Быть или не быть, жить или не жить...

Часть двадцать вторая. Просто мамочка погладила кошку… Начало. Рука упала в пропасть, с дурацким звуком: Пли! И залп мне выдал пропуск, в ту сторону Земли. В. Высоцкий. «Тот, который не стрелял», Из песни. Вместо эпиграфа… ...Отец пришел ночью. Он снился несколько раз с тех пор, как умер. Во сне он был одновременно мертвый, но и живой тоже. И это было таким счастьем, таким непередаваемым словами счастьем знать, что он рядом. Лежит на постели. И пусть болеет сильно, пусть даже умер, но все равно, он дома. И снова принадлежит семье. Наверное, поэтому появились давным - давно в деревенском фольклоре: жилички и былички - сказы о несуществующей нечисти, об «Огненном змее», который прилетает по ночам ко вдове, если не сможет вдова пересилить и перемочь собственное горе по покойнику - мужу. Тогда огненный змей будет летать по ночам в печную трубу, просыпится через печь золотыми искрами и примет облик любимого мужа. Он будет ласкать вдову и любить её каждую ночь. До тех пор, пока безутешная вдова сама вслед за мужем в могилу не сойдет. И вот отец приснился снова. В больнице. Он был молчалив. Но и своим молчанием сумел позвать женщину за собой. Они вместе плыли сквозь густой туман. И счастьем было сидеть рядом с таким большим и сильным мужчиной. Они куда - то ехали. Вместе ехали. Повозка ли это была или машина, но двигалась она сквозь белый туман, монотонно, неторопливо, равномерно. Потом сон закончился. Женщина очнулась на половине дороги, от своего сна. И пожалела, что так и не поняла, куда же они так долго ехали… В деревне всегда знали, когда же случаются, когда же могут присниться "вещие" сны. - Сбываются сны с четверга на пятницу, - судачили знающие жительницы деревни. -Праздничный сон до обеда. -Знал всегда деревенский люд. - И, если сон, что приснился в ночь перед церковным праздником, субботой или воскресеньем, не сбудется до обеда, то он окажется пустым и напрасным. И уже не сбудется никогда. - Сегодня суббота, - посчитала женщина. Суббота - выходной день. Суббота приравнивается к дню праздничному. И если до обеда ничего плохого со мною не произойдет, то ничего из событий моего сна, конечно же, не состоится. А после обеда принесли медсестры прокапывать систему. Обыкновенная микстура Рингера прокапывалась медленно в вену. И на середине бутыли вдруг почувствовала женщина нарастающую слабость и, почему - то, сильный голод. Пыталась отломить корочку от батона. Пыталась кусочек мякиша прожевать и съесть. А пальцы уже не слушались. Сознание мутилось. - Сон в руку, - понимала женщина. - Сбывается мой сон. И забирает меня с собою давно уже мертвый отец. А губы, говорили, казалось, сами: - Пожалуйста, позовите врача! Мне плохо. Я умираю. Женщина обращалась к соседке по палате. Потом теряла сознание. Как в полусне видела, что прибежала к ней врач. Стала мерить давление. И не могла пристроить манжету на руке, потому что давление падало. Врач проговаривала вслух: - Девяносто, восемьдесят, шестьдесят, сорок. - Потом закричала: - Преднизолон! Укол мне! Быстро. Медсестра принесла два шприца с уколоми. Врач всадила один шприц в ногу, в бедро, ближе к колену. Затем поставила в другую ногу второй укол. И смерть постепенно отступила. Ушло от женщины чувство дикого голода. Затем отступила обморочная слабость. Она отдышалась и попросила убрать систему. Ее услышали, но не поняли зачем систему с руки снимать, потому что безопаснее для организма лекарства,чем микстура Рингера, врачи и медсестры не знали и не могли себе представить или назвать. - Сон в руку, - Понимала женщина. - Я столько лекарств через системы выпила, пока в роддоме лежала, что они смешались внутри, не переработались. И организм засбоил. Отец снова пришел, чтобы спасти меня. Он честно предупредить старался. Кто же мог знать, что может быть индивидуальная непереносимость на смесь непонятных больничных лекарств. Спасибо, хоть с собой не забрал. На кладбище не увез, в могилу не положил. - Женщина знала, что и такие сны, бывает, людям снятся. И от такого сна спастись, намного тяжелей… Сейчас женщина бежала с трамвайной остановки к детской больнице. После события с системой, ее не хотели из гинекологии отпускать. Хотели дня на два оставить еще полежать под наблюдением врачей. Но женщина знала, что она опаздывает. Вот - вот начнется операция по задержанию врача - анестезиолога. И муж, еще утром, предупредил, чтобы ноги ее после обеда в больнице не было. Можно было прийти домой. От роддома