Последний вальс.

Утренние лучи солнца неприятно падают на глаза, заставляя меня жмурить глаза каждый раз, когда я на несколько секунд поднимаю голову. Скамья, на которой я сижу, скрипит под давлением еще одного человека, и я кидаю на него мимолетный взгляд. Парень протягивает мне чашку, наполненную горячим шоколадом, аромат которого уже вскоре заполняет весь пустой двор.  — Наше знакомство… — спустя несколько секунд начинает Лукас, сделав глоток со своей чашки. — Не сдалось с самого начала. Думаю, мы оба не совсем поняли друг-друга. Поэтому я предлагаю познакомиться еще раз, если ты не против. Я удивляюсь тому, каким вежливым может быть этот парень, но в ответ лишь согласна киваю головой, принимая его предложение.  — Меня зовут Вон Лукас, но моя настоящее имя Юкхэй. Моя мама из Таиланда, поэтому мне так же дали англоязычное имя. Мне двадцать лет. — юноша кивает головой словам, которым сам же говорит, что выглядит довольно мило.  — Меня зовут Чжоу Цзыюй, я наполовину японка и наполовину тайванька. Вчера мне исполнилось восемнадцать лет. — я неловко чешу затылок, и кидаю на него взгляд через плечо. — Как ты сюда попал?  — Я не думаю, что теперь могу отказывать тебе, — вздыхает Лукас, делая глоток горячего шоколада. — Уж тем более после всего, что я наговорил, верно? Наверное, я показался тебе слишком надменным, но теперь я хочу довериться тебе и рассказать. Шестьдесят процентов тех, кто здесь, попали сюда не по своему желанию, а по стечению обстоятельств. Но мы не часто рассказываем друг-другу, что именно стало причиной, а еще тем более, что нас с Сяо тут не особо любят.  — Потому что вы не японцы? — предпологаю, опустив глаза. — Понимаю. Я чувствую, как Лукас кидает на меня взгляд, который не удерживается долго, а позже продолжает:  — Мы знакомы с Сяоджуном с маленьких лет, и с тех пор являемся лучшими друзьями. И его семья, и моя, познакомились, когда переехали жить в Японию, поэтому начали дружить. Мы жили по соседству. Позже, через несколько моя семья переехала загород и я стал там учится, но мы не обрывали связь и частенько ехали в гости друг к другу. После окончания школы, в прошлом году, наши семьи решили это отпраздновать и устроить вечер у нас. Было уже поздно, когда мы с Сяо были у него дома, наши родители ехали из моего дома к его, чтобы продолжить вечер, но в лесу было очень поздно. Произошла сильная авария. Наши семья столкнулись с машиной Такаши, но в отличии от первых, вторые не особо пострадали. Наших родных привезли в больницу в критическом состоянии. Помимо наших родителей там так же был младший брат Сяо и моя племянница. Наш бюджет не смог бы потянуть за собой лечение всех членов семьи, максимум только одного человека. Тогда Такаши предложил нам помощь взамен на работу у него. У нас не было выбора, потому что времени было мало. Лечение родных проходит успешно, но теперь и наша с Сяо жизнь, и жизнь наших близких в руках Такаши. Только попав сюда, я понял, как тут воняют гнилью и грязными делами, и как бы я не хотел марать свои руки, я не мог этого избежать. Я молчу и слушаю каждое его слово, не переставая над этим размышлять. В голове появляются уйма вопросов, которых я хочу ему задать, но в итоге лишь кидаю через плечо на него короткий взгляд, делая глоток горячего шоколада. Нависает тишина, но она совсем не раздражает и она совсем не неловкая, а такая нужная в такой момент разговора. Но вместо того, чтобы позволить этой тишине продлиться, я тихо вздыхаю и начинаю неожиданно для парня говорить:  — Моя мама была японкой, а папа был китайцем. Мы жили в Тайване. Когда мне было шесть лет, моя мама родила младшего брата, но я плохо его помню. Но я хорошо помню своих родителей. Я очень их любила, они всегда заботились о нас с братом и каждое мгновение, проведенное с ними, было для меня безумно ценным. Они очень любили друг-друга, никогда не скрывали этого, а ещё они ещё сильнее любили нас с братом. Мы были безумно счастливой семьей. Но когда мне было восемь, все они… Попали в аварию. Меня не было на месте события, они ехали, чтобы забрать меня со школьного мероприятия. Разбились на смерть. В один момент я осталась совсем одна. Все люди, которых я любила, вдруг оставили меня одну в таком беспощадном и жестоком мире, в ту же минуту с меня сползли розовые очки. Я винила себя в произошедшем. Если бы они тогда не ехали за мной, я была бы сейчас с ними. В этот нелегкий период времени опека передала меня моей тете с маминой стороны, которая жила в Японии. Ее зовут Нана и она… Воистину жестокая женщина, которая никогда не любила мою маму, хотя они являлись кровными сестрами. Годами я терпела это наплевательское отношение к своей личности, я терпела слова, которые они мне говорили. Их семья никогда не была готова меня принять, но на моих плечах есть наследство, которое я должна была получить, как только мне исполнится восемнадцать, но я попала сюда. Лишь один Юта, мой двоюродный брат, сын Наны, смог принять меня в том доме как свою родную сестру и показать мне искреннюю заботу. Сана, его девушка, стала для меня близким человеком за короткое время. И Мина, моя лучшая подруга, которая оказалась рядом в самом начале моего пути, которая не отворачивалась от меня никогда. Но никто из них не настолько силен, чтобы спасти меня из этого места. Получается, что я обречена, верно? — я говорю все это без паузы, словно заученный монолог и даже не вздыхаю, не позволяя собеседнику вставит слово и наконец кидаю на его удивлённое лицо взгляд. Лукас выглядит так, словно не был готов к такому откровению, но совсем не против этого. Он молчит, словно размышляя, как это сделала я, и приоткрывает губы, чтобы сказать что-то, но я его перебиваю. — Разве мы не похожи? Мы бы оба сбежали от сюда, если бы у нас была возможность, но такой возможности нет. Я не уверена, что когда-либо теперь буду счастлива, потому что я заперта здесь, может быть, до самой смерти, потому что я знаю, что якудза — это серьезно. Вы ведь такие скрытые, верно? Полиция пытается вас поймать, но вы всегда не даёте повода, за вами никогда не остается улик. Я осознаю все это, поэтому даже если здесь, я пытаюсь быть такой, какой бываю снаружи, за вратами этого особняка. Я знаю, что никогда больше, наверное, не смогу испытать настоящее счастье, но пытаюсь хотя бы почувстовать его маленькую часть. Поэтому не осуждай меня, если я выгляжу непринужденно. Я не замечаю этого пристального взгляда Вона пока говорю, но как только поворачиваюсь к нему, то встречаюсь с его карими глазами. Он даже не сводит своего взгляда, продолжая смотреть в мои глаза и я вижу, как он глубоко в своих мыслях, и даже не осмелюсь перебить его мысли. Чувствуя, как раздумья ему нужны больше, чем воздух, но в то же время не хочу оставлять его одного, потому что в глубине души я знаю, что у него возникнут ко мне вопросы. Проходят минуты за минутами и Юкхэй наконец выдает немного охрипшим голосом, словно не разговаривал несколько тысячелетий:  — Цзыюй, — мое имя вызывает у меня неестественную дрожь по телу. Вопросительно