Искажая Вселенную

Он любил это место. Студия Тэхёна настолько подходила ему, что Чимин почти считал ее продолжением его самого. Пожелтевшие стены напоминали ему страницы старых книг. Картины, прислоненные друг к другу, стояли у большого окна без занавесок, потому что Ким любил естественный дневной свет. Все это было очень похоже на его лучшего друга, и поэтому он чувствовал себя здесь, в этом не очень большом помещении, невероятно уютно. А наблюдение за тем, как рисует Ким, тоже успокаивало вечно раздраженное сердце Пака. Ему нравилось смотреть, как его лучший друг смешивает тона, проводит кистью то тут, то там, пока не получится еще один его прекрасный рисунок. Удивительно, что, несмотря на то, что все картины были разными, в них всегда воплощался сам Тэхён. Потому что между ними была та самая странная связь, которую никто из них не мог объяснить. Это было так странно, но в то же время так правильно. — О чем ты думаешь, когда рисуешь? — тихо спросил он, пристально наблюдая за тем, как другой рисует в углу холста. — Что тебя вдохновляет? Он увидел, как Ким улыбнулся и вздохнул, прежде чем ответить: — Думаю… Я не знаю, — он нахмурился, смущенный собственным ответом. — Наверное, меня вдохновляет музыка. Люди тоже… Мне нравится думать о вещах, которые заставляют меня чувствовать себя комфортно, понимаешь? Чимин кивнул, поняв, что он имел в виду. Затем он стал размышлять о том, что бы в итоге получилось, если бы рисовал он сам. Комфортными для Чимина были такие вещи, как это место, может быть, его собственная танцевальная студия или кто знает? В голове возник конкретный образ, хотя в тот момент он не хотел о нем думать. Но мысль о том, чтобы оказаться на своем диване, смотря какой-то мультфильм и обнимая кошку, была идеальной, и не в последнюю очередь потому, что один конкретный человек был бы рядом. Потягивал лимонный чай, звал Уджу забраться к нему на колени, обсуждал каждую фразу Рика Санчеса. Чимин не хотел этого, но одна из вещей, которая доставляла ему наибольшее удовольствие, которая действительно вдохновляла его, была Чонгук. Даже невозможно сказать, когда это стало таким необратимым. — Звучит здорово. Это все, что он сказал, прижав ноги к груди, сидя в углу комнаты и наблюдая за тем, как его друг водит кистью по холсту. Он старался не грустить, но это было трудно, учитывая все происходящее. Прошло уже несколько недель с того момента, как он встретил на улице Чонгука, и с тех пор у Пака не было никаких моральных сил. Потому что он долгое время пытался быть сильным и понять, что все, что у них было, было временным, что присутствие Чонгука в его жизни было лишь этапом, а все, что у них было, было лишь главой. Чимин пытался смириться с тем, что он всего лишь временная татуировка на теле Чона, но это было трудно. Настолько трудно, что отрицать это казалось проще. Делать вид, что все хорошо, было очень удобно, когда страх, неуверенность и печаль стучались в дверь его сердца. В любом случае пытаться замаскироваться было бессмысленно, когда он жил с двумя людьми, которые знали его лучше всех на свете. Он мог сколько угодно обманывать себя, но никогда не смог бы обмануть Юнги и Тэхёна. — Извините, что задержался, — сказал Мин, как только вошел, оставив ботинки на пороге. — Я опоздал? — Нет, даже хорошо, что ты не торопился, потому что я только закончил, — ответил Тэхён, улыбаясь. — Осталось только дать ей высохнуть, и мы можем идти. Тэхён снова сосредоточился на картине, оставив Юнги и Чимина у входа в небольшое помещение. — Что-то случилось, Чим? — спросил Мин, пристально разглядывая его. — Да… — он выдавил из себя улыбку. — Я просто устал. Он знал, что бесполезно пытаться обмануть Юнги, и понял это еще больше, когда тот сел перед ним, пристально вглядываясь в его глаза. — Что случилось? Учитель танцев еще немного помялся и отвел взгляд, стараясь не чувствовать, как слезы