Свои чужие люди

Первой эмоцией, которая пришла к Олегу после захлопнувшейся за рыжим двери — облегчение. Больше никаких истерик, никаких капризов, дурацких требований и блядских эмоциональных качелей. Прошлое должно оставаться в прошлом. Разумовскому всё равно на него плевать. И ему самому на Разумовского тоже — плевать. На эту рыжую мразь. Этого ебучего пидора. Этого лицемера… Мы теперь никогда друг друга не потеряем. Словно в насмешку над ситуацией память подкинула образ рыжеволосого мальчишки в солнечно-желтой футболке. Им было сколько тогда, лет тринадцать? Они сбежали с уроков и залезли на берёзу, растущую неподалёку от школы. Жрали стащенные в ближайшем магазинчике пирожки, смеялись над тупостью одноклассников и учителей, просто молчали. А ещё у Серого свитер был, смешной такой, лиловый, с белым котиком. Точнее кошечкой. С розовым бантом. Мари вроде, из мультика. Им тогда лет по десять было. Они впервые попробовали алкоголь (отец хоть и пил сам, никогда не предлагал сыну. Да Олег и не согласился бы. Наверное. Хотя…) — какие-то местные бомжи угостили за то, что эта дурость рыжеволосая отдал им еду, честно купленную на украденные у училки двести рублей. Потому что «Олег, ну жалко же. Они ведь голодные. Нас в детдоме всё равно покормят, а их некому». Угу, некому. Кроме вот таких вот дурней. А водка та оказалась дерьмом полнейшим, они потом блевали дальше, чем видели. А ещё Серый пробирался к нему в лазарет. Помогал с учёбой. Укрывал покрывалом, когда считал, что на улице слишком холодно. На ночь читал, совсем как мама, потому что «классная же традиция, зачем ей пропадать?»… В глазах неприятно защипало. Олег до крови закусил губу и с силой саданул кулаком по стене, выравнивая дыхание. Только разреветься ему ещё и не хватало. Было бы из-за чего реветь. Ну подумаешь — лучший друг. Брат, почти по крови. Подумаешь, клялись не терять друг друга и всегда быть плечом к плечу. Серый уже прогонял его один раз, и что? Разве ты не видишь, Олег? Нашей прежней дружбы больше нет! Олег тряхнул головой и с яростным энтузиазмом поддался внезапно нахлынувшему желанию убрать квартиру, вот только отвлечься это ни капли не помогло — в голове то и дело всплывали светлые моменты детства, а перед внутренним взором стояло лицо бывшего друга. …Не помогает и сон. Олег и сам не помнил, как заснул, но лучше не стало. Только хуже. Из-за того, что… Разумовский. Рыжие волосы. Белая рубашка. Голубые глаза. Пидорские ресницы, которые Олег столько раз предлагал подстричь, чтобы нормально было, по пацански. Он стоял на пороге его квартиры, вполоборота, и снова, и снова, и снова произносил эту гребаную фразу перед тем, как разлететься на мельчайшие частицы света. — Разве ты не видишь, Олег? Нашей прежней дружбы больше нет! — Подожди, — неизменно возражал Олег стремительно гаснущим искрам. — Что значит «больше нет»? Мы с тобой ничего не обсудили. Настоящие мужики так не поступают. Для решения конфликтов существует диалог, ты же сам мне это втирал! — Где ты раньше был со своей готовностью к диалогу? — искры собирались обратно в рыжеволосую фигуру, призрачную и сияющую. — Слишком поздно, Олег. Мы с тобой — совершенно чужие друг другу люди. А потом Разумовский окончательно исчезал. А Олег просыпался. Переводил дыхание, засыпал и просыпался опять — от одного и того же сна. Снова и снова. А когда, наконец-то, получилось проснуться полностью, неожиданно осознал, что не может пошевелиться, словно его сковали невидимыми цепями. Внутри царила обжигающая пустота — словно на контрасте с яркими солнечными лучами, бьющими в окно. А ведь для кого-то этот день счастливый, полный радости. Олег возненавидел бы этих людей, если бы мог хоть что-то чувствовать. Но он больше не мог. От него не осталось ничего, кроме оболочки, хотя все это, конечно же, чушь собачья. У человека внутри не может быть пустоты. А он — не баба, чтобы впадать в депрессию. Он просто… Просто… Где-то на заднем плане разрывался звонками телефон. Прозвонил около двадцати раз и замолчал. Потом зазвонил снова — раз, два, три… И снова замолк. Наверное разрядился. Плевать. Нужно было уезжать в Сирию. Нет, не так. Нужно было не приезжать. Но разве он мог не приехать? Это ведь его друг. Его единственная семья. Они столько вместе прошли, их столько связывало. А теперь… За окном оглушительно каркали вороны. Олег заставил себя сесть. Потом встать. Дойти до кухни. Он сам толком не знал, что собирается делать, поэтому просто обвёл взглядом пространство, вернулся к дивану и лёг обратно, невпопад подумав о том, что пистолет всё ещё лежит под подушкой. Нужно наверное убрать куда-нибудь — на всякий случай… Размышления прерываются стуком. Громким. Кто бы это ни был, он явно собирался снести с петель и без того не самую надежную дверь. Плевать. Олег сунул руку под подушку