и женского отделения гинекологии до дома было совсем близко: Пешком добежать, как рукой подать. - Но что же я одна дома делать буду? - Не понимала женщина. - Ребенок в детской больнице. Муж на задержании опасного преступника. Мне только и остается прыгать по подоконнику, как тот галчонок из мультфильма «Трое из Простоквашино» и подскакивать на каждый стук к двери с воплем: - Кто там? Итак, она сначала ехала в больницу, затем бежала через приемный покой в отделение для новорожденных. На третьем этаже, запыхавшись, звонила в звонок. Дверь открывала сухая и хилая старая женщина в синем халате. - Уборщица! - Понимала женщина. И торопилась отодвинуть, примять непонятное препятствие всей тяжестью своего тела и своего большого, не до конца опавшего после ро́дов живота. Смести препятствие и увидать своего ребенка. - А Вы куда? - Старушка трясла головой и цепко держалась за дверь. - Увечная уборщица какая - то! - Удивлялась женщина и старалась объясниться: - Ребенок у меня в вашем отделении лежит. Сегодня был из роддома переведен. Вы, может быть, врача позовете. И меня к ребеночку пустите. - Я посмотрела Вашего ребенка. - Сказала уборщица, кривляясь на левое плечо и нелепо вздрагивая в приступах нервного тика головой. - И я нашла у него резидуальную энцефалопатию, дисплазию тазобедренных суставов. - Уборщица перечисляла и перечисляла названия болезней. Они звучали непрерывно. Они выходили из морщинистого рта привычно и легко. Реальность вздрогнула, поплыла, сместилась. А женщина переставала понимать: - Если у них здесь уборщицы такие грамотные, что им детишек для осмотра доверяют, то какой же квалификации должны быть лечащие врачи! - Женщина стояла неподвижно и чуяла, как немеют и отказываются служить ей собственные, слабенькие ноги. Хотелось зарычать, зарыдать, завыть. Очень хотелось спросить: - А жить - то мой ребенок после всех ваших диагнозов будет? Бежала медсестрёнка в белом халатике. Увидела увечную уборщицу с поклоном с ней поздоровалась, навытяжку рядом встала, так, точно встает рядовой перед Высшим Генералитетом в Армии. - А кто она? - Спросила женщина шепотом. - Да, это же Марь Иванна! - Ответила медсестричка тоже Шепотом так, что женщине стало совестно. Она еще не знала откуда она должна была, но понимала, что просто обязана Великую Марь Иванну знать. - Мария Ивановна, - продолжала медсестричка, - наш старейший и опытнейший детский врач - неонатолог, то есть тот, кто выхаживает всех грудных детей. Единственный в городе врач - неонатолог. - Медсестричка говорила и ела глазами начальство. И ела его, и ела... А Марь Иванна увлеченно перечисляла заболевания новорожденного де́тища. И женщина почувствовала вдруг себя в далеком и несобственном будущем. Примерно также у Братьев Стругацкий в их бессмертном романе фантастическая девушка в далеком коммунистическом будущем, провожала героя космонавта в вечное звездоплававание и в Далекий Космос. Она перечисляла монотонно: - Я бы хотела стать космической пылью. Я бы межзвездным облаком обняла бы твой корабль! - Гхм, гхм! - Сказала женщина. - Скажите, пожалуйста, а если я буду очень много и беспредельно много работать. Если я все силы и средства брошу на восстановление своего ребенка, могу ли я надеяться, что хоть когда -нибудь, хотя бы к совершеннолетию моя деточка станет немного нормальной? Или, хотя бы, будет выглядеть такой? На женщину смотрели укоризненно все трое: Оборванная на середине вдохновенной речи Мария Ивановна, молодая медсестричка, что мечтала дослушать речь своего врача - кумира до конца. И роман «Понедельник начинается в субботу» с выглядывающими из - за золочёного обреза книги: кораблями, девушками, звездоплавателями и всей остальной нетленной литературной продукцией Братьев Стругацких… Минуты тянулись и длились. В глазах медицинского персонала возникали сомнения и вопрос: - Возможно ли такую непонятливую и по - деревенски нерасторопную, да, кажется, еще и грубую особу, к нежному и маленькому ребеночку допускать? Или пропускать её во всё отделение заполненное детишками новорожденными и крохотными?... - Анестезиолог совсем зас - ался, - начинал рассказывать муж. Мужчина к жене прибежал в детскую больницу вечером. И был весь взмыленный, усталый, но какой - то очень уж сильными эмоциями перенаполненный. И женщина смотрела на него и думала, что, кажется, нынче охота на человека прошла у всего РУБОПа удачно. А обстоятельства сложились хорошо. - Он, наш будущий преступник - взяточник, должен был взять в руки