захлестывают его изнутри. В последнее время он держал себя в руках не в последнюю очередь потому, что знал: быть отвергнутым не означает конца света. Однако для него это так и было. Во многом потому, что Пак слишком долго искал свою половину, и когда он, наконец, решил, что нашел ее… Они оказались здесь. Где Венера в одиночестве вращалась по собственной орбите. — Знаешь… Чонгук уже давно меня избегает, и… — Тэхён повернулся к ним, как только услышал слова своего лучшего друга. — Ну… На той неделе я столкнулся с ним на улице, и он меня оттолкнул. Как будто… Я думаю, меня отвергли. Они обменялись взглядами, понимая, что грусть на лице Чимина может быть временной, но они также понимали, что, возможно, Пак будет грустить еще долгое время. — Ты уверен? — спросил Юнги, стараясь звучать оптимистично, хотя он не очень хорошо знал всю эту историю. — Ведь он иногда бывает очень непонятным, так что вполне возможно, что он просто растерялся и не понимал, что говорит. — Нет, Юн. Он понимал, — Чимину хотелось верить словам друга, но он видел Чонгука, он прикасался к нему. Он понимал, что тот не чувствует ничего из того, что чувствует к нему Пак. — Он имел в виду именно то, что сказал. Чонгук хочет, чтобы меня не было в его жизни. В этот момент рядом с ними присел Тэхён, незаметно коснувшись колена лучшего друга. — Так может… Это не он, — он сжал его пальцы между своими. — Может быть, Чим… Может быть, твоя половинка — это кто-то другой. И снова Пак хотел им верить. Конечно, он понимал, что Чон имеет полное право уйти, если не чувствует того же самого, но… Почему он так долго не хотел в это верить? Боже. Почему он так глубоко погрузился в него? Он не написал ни одного цуру за несколько дней. Чимин лишал себя вещей, которые делали его рутину легче, и все потому, что ему нужно было научиться жить с самим собой, без Чонгука, а это было тяжело. В присутствии других ему нравилось больше, а в одиночестве было слишком тяжело. — Что же мне тогда делать с тем, что я чувствую? Он ощутил, как в горле у него запершило, и вздохнул, вытирая ладони о джинсы, прежде чем встать. Пак знал, что у них не будет ответа, который бы ему понравился, и не в последнюю очередь потому, что ответ, который он хотел получить, должен был исходить от Чонгука. Возможно, только время могло помочь ему в этом, и поэтому Чимин хотел, чтобы оно шло быстрее. Он хотел, чтобы все происходящее было как в тумане. — Мне нужно на работу. Подбросите меня туда? Его друзья, в свою очередь, не стали затягивать этот разговор. Ситуация была щекотливой, а Чимин был очень чувствительным человеком, поэтому они просто молча отправились в танцевальную Академию. Тэхён хотел поговорить с ним еще, но понимал, что ему нужно время. Несмотря на все предупреждения, Киму было жаль, что ситуация развивается в таком направлении. Чонгук начинал ему нравиться. — Если хочешь, мы можем заехать за тобой в конце дня, хорошо? — тихо сказал он, держа Чимина за руку через открытое окно машины. Он нежно сжал его костяшки пальцев, пытаясь успокоить. — Просто позвони мне. Чимин только кивнул и отошел от машины, немного замедлив шаг в направлении Академии. И даже если ему было грустно, он не мог не улыбнуться и не приободриться в присутствии своих любимых учеников. Ему было трудно, но с детьми было легче и проще. Вот почему он так любил преподавать танцы: его увлекала не только музыка и движения, но и сама идея передавать то, что он знал, доставляя другим удовольствие. Смешки, немного неловкие движения и счастливые лица детей делали его день не таким трудным. Они помогали Чимину понять, что все не так уж плохо. К счастью, день прошел быстро. Ученики с легкостью освоили хореографию, и он с нетерпением ждал дня выступления. Их родители будут гордиться ими! Он тоже гордился. Чимин сел на диван в учительской и облегченно вздохнул, раздумывая, стоит ли звонить Тэхёну или