и, усмехнувшись, прижал пистолетное дуло к переносице, прикрыв глаза. Он не собирался стреляться. Просто стало интересно — получится ли ощутить близость смерти, щекочущую нервы. Один из его команды баловался таким образом русской рулеткой — говорил что это помогает ему ярче воспринимать жизнь, потому что жизнь, сука такая, рисковых любит. Он и Олегу предлагал, только Олег в ответ крутил пальцем у виска — война же вокруг, куда еще больше риска? Разве что в плен к ИГИЛ, если совсем уж мозгов нету. Олег туда попал как-то, да благо сбежать смог — чисто на силе воли. А вот на наших наткнулся чудом, точнее они на него — во время разведки. Спасибо пацанам, не бросили, дотащили. Месяц потом еще в госпитале провалялся, да еще столько же по выписке доказывал, что не верблюд и не перебежчик. А мог бы остаться в войсках спецназа. Сейчас, наверное, уже до майора бы дослужился, тем более, что ему предлагали служить Москве. И если бы не желание убивать… …Близость смерти не вызвала никаких ощущений и Олег со вздохом уронил оружие на пол. Если бы он остался в войсках спецназа, то Серый гордился бы им, наверное. Олегу иногда хотелось, чтобы этот мудак рыжий гордился им. Как сам Олег им гордился — про себя разумеется, не баба же, и не пидор, чтобы петь дифирамбы другому парню. Да и как не гордиться? Шутка ли — золотая медаль, пафосный универ, элитная общага. Никто больше из их зашкварни не достиг таких высот. Оля наверное могла бы, но Оля была мертва. Олег навещал ее незадолго до отъезда в Москву — попрощаться. Еле нашел тогда нужное захоронение — заросшее сорной травой; с покосившимся, ржавым железным крестом и практически выцветшей фотографией. Пришлось привести в порядок по мере возможностей, и немного раскошелится — на свечку. Цветов он нарвал бесплатно, еще по пути на кладбище, на городской клумбе. Едва не попался мусорам, но срать на это хотел. Нельзя ходить с пустыми руками в гости, пусть и к покойнице. …Стук, наконец-то, прекратился. И если шевеление в замке Олег еще списал на галлюцинации, то явление в комнате Лидии Яшиной проигнорировать уже не смог. — Волков, — в том, как яростный огонь в глазах моментально сменяется недоумением и, как будто бы, сочувствием, полковник слишком походила на Разумовского. Это неожиданно выбесило. Пусть засунет свое сочувствие себе… Что она вообще здесь делает? Какого хрена она… — Потрудитесь объяснить свой прогул. Ах да, точно. Спецслужба. Хотя нужен ли он там теперь? После вчерашнего… Разве ты не видишь, Олег? Нашей прежней дружбы больше нет! — Что вам надо? — Собственный голос, хриплый от пересохшего со вчерашнего дня горла, показался чужим. Объяснять что-либо Волков смысла не видел. Если она пришла сюда, то наверняка и без этого всё знает. — Некоторое время назад мне звонил твой лучший друг. Бывший, — лениво откликнулся Олег внутри своей головы. — Бывший лучший друг. Вслух он не сказал ничего. Зачем? Ему и без этого все было ясно. Ингрид видела Весельчака. Серый был прав. Он облажался. Просто забыл совсем про эту чертову договоренность, потому что… Олег и сам не понимал, почему. Не мог объяснить. — Он сказал, что официально освободил тебя от должности телохранителя, и что если я до сих пор держу тебя только по этой причине, то могу больше этого не делать. — Что и требовалось доказать. В этом умении бить чужими руками был весь Серый. Он и его пытался научить всем этим подковерным интригам, но Олег так и не научился. Настоящий мужчина презирает такие игры — чисто женскую стратегию поведения. И что теперь? Долгожданная свобода от гражданских привязок? Сирия? Война? — Это всё? — еще совсем недавно он бы радовался такому исходу. Сейчас же внутри наклюнулась омерзительнейшая обреченность. Потому что да, его жизнь возвращалась в исходную колею, но… Радоваться почему-то не получалось. — Всё, что сказал мне он? Да. Всё, что я хотела сказать тебе? — полковник с интересом оглядела его скромное обиталище. — Нет. На подоконник прыгнул воробушек. Олег вздохнул еще раз и снова заставил себя сесть. Чтобы показать Яшиной… что? Собственную небезнадежность? — Я понимаю, что вы, скорее всего, поссорились, но к сожалению или к счастью, Сережа сказал мне только то, что я озвучила сейчас тебе. Я понимаю, — ее голос, холодный и жесткий, неожиданно смягчился. — Что тебе больно. Брехня. Наоборот к лучшему что эта рыжая мразь свалил из его жизни. Как там говорят? Мусор сам себя вынес? Восхитительно! — Но это не повод прогуливать работу. Особенно не поставив меня в известность. — Полковник помолчала, словно прикидывая: что дальше? — Даю тебе четыре дня на то, чтобы прийти во вменяемое состояние. Нашим я сказала, что ты на больничном. Олег недоуменно нахмурился. Понимал, что должен что-то сказать, да только слова не желали подбираться. Разве что… — Для чего? — Потому что ты — часть