Свои чужие люди

Первое, что ощутила Ингрид Гром, заглянув в протянутую Яшиной папку — невидимый удар под дых. Моргнула, пытаясь полностью осмыслить произошедшее и подняла голову, встретившись взглядом с начальницей. Яшина прикрыла глаза и едва заметно кивнула. И, кажется, что-то сказала. Ингрид не слышала, что именно, только видела, как шевелятся губы. В голове стучала прилившая к вискам кровь, а ещё — царила абсолютная ясность. Кто бы это ни сделал, его нужно найти. ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ. Едва дождавшись, когда кончится оперативка, Ингрид выскакивает в коридор, направляясь к принтерной — скопировать материалы, но на полпути понимает, что забыла папку у начальницы в кабинете и со всей возможной силой впечатывает кулак в стену. Проходящий мимо компьютерщик вздрагивает и шарахается, поглядев на нее как на сумасшедшую. Плевать. Ей не то чтобы есть дело до того, что произошло, но… Но внутри все равно жжется — от бессонных ночей за литрами кофе и мозговыми штурмами; от накатанных километров: до офиса, на места происшествий, к свидетелям, подозреваемым и обратно; от споров до хрипоты, пересмешек и невыносимого желания уебать нахрен. ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ. Они не были друзьями, но… несколько месяцев работы плечом к плечу не могут не оставить следов, ведь так? Или все-таки могут, а она — просто сломалась после событий годовалой давности и должна быть отправлена в профессиональный утиль? Хотя, если подумать, это точно также как с Лисовскими. Совершенно другое, но похожее. А еще был Юлий. Чужак конечно, но… Но они могли бы неплохо сработаться, окажись он в их команде. Да и вне нее тоже. Интересно, а он сам думал также? Вряд ли. Ингрид вздохнула, закусила губу и почти набрала Сереже — в конце концов, он был знаком с Погодиным и более того — эти двое очень неплохо ладили. Но в последний момент передумала и, выйдя из телефонного справочника, убрала аппарат обратно в карман. Такие вещи нужно сообщать лично, хотя она вообще понятия не имела, как именно это сделать. Так и не научилась за десять лет службы в полиции. Сообщать о смерти. Самая нелюбимая и жуткая часть работы. Блядство. Мимо нее по коридору прошла вереница смутно знакомых мужчин в фирменных футболках спецслужбы. Ингрид прекрасно знала, что это значит — улики и тело наконец доставили. Значит, вот-вот должно начаться вскрытие, на котором она должна поприсутствовать. Они так часто наблюдали за этим процессом вместе (Лето неизменно предпочитала бывать в обители смерти как можно реже), что теперь ее визит можно считать почти иронией. Черным юмором, или как это правильно называется. Ей вдруг вспомнилось дело о психиатре, покрывающем преступников. Ингрид тогда отправилась к нему под прикрытием поздно вечером — в качестве пациентки с некрофильскими наклонностями. Надеялась попасть внутрь клиники на лечение, чтобы узнать обстановку изнутри, но получила от ворот поворот (нужные данные, впрочем, достать успела) и, уже на выходе из клиники, — сильный удар по голове. После этого последовали несколько дней в каком-то заброшенном колодце, а потом, наконец, свобода, хотя сам момент освобождения Ингрид не помнила — у нее сильно болела голова и очень хотелось спать, поэтому большую часть времени она провела где-то на грани между снами и явью (ей чудился запах апельсинов, холодные руки и тихий ласковый голос, мурлыкающий мотив колыбельной себе под нос. Майор не сопротивлялась. Это было гораздо лучше чем реальность, полная безысходности). Очнулась полностью уже в больнице. И первым, кто попался ей на глаза, был Погодин, злой как никогда раньше. Он долго что-то недовольно выговаривал ей, но Ингрид пропускала слова мимо ушей. Ну да, самодеятельность. Ну да, забыла предупредить. Ну да, Лето высказала мысль о работе под прикрытием в качестве шутки. Ну да, ее нашли можно сказать чудом. Ну да, огромное чудо что это всё случилось в те дни, когда Разумовский уехал в командировку и до сих пор ничего не знает, хотя, вообще-то, на телефоне ее ожидает масса пропущенных. Ну и что? Главное то совсем не это. — Вы дело раскрыли? Поймали его? — Ты могла погибнуть, дура! — Но вы раскрыли? — Да. — Он перестал ходить туда-сюда по палате и плюхнулся на стул рядом с больничной койкой. — Как будто у нас оставался выбор после того как мы нашли на территории психушки твой телефон и окровавленный кирпич. Ингрид не смогла