нет. Может быть, уже пора? — Похоже, у всех сегодня был тяжелый день… — Услышав голос своего друга Сокджина, он тут же открыл глаза, которые он сам не заметил, как закрыл. — Рассказывай… — ответил он, слегка улыбаясь. — Как дела в музыкальной аудитории? Сокджин присел на диван рядом со своим другом. Это была уже четвертая чашка кофе, и он, наконец, задумался о том, чтобы остановиться. — Сложнее, чем я ожидал, — признался он, массируя кончиками пальцев затылок. — Кстати, Чим, ты ничего не слышал о Чонгуке? Он уже два дня не появлялся на работе… Я волнуюсь. Улыбка Пака мгновенно рассыпалась. — Я не знаю, — он отвернулся, тяжело вздохнув. — Может, Намджун или Хосок знают… Джин выглядел растерянным. — Я думал, он все еще живет у тебя. Чимин тоже был растерян. — Нет… Это было давно. Джин решил больше ничего не спрашивать. Атмосфера была немного напряженной, и он чувствовал, что что-то случилось, но не был уверен что вправе спрашивать, что именно. Он видел, как хорошо уживались Чимин и Чонгук, и радовался этому, но если после что-то пошло не так, он не имел права выяснять причину. Если бы Пак захотел, он мог бы рассказать ему все сам. Все, что ему нужно было сделать, это набраться терпения. Он достал из кармана мобильный телефон и стал искать контакт Намджуна, заметив, что Чимин зашевелился и, наконец, встал. И не успел он выйти за дверь, как Ким услышал приятный голос своего друга: — А, Джин, если ты что-нибудь узнаешь о нем… Скажи мне, пожалуйста. Он поднял голову, чтобы ответить, но Чимина там уже не было. Он забеспокоился, и не в последнюю очередь потому, что редко можно было увидеть учителя танцев таким подавленным, каким он выглядел в тот день. Он понимал, что что-то произошло, поэтому очень переживал. Воспользовавшись тем, что остался один, он сделал звонок, который окончательно развеет все его сомнения. — Привет, Нам. — Хён! Как дела? — Он улыбнулся, услышав чужой голос. — Да… Я просто хотел спросить, не видел ли ты Чонгука, — Джин старался быть прямым, поскольку если бы он позволил разговору затянуться, то в итоге пропустил бы следующее занятие. — Он не выходил на работу со вчерашнего дня. Намджун замолчал, выглядя немного растерянным. — Оу. Он дома. — ответил он замявшись. — Чон сказал мне, что говорил с тобой. Он немного приболел, так что… Почему Чонгук не сказал ему об этом? — Что с ним случилось? — Я не могу сказать, но он очень подавлен, — он задумчиво вздохнул. — Думаю, у него грипп или что-то в этом роде. Это было странно как с одной, так и с другой стороны. Чону не было смысла врать своему лучшему другу и просто пропускать работу, не предупредив об этом начальника. Все было подозрительно. Что происходило? — Хорошо, тогда… Скажи ему, что я желаю ему поскорее поправиться. — Хорошо, хён. Поговорим позже. Он подумывал о том, чтобы спросить, как дела у Джина или когда они снова пойдут на свидание, но в голове все время крутилась мысль о его лучшем друге. Он поднялся к себе в комнату и застал парня лежащим на кровати и смотрящим какое-то видео на мобильном телефоне. — Нельзя же так пропускать работу. Чон тут же поднял глаза и замер. — Почему? — Потому что ты хочешь вырваться из дома своего отца, разве нет? Вот именно! — старший сел на конец кровати, почесывая свои растрепанные волосы. — Как же ты вырвешься, если ты не хочешь переезжать ко мне и у тебя нет денег? Татуированный парень просто молчал. Он знал, что не прав. Он не должен был прогуливать работу, но у него не хватало смелости встретиться с Чимином. Он знал, что тот грустит, и не хотел видеть его в таком состоянии. Чонгук был очень предусмотрительным, и когда его расписание не совпадало с расписанием учителя танцев, он не пропускал ни одного занятия, но когда он узнал, что они будут в студии в одно и то же время… — Послушай, Чонгук, я понимаю, что тебе грустно. Я понимаю, что тебе нравится Чимин, что ты не хочешь