команды, — женщина пожала плечами. Нахмурилась, словно обдумывая что-то, а потом подошла к дивану и, не спрашивая разрешения, примостилась на подлокотнике. — Когда… я только начинала свою карьеру, женщинам в органах было гораздо сложнее чем сейчас и я мечтала о коллективе, где все могли бы друг на друга положиться. Стояли бы друг за друга горой. Вне зависимости от пола и возраста. Поэтому, когда генерал Хрусталев предложил мне место руководителя для рождающейся спецслужбы, я подумала: вот оно! Вот он мой шанс осуществить свою давнюю мечту! И согласилась. Единственное, что… Неважно, — она махнула рукой и дёрнула уголком губ. — В общем, я что пытаюсь до тебя донести. Да, ты попал сюда по протекции, но успел хорошо себя зарекомендовать и стать частью семьи. Потому что С.О.Н. это еще и семья. Странная, шумная, чаще похожая на цирк, чем на спецслужбу. Но семья. А в семье никого, никогда не бросают. Так что… — Хотите чаю? Олег не собирался этого говорить. Он вообще не собирался ничего говорить. Ну а что тут скажешь? Что это чисто бабский, дохрена сентиментальный подход к серьезной организации? Наверное. Только эти слова застревали где-то в горле вместе с отвратительным пощипыванием в глазах. Потому что… То, как она сказала про семью… Мы теперь никогда друг друга не потеряем. — Не откажусь, — полковник благодарно улыбнулась. — Я кстати слоек купила. Показалось, что так будет правильно. Теплая женская ладонь взъерошила его волосы, выбивая из легких последний воздух, но Олег только пожал плечами и прошел в кухню, изо всех сил стараясь игнорировать и чертовы ощущения и место, на котором вчера сидел Разумовский. Безуспешно: Яшина, снявшая с крючка в коридоре пакет с выпечкой («с пеканом и кленовым сиропом, мои любимые»), словно по закону подлости уселась именно на него. По крохотному пространству разносится густой сладкий запах — гостья выложила слойки на первую попавшуюся тарелку — Олег вчера перемыл абсолютно всю посуду и забыл убрать. Не то чтобы забыл, если точнее, устал просто. Решил прилечь минуток на пять. Видимо именно тогда его и сморило. Плевать. Это не то, о чем следовало думать. Сосредоточиться на действиях было гораздо эффективнее. Поставить чайник. Достать чайник заварочный. Сполоснуть его. Достать чай. Захватить нужное количество чаинок. Кинуть в кружку. Подождать, пока закипит вода. Залить кипяток. Повернуть заварочный чайник пять раз по часовой стрелке. Достать две чашки. Перенести все на стол. Повернуть заварочный чайник еще пять раз. Разлить по чашкам. Поставить чашки на стол… — Я знаю, как это выглядит со стороны, — Яшина видимо устала сидеть без дела и теперь максимально сосредоточенно складывала бумажного журавлика из салфетки. — Непрофессионально. На самом деле я никогда никому об этом не говорю, просто ты на моего сына похож. Олег сглотнул. Рука Лидии Валентиновны дрогнула, расплескав на журавлика горячую коричнево-красную жидкость. — Это тоже не профессионально. Как твоя начальница я должна выгнать тебя с волчьим билетом и устроить разнос в своем кабинете. Или просто устроить разнос. Объявить выговор. Не сидеть здесь. Не пить чай. Не откровенничать. Наверное с точки зрения мужского взгляда на мир я кажусь слабачкой. Ты ведь что-то такое и думаешь, разве нет? Олег ничего не ответил. Не знал, что отвечать. То, что происходило сейчас выходило за все известные ему сценарии. — Миша тоже воевал по контракту, правда в Грузии. — Он погиб? Дурацкий вопрос, но нужно было ответить хотя бы что-то. — Вернулся. А через некоторое время застрелился. Не справился с ПТСР. Она сосредоточенно смотрела в чашку. Скатерть с ее стороны была усыпана слоем крошек — от раздербаненной слойки. — После той истории с Арканами, я постоянно боюсь, что не станет еще кого-то. Особенно сейчас, когда Гром и Июнь синхронно летят с катушек… Августа совершенно не выглядела как та, кто летит с катушек, но спорить с начальницей Олег не стал. — Когда ты не взял трубку, я испугалась… Вспомнила твой боевой трофей. У моего Миши был такой же, в точности. И как я его нашла… Всё надеялась, что это убийство, ведь бывает же так, что подделывают посмертные записки, постоянно бывает если хотят выдать убийство за суицид. Все свои связи задействовала. Подняла на уши всех. Протрясла всё его окружение. Но снова и снова, снова и снова все то же самое: суицид. Думала руки на себя наложу, но в последний момент решимости не хватило. Жила по инерции пару лет. А потом генерал предложил мне возглавить спецслужбу, и… — Вы подумали, что это шанс исполнить давнюю мечту? — Пообещала себе, что создам настоящую семью, где никто не останется без помощи. Где никто не останется один на один со своими бедами и проблемами. И вот… — она неловко развела руками. — Стараюсь. Мне кажется, что генерал понимает и именно поэтому ограничивается