Свои чужие люди

Этот вечер — первый за долгое время, когда майор Гром находилась дома, а не работала. Она поработала бы и из дома, но сосредоточиться не получалось — новой информации по делу все равно не было, а мысли то и дело соскакивали на Птицу, неправильное лечение и тот факт, что Сережа не выходил из комнаты Волкова вот уже полтора часа. Оно, наверное, к лучшему — значит, диалог получилось наладить. Но тревога за близкого человека не отпускала. Ингрид тяжело вздохнула, отложила в сторону папки по делу Весельчака и закурила. С усмешкой подумала, что подобная привычка совсем не тянет на идеал полицейского, которым она всегда хотела быть. Впрочем, она собственноручно закрыла себе дорогу к нему, когда выбрала Сережу, а не закон; ни разу не пожалев об этом после. Интересно, а Волков жалеет, что не выбрал остаться в Сирии? Она, наверное, жалела бы на его месте: слишком сильно отличается быт в условиях горячей точки и обычная повседневность. А вообще забавно получилось — они с Юлей уже давным-давно позабыли о посланном ею запросе. А ведь сработало. Ингрид побарабанила пальцами по дивану. Ей хочется потискать кота, но пушистый засранец в последнее время тусовался исключительно в компании нежданно вернувшегося наемника. Это раздражало. Это был ее, а точнее их с Сережей кот. Она совершенно не горела желанием делить его с кем бы то ни было еще. А еще очень хотелось прогуляться, но и это было недоступно в данный момент. Серёже могла понадобиться помощь и она должна быть рядом, если это случится. Ингрид вздохнула еще раз и поднялась в домашний кабинет основателя Vmeste. Если не получается погладить кота, значит нужно занять себя чем-нибудь еще. Например, украсть баночку энергетика. От него, конечно, будут проблемы со сном, но лучше уж проблемы со сном чем вернувшиеся кошмары. Она спустилась обратно в гостиную и, довольно сощурившись, отпила красную кисловатую жидкость, подумав о том, что плевать она хотела на Волкова и его назначение. То, что проблему Серёжи удалось выявить вместе с неверным путем решения — гораздо важнее. С каким облегчением она спихнула бы на него сортировку архива своих собственных расследований, если бы не его чрезмерная тряска над ней, как будто она хрустальная. Сколько раз уже говорила — да, ее работа небезопасна, но кто-то же должен рисковать собой, чтобы другие спали спокойно. Но Сережа упорно отказывался понимать ее объяснения, поэтому приходилось частично скрывать, либо смягчать информацию. А значит и с архивом придется разгребаться самостоятельно. За сегодняшний день получилось отмести уже порядочное количество кандидатур (хвала отцифровке!), но работы все равно осталось непочатый край. Пришлось подниматься на ноги и ползти в спальню за ноутбуком. Разумеется, подключаться удаленно к рабочим компьютерам С. О. Н. было запрещено и практически нереально, но что значат оба этих понятия, если твой партнер — компьютерный гений и по совместительству один из самых популярных и влиятельных людей страны? Ингрид невольно улыбнулась и запустила программу удаленного доступа. На то, чтобы отыскать нужную папку ушло пятнадцать минут. На то, чтобы открыть ее — еще минута. Ингрид вздохнула, закурила и открыла первый из огромного списка документ. Но сразу закрыла и переложила в папку «мимо» — мелкие квартирные кражи ее не интересовали. Не подошли и следующие десять. Одиннадцатая содержала то самое расследование, по которому ее коллеги пытались закрыть Кабана, пока она не расстроила им все планы. Ингрид не смогла подавить улыбку. Последний раз Кабан давал о себе знать во время ее пребывания в больнице, прислав настолько огромный букет из ослепительно-белых лилий, что на его размещение понадобилось ни много ни мало — восемь ваз и четыре банки. К букету прилагалась коробочка, в которой обнаружился волчий клык, опутанный тончайшей золотой паутинкой с гранатовыми каплями по краям. Она хотела было отказаться от столь дорогого подарка, но вовремя спохватилась, что с дарителя вполне станется воспринять