сдержать улыбки. — Видишь, какой мощный стимул я задала? — Я умываю руки, — коллега закатил глаза и вскочил на ноги. — Яшина просила передать: напишешь заявление на небольшой отпуск. И что тебя спасла от увольнения только нехватка кадров. Она за тебя беспокоилась. И Лето. И… — он уже стоял в дверях, и, кажется, немного смутился. — Я тоже. Выздоравливай. Последнее расследование перед первым появлением Весельчака. Последнее дело перед тем, как их трио превратилось в дуэт, а потом — снова в трио, на этот раз — с участием Олега Волкова. Теперь же им предстоит ещё одно расследование. Последнее расследование с его участием. В роли потерпевшего. Трупа. ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ. Вскрытие тянется невыносимо долго. Больше всего на свете ей хочется вырваться из этих пропахших смертью стен, разнести все к чертям собачьим, не сидеть на месте, действовать… Она думает о том, что угрожать Августе Июнь не смеет никто — у нее брат в могиле, двое детей, больная мать и развод. А еще она дружила с ним, с этим растяпой, хоть и продолжала на него злиться. Что у Погодина жена на втором месяце беременности и стресс от потери мужа вполне способен ударить по ней, приведя к выкидышу. Что это подлость — убивать вот так, выстрелом в затылок. Глумиться над телом. Так поступают только трусы, а трусость, как известно — самый страшный порок. Ну хорошо, один из. Какая разница? Что ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Волков увязался за нею следом, потому что он, по классике, все испортит. …Ей приходится прикладывать титанические усилия, чтобы сохранять спокойствие и максимальную незаинтересованность. Разве что руки подрагивают от нетерпения, но это даже к лучшему — пусть думают, что она переживает из-за случившегося. Ингрид выжидает момент, когда вскрытие выходит на финишную прямую, натягивает неловкую, самую малость потерянную улыбку и извиняется — вот ведь невовремя приспичило, закон подлости, но ты же расскажешь мне потом пропущенные подробности, не так ли, Волков? Дожидается ответного кивка, выскальзывает из помещения под неодобрительным взглядом специалиста (запомнить его имя она за все эти месяцы не потрудилась, потому что он ее раздражал), дергает уголком губ в мимолетной усмешке: ей даже не пришлось прилагать никаких усилий. Теперь главное не нарваться на начальство или вездесущих коллег с их стремлением пожалеть, потому что времени на то, чтобы найти папку с делом, забрать ее и беспалевно смыться из офиса не так уж много. Но ей везет — папка почти сразу отыскивается в одной из переговорных. Ингрид кивает сама себе, проходит мимо администраторши и нажимает на кнопку вызова лифта. Думает немного и выключает телефон — теперь, даже если Волков растреплет все Сереже прямо сейчас, у компьютерного гения не получится ее выследить. Правда и от начальства может влететь, но это мелочи. Всегда может отбрехаться тем, что забыла зарядить телефон. Ведь такая трагедия. …Около тридцати минут она бесцельно бродит по улицам — на всякий случай. Но хвоста не обнаруживается, поэтому майор направляется к ближайшему полулегальному магазину и за наличные приобретает самый дешевый телефон и симку без регистрации. Выходит обратно под летнее петербургское солнце, вздыхает и подрагивающими пальцами набирает нужную комбинацию цифр. Трубку взяли на десятом гудке. На третьем вызове. — Привет. Это Гром. Нужно поговорить. *** Кабан назначает ей встречу через два часа, в неизменном «Штакеншнейдере». Ингрид вздыхает тяжело, больше всего на свете ненавидя собственное бессилие, но сделать ничего не может. Приходится ждать. Злость, полыхавшая в ней с самого первого взгляда на фотографии, потихоньку идёт на убыль, приводя на смену чудовищную усталость. Теплая погода сменяется холодным ветром, а она, конечно же, выскочила из офиса в одной рубашке. Хочется позвонить Разумовскому. А ещё лучше — плюнуть на всё и доехать до башни. Но последний этаж, на котором они пережили столько всякого разного, теперь совсем не похож на себя и сдается в аренду какой-то строительной компании, а нынешний офис на первом этаже — просто офис, бездушный и официальный. Да, Сережа говорил, что хранит там какие-то вещи и раскладное кресло на случаи ночёвки. Но место на подобной «кровати» только для одного, а в шкафу — только необходимый минимум. Да и отрывать его от работы совсем не хочется. Ингрид помнила — у Vmeste намечаются какие-то очень важные обновления, над разработкой и улучшениями которых он сидел в буквальном смысле и день и ночь. Она скажет ему потом. Вечером. Ну или завтра, если он решит заночевать на рабочем месте. Ингрид не может решить, какой вариант предпочтительнее. Ясность, царившая в мозгу, пропадает также резко, как возникла, сменившись невнятной вязкостью. ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ. В голову внезапно приходит, что наверное их попросят скинуться на похороны. Всех сотрудников. А ещё сами похороны. Их, наверное, тоже попросят взять это на себя — не беременной же ругаться с ритуальными службами. ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ. По крайней мере Погодин умер быстро и безболезненно. Вероятно даже не понял, что случилось. И совершенно точно не был бы в востроге от ее «очередной смертоубийственной самодеятельности». Да чего уж там. Он был бы в ужасе. Ты серьезно собираешься поручить дело спецслужбы криминальному авторитету? Ты совсем головой поехала? — вот что он ей сказал бы. И был бы прав. Она спятила. Ты теперь не лучше меня, майор. Ингрид поспешно присела на ближайшую лавочку, борясь с внезапно нахлынувшим головокружением. Грудная клетка невыносимо болела, мешая дыханию. Перед глазами радостно скакали цветные пятна. Ну что же. Если она сейчас умрет, это будет самая нелепая смерть за всю полицейскую историю Питера. Смерть не имеет к нам никакого отношения — Да пошел ты. Подошедший было поинтересоваться ее состоянием прохожий с недовольным ворчанием отправляется дальше по одному ему известному маршруту, восприняв фразу на свой счет. Ингрид почему-то смешно от этого неимоверно: она хохочет словно помешанная, до слез, и никак не может остановиться. *** В ресторан она всё-таки опаздывает: ровно на пять минут. От осознания этого колотит неимоверно, а ещё в голову вдруг приходит что по закону подлости именно здесь может проводиться встреча Серёжи с его деловыми партнёрами, хотя Ингрид прекрасно знает, как он ненавидит подобные форматы встреч, предпочитая проводить переговоры у себя в башне. Да и не запланировано у него на сегодня ничего подобного. Наверное. Потому что вероятность закона подлости неизменно существовала, а кепка на голове совсем не делала ситуацию лучше — Сережа слишком часто стаскивал этот убор с нее и примерял на себя, чтобы не узнать. Да и эту рубашку она надевала при каждом удобном случае — потому что удобная и любимая. С него станется придумать очередной повод для загонов, а сталкивать его лицом к лицу со своими криминальными связями Ингрид хотелось меньше всего на свете. Она и так опасалась возможного разговора о том, как вышло, что Чумным доктором был признан человек, не имеющий ко всей этой истории никакого отношения, и как так вышло, что человек этот скончался в своей камере ещё до конца следственных действий. Не была уверена в том, как именно он отреагирует. Боялась, что он так и не сможет простить ей такого вольного обращения с человеческой жизнью. Практически не сомневалась в этом. Она и сама не могла простить себе. В том числе и того, что несмотря на все свои усилия, так и не смогла об этом пожалеть. — Королевы не опаздывают, просто остальные приходят рано? Ингрид вздыхает и стараясь выглядеть как можно более невозмутимо опускается напротив старого знакомого. — Так получилось. — Она даже не соврала. — Прости. Кабан нисколько не изменился за это время. Разве что самую малость похудел. Он внимательно сверлил ее непроницаемым взглядом, и на долю секунды у Ингрид возникло неприятное ощущение, что он видит ее насквозь. — Хреново выглядишь, майор. Ингрид пожала плечами. На ее взгляд она выглядела как обычно, но со стороны, наверное, виднее. — Просто работы много. Как всегда. — Рассказывать о Весельчаке, кошмарах и плохом самочувствии не хотелось. — Зато ты просто цветёшь. — Стараюсь, — мужские губы дернулись в добродушной усмешке. Если он и не поверил ей, то не подал виду. — Чем обязан? Ингрид сделала мысленную пометку: с ней общаются теплее, чем в прошлые разы, хоть и стараются замаскировать это под ворчливую грубость. — Вот, — она сделала короткий вдох и положила перед ним папку. — Мне нужно, чтобы ты нашел их. Виновных. Кабан с интересом просмотрел фотографии и внимательно изучил отчёт с места происшествия. — Кто это? — Мой напарник, — ей вдруг стало очень стыдно за свою выходку, но пути назад больше не было. — Бывший. Его жена на