Не ненавидь меня.

      Ночь выдалась совершенно не сладкой и для богини, и для ее лиса-слуги. Один Мидзуки крепко спал до самого утра, пребывая в опьяненном состоянии.        Нанами, хоть и была до ужаса уставшей, слишком долго ворочалась и не могла прикрыть глаза для сладостного долгожданного сна. Каждый сантиметр тела болел, а голова была слишком тяжела даже для того, чтобы приподнять ее и попить воды. И ей приходилось либо терпеть жажду, либо, как ей совсем не хотелось, звать лиса на помощь.        Томоэ же до самого утра не сомкнул глаз. На каждый болезненный вздох он бесшумно мчался к двери хозяйки и, не решаясь войти, тихо вслушивался, не нужна ли ей помощь. С таких отчаянных вздохов она лишь пару раз попросила подать ей стаканчик воды, когда стоявший подле кровати заканчивался. И лис нехотя уходил, продолжая чувствовать, что с ней может что-то вновь случится, если он перестанет ее стеречь.        Ёкай был сам на себя не похож: бегал, носился, подавал эти гребанные стаканы и самое главное – безумно волновался. Он чувствовал вину, что посчитал ее достаточно самостоятельной и отпустил с одним лишь змеем. Из-за него она теперь в таком плачевном состоянии. Оставалось только надеяться, что скоро она сможет восстановиться. Ведь ее силы возросли. Вообще удивительно, что она смогла подобное провернуть. Так еще и осталась жива, хоть и в таком упадке сил.        Когда на часах стукнуло три ноль ноль, а с комнаты Нанами наконец-то тихим шепотом пронеслось сопение, Томоэ тихо, как мышка, проскользнул и закрыл за собой дверь. Вот он снова сидит и просто смотрит на ее наконец-то расслабившиеся черты лица. Снова на ее аккуратный носик и тоненькие бровки. Снова. Что-то ему неизведанное заставило его взять руку своей хозяйки и начать медленно гладить большим пальцем. Нанами заворочалась и перевернулась на бок, при этом ухватив за собой руку лиса и буквально придавливая ее своим телом, из-за чего ёкай, чтобы не потревожить ее сон, должен был почти что вывернуться, удерживая ее руку.        Как же она сейчас была мила. Такое умиротворенное выражение лица и редкие подрагивания закрытых век. Смотря на нее, лиса самого клонило в глубокий сон, но он не мог уснуть тут с ней. Он лишь смотрел, замечая каждое еле заметное движение. Вслушиваясь в каждый умеренный вздох. И про себя рассуждая, почему оказался здесь и почему нет никаких сил покинуть ее. Он чувствовал, что она нуждается в нем. А может, он сам нуждается в ней?        Томоэ громко выдохнул от наступившем мыслей и тут же закрыл себе рот свободной рукой, которая служила опорой для всего его тела. Он упал. При этом повалился на бок очень тихо, словно изящная кошка – очень медленно и бесшумно. Оказался лицом прям перед Нанами. Лис всего несколько мгновений смотрел на ее лицо в такой близости, но сердце непривычно громко и сильно застучало.        В голову сразу полезли уже давно выученные наизусть слова: Она слишком наивна, поэтому... – затылок начал болеть, отдавая пульсациями по вискам и всей голове. Не мог он дальше сам себе в голову вбивать то, что не являлось главной правдой и источникам чувств.        — К чертям, — шепотом простонал Томоэ, тихо шлепая себя по лицу свободной рукой и надавливая на все лицо, желая стереть наступившей жар со лба.        Если он продолжит тут лежать – обязательно сделает что-то нехорошее, за что Нанами его простить не сможет. Нужно немедленно уходить, пока не стало поздно. И пока эта чертовка полностью не околдовала и не завладела его черствым, как он думал, сердцем.        Томоэ потянул руку, дабы высвободить ее из объятий хозяйки, но та, как по законам жанра, не отпускала и лишь инстинктивно прижимала ближе к своему хрупкому тельцу. Внезапно она почувствовала колебания и сонно приоткрыла один глаз.        — Томоэ?... — Лис без резких движений вырвал руку, пользуясь моментом и чувствуя, что совершил смертный грех.        — Добрых снов, любимая Нанами. — прошептав последние слова слишком тихо, он направился к выходу с комнаты, оставляя уже вновь засыпавшую богиню в одиночестве и стараясь унять с ужасающей силой бьющиеся сердце.