идти на работу, потому что он тоже там работает. — Слово «нравится» его очень обеспокоило, но он продолжил слушать. — Я все это понимаю. Это сложно. Но ты не должен лишать себя всего, друг. Ты не должен лишать себя его только потому, что считаешь, что являешься ренегатом. Ты ему тоже нравишься, так в чем проблема? Чонгук бросил телефон на кровать и сел, откинув назад брюнетистые волосы. — А как же его вторая половинка, хён? Намджун скрестил руки в недовольстве. — Разве не ты твердил, что мы должны любить того, кого хотим, а не того, кого хочет Вселенная? — глаза старшего остановились на чужом лице. — Так вот. Он хочет понравиться тебе. Так почему бы тебе не позволить себе полюбить его? У него не было ответа на этот вопрос, но он знал, что Намджун не прав. Он пытался избавить Чимина от необходимости переживать будущий разрыв. Избавить его от необходимости разбираться с самим собой. Он знал, что в итоге принесет боль старшему, а это было то, чего он не хотел. И никогда не захочет. Он встал, чтобы взять ноутбук Кима, открыл приложение «Музыка» и включил первую попавшуюся песню группы The Maine. Намджун автоматически вздохнул, устраиваясь в кресле рядом с письменным столом. — Эта песня грустная, — быстро заключил он. — Но не очень. — Если песня не заставляет тебя плакать, это не означает, что она плохая, — ответил он, не глядя на старшего, слишком занятый плейлистом на ноуте. — Иногда вещи трогают твою душу и отражают тебя, а не тонут в тебе. Эта песня отражает меня. Чимин же в этот момент тонул в нем. И Чон так устал от того, что постоянно думал о нем. Татуированный парень лег на кровать и уставился в потолок, вздыхая так глубоко, что ему казалось, будто мысли о его хёне выходят через дыхание. Он не понимал, почему так больно от этого расставания. Он осознавал, что ему нравится Чимин. Но, черт побери, Чону и раньше нравились другие люди. Почему же в этот раз все оказалось так болезненно? — Думаешь, он когда-нибудь простил бы меня? Ким не сразу понял, о ком говорит младший, но когда понял, вздохнул. — Да, — он был искренен. — Если бы он знал, почему ты ушел. Но как ты можешь ожидать, что он простит что-то подобное? Простить несуществующее невозможно, чувак. Он знал, что Намджун прав, но просто не мог вести себя иначе. Они оба знали, как трудно Чонгуку что-либо изменить в подобном случае, поэтому… Это казалось просто невозможным. — Боже, что это за лица? Они испуганно посмотрели на дверь, где стоял Хосок с бас-гитарой за спиной. На одном плече у него висел рюкзак, а в свободной руке он держал банки с энергетиками. — Эй, разве ты не собирался сегодня учить дочь своего препода? — спросил Намджун, растерявшись. — Да, но ей дали приглашение на посещение лекции, — он пожал плечами. — Я бы тоже не смог отказаться от такого предложения. Я слышал, что там выступают преподаватели из других стран. Он плюхнулся на матрас, протягивая каждому из друзей по жестянке. — Ну так, что это за лица? Татуированный парень открыл свою банку и стал потягивать холодную жидкость, делая вид, что не слышит, о чем говорит Хосок. С другой стороны, Намджун размышлял, стоит ли ему говорить о происходящем. Ну, они же лучшие друзья, и у них есть группа. Что может пойти не так? — Гипотетически говоря. Что бы ты сделал, если бы твой друг чисто гипотетически отдалился от парня, который ему нравится, и гипотетически стал бы пропускать работу только потому, что не хочет встречаться с этим парнем? — сказал Намджун, посмотрев на Хосока, чтобы убедиться, что тот понял, что он имеет в виду. — Гипотетически? — Да. Хосок сделал большой глоток энергетического напитка, глядя на Чонгука, который сосредоточенно пялился в экран ноутбука, размышляя о том, что ему делать. — Ну, я бы сказал своему другу, что он ведет себя немного по-дурацки, и не только потому, что это он теряет работу, а не тот, кому он нравится, — он пожал