отказ как личное оскорбление. Пришлось смириться, тем более, что (Ингрид было очень неловко от этого, но факт оставался фактом) вещица ей более чем понравилась. И не только памятностью, но и внешне. …Когда она добралась до тридцатой папки и третьей сигареты, на ее плечи опустились мужские руки. Ингрид улыбнулась, ощутив как ее поцеловали в макушку, переложила просматриваемое дело в папку «возможно», и только после этого позволила себе отвлечься. — Ну как? — она задрала голову, чтобы увидеть его лицо, но Сережа воспользовался этим, чтобы снова поцеловать ее. На этот раз — в губы. — Мы поговорили, — прежде, чем она успела подумать, что нужно бы развернуться к нему лицом, Разумовский отстранился от нее. Ровно для того, чтобы устроиться рядом на диване. Поняв, что с работой на ближайшее время покончено, Ингрид отключила удаленный доступ, отставила ноутбук в сторону и переползла к нему на колени, уткнувшись лбом в мужское плечо. — Мне пришлось… Но он даже не рассердился. Ингрид не устояла перед соблазном и сделала легкий кусь. — Почему он должен был рассердиться? — Пришлось рассказать все с самого начала. И про ту историю с Чумным Доктором… — А он? — Он сказал, что когда давал клятву, то имел ввиду и это тоже. И что я идиот. Хотя, конечно, использовал более цветастое выражение. Ингрид фыркнула и сразу довольно заворчала, ощутив как он запустил свои пальцы в ее волосы. — Мы вообще очень многое обсудили. Это оказалось не так уж страшно. Просто… сложно. Откровенные разговоры с тобой даются проще. Ингрид укусила его еще раз, подумав о том, что это почти зависимость — дотрагиваться до него, чувствовать его прикосновения на себе — теплые, легкие, невероятно бережные. Она никак не могла привыкнуть к ним: все время казалось недостаточно. И неважно — были ли эти касания сексуального характера, либо как сейчас — сплошная платоника. Удивительное дело, но кажется за много лет одиночества она нажила настоящий тактильный голод, распространявшийся, впрочем, на одного-единственного человека. — Расскажешь? Сережа помотал головой и поцеловал ее в волосы, молчаливо прося прощения. — Мне нужно это обдумать и осознать. — Его рука выскользнула из волос и убрала их в сторону. Ингрид ощутила его губы на своей шее и шумно втянула воздух. — Не обижайся. Ингрид фыркнула и ещё раз куснула его в плечо. Она, вообще-то, даже не думала. Но против подобного способа извинения ничего не имела. Даже наоборот. — Хочешь пройтись? — задавленное было желание прогуляться снова подняло голову. — Я все равно собиралась проветрить голову, так что… — Да. Да, хочу. Он говорит это так быстро, словно опасается, что она передумает, и от этого смешно и грустно одновременно. Дурак рыжий. — Есть идеи куда? — вообще-то, она предпочла бы прогуляться по близлежащему парку, но решила передать инициативу в мужские руки. Лето права — они слишком отдалились за последнее время, с головою нырнув в работу, а Сереже действительно важно чувствовать себя нужным. Особенно теперь, когда блядский альтер снова вырвался на свободу. — Может в парк? — он смущенно отводит глаза, заливаясь краской. — Мы ведь там были только в феврале, а я… ну… в общем… может туда? Ингрид невольно улыбнулась. Они были знакомы почти год, а он до сих пор краснел как в первый раз, приглашая ее гулять. — Именно то, что я хотела. — Правда? — Правда. *** — Это все так странно, если честно. Ингрид издала вопросительное мычание и сделала ощущающийся столь необходимым кусь. Их прогулка по парку получилась хорошей, но не настолько долгой, как планировалось изначально — на улице оказалось прохладнее, чем ожидалось, а потому, после уютного, но недолгого молчаливого брожения по тропинкам между деревьями, они не сговариваясь повернули домой, к мягкому и тёплому гнезду из вороха пледов и одеялка. И теперь Гром жалела исключительно об одном: о его загонах из-за Птицы. Загонах логичных и обоснованных, но… — Что именно? — нужно будет не забыть отложить дело Чумного Доктора в кипу дел, непричастных к появлению