Наскоро завершив смазывание, нетерпеливо скользнул органом к обработанному проходу, не обращая внимания на нервную судорогу со стороны, попробовал протиснуться глубже. Вот тут под ним дёрнулись всем телом, обхватили крепче за шею. - Алекс, не так быстро, прошу вас! - умоляюще прошептали близ уха. Какое там! Бушующее внутри вожделение ударило в голову набатом, он попросту напирал, как бригантина на барку, продираясь сквозь чужую узость и попытки соскочить. Толком не чувствовал, как под ним выгибаются и тщетно пытаются воспротивиться, как в спину вонзаются чужие ногти, оставляя шрамы. Лишь втиснувшись на всю длину, он смог немного успокоиться. И наконец услышал снизу ритм дыхания, характерный больше для всхлипов, нежели обычный. - Больно? - только сейчас он малость устыдился своей напористости. Нервные звуки отрицания, хотя он отчётливо ощущал, как дрожат снизу, как цепляются за его спину, понемногу успокаиваясь. Вот сторонняя дрожь почти улеглась, а шею сзади погладила тёплая ладонь. Восприняв это движение как знак продолжать, он чуть подался назад, затем опять вглубь. Мигом в волосы на затылке зарылись чужие пальцы, пригибая его голову, а затем прозвучали тихие слова: - Не надо сразу на быстрый темп! Просьба отчасти о невозможном, ибо у него всё внутри изнывало от жажды двигаться на предельной скорости. Однако он уже отчасти навредил в недавнем напоре, поэтому покорно начинает действовать более плавно, прислушиваясь к голосу, направляющему его. - Да, постепенно, - звучит шёпотом близ уха. - Не опирайтесь на правую руку, я держу вас. Теперь чуть быстрее. Да, вот так. Понемногу можете ускоряться. В знак благодарности он жадно целует шею партнёра сперва в основании, потом чуть выше, добирается до уха и проводит языком вдоль мочки. - Алекс! - в знакомом шёпоте выделяется лёгкая паника, предупредительно сжимают ему правый локоть. Пара быстрых толчков служит ответом. Снизу выгибаются, подставляясь под движения, крепче обхватывают другой рукой его спину. Он чувствует, как немного елозят во время толчков, но инстинкт мешает мыслить нормально. Но вот при очередном движении вздрагивают, шипят близ уха. Застыв на миг, он повторяет толчок, с замиранием сердца слышит сдавленное постанывание, подмечает, как специфически к нему прижались: одной ногой обвив его левое бедро, прогнувшись в пояснице настолько, что лежали фактически только на лопатках. - Так нормально? - на всякий случай уточняет он. Звук согласия вполне успокаивает, дабы вернуться к прерванному на время процессу. Всего за несколько секунд удаётся разогнаться настолько, что по каюте начинают разноситься неприлично громкие частые шлепки и потрескивание досок койки. Несколько блёкнущие перед сдавленными постанываниями партнёра, меж коими то и дело проскальзывало его имя и редкие подсказки: - Глубже! Алекс... М-мф... Ну же, быстрее! Ещё быстрее!.. Тормозные колодки и так были выброшены Нептуну в подводный огород. Останавливаться вообще не хотелось, во многом благодаря тесноте и горячности прохода, сжимающего в себе его орган. Чёрт, да он вечность бы провёл в этом невероятно жарком месте! Да и в каюте жара невыносимая, дышать нечем, кроме как уникальным запахом обоюдной близости, терпким, приятно щекочущим ноздри. И хорошо, что повреждённую руку умудряются ему поддерживать, поскольку вторая сжимает чужой орган, двигаясь в такт собственным движениям. Вот только кончить удаётся в разное время, а ему везёт в этом первому. Лишь чуть погодя он помогает в этом партнёру, невесть как терпеливо дожидавшемуся заветного мгновения. Сколько потом времени они просто лежат обнимаясь, трудно утверждать. Тепло, безопасно, успокаивающе в ставших родными руках. И даже в молчании читается многое. Он улавливает поддержку, ободрение, уверение в том, что постараются быть рядом в нужную минуту. В ответ надеется, что его готовность отдать жизнь за ставшего близким человека угадывается столь же отчётливо. Пока вновь не накатывает желание бо́льшего... Наутро Трелони заметно поражён видом обоих товарищей. Но если доктор отшучивается, говоря, что его хромота вызвана слишком жёсткими досками коек, то непрошибаемое спокойствие капитана - именно спокойствие, а не привычная раздражительность! - вынуждает не раз протереть глаза.