втором месяце. А ещё у меня есть коллега, тоже напарница. У нее двое детей. Девочек. Разумеется я готова на бартер. Или заплатить. Деньгами, — Ингрид мысленно прикидывает размер заначки, прикидывает, сколько запросит не опровергнувший вопрос оплаты Волков и думает о том, что, кажется, придется взять кредит. Кабала конечно, но не у Серёжи же ей просить. Это было бы унизительно. — Как тебе удобнее. Отгороженное портьерой пространство снова погрузилось в тишину. Ингрид прикрыла глаза, ощущая невыносимое желание закурить. А еще у нее снова началось головокружение и она как можно небрежнее облокотилась на спинку диванчика — на всякий случай. — Какой он был? — голос собеседника то приближался, то отдалялся. Ингрид встряхнула головой и заставила себя максимально сосредоточиться. — Честный, — это было первым, что пришло ей в голову. Еще, конечно, подошло бы «малоразговорчивый». «Холодный». «Подверженный гендерным стереотипам, но способный на эволюцию». Лето, наверное, могла бы подогнать еще пару-тройку десятков определений, но Лето сейчас здесь не было. Кабан пододвинул папку обратно к ней. Полоска обручального кольца на его пальце тускло блестела в освещении ресторана. Он всегда носил это кольцо, она точно помнила. Просто внимания не обращала. — Разве это разумно? — Ингрид не сразу сообразила, что задала вопрос вслух. Мужчина ничего не сказал, но ежу было понятно, что он ждёт от нее ответа. Пришлось продолжить. — Демонстрировать слабые места. — Вопросительное молчание никуда не ушло. — Семья это слабое место. Мишень. Все знают, куда нужно ударить, чтобы навредить тебе. А с твоим социальным статусом… — У нас с тобой слишком разное понимание слабости, майор. — Да, но… — этот разговор зашел совсем не туда, куда должен был зайти. — Ты подставляешь близких под удар. Разве нет? — Уж не того ли мальчика из высокой башни ты пытаешься обезопасить? — Ингрид ожидала любой реакции, но не этого. Не того, что он будет хохотать, словно услышал невероятно смешную шутку. — Тебе напомнить, до чего он тогда додумался? — Это совсем другое. Я просто… — Просто люди либо делают тебя сильнее, либо нет. Ты либо доверяешь им, либо нет. Если есть хоть одно «нет» из двух — этот человек лишний. Всё, иди отсюда. С тобою свяжутся. *** Остаток дня проходит словно в тумане. На телефоне обнаруживается четыре пропущенных звонка от Яшиной и два — от Волкова. Предсказуемо, но, все-таки, самую малость неожиданно. Один мягкий втык за самоуправство. Отказавшаяся от дела Лето. Место происшествия. Поквартирный обход близлежащих домов в поисках свидетелей. Вдова, почти неспособная к диалогу, но нашедшая в себе силы попросить в долг — на похороны. Осмотр квартиры погибшего — на всякий случай. Отсмотр ближайших к месту убийства камер видеонаблюдения. Отчеты. Однако, засиживаться в офисе допоздна Ингрид в кои то веки не стала — она ощущала острую необходимость самолично проводить Лето, потому что не была уверена в том, насколько добросовестно Волков выполнит это поручение. Тем более, что он так ничего ей и не ответил после того, как она предложила ему деньги. Но Лето неожиданно попросилась переночевать у них. — Детей с отцом оставлю, — пояснила она, невидящим взором глядя перед собой. — Я просто… Он был как брат… Эти слова отзываются жжением в грудной клетке и Ингрид поспешно кивает, игнорируя пытающегося что-то сказать Олега Волкова. Она знает: Сережа не будет против присутствия Лето. Он всегда относился к ней с теплотой, причем взаимно. … Когда они приходят домой, Сережа еще на работе. Возможно он останется там на ночь. Ингрид не помнит, говорил ли он ей о своих планах. Не помнит, были ли у него планы вообще. Лето проходит на кухню и ставит на стол купленную по дороге бутылку водки. Волков тяжело вздыхает, но покоряется судьбе и достает из кухонного шкафчика кружки — бокал, приволоченный Сережей совсем недавно был один, а рюмок в квартире не водилось, как и другой посуды для алкоголя — из-за таблеток. Лето опустошает свою кружку залпом и Ингрид молча пододвигает ей свою — ее мутит от запаха выпивки так сильно, что, кажется, вот-вот стошнит. Вторая кружка тоже опустошается залпом, после чего Лето благодарно кивает, закрывает глаза и падает со стула на пол. Волков поспешно склоняется к ней, проверяя пульс, но все в порядке — просто алкоголь подействовал как снотворное. — Положишь в комнату Сони. Волков выглядит охреневшим от такого