***

      Утро было сложным. Нанами еле как встала по будильнику, чувствуя себя истощенной и голодной. Расспросив Томоэ о ночи, на что не получила никакого ответа, она решила, что ей это приснилось. Мидзуки, выслушав из недовольных уст лиса, какой он бездарный и не спас хозяйку, был в крайнем шоке. Вместе они все позавтракали, и богиня, стараясь не подавать виду, что ей все еще дурно, начала собирать нужные вещи в поездку в Изумо.        В кухне вновь царил шум.        — Мы с Нанами летим на моем змее! — отчаянно кричал Мидзуки прямо в лицо лису, не стесняясь жестикулировать и смотреть прямо в глаза опасному ёкаю.        Такой же агрессивный Томоэ импульсивно размахивал руками, — На своем змее танук вози, а мы летим на карете ночных туманов! — зашипя, ухватился за шиворот альбиноса тот. — Я не пущу ее саму после того, как ты за ней уследить не смог!        — Тебе бы что-то говорить про танук, грязный ты ёкай. — обиженно говоря и стараясь отцепить цепкие руки Томоэ, шипел он.        — Успокойтесь оба, — наконец-то вмешалась хозяйка двух ругающихся хранителей, вышедшая из своей комнаты. — Томоэ, мы же уже обсуждали, — слишком требовательно посмотрела она на ёкая, и тот мигом отпустил змея с рук.        — Что это мы обсуждали? — начиная сокращать между ними расстояние, говорил он, — Ты просто ушла. Не дала даже слова сказать! — и, фыркнув, перевел взгляд на рядом стоящего Мидзуки, который во все лицо улыбался, злорадствуя.       — Я не хочу, чтобы боги говорили о тебе плохо. — опустив глаза, протораторила девушка, но, сразу набравшись смелости, решительно взглянула в глаза лису. — Как я сказала, так и будет.        — Вчера ты тоже слишком самостоятельной была, и что из этого вышло?! — пауза, в которой он надменно смотрел прямо в глаза той деве, из-за которой чуть ли не умер от жара в ночи. — Дура. — лишь громко выругался Томоэ, а после медленным шагом направился прочь, тихо бурча: — Опять берет грязного змея. Не собираюсь я спасать больше.        Нанами с грустью вздохнула и посмотрела на хранителя, которого собралась брать с собой. — Полетишь самолетом?        — Сам доберусь. — добродушно улыбнулся альбинос и направился на выход. — Буду ждать там.        Нанами направилась прямо к Аэропорту. По дороге она увидела мужчину, который был слишком худощав и темен аурой, но ничего плохого не произошло. Он, видно, тоже направлялся туда же, ведь сел на один рейс с ней, о чем она сразу же забыла.        Добравшись до назначенного места, ее сразу же встретил Мидзуки. Они несколько часов катались автобусами и рассматривали местные достопримечательности, не забывая делать перерывы на еду. Нанами продолжала чувствовать себя шатко, но не позволяла себе этого показать. Скоро собрание, а она покажется в таком плачевном виде? Ну уж нет. Когда парочка поняла, что весьма опаздывает, Мидзуки уселся на змею, садя за собой хозяйку. Все бы хорошо, но из-за невнимательности двоих девушка упала и полетела вниз в туманы. Но, слава богам, ничего себе не поранила.        Она успела повидать пару-тройку богов, которые игнорировали появление человека. И Икусагами, которого не устраивала перспектива видеть девчонку на собрании и который яро об этом ее оповестил, окончательно выбивая ту из колеи.        Богиня бродила по, кажется, одним и тем же местам, чувствуя себя безнадежной и уже убитой. Воздух и атмосфера были пропитанны чем-то очень нехорошим, еще более давля на психику и ломая и так не большую сдержанность девушки. Всем сердцем она успела пожалеть, что решилась набрать смелости и гордости, чтобы ступить на божественные земли. Не Бог она вовсе.        Она бы так и бродила часами, если бы не маленькая синенькая бабочка, которая заставила своим появлением пойти за ней и отыскать зал.        — Ну вот мы и добрались, — спокойный голос был слышен одновременно нигде и всюду. — Теперь тебе просто нужно зайти в эту дверь. — фигура бабочки стала отдаленно напоминать человеческий вид, но черная мгла и туман не позволяли Нанами разглядеть картину.        — А вы не пойдете со мной? — с ноткой неловкости и страха тихо спросила та, словно боясь спугнуть некое божество.       — Я не учавствую в Совете. — все тем же спокойным тоном промолвил голос. И сделав паузу, ожидая, что та зайдет во врота, но не увидев нужных действиий, продолжил: — Ты их боишься, госпожа Бог?        Нанами чувствовала в себе страх и отчаянье. Опустив голову, она с грустью прошептала: — Даже если я туда пойду, я все равно ничего не могу. — она чуть ли не плакала.        Голос словно разрушал неприятную атмосферу и обнимал одним воздухом. — Не бойся, госпожа Бог. Они тоже не всесильны. Каждое существо в этом мире делает что-то лучше, чем другое. Ты лучше всех Богов понимаешь людей. В этом и является твоя сила. Никто другой на это не способен, — вздохнув, продолжил: — Именно поэтому ты должна пойти туда с гордо поднятой головой. Ты не хуже их.        — Вы, кажется, правы.. — приободрилась богиня, которая действительно почувствовала себя богиней. — Я пойду!        Девушка распахнула дверь и уверенно сделала несколько шагов в помещение, — Прошу прощения за опоздание! — стараясь перекричать весь гоман, начала она. — Момодзоно Нанами из храма Микаге прибыла! — звонко заявила она о себе, но весь ее пыл и настрой унялся, когда она поняла, что никто не слушает ее.        Зал был заполнен на каждый сантиметр самыми разными божествами и их слугами. Все, как на какой-то вечеринке: пили, болтали, танцевали и пели. Кто-то уже будучи в опьяненном состоянии стоял на столе, никого не стесняясь и рассказывая, как тысячу лет назад устроил самую страшную бурю, которую человеческий род еще не видовал (видно какой-то Бог погоды, как показалось Нанами). Кто-то лежал под столом в обнимку с салатами. А кто-то даже сидел с надменным лицом и пил дорогостоящее сакэ, стараясь не замечать отвратительное поведение высших существ. Все это больше походило на подростковую вечеринку или молодежный корпоратив, нежели на собрание всех сильнейших божеств.        С ниоткуда появился Мидзуки вместе с Отохико, а там же был и сам Икусагами. Бог войны успел лишь вставить пару своих озлобленных комментариев, а змей лишь в слезах обнять хозяйку, прежде чем центральные ширмы задергались, заставляя успокоиться и заткнуться всех в этом помещении.        — Он никогда не появлялся на первый день Совета. — пошел первый шепот.        — Что его заставило то?        — Оокунинуши! — закричал на весь зал Отохико, совершенно не стесняясь презрительных взглядов в его сторону. — Оокунинуши-сама, я так рад! Вы никогда не появляетесь в первый день. Что же вас заставило разрешить нам созерцать ваше великолепие? — мурчал тот, уже находясь подле духа Совета и облепляя его своим телом.        — Отохико, рад встрече. Ты как всегда отлично выглядишь, — спокойно ответил Оокунинуши, смотря теплым взглядом на Бога ветра, а после перевел взгляд прямо во врата, в которых стояла Нанами. — Однако снизошел я сегодня ради новой богини, — он, отталкивая от себя Отохико, подошел прямо к девушке, которая стояла как вкопанная и не могла открыть рот от некого шока.       — Нанами-чан, — начал он, — перед тем, как начнется совет, я хотел бы, чтобы ты сходила в Йомотсу-Хиросаку.        — Что?! — в один голос сказал Мидзуки с Отохико, пока другие божества начали перешептываться.        Оокунинуши буквально заставил Нанами на пару с Охотико, потому что он опоздал, направиться туда и защищать врата от ёкаев, которые делают разорвать нить и попасть в человеческий мир. Богиня, будучи слишком наивной и доброй, не могла отказать главному Богу, и вновь набравшись решительности, направилась туда. И опять попала в передрягу.        Там оказался тот самый парень, которого она успела встретить в аэропорту и который по своей глупости провалился прямо во врата, а за ним и сама Нанами. Ведь не может она так просто бросить человека.