Весельчака. — Олег. Промежутки между убийствами уже не совпадают друг с другом. Когда будет третий труп, никакой закономерности не отследится. По крайней мере той, которую можно постичь с достаточной степенью быстро. — …не могу понять, почему… У Чумного Доктора, по крайней мере, не оставалось полноценных останков. Сплошные угли. И пахло — гарью, а не… … — Мне кажется, нужно было всё-таки пожрать утром, — вздохнула Лето. — У меня от этого запаха весь рот в слюне. — Че? — только и смогла выдавить Гром, глядя на сидящее перед ними тело. Сквозь почерневшую грудину просвечивала обгоревшая почва. — Я тут неподалеку шаверму видела. Нужно будет купить как закончим. Реально же шашлыком пахнет. Костер, мясцо жареное… Красота! Ингрид ничего не ответила. Она почувствовала, как ее начинает мутить, мысленно отругала себя за внезапный приступ слабохарактерности и поспешно присела на корточки, делая вид, что пытается найти улики, которые, возможно, ускользнули от них. Тряхнула головой, сглотнула и провела пальцем по выжженому дотла грунту. Она и не знала, что земля может гореть. — …раньше я помнил столько всего хорошего. Он, конечно же, бывал мудозвоном, но у нас действительно была очень теплая дружба. Хоть и не без сложностей. А теперь мне в голову только сложности и лезут. Все эти недопонимания, обиды, ссоры. И от этого хочется выкинуть его из своей жизни как можно дальше, хотя еще осенью я думал о том, что мне его очень не хватает, и что ему бы понравились… все вы. И что от него пахло теплой землей и цветами сливы, а не кровью, как от Птицы. Я в свое время списал это на то, что его изменила война. А сейчас, когда мы разговаривали, и я точно знал, что он настоящий, я ловил себя на том, что мне хочется схватить его за голову и бить о подоконник до тех пор, пока лицо не превратится в кровавую кашу. — Что помешало? Ингрид поспешно задвинула воспоминание об осмотре места преступления как можно дальше и заставила себя сосредоточиться на настоящем. Проблемы Сережи куда важнее. Со своими она вполне способна разобраться позже. Ну, наверное. Как бы то ни было — здесь и сейчас им точно не место. — То, что я пришел туда не за этим. И совсем чуть-чуть — уголовный кодекс. — Как благородно. — Все для твоих нервов. — Спасибо. Лицо, разбитое до кровавой каши у нее тоже было. Молодая женщина, учительница. Одиннадцать ударов молотка. Убийцей оказался любовник. Тело обнаружил десятилетний сын. Ее смогли опознать по татуировке — цветущему папоротнику на левом бедре. Ингрид вздохнула и прижалась к Разумовскому еще теснее, словно это могло оградить ее от персонального кладбища внутри себя. Закрыла глаза, почувствовала, как ее поцеловали в макушку и не удержалась от улыбки. Но сразу же с трудом удержалась от того, чтобы не поморщиться от накатившего чувства вины: Сережа наверняка ждал от нее какого-нибудь совета, а она… — Может тебе просто нужно время? — это было первым, что пришло в голову. — Ты ведь уже привык… ну… — Наверное, — она была благодарна за то, что он понял повисшее в воздухе «считать его мертвым». — Время покажет, да? — Угу. — Сил на что-то более осмысленное больше не было. Какое-то время лежали молча. — Я предложил съездить в детдом на выходных. Он согласился. Хочешь с нами? Ингрид не была уверена в том, что следует отвечать. В голову лезли горящие ненавистью глаза Леши, о котором она не вспоминала с самого казино; полный холодного презрения голос воспитательницы и васильково-синие глаза рыжего мальчика. — А вы пойдете со мной на свидание, когда я вырасту? Теперь он, наверное, разочаровался в ней. А то и вовсе возомнил себя Гражданином, подобно Леше… Майор вдруг поймала себя на том, что мысли о Макарове, которого она когда-то так хотела уберечь и защитить, не вызывают у нее ничего, кроме смеси из отвращения, разочарования и раздражения. Азартно вскинутая рука в жажде наживы. Полное равнодушие к патрону собственного приюта. Драка на стороне последователей Чумного Доктора… Мальчика не оказалось среди задержанных. Раньше она бы