ворчанием, что я развела бардак. На самом деле он прав, я действительно развела здесь какой-то блядский цирк. Но я не могу по другому. Понимаешь? — А Разумовский… — Олег и сам не знал, для чего он это спрашивает. Что вообще он хочет спросить. Что хочет услышать в ответ. — Разумовский… — Яшина прокрутила золотое кольцо на указательном пальце. — Не стану скрывать: когда выяснилось, что они с Гром вместе, я была приятно удивлена, потому что это очень выгодная связь. Даже предложила ему возглавить компьютерный отдел — а вдруг прокатит? Он наверняка тебе рассказывал. Не рассказывал. Серый вообще ничего не рассказывал. Разве что про ИнгридИнгридИнгрид и жалоб на сотрудников и работу. Ну и те парочку разговоров по душам о днях минувших. Разговоров, которые так ни к чему и не привели. Словно между ними возник непроходимый барьер. А он, дурак, и не замечал. — Ну а потом я узнала его получше. Он славный мальчик. — Женское лицо осветилось мягкой, теплой улыбкой, невольно вызывая в памяти фразу Августы про то, что Яшина, кажется, немного усыновила этого рыжего. — Только раненый. Похож на ворона с подбитым крылом, хотя обычно я не делаю таких сравнений. Олег напрягся непроизвольно, но сумел сохранить на лице похуистичное выражение. Ему ведь всё равно. Наплевать. Совсем как… — Вы нужны друг другу. — Полковник снова стала серьезной. — Уверена, что ему сейчас также плохо, как и тебе. Олег закатил глаза. Да что она вообще понимала? Ее вообще это не касалось. Так легко рассуждать со стороны, свысока, строя догадки по всего одному звонку. Яшиной не было здесь, когда Разумовский кричал о том, что их прежней дружбы больше нет. Не видела, как равнодушно он закрыл за собою дверь. Не видела, как смотрел… — Мы разберемся. — Единственное, что пришло в голову. — Сами. Без вашей помощи. Уже разобрались. Оно и к лучшему. Всё, что случается, случается только к лучшему. Всегда. — Главное, — теплота в светлых глазах исчезла, сменившись суровостью, — не прогуливай больше работу. Второй раз я подобное спускать не стану. — Так точно. — Я рада, что мы друг друга поняли. — Ее помада оставляла малиновые следы на ободе чашки. — Через четыре дня чтобы как штык был на рабочем месте. Олег кивнул, ожидая продолжения разговора, но его не последовало: полковник молча допила чай, кивнула на прощание и ушла, оставив на память о своём визите следы помады, слойки и лёгкий запах духов. Странная женщина. Нелогичная. И что ему теперь… …Спать больше не хотелось, тем более что Олег внезапно обнаружил, что пространство вокруг него похоже на хлев. Уборка. Этой квартире срочно требовалась уборка. В том числе и для того, чтобы вычистить отсюда все следы присутствия бывшего друга, без остатка. — И какой же… Тебе нужен типаж? — Как Разумовский. Умный, надёжный, красивый. Богатый. Олег тряхнул головой и с повышенным энтузиазмом начал выкидывать из шкафа свой немногочисленный гардероб. Стирка. Нужно перестирать и погладить с двух сторон все свои вещи, а то с этой его работой… А лучше выбросить. Вообще всё, начиная с дурацкой футболки с каким-то дебильным пивозавром, которую Серый одолжил ему на первое время из своей всратой коллекции, да так и забыл забрать. Гнида. Я была уверена что он — затворник, как пишут в прессе, холодный и высокомерный как тварь. Ну, знаешь, как на всех этих фотках в общем доступе. А он… Такой теплый. Заботливый. Следующим пунктом в списке неотложных дел стояла посуда. Перемыть всё. Вообще всё. С мылом. Раза по три, а ещё лучше по пять — чтобы совершенно точно отмыть, мало ли какие опасные бактерии обитают в его пространстве. Самое то перед тем, как начать пылесосить и мыть полы… Я действительно завидую Ингрид. Так, слегка конечно, но все же. Просто Сережа он… Он такой принимающий. И теплый. Щедрый. Очень заботливый. И так любит её. А еще нужно вынести мусор. Залить спецсредством туалет, ванну и раковину. Сережа наверняка уже весь извелся. Протереть пыль. Не забыть протереть пыль на люстре. Оттереть от пыли мебель. Ну и что, что ее там нет, мало ли какие невидимые паразиты успели скопиться с момента последнего наведения порядка. Вы нужны друг другу. А ещё нужно постирать и погладить постельное белье, обязательно с двух сторон. И покрывало. И занавески со шторами. И ещё скатерть. И мебель передвинуть — чтобы вымыть за плинтусами. Помыть окна, обязательно с двух сторон. Протереть подоконники, а ещё… Разве ты не видишь, Олег? Нашей прежней дружбы больше нет! Еда в холодильнике выглядела не очень свежей, хотя вообще-то до окончания срока годности еще было далеко. Это было неважно. В мусор. Всё в мусор. Оно всё наверняка тухлое, прямо как его жизнь… …В себя Олег приходит в одиннадцатом часу вечера, когда поясница решительно протестует против очередного передвигания мебели в попытке убежать от понимания, что