плечами. — А учитывая, что вообще-то моему гипотетическому другу тоже нравится этот парень, то очень глупо притворяется, что это не так. К этому времени Чон уже закатил глаза, устав от разговора, который ни к чему бы не привел. — Твой друг знает, что делает, — ответил Чон, закрывая ноутбук и, соответственно, останавливая музыку. — Как всегда, лучше уйти. Он перевернулся на кровати, обнял подушку и зажмурил глаза, как это делают дети, когда хотят заставить себя заснуть. Чонгук боялся не уснуть и осознать, что в конце концов, он действительно был неправ. — Я — ренегат. И я никогда еще не был так серьезен, — сказал он, по-прежнему не открывая глаз. Тишина в комнате стала почти осязаемой. Он заговорил снова: — Когда я пришел к отцу, мы долго говорили об этом, и я спросил его, откуда он знает, что он ренегат. Тогда он показал мне отметину и сказал, что она появляется у всех: либо при рождении, либо после смерти родственной души. Это как ожог или порез, который плохо заживает. У него есть выжженное пятно в форме ее имени. — Он вздохнул, крепко сжимая подушку. — Имени моей мамы. Вопреки его ожиданиям, Хосок отпил энергетик и спросил: — А как насчет твоей? Если ты являешься таковым, то она должна быть у тебя. Он промолчал, поскольку, в конце концов еще не нашел свою отметку. Но не то чтобы он сдался, отнюдь. Он притворился спящим, оставив старших без ответа, пока они не устали и не покинули комнату, а затем и дом. И как только он услышал, что дверь закрылась, Чонгук принялся выяснять, действительно ли он ренегат или нет. Он зажег сигарету, тяжело вздохнул, затем снял футболку и бросил ее на рюкзак в углу комнаты. Он остановился перед зеркалом, глотая никотин и разглядывая свое тело в поисках каких-либо знаков. Он искал следы ожогов, небольшие шрамы, что угодно! Он знал, что на его теле есть знак ренегата, потому что Чонгук чувствовал, что является им. А такой уверенности у него еще никогда не было. Даже когда он был с Чимином и смотрел на звезды. Он прошелся взглядом вдоль татуировок, пытаясь найти среди них хоть один изъян; потом осмотрел свой торс, руки, ноги и даже кисти (очень внимательно). Он чувствовал мучительную боль, потому что знал, что знак где-то есть, но не мог его увидеть. Затем в порыве нетерпения Чон затянулся сигаретой и посмотрел на себя в зеркало. Его отражение раздражало его, но он не успел ничего толком ощутить, как понял, что к чему. Шрам на щеке. Его взгляд был полностью прикован к собственному лицу. Сигарета обжигала кончики пальцев, сердце учащенно билось, заставляя мозг быстро пытаться вспомнить, откуда взялся этот шрам на щеке. Боже… Неужели он был там с самого начала? Это была его метка? Этого не могло быть. Он затушил окурок о подошву собственных кроссовок, поднял мобильный телефон и торопливо набрал номер отца. — Папа. Алло. — Привет, сынок. Что-то случилось? Он продолжал смотреть на себя в зеркало. Его взгляд был прикован к отметине, которая была с ним все это время. Он не мог вспомнить, в результате какого несчастного случая появился этот шрам, поэтому его сердце бешено колотилось при мысли о том, что он нашел его. Что он нашел себя. — Папа, когда у меня появился этот шрам на щеке? — он провел по нему кончиками пальцев, ожидая ответа. Сердце заколотилось еще сильнее, когда на другом конце линии наступила тишина. — Ах… Ну, это было… — мужчина закашлялся, невнятно выговаривая слова. — Это было, когда ты, Намджун и Хосок подрались с одним из соседей. Ммм. В итоге ты порезал себе щеку. Нет… Ты не помнишь? Чонгук снова стал ломать голову, пытаясь вспомнить этот эпизод, но ничего не приходило на ум. Он вспоминал множество драк, в которые ввязывался со своими лучшими друзьями, но в основном пытался вспомнить, не порезал ли он в одной из них щеку. — Нет, я не помню, — быстро ответил он. — То есть я не помню, чтобы мне было настолько больно. Снова тишина. Что