радовалась, но сейчас испытывала только легкое сожаление — тюрьма наверняка промыла бы мозги мелкому идиоту. Впрочем, вполне вероятно что вскоре после казино именно так и произошло. И поделом. — Нет, спасибо. Я у них в черном списке. — Что? — в голосе Сережи — почти что праведное негодование. — Почему? — Я из полиции. И еще та история с мальчиком… Помнишь? — Которым тебя шантажировали? Ингрид кивнула. — Воспитательница ясно дала понять, что она обо мне думает и где мне место. Да и… — она сглотнула, — там может быть тот самый мальчик, а я… — Сережа наверняка возненавидит ее, — не уверена, что хочу видеть его. Ненавижу его. — Сказала, и вдруг поняла, что это правда. — За то, что он не вступился за тебя на лестнице в казино. Никогда не прощу. Ингрид не сомневалась, что сейчас ее пошлют куда подальше, но Сережа не сказал вообще ничего. Только сжал руки покрепче. — В нем говорило горе и стремление к справедливости. — Но в казино он пришел отнимать деньги. Грабить. Если бы он заступился за тебя, то… А так… А так бедный потерявший сестру ребенок оказался обычной швалью. Ингрид не сдержала усмешки. Прежняя майор Гром пришла бы в ужас. Она никогда не стала бы рассуждать и думать о Леше подобным образом, выбрала бы закон, не носила бы с собой оружие на повседневке, не говоря уже о том, чтобы наставлять его на человека или стрелять, пускай и в воздух. Не стала бы принимать подарков от криминальных авторитетов, саботировала бы работу в команде вопреки указаниям начальства, и уж совершенно точно не расклеилась бы как мокрый картон от дела Весельчака… Как и Игорь. Но Игоря никогда не было, а прежняя майор Гром была мертва. — Я поговорю с воспитательницей, если ты поедешь. — Кажется, Сережа решил сделать вид, что она ничего не говорила. — Мне просто хочется показать тебе… всякое детское. — А Олег? Может быть, вы лучше все-таки… — Олег не будет возражать. Ты же своя. Ингрид почти не сомневалась, что это расшифровывается как «я просто поставлю его перед фактом в последний момент». Но сдаваться без боя по прежнему не планировала. — А как ты объяснишь мое присутствие персоналу? — Никак, — Сережа сказал, как отрезал, но затем все-таки решил пояснить: — Это они должны отчитываться, а не я. И я не забыл… Он прервал сам себя на полуслове, и Гром уже хотела сказать, что он не обязан бередить себе старые раны, но не успела. — Им было плевать до тех пор, пока не стало понятно, что я иду на единственную в приюте и школе золотую медаль. Хотя если бы они… — Ингрид вдруг почувствовала, как его рука сжалась в кулак, но сразу же разжалась обратно. — В общем, я стал своего рода выставочной куклой. Со временем ничего не поменялось, словно то, что я делаю — я делаю из благодарности к ним, а не ради детей, на которых всем насрать. Потому что, если они увидят хотя бы капельку доброты, возможно им будет легче по этой жизни. Возможно, у них будет хоть какая-то надежда. По крайней мере мне очень хочется в это верить. — А если пронюхают журналисты? — Плевать. Гром заставила себя отстраниться и посмотреть ему в лицо, надеясь отыскать признаки шутки, потому что это был совсем не тот ответ, которого она ожидала. Человека без привязанностей невозможно шантажировать, взять под контроль или выбить из колеи. Его нельзя ослабить, на него нельзя повлиять. А если уж так получилось, что без слабых мест в виде людей не обошлось, то лучше прятать их как можно дальше. Особенно, если находишься на самой социальной вершине. Особенно, если каждое взаимодействие с окружающими дается со слишком большим трудом. — Однажды это все равно выйдет наружу. Не сработает маскировка, либо особо ретивый папарацци что-то нароет, либо мы са… вариантов масса. В конце концов, дети наверняка видели тот подкаст. И ты можешь показать им, что дело всегда в человеке, а не в системе. Они будут в восторге, я уверен. И мы можем позвать Юлю, чтобы тебе было спокойнее. Соглашайся. Ну пожалуйста. Ну ради меня. — Использовать против меня мои же аргументы — это подло. — Ингрид старалась