***

      Томоэ лежал посреди теплой джакузи, которую сам по одному щелчку и сотворил. Он вновь пил, чувствуя тот самый жар и отвратительно заполняющую всю душу пустоту.        Дети Огненного Дракона прыгали вокруг лиса, желая поддержать и уверить, что с его хозяйкой все хорошо.        — Ну не волнуйтесь, Томоэ-доно, все с Нанами будет хорошо! — кричал Котэцу, обмахивая ёкая листьивым веером.       — Да-да, не волнуйтесь, Томоэ-доно. С ней же столько богов, она не пострадает! — тем же тоном кричал Оникири, обмахивая веером уже с другой стороны.        Лиса до вздыба волос раздражали эти крики, — Я и боюсь, что именно боги могут что-то с ней сделать, — стараясь отвечать спокойно, все же шипел он. — Вы думаете, они с бокалом сакэ и объятиями ее встретят?! Заклюют! — перешёл на крик, попутно чувствуя, как на его еще сухой голове появляются испарины пота.        — Простите Томоэ-доно! — закричали в один голос духи храма.        — Мы не хотели вас раздражать, лишь успокоить!        — Да-да, Томоэ-доно!        Но он уже перестал их слушать. Лис не мог до конца знать, из-за чего так сильно волнуется. И правда, все, что может с ней случится – это она услышит пару горьких комментариев, не более. Но сердце так сжималось от волнения, что еще секунду и тот час взорвется. Нельзя было ее саму отпускать снова. Эта чертова девчонка понятия не имеет, насколько бывают жестоки боги. Он захныкал от разочарования. Может, к черту это все? Забыться и снова отправится на улицу красных фонарей? Сколько он уже там не был? Неделю? Раньше он посещал то место каждую ночь, а потом появилась Нанами, которая заставила потерять интерес к прекрасным енотихам всего за пару месяцев. Гребанное хранительство.        Так он почти стонал несколько часов, прежде чем не уснул. Но прекрасному безсознательному сознанию долго не быть. Огневички начали кричать под ухом, и у Томоэ появилось желание прихлопнуть их, как надоедливых мошек.       — Томоэ-доно, письмо! — кричал Оникири.        — Просыпаетесь, Томоэ-доно.        Томоэ нехотя разомкнул глаза и взял в руки письмо. Сначала буквы плыли и не могли стать в ровную линию, но когда все же смысл начал понемногу доходить до него, он быстро встал и в панике выбежал из храма.        Она вновь в опасности.        Спустя несколько слишком долгих мгновений он оказался посреди поляны, на которой и были врата в иной мир. Все хорошо и просто, но.. Икусагами. Этот возомнивший себя всесильный Бог сидел на камне, который запечатывал вход.        — Давненько не виделись, гадкий лис, — начал Бог Войны, презренно глядя на ёкая, — Хочешь в Йоми-но-куни? Не выйдет.        Стараясь сохранить самообладание, Томоэ повис в воздухе, полуприкрыв глаза, — Убери камень. Там осталась моя хозяйка, и ты знаешь это.        Икусагами злорадно рассмеялся, — Нет, лис. Если она Бог - выберется сама. А если она простой человек.. — пауза, в которой он внимательно смотрел за выражением лица ёкая. — она уже мертва.        Томоэ не выдержал. Поскольку духи храма направились за ним, перехватив нужные вещи и молот, который давно бы пора вернуть Наруками, или у кого там Богиня Гроз его взяла?.. Ударив по Томоэ, он вновь стал диким лисом.        Ему поплохело. В прошлый раз он стал маленьким и не мог в полной мере ощутить весь прилив сил, но теперь.. Теперь это все ударило по всему телу в сотню раз сильнее. Сначала все путалось и все, чего он пожелал — это убить абсолютно всех и уйти в далекие леса навсегда. В место, где и должен жить дикий лис. Кровь забурлила кипятком, обжигая его всего изнутри. Было слишком сложно справляться со всем этим, и он вновь почувствовал панику. Он бы так и стоял сгорбившись, стараясь разобраться с нахлынувшими чувствами, но грозный голос Бога Войны заставил прийти в себя и понять, зачем он вообще тут. Спасти Нанами. Уже не свою хозяйку. Хранительства нет, но почему все прошлые чувства на месте?        За несколько мгновений сбив и откинув Икусагами куда подальше, лис не посмел убивать Бога. Слишком много последствий. Он направился прямо во врата, вытягивая оттуда вновь обессилившую, истощенную богиню и какого-то ну слишком подозрительного мужчину, который тут же наглагольствовал пару невнятных речей и скрылся.        Теперь Томоэ стоял посреди поляны с девушкой на руках. Подтянулся и Отохико, который что-то мямлил и плакал. И Мидзуки, который стоял и просто радовался, что с его хозяйкой все хорошо.        — С Нанами-сама все хорошо, мы так рады! — говорил Котецу, прыгая вокруг ёкая, у которого на руках лежала богиня.       — Все благодаря вам, Томоэ-доно! Что бы мы без вас делали. — повторял действия Оникири.        — Да помолчите уже! Не видите, что ли? Нанами опять без сознания! — вмешался Мидзуки, которому уже поднадоели крики со всех сторон. Он был просто рад, что его хозяйка в порядке. И сейчас был даже благодарен лису. Может, не такой уж он и плохой?       А сам лис словно и не существовал вовсе. Застыл, как статуя, с девой на руках и не смел даже двинуться. Даже было не ясно, дышит ли он сейчас вовсе?       Он застрял в неопределенности. Еще пять минут назад он желал только одного — исчезнуть и уйти далеко-далеко в леса, а лучше в мир духов. Однако сейчас весь его мир сомкнулся на одной лишь женщине, лежащей в безсознательном состоянии у него на руках. Сами руки как-то странно обжигало, и эта горечь расходилась по всему его телу. Было сложно осознавать, что именно это за ощущение. Он и вовсе был не уверен, что в этой жизни чувствовал это настолько сильно и ярко. Вся кровь стала кипятком, и в его объятиях сейчас наверняка можно свариться. Буквально. Слишком жарко. Слишком липко. Это было чем-то похоже на то, что он посмел чувствовать ночью рядом с ней, только в стократ сильнее. Сильнее и намного опаснее. Лису казалось, что ощущение, что горечью и даже болью расходится внутри его, может ранить Нанами одним лишь вздохом или нелепым движением в ее сторону.       Томоэ не знал, сколько так стоял, в слепую пялясь на лицо девушки и зарываясь в своих мыслях. Он считал себя отвратительным. Боль, тягость и чувство совершенного греха вновь соперничало с остальными, более мерзкими, по его мнению, чувствами.       Пока все о чем-то разговаривали, рассуждая и делая какие-то лисом не слышанные выводы, он стоял, пока кратко не отрезал, устав бороться с самим собой: — Мидзуки, — дождался, пока тот обратит внимание. — Забери ее. — и отдал девушку, при этом не чувствуя хоть каплю облегчения.       

***

             Нанами проснулась в одной из гостиных комнат Изумо, наконец-то чувствуя себя хоть немного лучше по сравнению с минувшими днями. Рядом с кроватью сидел хмурый Мидзуки.       — Боги, наконец-то я могу нормально отдохнуть, — потягиваясь, бодро разглагольствовала она. — Мне действительно наконец-то лучше. Поверить не могу! И ты снова приготовил мне еду, я так тебе благодарна! Ну же, почему ты такой хмурый сегодня, все же хорошо, так?       — Ты сегодня голосистая, Нанами. — не убирая взгляда с пола, тихо говорил змей.       — Но все же?       — Я.. — почти шепча, начал хранитель, — Поверить не могу! Я снова тебя не спас. Я снова бесполезен. Ты могла умереть из-за меня.. — его голос превратился в плач. — Гнусный лис был прав! Я бестолковый хранитель. — и прижался к хозяйке, надеясь вымолить ее прощение.       — Ну-ну, не кори себя, Мидзуки, — успокаювающе гладя голову змея, зевала та, — Это был приказ свыше. Ты не мог ослушаться. Ты все равно чудесный хранитель.       — Ты правда так думаешь?       С секунды смотря на его щенячьи глаза, Нанами серьезно дала ответ: — Естественно. — А после того, как змей немного успокоился и отстранился, она задумалась, — А кстати, Томоэ то где? Он же меня сюда принес, верно? — она вскинула руки, хватая хранителя, — О боги, Мидзуки, какой сегодня день совета?       — Четвертый, дорогуша! — с пустоты появился Оокунинуши, почти ослепляя богиню и ее хранителя. — Ты опоздала на день с заданием. Я разочарован! Теперь меня обсыпят жалобами, а я так на тебя надеялся. — наигранно плача, смахнул невидимую слезинку с глаза.       Нанами тут же пала на колени, чувствуя вину за то, в чем была неповинна, — Прошу прощения..       — Но это не так важно, — отмахиваясь, флегматично продолжил дух Совета. — Твой лисенок воспользовался волшебным молотом и вновь стал опасным екаем. Мы его забрали и сейчас он в темнице, ха-ха. А сделал он это только ради тебя, глупышка. — почти издеваясь, он начал обмахивать себя веером, который вынул из складки одеяний.       — Так нельзя! — закричав, она приблизилась к сильнейшему Богу. — Он же мой хранитель, какая тюрьма?!       — Тише, девочка! Он оборвал ваши узы хранительства и ранил Икусагами. Теперь он просто опасных дух, которому нужен досмотр.       — Да что Вы себе позволяете! — размахивая руками, Нанами была почти готова кинуть в него подушку. — А ну отведите меня к нему немедленно, и мы заключим новый контракт!       — Если ты считаешь, что сможешь усмерить лиса и выйти оттуда живой - да будет так.