он не может протереть днища, а значит мытьё полов бесполезно, потому что пыль обязательно осядет обратно. Это причиняет дискомфорт. Очень серьезный дискомфорт, до тошноты. Олег тяжело вздыхает, морщится от боли в спине и, не утруждаясь закрыть дверь, выходит на улицу — в магазин, потому что продукты и всё содержимое аптечки он уже вынес на помойку — вместе с постельным бельём, занавесками, покрывалом, одеждой, ковром и скатертью. В последний заход к ним присоединились подушка и одеяло. И обувь. А потом посуда. Вся. Это была какая-то болезненная потребность — расчистить место. Он уже и диван подумывал выкинуть, но поясница… Улица встречает его ветерком и холодным, ослепительно рыжим фонарным светом. Рыжим. Это также смешно, как и внезапно замеченая надпись «Морг» на воротах здания напротив. Эти ворота, вместе с главным входом, смотрят аккурат на его окна. Они были здесь. Всё это время. А он даже не замечал. Смешок вырывается у Олега непроизвольно. Один. Второй. Третий… А потом, вдруг, пришло понимание: за ним могут следить. За ним ведь могут следить. Может быть даже через тёмные окна морга… — Эй, вы, там! Он почти уверен, что через эти окна на него смотрят. Он видит их. Тех, кто следит. Он даже опознаёт в них погибших сослуживцев. Значит, они не умерли. Значит, они пришли за ним на гражданку. А может быть и нет никакой гражданки, может быть… Спина взрывается болью. Паника сдавливает горло не давая дышать. Тишина давит на уши, отдаваясь привкусом крови на языке и звоном в висках. Враг здесь. Он притаился где-то поблизости. А оружие, оружие именно в этот раз осталось на базе. То есть в квартире. То есть… Он же сейчас в Петербурге? Верно? — Тут свои, — говорит он, когда за левым плечом возникает фигура боевого товарища. — Тут же свои, да? Товарищ пожимает плечами и рассыпается искрами, совершенно как Разумовский. — Олеженька! — Мама… Но откуда тут, на войне, возьмётся мама? Мама мертва. Её убили. А отец… Пейзаж вокруг становится неразличимым. Это больше невозможно выносить. Олег бросается бежать сам не зная куда, только бы подальше, подальше от разрывающихся где-то поблизости гранат. А потом в лицо ударяет яркий свет, ладони сдираются об асфальт, а поясница — комок боли, который больше невозможно игнорировать. — Ты чо, придурок, — незнакомый мужчина, выскочивший из салона автомобиля яростно размахивает руками, пока мимо проносятся одно железное ведро за другим. — Жить надоело?! Ты меня слышишь вообще?! Ты что, обдолбанный?! Питер. Конечно же вокруг был Питер. То есть нет такого названия — Питер, есть Петербург, Санкт-петербург, Ленинград, Петроград и… Он был в Питере, то есть Петербурге, он опустошил свою квартиру, и, кажется, едва не отправился на тот свет… Олег поднялся на ноги. Машинально кивнул ахуевшему водителю и медленно, шаг за шагом, побрёл в сторону пешеходной зоны. Боль в спине можно проигнорировать. Это не самое страшное, что случалось в его жизни. Лучше поторопиться и успеть вернуть домой мусорные мешки, если их ещё не растащили бомжи… Рыжий свет фонарей продолжал заливать пространство. Рыжий как волосы его лучшего друга. Единственного друга. Названного брата… Разве ты не видишь, Олег? Нашей прежней дружбы больше нет! Неподалёку маячил знак аптеки, но Олег не чувствовал в себе силы подойти к ней. Адреналин, выбросившийся в кровь, переставал действовать, выводя боль на первый план. Приходилось сжимать зубы и игнорировать — чисто на силе воли. А ведь ему ещё вещи с помойки забирать. Всё, что выбросил в приступе желания довести квартиру до маниакальной чистоты. Можно конечно бросить, но жалко же. Да и лишние сэкономленные деньги — совсем не лишние… … Ему везёт. Мусорные мешки, все до единого, по прежнему стоят около бака, к которому он собственноручно прислонил их некоторое время назад. Везёт и с квартирой — в помещении не обнаруживается никаких незваных гостей, которые вполне могли нагрянуть в его отсутствие — население спальной пятиэтажки было довольно маргинальным. Олег периодически ловил ностальгию, находя соседа из квартиры слева спящим на лестнице. Совсем как его собственный отец. Отец… В воздухе витает навязчивый аромат хлорки. Олег вздыхает и проходит в спальню, чтобы открыть окно. Отец бы гордился им, наверное. Или нет. Дожил бы он до сегодняшнего дня, если бы продолжил пить? Куда он тогда исчез? Что случилось с его квартирой и квартирой, оставшейся от бабушки? Бабушки, которая до последнего считала, что ребёнку лучше с родным отцом. Бабушки, которую он почти не видел раньше — из-за её натянутых с отношений с мамой. Бабушки, которая готовила самые вкусные в мире беляши, постоянно грызла семечки и тихо молилась за пропавшего, мёртвую и живого. А потом умерла. Олег даже понять не мог толком, что именно чувствует по поводу её смерти. Сожаление? Растерянность? Он