говорить как можно более сердито, но предательские смешинки все-таки выдали ее истинный настрой, потому что она не могла долго на него злиться. Даже если очень старалась. Особенно если он начинал делать умильные рожи, как сейчас. — Ну пожалуйста, — в данный момент основатель Vmeste больше всего напоминал ей кота из Шрека. — Для меня это очень важно. — Ладно, — у нее больше не было причин отказываться, хотя идея все ещё выглядела дурацкой. — Но только если с нами поедет Юля. Тем более, — Ингрид вспомнила искры интереса в глазах Волкова, когда журналистка красовалась на сережином ноутбуке и ухмыльнулась. — Олег, кажется, самую малость заинтересован. — И Юля тоже, — в голубых глазах Разумовского вспыхнули заговорщицкие огни. — Она мне звонила сегодня. Спрашивала нет ли у меня каких-нибудь техносенсаций на передовую ее канала. — И причем тут Олег? — Она упомянула, что они виделись сегодня утром. Сказала что-то из серии «он выглядит обживающимся», но что возможно я, как его друг, мог бы рассказать об этом больше. Например про его работу. Ингрид нахмурилась. — Но у Олега не было работы на тот момент. Разве что твоя… — И откуда она, по-твоему, об этом знала? Так вот я уверен, что сенсации на передовую такая же липа, как и вопрос о работе. Ей просто хотелось выведать о нем больше. Это звучало вполне логично, хотя и странно. Юля была умная, красивая и современная, а Волков… симпатичный, да. Но не настолько же. — А может быть она просто хочет написать материал про вашу дружбу? На лице Серёжи отразилось праведное возмущение. — Она же своя! И не желтушница. И Олег читал одну из книг, которые она принесла. Ингрид все ещё не очень понимала, куда он клонит. — Это ложится на то, что ты говорила об его интересе к ней. Мы с тобой просто обязаны их свести! — Разумовский. — Да? — В тебе погибает сваха. Прежде, чем Сережа успевает ответить, уютную тишину разрывает громкая трель телефонного звонка. Ингрид вздрагивает и поспешно подрывается ответить. Видимо, третий труп решил случиться вотпрямсейчас. Или ещё какой-нибудь труп. Или… На дисплее отображается «Юля», и от этого облегчение волной накатывает, вплоть до начавших подрагивать коленей. Фанфары. Туш. Занавес. Блядский цирк. — Мать, ты там одна? — голос журналистки подрагивает от переполняющих ее эмоций. — У меня тут такое! — Да, одна, — улыбнулась Гром, приложив палец к губам. Ей слишком лень выходить из комнаты, а просить Серёжу уйти просто не хочется — он слишком органично смотрится в этом тканевом самосвитом гнезде. — Сережа нанял Олега чтобы следить за тобой. Типа телохранителя. Он правда отказался давать мне информацию, сделав вид, что ничего не знает, но… — Так, погоди, — Ингрид присела обратно на кровать и тут же почувствовала, как ее обвили руками и потянули назад, в лежачее положение. — С чего ты это взяла? — Олег сказал. Я просто увидела, как он за тобой следит и… — Юля, подожди. — От присущей охотнице за сенсациями манеры тараторить Ингрид не успевала воспринимать сказанное до конца. — Ты что, следила за мной? — Нет, это вышло случайно. Я доставала информацию для собственного расследования, и… — Юля осеклась на полуслове. — Не могу поверить, что Сережа пошел на это. Хочешь я проверю не променяли ли тебя на какую-нибудь айти-красотку? Компромат обязан существовать. — Юль, не надо. — Ингрид вдруг почувствовала себя проткнутым иголкой воздушным шариком. — Всё хорошо. — Не дай любви утянуть тебя в ловушку слепоты. Если он тебе изменяет, ты обязана об этом знать! Зачем бы он стал нанимать телохранителя, если бы у него не было пушка на рыльце? — Юля. — Я просто… — Юля. — Ладно, я поняла. — Она практически видела как Юля закатила глаза. — Еще увидимся! Ингрид кивнула и бросила телефон на пол, не потрудившись нажать на красную трубку. На нее вдруг рухнула неподъемная, чудовищная усталость. Соберись, соберись тряпка. — Ты же знаешь, что у меня больше никого нет, правда? Ах да, точно. Она совсем забыла, что динамики современных смартфонов делают беседы достоянием всех, кто