сгибаю бровь. — Позволишь мне сделать тебя счастливой? ***  — Цзыюй? — я еле срываюсь с мыслей и поднимаю на Сакуру вопросительный взгляд. Она немного удивленно скидывает брови, оглянув меня. — Почему ты так странно себя ведешь? Я молча сжимаю губы в узкую полоску и кидаю взгляд по ту сторону стула, где сидит Харуто, уплетающий лапшу с курицей по обе щеки и даже не знаю, что ответить. В итоге с моих уст срывается нервный смех:  — Прости, я просто сильно задумалась, — слова Лукаса и вправду не выходят у меня из головы. — Так что случилось?  — Ты два дня не ела, не хочешь перекусить? — Мияваки садится на стульчик, выжидая у меня ответа.  — Я хотела бы поесть с остальными ребятами.  — Все, кроме тебя и Харуто, уже покушали. Вы оба были заняты с самого утра.  — А Лукас? — пытаюсь выглядеть непринуждённой. — Он тоже поел?  — Он сегодня проснулся раньше всех и поел до того, как мы встали. — Сакура все же наливает мне суп с лапшой и ставит на стол передо мной.  — Почему ты вдруг сбросила о Лукасе? — подозрительно щурит глаза Харуто, сглотнув порцию еды. — Мне с самого начала казалось, что вы не ладили. Что-то изменилось?  — Все уже не так, — усмехаюсь, ковыряясь вилкой в еде. — Я думаю, мы уже уладили это недоразумение.  — Как бы то ни было, тебе стоит быть в хороших отношениях хотя бы со всеми нами в этом доме, — я вздрагиваю, услышав голос со спины и перевожу взгляд на парней. Асахи садится рядом с Ватанабэ, напротив, и продолжает. — Не хочу делать вид, что все в порядке, поэтому буду говорить прямо, но похоже, ты здесь надолго.  — Асахи, — Машихо осуждающе смотрит на белокурого и качает головой, позже кинув взгляд на меня. — Не слушай его, Цзы.  — Все в порядке, Асахи прав, серьезно. Мне уже стоит привыкать, — я поджимаю губы и отодвигаю ещё полную чашку еды. — Прости, Саку, у меня совсем нет аппетита. Поем позже, хорошо? И перед тем, как они успевают что-то сказать, вылетаю из кухни. *** POV Author.  — Зачем ты это сказал? — Йошинори недовольно зыркает на Хамада, который лишь безразлично пожимает плечами.  — Я просто пытался быть с ней предельно честным. Вы же понимаете, что если мы будем давать ей ложные надежды, то от этого ей только хуже будет? — Асахи кидает на остальных недовольный взгляд.  — Но она ведь совсем юная! И ей нужна поддержка, а мы таким образом будет делать все только хуже. — не успокаивается Йоши.  — Тебе стоит перед ней извиниться. — на пороге появляется Лукас, который вскоре садится на один из стульчиков.  — Ты все слышал? — удивленно спрашивает розоволосая, закидывая грязную посуду в кран.  — Проходил мимо, вы просто громко разговариваете. — усмехается шатен.  — Вообще-то, Лукас прав. Тебе стоит извиниться перед ней. — Харуто тихо обращается к старшему, который недовольно закатывает глаза.  — Я вообще не понимаю, за что я должен извиняться, — вздыхает Асахи, скрестив руки на груди. — Она даже не казалась сильно расстроенной. Вы переувелчиваете.  — Сделай это из вежливости, хотя бы. — цокает Йошинори.  — Хорошо, ладно, потому что вы сильно настаиваете. Я сделаю это. Но все равно вас не понимаю.  — Эй, Харуто? — вдруг обращается к младшему Лукас.  — Чего?  — Почему ты такой грубый? Обращаешься ко мне по имени? Разве ты не должен называть меня семпай? — недовольно цокает Вон, вызывая смех у Сакура, которая притаилась в углу, наблюдая за беседой друзей.  — Не дождешься. — усмехается в ответ Ватанабэ.  — Что обсуждаете? — на кухне вскоре появляется Сяоджун, а сразу за ним молчаливый Шотаро, которые вскоре садятся за стульчики.  — Вы здесь, — улыбается Вон, взглядом провожая парней.— Не хватает только Нако и Момо, но я думаю, что вы можете передать им позже.  — Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает Деджун, слегка нахмурив брови.  — Вообще-то, Асахи был прав, когда сказал, что Цзыюй тут явно надолго, — парень тихо вздыхает. — И она еще совсем юная. Ей сейчас очень тяжело, тяжелее, чем всем нам, поэтому у меня есть к вам предложение.  — И какое же? — Мияваки садится к остальным, серьезно взглянув в глаза друга. *** POV TZUYU. Скамейке в саду уже кажется мне безумно привычной, поэтому это первое место, которое приходит в мою голову, когда я расстраиваюсь. Погода кажется безумно прекрасной, мне так нравится, чего не скажешь о холодных ветрах в моих мыслях, которые все время делают мне больно. Я не могу согласиться с собой, потому что сначала я говорю, что все в порядке, что я уже смирилась со своей учестью, а затем чувствую удар под дых, когда Асахи говорит то, что является правдой. Но он ведь не виновен. Это чистая правда. Тогда почему так больно? Почему так сложно смириться с этим? Потому что я тут останусь навечно, а эти ребята — они могут уйти. И если они уйдут, я буду одинока, какой не была никогда. Потому что даже три дня знакомства с ними дали мне надежду, что все не так плохо, что рядом есть те, кто словит меня, если я упаду. Вдруг захотелось умереть. Хотелось уйти — любым путем, лишь бы не оставаться здесь, потому что я понятие не имею, что меня ждет впереди. И я все время думаю. Эти мысли меня убивают. Я не замечаю, как рядом садится человека, снова купаюсь в своих мыслях, которые летят в мою сторону, подобно камням и жестоким детям.  — Ты так много думаешь. — я тихо вздрагиваю, когда слышу знакомый голос над ухом.  — Ты напугал меня. — вздыхаю, кидая на Вона взгляд через плечо.  — Ты рада, что встретила здесь Сяоджуна, Момо и остальных ребят, но, — я вопросительно сгибаю брови, словно тут не должно быть никаких 'но'. — На твоём лице видно, как тебе одиноко.  — О да, не буду скрывать, — я слишком быстро сдаюсь, даже не стараясь спорить, чувствуя, как разговор с ним снова вытаскивает откровения из меня самым лёгким образом. — Я не могу проводить с вами всё время. У вас работа, мало свободного времени, поэтому каждый раз, когда я одна, мои мысли съедают меня изнутри словно муравьи упавшую на пол конфету. До того, как я попала сюда, я не все время проводила с друзьями, потому что Мина далеко жила, а Сана и Юта учились в универе, но тогда у меня было меньше переживаний. И я не думала о таким тревожных вещах. Лукас тихо, почти неслышно вздыхает, подвинувшись ко мне поближе, словно боясь, что наш разговор могут прослушать, а я мимолётно задумываюсь об его таком приятном парфюме, который щекочет мой нос. Невольно замираю, когда его лицо оказывается ближе, чем обычно. Дистанция между нами, которая удерживала нас с первого дня моего пребывания здесь, внезапно сокращается и я чувствую невольный шквал эмоций внутри. Это что? Бабочки? Немного испуганно хлопая глазами, я перевожу взгляд на Вона. Почему-то по его взгляду мне кажется, что он почувствовал то же, что и я.  — Асахи был не прав, когда сказал, что ты тут надолго. Он просто… — не успевает парень договорить, я тихо его перебиваю, легко улыбаясь:  — Это не так, Лукас, — он удивленно смотрит на меня, словно не ожидая подобного. — Асахи был прав. Я тут надолго, я, может, и не приняла это, но я знаю. Четко и ясно: вот это мое место. И дело даже не в том, что Асахи сказал правду. Дело не в нем, не в тебе, не в Момо, не в Йоши, не в Такаши, даже не во мне. Просто так должно было случиться. Пожалуйста, я не хочу, чтобы между вами, ребята, были какие-то проблемы, поэтому перестаньте наезжать на Асахи за то, что он сказал. Ни у кого из нас тут нет возможности делать то, что мы хотим, но давайте хотя бы между нами будет свобода слова. В глазах шатена загорается искра, которая меркнет так же быстро. Его губа медленно растягивается в улыбке, но я понятие не имею, что оно значит, а затем он тихо произносит:  — Я передам им.  — Я верю тебе. — я тоже улыбаюсь, не зная, в чем причина. Вскоре, после еще несколько минут разговора, я провожаю взглядом уходящую спину Лукаса, который ушел, как мне показалось, совсем нехотя. Мне и самой не особо хотелось его отпускать, потому что в следующую же минуту на мои плечи давит груз моих мыслей и липкого, но совсем незаметного для человеческих глаз, одиночества. Я чертовски не хочу оставаться одна, поэтому решаю занять себя хоть чем-то. Встаю со скамьи и медленно разгуливаюсь по прекрасному саду, одаривая своим дешевым вниманием каждый цвет, который там растет. В них я вижу себя, но не вижу причин. Приятный запах щекочет нос, отчего на лице появляется невольная улыбка. Я расслабляюсь, пока чья-то рука не ложится мне на плечо, не хило этим напугав. Но увидев перед собой всего лишь Асахи, я облегченно вздыхаю.  — Мне жаль тебе об этом сообщать, но господин Такаши попросил тебя зайти к нему в кабинет, — с моих уст срывается вздох в перемешку с напуганностью, потому что для меня имя 'Такаши' несёт только ужас. Я уже отворачиваюсь, чтобы пойти к ненавистному кабинету хозяина дома, как Хамада снова невесомо касается моих плеч. — Подожди, Цзыюй, я хотел попросить прощение. Тебе итак не просто, но мои слова, наверное, сделали хуже. Мне очень жаль.  — Не извиняйся, Асахи, — я улыбаюсь ни в чем не бывало и хлопаю его по плечам. — Все в порядке, правда. Все более, чем отлично, и ты меня совсем не обидел. На его лице выцветает, подобно цветку, облегчение, и он совсем незаметно улыбается. Я принимаю это за одобрение (хотя за что меня одабривать-то?) и ухожу в кабинет, по пути к которому отчаянно хотела бы провалится сквозь землю или потеряться.  — Ты здесь, — когда я вхожу, он поднимает на меня взгляд со своих документов и улыбается. — Меня не было дома один день. Надеюсь, ты не скучала.  — Все в порядке. — я пытаюсь выглядеть доброжелательной, чтобы не вызвать у него какие-то отрицательные эмоции.  — Чем ты занималась, пока меня не было? — Такаши выходит со своего стола и подходит ко мне, встав напротив.  — Вчера я сходила за покупками и легла спать. Ничего больше не было. — я даже не осмеливаюсь поднять на него глаза, но это его не останавливает: его большой палец сжимает мой подбородок, насильно поднимая мою голову вверх и заставляя смотреть на него.  — Ах, милая, — я вижу, как в его глазах бешенно полыхают огни. — Почему ты ведёшь себя так, будто мы чужие люди? Мне так и хочется крикнуть ему в лицо: «— Но мы и есть чужие люди! «, но из уст срывается жалобное:  — Я… Мне очень жаль.  — Жаль? — тихая усмешка на его лице, и он склоняется передо мной так, что я могу чувствовать его дыхание у себя на щеке. — Цзыюй, моя дорогая, ты не должна забывать о том, что ты не только под моей опекой. Ты принадлежишь мне: целиком и полностью. Твое тело, твои мысли, твои чувства — все они должны быть моими, понимаешь? — его рука ложится ко мне на спину, поглаживая его, а я судорожно пытаюсь сдерживать свою дрожь. — Если я сделаю так, — его ступня ложится поверх моей обуви, и он сильно наступает мне на ноги, заставляя согнуться от боли и сжать крепко глаза. — Тебе должно быть больно. А когда я делаю так, — Кано касается моих колен, поднимаясь выше, но останавливается, когда уже почти переходит границу. — Ты должна быть возбуждена. Ты моя, Цзыюй. И все об этом должны знать. Я путаюсь в своих чувствах, пока слушаю его бессмысленные слова и мерзкие действия. Желание плюнуть ему в лицо овладевает мною, но я знаю и четко понимаю, что состою в проигрышной ситуации. От моих же эмоций мне же плохо. Поэтому остается лишь крепко сжимать губы в узкую полоску и удерживать все эмоции, которые перемешавшись между собой, так и просятся выйти. Однако у меня получается вести себя максимально безразлично. Пока я не чувствую что-то, что упирается мне в живот (учитывая то, какой Кано высокий…). Черт его подери, это что стояк? Такаши собственноручно берет мою и без того хрупкую психику и со всей силы разбивает об пол. Я уже не могу ни о чем думать. В голове лишь фраза: «Грязная». Я чувствую себя так, словно попала в мусорный бак и искупалась там. Словно по моей коже бегают тараканы и откладывают яички мухи. Наконец, Такаши позволяет мне уйти, но только выйдя из кабинета, я чувствуя, как по щекам судорожно начинают течь слезы, даже не собираясь останавливаться. Я задыхаясь, убегая по коридорам куда можно подальше от этого проклятого кабинета, но начинаю путаться, теряться, словно в лабиринте. В голове пусто, лишь ногти царапают кожу, пытаясь отдереть эту 'грязь' с моего тела, столь невинного и неприкосновенного, а по щекам льются слезы, подобно граду. На пол дороги я падаю на колени. Мои плечи, руки, шея исцарапанны чуть ли не до крови, а лицо красное, словно помидор. Волосы прилипли к лицу, словно я из-под дождя. У меня начинается медленная истерика. Сквозь пелену слез я вижу Нако, которая бежит ко мне со всех ног и обнимает меня, пытаясь успокоить, но я отталкиваю ее, не желая заражать той же грязью, которой заразил меня Кано. Вскоре к Нако присоединятся Момо, которая так же пытается меня успокоить. Сквозь шум в ушах я слышу, как Момо кричит:  — Сакура, позови кого-то из ребят! Я путаюсь во времени, но через некоторое время подходят Харуто и Шотаро. Оба кидают на меня шокированные взгляды, но не находят времени, чтобы проанализировать ситуацию. Первый садится на колени передо мной и быстро обхватывает руками, словно невесомое перышко, а Шотаро идет за ним, как и девочки. Еще несколько коридоров и я вижу уже знакомые двери. Осаку приоткрывает дверь и Ватанабэ заносит меня в мою комнату. Я уже более менее успокоилась, но не перестаю плакать.  — Все будет хорошо. Мне так жаль, Цзыюй. — шепчет мне на уши Харуто, пытаясь успокоить, и кладет аккуратно на кровать. Он мягко гладит меня по голове и вместе с Шотаро уходят, оставив меня одну, но я удивляюсь, когда его прикосновения не вызывает у меня такое отвращение, какое вызвали прикосновения сами-знаете-кого. В комнату вскоре заново заходит Шотаро. Увидев, что я все ещё не в силах успокоится, он подходит ближе и ставит на тумбочку штуку таблетки и стакан с прохладной водой.  — Пожалуйста, выпей это, и тебе станет легче, — я вижу, как ему с трудом удается выдавить улыбку. — Момо сказала, что зайдет к тебе позже. Я киваю головой, после чего Осаку уходит. Сразу же запиваю таблетку водой и засыпаюсь от отсутствия сил, так и не дождавшись Момо.