никогда об этом не думал. Он вообще старался не опускаться в эмоции. Только один единственный раз разговорился на эту тему, сам не понимая как позволил Серому втянуть себя в такой разговор. Да еще и на третий день знакомства. — …я до сих пор по нему скучаю. Они сидели на широкой ветке одного из деревьев и лузгали семечки — у Олега в кармане остались, ещё от бабушки. — Он же чудовище, — у его нового друга ослепительно голубые глаза. Они широко распахнуты в приступе негодования. — Самое настоящее. Так нельзя с детьми. Ни с кем нельзя! — Он не чудовище, — какая-то часть него была согласна с Серым, но Олег запретил себе думать в эту сторону. Это было слишком… больно. И ещё — страшно. — Он просто не справился. Они с мамой любили друг друга. — Это не оправдание. — Рыжий сказал как припечатал. — Те, кто любят — не предают. — Папа — не предатель, — внутри начинала шевелиться злость. — Он многому меня научил. Я люблю его! Папа его тоже любил, Олег был уверен в этом. Он просто не справился с маминой смертью. Ведь не просто так он учил его быть мужчиной. Он просто не мог проявлять свою любовь иначе. Разучился. Олег прекрасно всё понимал… — Ты правда не видишь проблемы? — странный вопрос от не менее странного мальчишки. — Избивать единственного близкого человека. Высмеивать его. Ломать. Хотя у тебя больше никого нет. Совсем никого. Разве ты сам стал бы так себя вести на его месте? — Не бросайся в крайности, — семечка оказалась горелой. — Разумеется я никогда бы так не сделал. Это ненормально. Серый многозначительно посмотрел на него и ничего не ответил. *** Ночь проходит в состоянии между полусном и полуявью. Олег лежит на диване вытянувшись по струнке и, временами, жалеет что так и не разобрал мешки обратно. А еще окно стоило бы закрыть. Холодно, а у него спина… Он тяжело вздохнул и заставил себя подняться. Он и сам толком не понимал, для чего собирается это делать, но тем не менее находит бумажку с номером телефона (гелевая ручка слегка размазалась, но цифры по прежнему читаются) и набирает Юле сообщение, приглашая заехать. Он уверен, что она откажется, но Юля отвечает, что рада возможности увидеться, но не обещает, что получится приехать — из-за работы. Олег уверен, что она так и не приедет, однако на всякий случай тратит день на возвращение квартире относительно вменяемого состояния, а также поход в аптеку (купленная от болей в спине мазь не помогла полностью, но значительно облегчила состояние) и магазин — за продуктами. И ещё готовку, ведь если Юля приедет, то приедет голодная, да и законы гостеприимства ещё никто не отменял… Но Юли нет. Она никак не проявляет себя, а его сообщения и звонки остаются без ответа. Ожидаемо, но обидно. Он ведь от всей души… … Юля приезжает в одиннадцатом часу вечера. Просто жмёт на кнопку звонка безо всякого предупреждения. Впархивает в квартиру не отрываясь от телефона, мимоходом целует его в уголок губ, с горящим взором отстукивая ответ на какой-то из комментариев. — Юль, — кожа в месте поцелуя горит подобно клейму, — может отвлечешься… — Ой, да, — Юля хихикает смущенно, косится на экран в последний раз и сует аппарат в карман ветровки. — Просто там такие баталии! А срач в комментах отлично поможет повышению охватов. Понимаешь? Это было слишком похоже на Разумовского. Так похоже, что Олег замер непроизвольно, не слишком понимая, как именно реагировать. И эти алые волосы… — Все хорошо? Ты какой-то… — Отлично. Чай? И ещё я пожрать сделал, ну, если ты вдруг… — Олег неожиданно почувствовал, что смущается, и сразу же загнал неуместное ощущение в игнор. — С удовольствием, — в зелёных глазах блеснули лукавые искорки. — Приятно, когда о тебе заботятся. — Руки можешь помыть на кухне, — ему не хотелось, чтобы она видела сушащиеся на хилой трубе санузла носки и бельё. — Только у меня нет мыла. Это была неправда, но почему-то видеть, как Юля будет мыть руки клубничным мылом, закупленным специально для Августы, было выше его сил. — А, значит ты как Ингрид, — Юля деловито проследовала в кухню и её белые носки с чёрной надписью «суету навести охота» резко контрастировали с тёмной цветовой гаммой его «берлоги». — Всё нормально. Её ванную на кухне не переплюнул ещё никто. — На кухне? — Олег ненавидел сплетничать, однако так и не смог придумать какой-то темы для разговоров за целый день. Не про свою же жизнь ей рассказывать, ну в самом деле. — Ага. — Юля смутилась, но сразу же расцвела обратно. — Пахнет потрясающе! Спасибо, правда. Я сегодня как позавтракала в два часа дня, так и… Олег ничего не ответил, только достал из духовки поддон с картошкой. Это было его личное изобретение — сначала он пожарил в этом поддоне курицу, потом сгрузил в оставшийся жир порезанную варёную картошку и запек. И сыром ещё тёртым засыпал — для корочки. Просто и сытно. И вкусно. Ей