находится рядом. — Я знаю. — Этот ответ был не совсем честным, но выяснять отношения не хотелось, как и объяснять, что проблема только в ней. Даже Юля — и та четко дала понять, что она недостаточно хороша. Ей вдруг чудовищно захотелось к маме. И чтобы в квартире горели свечи, так как свет отключили из-за грозы. Мама бы сварила какао с розмарином, сказала бы «взрослые люди. Справимся», по стеклу колотил бы ливень и все было бы хорошо. — Я не понимаю, почему она так решила, — Сережа выглядел так, словно сомневался: хочется ему расплакаться, или нет. — Она же своя. Ингрид не стала объяснять ему, что именно из-за того, что она «своя», Юля и допустила такую мысль. Была бы чужой — не знала бы ровным счетом ничего. — Зато теперь мы знаем, что ей не интересен Олег. Кто бы мог подумать, что Волков станет отличным поводом перевести разговор в нейтральное русло. — Зато Олегу интересна она. А это значит, — в глазах Сережи начинали тлеть искры энтузиазма, и Ингрид была очень рада, что он так быстро отвлёкся от нежеланной и скользкой темы. — что мы возвращаемся к тому же, с чего и начали. Мы с тобой просто обязаны свести их. *** Главным, и, пожалуй единственным достоинством Олега Волкова по мнению Ингрид было то, что он молчал. Не то чтобы она ожидала, что он полезет к ней с разговорами, но попытки завязать контакт предполагала. И была счастлива, когда за всю дорогу до здания, где располагался офис С. О. Н. он не произнес ни единого слова. Время было шесть часов утра. На серо-голубом питерском небе временами появлялось солнце. В лифте С. О. Н. почему-то воняло вишней. Ингрид с облегчением сбагрила Олега в кабинет к Яшиной — заполнять бумаги, а сама улизнула в лабораторию, граничащую с компьютерным отделом. Нужно было успеть сделать как можно больше до ежедневной оперативки, к началу которой подтягивалась основная масса коллег. — Халат надень, — зевнула заночевавшая на рабочем месте Аня Чернова. Ингрид закатила глаза, но сделала то, что ее просили — начальство не любило, когда сотрудники разгуливали среди реактивов и прочего без спецодежды. — Скажи, что получилось найти что-то, что засадит Весельчака за решетку. — Увы, — Аня развела руками и поправила сползшие на нос очки. — Но кое-что интересное у меня есть. К нам поступают двое новеньких, хотя об одном ты наверняка знаешь. Разумовский с ним дружит. Я думала он выше того, чтобы пихать везде своих друзей и близких. Особенно если у них руки по плечи в крови. — Пасть закрой, — Ингрид критически осмотрела заусенец на большом пальце и откусила его. — Второй кто? — Теперь уже даже и не знаю, — Аня щелкнула мышкой и вывела на экран фотографию. Ингрид подтянула к себе стул и с интересом уставилась на лицо будущего коллеги. Короткие темно-русые волосы. Высокий лоб. Морщины. Карие глаза, в которых отчетливо считывалось «как же вы все меня заебали»… — Степанов, Даниил Андреевич. Его родители погибли в автокатастрофе, после чего мальчика направили в детдом «Радуга». Забавное совпадение, что это тот же самый детдом где рос твой Сережа и этот, второй, ну как его… — Волков. И тебя это не касается. — Знаю. Просто я занимаюсь проверкой, вот и подумала, что забавно получ… — Аня не договорила: Гром машинально подалась вперед и впечатала ее лицо в клавиатуру, сжимая пальцы на горле коллеги и наблюдая за тем, как та пытается выкрутиться и вдохнуть хотя бы немного воздуха. Чтобы задушить человека, требуется шестьдесят секунд. Ингрид тряхнула головой, возвращаясь в реальность и поспешно разжала хватку, бросившись к стоящему в углу кулеру, пока Чернова, откашливаясь, растирала грудную клетку. — Прости. Я не хотела… Вот, держи. — Отойди от меня! — коллега выбила стакан из ее руки и отскочила как можно дальше. Ее колотило. — Ненормальная! — Что тут происходит? — окружающее пространство наполнилось торопливым перестуком каблуков и ворвавшейся в помещение Яшиной. Видимо, охрана увидела происходящее через камеры наблюдения и оповестила ее. — Она! — Аню продолжала бить нервная дрожь. Ингрид