так скрывал его отец? — Но ты… Ну… Ты был маленьким, да? Так что… Логично, что ты не помнишь, и.. Он знал своего старика, поэтому понимал, когда тот лжет или что-то скрывает. И, в общем, это был именно тот случай. Он понял это по неуверенному тону, по медленным и почти всегда неполным предложениям. Господи, как же он раньше не догадался? — Это ведь моя метка, не так ли? — снова оборвал Чонгук неожиданно и тревожно. — Я такой же, как ты. Он услышал вздох и почувствовал, как тот с досадой протирает пальцами лоб. Его отец обычно делал такой жест, когда оказывался в безвыходной ситуации. Его глаза наполнились влагой. — Я не хотел, чтобы все было так… — ответил он наконец, мягко. — Чонгук, я… Когда ты родился, у тебя уже была эта отметина на щеке, и никто из врачей не мог объяснить, почему. Я тоже не знал. Но потом… Твоя мама… Ушла, а я получил свою. Поговорив с несколькими другими такими же людьми, как я, я узнал обо всем и решил, что будет лучше скрыть это от всех, включая тебя. Я подумал, что если я скрою это от тебя, то, может быть, ты сможешь найти кого-то, кто полюбит тебя. Вместо ожидаемого облегчения Чонгук почувствовал боль в груди. Это была особенная боль, похожая на ту, когда находишь любимого человека, пропавшего без вести много лет назад, и узнаешь, что он все это время был мертв. На него нахлынула огромная пустота, и слезы, которые так долго оставались запертыми, наконец-то вырвались наружу. Он пытался убежать куда-то и вдруг наткнулся на тупик. Он все еще находился перед зеркалом, но теперь предпочитая сидеть, прислонившись к высокой кровати Намджуна, и молча смотреть на слезы, текущие по его лицу. — Это нечестно, папа. Ты должен был сказать мне. Возможно, если бы он знал об этом раньше, все сложилось бы иначе. Чонгук знал, что он давно хотел этого, но что-то изменилось внутри него. Появилось что-то новое, может быть, кто-то… — Прости, я… Он отключил звонок и бросил мобильный телефон на кровать, прислонив голову к матрасу и молча закрыв глаза. Он не пытался остановить слезы, не пытался сдержать смятение чувств, нарастающее в его груди. В тот момент Чонгук был таким, каким его многие считали. Запутавшимся, растерянным, опасным. Ему было страшно, он чувствовал себя одиноким. Чонгук был Марсом, самим воплощением хаоса. Ему казалось, что он находится в эпицентре войны, но это было больше похоже на то, что он в одиночку сражался против такого количества вещей, что, Боже, невозможно было продолжать. Невозможно было продолжать в одиночку. Но разве не ему нравилось все время бродить вот так, в одиночестве? Он продолжал проливать слезы, пока не услышал звонок в дверь. Он скрестил руки на коленях и склонил голову, делая вид, что ничего не слышал; ему хотелось, чтобы мир взорвался, хотелось оказаться в этот момент далеко-далеко. Все, чего он желал — это побыть в одиночестве. Хотя ему казалось, что он может сойти с ума, если будет проводить больше времени наедине с самим собой. В дверь снова позвонили, и татуированный парень встал. Он снова посмотрелся в зеркало и вытер лицо, хотя его план состоял в том, чтобы не обращать внимания на того, кто стоит за дверью, пока он снова не останется один. Однако, похоже, это было не то время. Когда он услышал этот звук в четвертый раз, то убедился, что его лицо высохло, прежде чем открыть дверь. Но если бы он знал, кто там будет, он бы позволил звонить в дверь, пока не разрядится батарейка. — Слишком поздно, чтобы прогуливаться, хён. Заплаканный, обиженный взгляд Чимина опечалил Чонгука. И он не мог понять, то ли это из-за того, что он причиняет ему боль, то ли из-за того, что в конце, он все равно не сможет удержать Чимина рядом с собой. Неужели после всего случившегося Чон действительно желал остаться один? — Уже слишком поздно, Чонгук, но нам все равно нужно поговорить. Возможно, в глубине души на самом деле он боялся остаться один.