наверняка понравится. Не то чтобы Олег был в этом уверен, но Юля показалась ему дамой, которая не страдает пищевыми извращениями и вообще любит пожрать нормально. Не то что Гром. Гром, которая теперь наверняка его ненавидит, потому что он оставил её в опасности. Не то чтобы его это волновало… — Ты какой-то грустный, — заметила Юля, жадно обгладывая куриный окорок. — А ты чего не ешь? Давай положу? — Нет, спасибо, — ее порыв позаботиться вызывал желание улыбнуться. — Я ужинал. Это было ложью. На самом деле его последней едой была слойка, принесенная Яшиной. Еда просто отказывалась лезть внутрь, вызывая тошноту одним только видом. — Вы ставите даму в неудобное положение, господин офицер. Олег передернул плечами, показывая, что бессилен что-либо изменить. Он чувствовал себя идиотом. Не знал, о чем говорить. С Августой по крайней мере можно было обсудить работу… — Чай? — Не откажусь, — Юля наложила себе добавки и улыбнулась. — Слушай, а хочешь я сделаю кулинарную рубрику на канале? Специально под тебя. Это очень вкусно. Я в восторге. — Нет, спасибо. — Олег почему-то вспомнил как один из товарищей по оружию называл его Поварешкой. — Я ведь в спецслужбе. — Ну да. — Кажется, она опять немного смутилась. На долю секунды. — Кстати, я вина принесла. Не знала, какое ты любишь, поэтому взяла красное полусладкое. — Я не пью вино. — Разве что на свиданиях, но свиданий в его жизни не было уже… Ну, давно. То последнее, с Августой, не в счёт. — Но для тебя могу сделать исключение. Он не знал, почему сказал это. Наверное чтобы иметь шанс нажраться и не думать ни о чем, хотя нажираться в присутствии дамы — дурной тон. — Я буду польщена. К уголку её рта прилипа частичка курицы. Олег машинально протянул руку и убрал ее, ненароком коснувшись пальцем женской губы. Юля вздрогнула и посмотрела на него широко распахнутыми глазами. Зелёными. Но не такими, как болотная зелень Августы. У Юли они напоминали яблоки, а ещё — изумруды и этот, как его, нефрит. Серый когда-то подарил ему шарик из нефрита — в честь поступления. Сказал, что это поможет собраться на сессии и принесёт удачу. Шарик потом потерялся где-то в армии, хотя тогда, после ссоры, Олег вообще не понимал, нахера он всё ещё таскает его с собой. От Юли пахло жасмином. И она была там, в том сне. И может быть, если бы не Августа… Хотя причём тут Августа, если выбор сделал всё равно он? И ошибся. Потому что Августа не звала его. Он вообще ей был не нужен. — У меня нет бокалов, — он поспешно отдернул руку и поднялся на ноги. — Только кружки. — Без проблем. Кстати, можем посмотреть кино, если есть желание. Какое-нибудь тупое, чтобы расслабиться. Я всё хотела «Акулий торнадо» глянуть, но… — Отличная идея. — Это всё больше походило на свидание и его это смущало. — Только… — У тебя нет ноутбука? — Только мобильник. — Если это было свидание, то определённо одно из худших. Потому что он не был готов. Он думал… Олег и сам толком не знал, о чем именно он думал, и что планировал. — Значит глянем с мобилы, в чем проблема? — Юля очистила тарелку второй раз и слизнула оставшееся на губах масло. Её язык был влажным и розовым. Олег не мог оторвать от него взгляд. — Здесь? Или пойдём в комнату? — В комнате только диван. — Прекрасно, — она поднялась на ноги и поставила посуду в раковину. — Диван, фильм, плед и вино. Отличное окончание вечера, тебе не кажется? — Юля, — он впервые назвал её по имени и от этого чувствовал себя… Странно. — Это… Свидание? Самый тупой вопрос из всех возможных тупых вопросов. Но просто… Вот это всё… — Не знаю, — она остановилась в дверном проёме и улыбнулась. От неё пахло жасмином. — А ты как думаешь? *** Кино действительно оказалось максимально дурацким. Но, судя по всему, востребованным, потому что Юля откопала аж пять частей. Они посмотрели две, а на третьей Олег обнаружил, что его гостья мирно посапывает, пристроив голову у него на груди. Он и не заметил, когда это произошло, ведь сначала она очень активно и остроумно комментировала происходящее… Видимо свою роль сыграло вино. Его сладость, перемешанная с терпкостью и легкой кислинкой, окутывала вязким туманом и отделяла от мира. Теперь Олег понимал, почему Серый испытывал к алкоголю такую тягу. Да и отец… Бывший наемник хмыкнул, выключил онлайн-кинотеатр (удобная штука, не поспоришь. Теперь понятно, почему Серый так залипал на технологии.) и накрыл Юлю подсползшим покрывалом, купленном в ближайшем магазине товаров для дома — взамен сушащегося. Вообще-то ему нужно было пойти на кухню и убрать посуду, но он боялся разбудить ее. Поэтому продолжил лежать, вслушиваясь в дыхание. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Это помогало отвлечься от подкрадывающихся образов — лучший друг, разлетающийся на частицы света, война, Оля, родители, Августа… Помогало отвлечься от тишины. Не сойти с ума. — Олеженька… Олег не удержался от усмешки. Он снова вспомнил тот сон — белый туман, Юля… Августа. Защити меня. На самом деле Августа никогда не звала его. Это был просто сон. Он был ей не нужен. Как не нужен и Разумовскому… …Заснуть у Олега так и не получается. Он всю ночь лежит неподвижно, опасаясь пошевелиться: Юля могла проснуться, а будить ее не хотелось. Когда она была рядом, ему было спокойно. И, как будто бы даже… тепло? Журналистка просыпается в шестом часу утра. Она зевает, принимает сидячее положение, тянется, подобно невыспавшейся кошке… — Давно не спишь? — она поворачивается к нему и улыбается — тепло и смущенно одновременно. Помятая и растрепанная, не проснувшаяся окончательно. Так непохожая на обычную себя. Такая… уютная. — Только что проснулся, — незачем ей было знать правду. — Все равно скоро на работу. — Еще одна невинная ложь. Или не ложь. Он ведь не уточнял — время имелось ввиду, или дни. Три дня это совсем немного. — А ты чего подскочила? — Привычка. — Юля сползла с дивана и улыбнулась. — Кто рано встает, все сплетни первым узнает. — Деловая, — настроение наползло на отметку «не так уж плохо» и Олег улыбнулся. — Пошли, сготовлю пожрать. — Слушаюсь, товарищ… какое там у тебя звание? — Капитан. — Спасибо бывшему руководству: разрешило. — Товарищ капитан, — в зеленых глазах плясали черти. — А тебе идет. Олег неловко повел плечами и, не поддержав разговор, прошел на кухню. Там еще осталась вчерашняя картошка и курица, но если Юля захочет чего полегче… — Слушай, Олег, — Юля проходит в кухню следом за ним, и, кажется, старательно скрывает волнение. — А это все-таки было свидание? — Не знаю, — он правда не знает. — Наверное… — У вас с Июнь точно ничего нет? — Мы друзья. — Олег непроизвольно морщится, пока отмывает ее вчерашнюю тарелку от жира. — Коллеги. Не более того. — Хорошо. Просто мне тогда показалось… Знаешь, было бы грустно понимать, что тебя позвали на свидание только ради того, чтобы забыть другую. На самом деле это было практически так. Только в совсем другой раскладке, без романтики. — Тебе картошку или омлет? Могу сделать с помидорами. — О, класс. И кусочки курицы туда добавь. — Юля приволокла на кухню телефон и радостно залипла в него. — Но раз вы с ней просто друзья, — она отвела взгляд от экрана и посмотрела на него, склонив голову на бок. Кажется, ее веселило происходящее. — Это значит, что я тебе нравлюсь, верно? — Значит. — Машинально отозвался он, нарезая помидоры кружочками. На самом деле Олег не мог точно сформулировать свое отношение к этой женщине. Она его будоражила, это правда. Не давала покоя. Но правильно ли обозначать это как «нравится», учитывая, что совсем недавно он на полном серьезе планировал связать свою жизнь с другой женщиной? И что вряд ли бы он позвонил, если бы не… Разве ты не видишь, Олег? Нашей прежней дружбы больше нет. — Юль, я просто… — Он и сам не понимал, что хочет сказать. — Это все так быстро, и… И у них так нелепо кончались прошлые встречи. Все до единой. Одна нелепее другой. — Я ведь не прошусь замуж, — Юля поднялась на ноги и сделала шаг вперед, вынимая нож у него из рук. — И не именую нас парой, хотя не скрою, что мне хотелось бы. Ты меня зацепил. Я даже могу сказать, что влюблена. Но мне хочется хоть немного определенности, ведь в прошлые разы у нас все кончалось… — Нелепо. — Да. — Она стояла совсем рядом с ним. — И если ты решил просто приятно провести парочку вечеров — это не ко мне. Я не хочу, чтобы меня использовали как лекарство от скуки. Я хочу… Тепла. Романтики. И еще заботы. Уважения, равенства. В идеале еще и с перспективой на семью, потому что я хочу семью. С любимым мужчиной, с детьми. Чтобы всегда вместе — и в горе и в радости. Если мы присматриваемся друг к другу ради этого — давай продолжим. А если нет… Хотя ты мне правда очень нравишься. — Мне… — что-то внутри него неожиданно надломилось. Не физически, но морально, хотя это конечно же чушь собачья. — Нравится перспектива. Просто не сразу. Да и не факт… — Но попробовать то стоит, — Юля просияла и на долю секунды ему показалось, что в квартире стало… ярче. Тоже конечно ересь, но хотя бы приятная. В качестве исключения. — Знаешь, я так боялась услышать, что… Ой, да какая нахрен разница? А потом она подалась вперед и поцеловала его в губы. Олег помешкал пару секунд, но потом все-таки ответил ей. В конце концов, перспективы, о которых она говорила, ему действительно нравились. И он не мог сказать, что она ему безразлична, хотя и походила на маму, да и вообще… И у него все еще оставался момент с тем, что вообще-то он просто хотел хоть немного отвлечься, и совершенно не планировал заводить романтические отношения, и когда она узнает о ссоре с Разумовским, то обязательно его бросит… Он разберется с этим потом. Сейчас ему просто было тепло.