не могла обвинять ее в этом. — Пыталась меня убить! Она… Ингрид прикрыла глаза, пытаясь вспомнить, почему это вообще произошло. Она ведь знала, что Чернова поехидничает и перестанет. Черт. Черт. Черт. Она только что все испортила. Ни одно адекватное начальство не простит своим сотрудникам подобной хрени. — Это случайно получилось, — собственный голос показался далеким и чужим. На плечи навалилась усталость. — Я пойду писать по собственному… — Стоять, — Яшина подошла к ближайшему стулу и опустилась на него. — Я спрашиваю еще раз. Что. Тут. Произошло? — Она пыталась… — Она обвинила С. О. Н. в панибратстве и блате, — это было совсем не то, что Ингрид собиралась сказать, но именно то, как это выглядело со стороны. — С Волковым, Степановым и… Недоговоренной «и мной» тяжелой невидимой тучей повисло в воздухе. — На основании? — кажется, тот факт, что новость об еще одном сотруднике совсем не новость, нисколько не удивил Лидию Валентиновну. — Я просто сказала, что Волков дружит с Разумовским, и что они трое из одного детдома. Это было не обвинение! Это просто забавный факт! А она… она меня чуть не задушила, понимаете?! Я могла умереть! Ингрид поморщилась. Это звучало просто ужасно, но, к сожалению, было правдой. Она чуть было не убила человека. Снова. Ты теперь не лучше меня, майор Яшина закрыла глаза и помассировала виски. Она выглядела невероятно уставшей. — В следующий раз следите за своим поведением, вы обе. И за языком. — Но… — Чернова, приди в себя и выпей воды. Гром… с тобой мы поговорим сейчас. Не возражаешь? Ингрид кивнула и на ватных ногах побрела вслед за начальством, думая о том, что ей, в целом, повезло — из коллег еще почти никого не было, а если кто-то и был, то не видел этого. Оно, конечно, наверняка распространится со скоростью звука, но, по крайней мере, без нее. Мягкий стук закрывающейся двери в кабинет напоминает выстрел. — Какое-то совершенно безумное утро, — Яшина еще раз потерла виски руками и направилась к кофемашине. — Будешь кофе? Ингрид нахмурилась, кивнула и с подозрением посмотрела на нее, выискивая признаки приближающейся бури. Федор Иванович уже орал бы так, что стены кабинета дрожали, но Лидия Валентиновна только тихо мурлыкала какую-то песенку себе под нос. — Мне, конечно, следовало бы тебя уволить за подобную выходку. — Она поставила перед ней чашку с только что сваренным капучино и вернулась к машинке. — Но ты — одна из лучших моих сотрудников, а настоящую причину увольнения все равно раскопают, и это негативно скажется на репутации службы. Мне этого не нужно. Тем более, что без тебя нет никакого смысла держать Волкова, а позволить себе обширный отток кадров мы не можем. Ингрид закашлялась и поспешно отставила чашку в сторону. — Но я едва ее не убила. Аня же… — Отчасти сама виновата в произошедшем. — Яшина села напротив и отпила кофе. — В конце концов, ей следовало выбирать выражения и не сливать тебе закрытую информацию. Ее мне по хорошему тоже стоит уволить. Но она хороший специалист. Поэтому мы с ней договоримся. Ингрид пожала плечами, не слишком понимая, что говорят в таких ситуациях. То, что она не потеряла работу радовало, но это было как-то… странно. Неправильно. Нелогично. А от слов, что Аня сама отчасти виновата в произошедшем во рту образовывался мерзкий привкус. Аня не была виновата. Вся вина лежала исключительно на ней. Да, Аня наговорила неприятных вещей, но ведь это же не повод… — И вот еще, — начальница протянула ей кусок бумаги, оказавшийся визиткой психотерапевта. — вечером отдашь Разумовскому, а после оперативки вы с Июнь введете Волкова в курс расследования. — Так точно. — Это всё. А теперь позови мне Чернову и увидимся на оперативке. И, Гром, — окрик полковницы застал майора уже у самого выхода. — Контролируй свою агрессию, потому что иначе я буду вынуждена направить тебя к врачу, а это не слишком хорошо для личного дела. Мне не хотелось бы его испортить. Договорились? Ингрид молча кивнула и, все еще чувствуя себя странно, аккуратно прикрыла входную дверь.