расклада, но не спорит — только демонстративно вздыхает и подхватывает сопящую коллегу на руки. Ингрид невольно улыбается такой картине и уходит в спальню — ее социальные ресурсы на сегодня окончательно исчерпаны. В спальне она достает замаскированную под книгу шкатулку на кодовом замке — идеальное хранилище для заначки. Изначально, еще на съемной квартире, она пыталась прятать деньги по старинке — по книгам, но Сережа застал ее за этим занятием, вздохнул и уже через пару часов молча вручил ей книгу-фальшивку. Отбрехаться от подарка не получилось. Пришлось принять. И даже признать — так действительно удобнее, хотя беспокойство от того, что он знал о ее тайнике, так полностью и не отпустило за это время. Да, у него не было нужды в деньгах, но где гарантия, что он однажды не решит попробовать контролировать ее финансово, забрав накопления? Хорошо, что по крайней мере у нее все еще оставалась часть, лежащая на банковском счете. И была зарплата, дающая возможность пополнять сумму. Но потенциальная опасность всё равно оставалась: это было доказано кучей уголовных дел, с которыми ей приходилось работать за эти годы… Ингрид встряхивает головой, отгоняя дурные мысли и набирает код — дату маминых похорон (чтобы было сложнее вскрыть, ведь никто в здравом уме не подумает про подобное). Хочет отсчитать нужное количество денег, но никак не может сосредоточиться и в итоге просто сидит на кровати как дура с ворохом банкнот в руках. ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ. У нее внутри — ничего, кроме усталости и пустоты, но плакать по погибшему совсем не хочется. Хочется спать. И одновременно — нет, потому что ничего хорошего ей не приснится. Только кошмары. А еще, наверное, не помешает запихнуть в себя что-нибудь из еды — впервые за полтора дня. Но и есть тоже не хочется. Ингрид со вздохом кидает деньги на покрывало и падает на спину, бесцельно уставившись в потолок. Лучше бы она осталась в офисе. — Привет. Голос Сережи вырывает ее обратно в реальность. — Привет, — собственный голос кажется чужим. Ингрид поворачивает голову и обнаруживает, что на часах — половина первого. Она и не заметила, как прошло несколько часов. — Как думаешь, сколько денег нужно, чтобы организовать похороны? — Чт… — Умер один из наших, — она наконец-то находит в себе силы вернуться в сидячее положение и смотрит прямо в лицо побледневшему как смерть рыжему гению. — Вдова просит. Не то, что следовало сказать, но на данный момент так было проще, чем вдаваться в подробности не раскрывая деталей. — А… — Разумовский выглядит так, словно у него от сердца отлегло. Он плюхается рядом и притягивает ее к себе, сжимая так, что дышать становится самую малость больно. — Кто? Ингрид открывает рот, чтобы назвать фамилию, но почему-то не может издать ни звука и также молча закрывает его обратно. Вздыхает и придвигается ближе, потому что так теплее. Спокойнее. Безопасней. Иллюзия, разумеется, но… — Я не вру, — наконец-то удается выдавить из себя хоть что-то. — Если ты об этом. — Я не это имел ввиду. — Знаю, — голос неожиданно, но совершенно предательски дрогнул. — Я просто… Просто не знала, как сказать о том, кто умер и почему. Просто совершила большую глупость сегодня днем. Просто устала. В принципе. От всего. …и если смерть есть отсутствие всякого ощущения, — что-то вроде сна, когда спящий не видит далее никаких снов, то она была бы удивительно выгодной… — Все будет хорошо. Мы найдем деньги. — От него эта фраза прозвучала невероятно нелепо. В другой момент Ингрид обязательно рассмеялась бы, но сейчас на смех не осталось никаких сил. У смерти есть лицо Алкоголичка, бомж и адвокат. ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ. В мозгу шевельнулась было какая-то мысль, но сразу же исчезла — Ингрид даже не успела отследить ее. Но, зато поняла кое-что, ощутив себя так, словно попала под поток ледяной воды. Смерть уже давно выбрала её своей целью. С того самого момента, как ей накинули пакет на голову — там, в подворотне. Да, сначала ее спасал Юлий. Потом Рылеев. Потом Сережа. Потом, несколько раз, — навязанные напарники. Но смерть не отступала. Она шла за ней по пятам и забирала тех, кто посмел оспорить ее решение. Их осталось всего двое. Сережа и Лето. А если так… Ингрид внезапно нащупала бинт под рукавом рубашки партнера и непроизвольно прижалась к нему теснее. …а если так, то не будет ли правильнее перестать бегать и умереть?