деньги, помеченные и пересыпанные специальным порошком для взятки. И их пересчитать. Тогда у него на пальцах бы остались следы порошка. Специального порошка, которым обсыпают купюры, перед тем, как проводят оперативные действия по аресту взяточника. А он и хочет взять всю сумму, и боится. А я с записывающей аппаратурой полностью снаряженный иду. Весь разговор положенный провел, теперь стою и жду. И врач должен сказать, что он хочет получить эти деньги. И чем больше раз он эти слова повторит, тем увесистее будут доказательства для судебно -уголовного обвинения и для прокурора. А врач смотрит на меня. И я по глазам вижу, что он денег хочет. А требовать почему - то боится. Ссыт… Потом ручонкой к денежной пачке тянется, а сам говорит: - Сергей Игоргович, а может не надо?! - Ну, я ему и помог. Всю пачку завернутую вынул и говорю: - Да, мне не жалко! На! А врач подхватил деньги не руками, а подставил под пачку денег папочку из дермантина, для бумаг. Поймал он деньги внутрь папочки, и как чесанёт на второй этаж! Так испугался! Майор Ихлин стоял рядом, скрывался за дверью. Из - за двери выскочил, меня спрашивает: - Где? - Побёг на второй этаж, - отвечаю. Ихлин помчался за врачом. Минут через пять выходит из дверей, спускается по лестнице и улыбается. Я спрашиваю: - Митрич, ты почему такой довольный? Ты его что, убил? - Я что, убивец? - Возмутился майор Ихлин. И сказал: - Просто наш врач так чесал по этажу. Все место искал, чтобы срочно спрятаться. Похлеще зайца петлял и круги нареза́л. Меня увидел и папку свою вместе с деньгами в кадушку с фикусом забросить постарался. Папка запуталась в корнях у фикуса. А деньги вывалились на пол. А мне надо, чтобы он пальчики свои на деньгах оставил. Хотя бы, сверху, раз уж он считать денежки побоялся. Я и говорю ему: - Подбери! Как может вестись допрос сотрудниками РУБОП женщина знала. Душевный и застенчивый мужик, почти друг семьи Майор Ихлин или Митрич, который так трепетал перед напечатанным словом. И так хотел увидеть, хотя бы, небольшой рассказ, где - нибудь в газете. Только чтобы был этот рассказ написан о нём. И о его работе, которая была по - настоящему и опасна, и трудна. И совсем - совсем сложной была, неуловимой вещью его сыскная работа, почти что не поддавалась литературным описаниям. В минуты допроса майор Ихлин менялся. Женщина только один раз столкнулась с допросом. И не узнала тогда Ихлина. Откуда - то появились такие нотки в голосе, даже не командные, скорее, допросные. Такой команде «Голосом» противиться нельзя. Захотелось встать, вытянуться в струнку, немедленно сознаться сразу и во всем. Во всех преступлениях и проступках, начиная с детского садика! И только лишь голос мужа, что звучал в голове размеренно и четко, от полного ухода в «сознавалку» удержал: - Не надо никогда ни в чем сознаваться. Даже если тебя привели на расстрел, то ни к чему брать в руки лопату, даже если заставляют. Незачем самому себе могилу копать. И точно также с дознанием. Пока ты молчишь, у тебя есть шанс. Преступлений в нашем городе так много происходит, что надо долго бегать за работниками из правоохранительных структур. И уговаривать их, чтобы они заинтересовались, чтобы они взялись раскрывать именно твое преступление. В тот раз допросный раунд прошел вничью. Женщина не раскрыла, откуда она узнала, что может попробовать и заинтересовать оперативников РУБОП возможным преступлением (Муж суть события подсказал!). А оперативники РУБОП не стали даже пачкаться и разгребать мелкое дело внутри соседской ссоры в коммунальной квартире. Но возможности оперативной работы с подозреваемымженщина увидела, ими впечатлилась. Поэтому спросила с интересом: - Ну, рявкнул Митрич: «Подбери!» А что же врач? - Подобрал, конечно. - Хмыкнул муж. - И оставил свои пальчики, теперь ясными отпечатками на пачке денег. И помеченные теперь его пальчики специальным порошком, таким же, как и на пачке денежных купюр. Женщина не удержалась и хмыкнула тоже. У человека, который все - таки всем своим разумным видом, наверное, произошел от обезьян, сильно развит хватательный рефлекс. И эту особенность всех человеков давно уже используют в своей практике оперативники, когда им нужны оперативные доказательства и отпечатки пальцев. Могут и небольшой пакетик в лицо подозреваемому бросить: - Мол, лови! Пакетик схватишь. И оставишь свои пальчики отпечатками, например, на пакетике с наркотиками... - Теперь Митрич рванул у прокурора разрешение на арест брать, - закончил свой рассказ муж.