***

      Томоэ, который без особых сопротивлений сдался страже, сидел в ржавых кандалах в одной из тюремных камер и курил трубку, которую носил всегда в складках кимоно. Боги даже не думали проводить электричество в камеры или хотя бы дать свечки, поэтому единственным источником света был коридор, с окна которого пробивались солнечные лучи. Но это в принципе лису особо не мешало. Все екаи прекрасно видят в темноте. Хуже было то, что эта, в отличие от всех других раз, когда он оставался один во мгле, несла одиночество.       За последние месяцы жизни он впервые начал искренне чувствовать нужду в чьей-нибудь компании. Одному оставаться было до жути тошно. Одиночество — значит погружение в свои мысли. Значит снова тонуть в своем же сознании. Это и происходило сейчас. Лис долго пытался выяснить род чувств по отношению к девчонке. На этот раз оправдывая все тем, что хранительство оставило свои плоды, а бешеная дикость позволила эти плоды возрастить и вырастить целую площадь гадких сорняков.       Вообще, Томоэ за пятьсот, если не больше лет успел позабыть, как чувствовать себя в полном физическом здравии и с забитыми до краев силами. Это оказалось слишком сложно. А может, он просто позабыл, как ими управлять и держать в узде? Искренне хотелось выпустить все это и устроить здесь кровопролитие такого масштаба, какого еще боги не видывали. Но сознание пока что не покинуло лисью голову, и он был в рассудке осазновать, насколько это действие глупое и сколько будет последствий.       — Томоэ!       Недовольный женский голос вновь грубо вытолкнул екая из пучины раздумий, за что он одновременно был благодарен и зол. Девушка проходила и всматривалась в мглу каждой из камер, надеясь заметить там своего хранителя. Томоэ же не подавал каких-либо звуков, либо признаков жизни.       Наконец-то Нанами нашла нужную камеру и в темноте помещения разглядела лисьи уши, — Томоэ! Вот ты где! Почему ты отвечал, когда я звала? — задумчиво спросила она и, не давая сказать и слова, продолжила: — Ладно, не важно! Почему ты ушел? Мы могли бы сразу заключить новый контракт и..       — Нанами, что ты тут делаешь? — перебивая звонкий голосок бывшей хозяйки, он так и не посмел выйти на свет.       — Естественно пришла вытащить тебя отсюда! Зачем мне еще приходить? Я волновалась о те...       Ее вновь перебил тихий спокойный голос: — Мне не нужна твой помощь. — пауза, в которой Нанами растерянно смотрела в пустоту, надеясь найти там любимые глаза. — Становиться вновь твоим хранителем или нет — это лишь мое дело. Уходи. — таким же монотонным голосом говорил лис, а сердце почти разрывалось. Он не заслуживает ее.       — А. Конечно. Хорошо. — почти на автомате сказала Нанами, стараясь скорее удалиться, чтобы не разрыдаться у него на глазах.       Почему он не хочет? Она сделала что-то не то? Это ее ошибка? — богиня тихо заплакала, выйдя из темницы.       Позже она пошла на оставшиеся дни совета и вела себя крайне вяло, но свою работу выполнить все же сумела, ибо молитв не так много.       Томоэ же остался вновь один на один со своим болотом мыслей и сожалений, которые со снятием оков накинулись со стократной силой.