Некий магический ускоритель

Во сне я снова видел старый мир. Яростный свет солнца в руках служителей, маетное сияние звезд, шелест травы и лесов. Черное пламя войны с демонами, охватывающее континенты, и пепел хрупкого мира после, в котором прорастали новые государства. За окном закричал петух. Пора вставать. Тело десятилетнего мальчика худое и маленькое, но не стоило ожидать чего-то большего в крестьянской семье - скудный рацион и тяжелая работа в поле. Неважно, зато я полной грудью могу вдохнуть чистый воздух без опасений выхаркнуть свои легкие и полдня регенерировать в стерильном подвале. Этот мир пока не познал прелести технологичного оружия, застряв в средневековье, со всеми вытекающими: феодализм, крестьяне, церковь у руля государства… Мой дом ушел чуть дальше под действием пинка демонов. — Лихо, вставай! — Матушка шуршала внизу, готовив завтрак. — Уже! — спальное место убрать дело нескольких секунд. Одеяло и тонким матрас, набитый соломой, свернуты в рулон и сдвинуты вглубь полога. Спустившись, заметил, как мать моя легкими пассами отделяет от травы сор и потом уже нарезает в чугунок. М-да, еще одно отличие - магия в этом мире вывернута наизнанку, напоминает по описанию обучающие алгоритмы демонов, выражавших все в цифрах и формулах. Ничего против не имею, но мерить потенциал тела и силы в чиселках. Бред какой. — Я к ручью! — надеваю на ноги кожаные носки, почему-то зовущиеся сапогами, выбегаю в сени. — Воды набери! — вслед несется звонкий голос нестарой и еще красивой женщины. Подхватил ведро, больше напоминающее бочку, припустил к ручью. Можно было и к колодцу, благо недалеко, всего-то в конце улицы, но там скорее опять очередь из трындящих бабок. Лучше уж к ручью, там хоть и умыться можно. По натоптанной тропе бежать можно и босиком, но вот выше по течению уже будет неприятно, по острым камням-то. Спрашивается, почему я, мудрый маг, прошедший три войны, до сих пор здесь, в деревне скот гоняю? Можете подумать, что это ностальгия: это бесконечное поле золотых злаков, нераспаханное взрывами и залитое кровью, чистое небо, не запорошенное дымом и пеплом сгоревших селений и трупов, эта искренность и безыскусность простого народа. — Эй, Ли-и-ихо, куда это ты намылился? — тропинку перегородил на удивление широкий бугай, умудрившийся в поле в свои четырнадцать отъесть себе ряху как у хряка. Или это оттого, что у него тетка - попадья? Церковь же, хули… — Слышь, Свинья, тебе пятак давно не чистили? Дай пройти, не видишь, за водой иду. — За спиной у противника стояла еще тройка подпевал: тощий по прозвищу Ясень (каждый раз за его одухотворенный лик хвалили, но по-моему, он просто недалекий), коротышка с пухлыми щеками и предсказуемым прозвищем Хомяк (каждый, кто смотрит в его блестящие темные глаза, сразу хватается одной рукой за кошель, а другой за дрын, или бежит проверять, все ли на месте), третий бесцветный и какой-то тухлый, тенью шатающийся за компанией по прозвищу Рыба. — Я Кабан! — Как предсказуемо. — Не тебе, мелочь, на меня руку поднимать! У меня уже десятый уровень, — бла-бла-бла, опять своими циферками хвалится, — я тебя по земле размажу! Хотя нет, только ноги переломаю, чтобы твоя мамка к нам за помощью прибежала, — и загоготал. Ну понятно, их семейка гнет свою линию, пытается шары к моей матери подкатывать, да руки коротки. — Что я слышу? Видать, умыться придется, чтобы проснуться, иначе я понять не могу, с какого спросонья мне ты привиделся… — отставил бочонок в сторону, чтобы не помять. — А теперь по пунктам, — рывком сокращаю дистанцию и подныриваю под правую руку, которой хотел отвесить оплеуху Свыня, хватаю за ухо и тяну вниз. — Ой-ей-ей, — причитает боров. От дернувшихся подпевал прикрываюсь жопой предводителя. — Что, не весело? — шепчу в покрасневшее ухо. На попытку ударить выворачиваю так, что хруст слышится, — тогда запоминай: мне нахуй твой уровень не упал, пусть и не приняли меня боги, но я тебе и так руки-ноги местами поменяю, будешь в цирке кракозяброй работать до следующего Пришествия. А про мать мою забудь, пока твою «помощь» тупым ножом не отрезал, так своему отцу и передай. — Для проформы еще покрутил опухшее ухо, слушая жалобный лепет урода. Как удобно, право слово. Говорю же - простой народ. Подобрал ведро и прошел мимо всхлипывающего жирдяя и его пестрой свиты. Встретившись взглядом с Хомяком, машинально проверил, на месте ли ведро. На месте.

***

Ручей вытекал из леса, прорезая холмы до глины и скал, сглаживая камешки. Пока шел, думал, что наговорил на эмоциях. В принципе, ничего особенного, с Кабаном не миндальничали, слышал он завороты и пострашнее, так что ничего более. Но вот Боги… Это да, мой прокол. Все эти «виртуальные» циферки здесь считаются, как сказать, от Бога. Богов. Дар, короче, всем людям. А нелюдям просто из жалости, чтобы не так обидно было, ага. В общем, при рождении эти циферки цепляются и там еще всякой мути полно, с Судьбой что-то… Я, когда мир выбирал, на это внимание не обратил. Есть магия- есть, подходящая- подходящая. Боги тоже адекватные, ну и подготовил путь сюда. Только вот после рождения Боги мне свое благословление зажали, так еще и к крестьянам в глушь закинули. Не подумайте, не против, обеими руками за, но Церковь к таким субъектам подозрительно относится, иногда даже подозрительнее, чем к нелюди. Я пошел вверх по течению, прямо к источнику, благо он был совсем недалеко в лесу, под ногами мягко пружинил мох. О, еще этот дар сильно резал детскую смертность, так что никаких десять детей в семье, чтобы хоть парочка до старости дожила. Нет, есть, конечно, фанатичные индивиды, но тех уже финансы ограничивают- сколько прокормишь. Ручей брал начало в нагромождении серых валунов, похоже, когда-то скатившихся с гор. Поставил бочонок под струю прохладной воды, и ладони, умываясь. Ох, хорошо! только что-то не так. Блять, он черпак спиздил.

***

— Ух, я ему! — Сын, ты чего такой злой? — Этот Лихо меня бесит. Урод безбожный, еще и строит из себя невесть что, будто Герой. — Ты опять с ним поцапался? Ты тупой? Не лезь к нему говорю. — Ну а что он?! — Еще раз повторю- договоримся мы с отцом Пием, тогда его мать за вымя и возьмем, а со старшим братом спорить не принято. Тогда и отыграешься. — У, сссука, дождаться не могу. — Потерпи, скоро уже.

***

— Преподобный отец, я к вам с просьбой. — Говори, верный слуга бога. — Я снова к вам по поводу этого юродивого. — Лиха? Что с ним опять не так? — Сердце кровью обливается, мальчик сиротой растет, его мать увядает. — Лилия-то? — Да. Гордая дочь Говарда, не желает говорить о своем недуге, но с каждым днем становится все слабее. — И что ты предлагаешь? — Хочу помочь ей, бедной, слабой женщине. Как славного Вильяма схоронила, так хозяйство только на ней. Я к ней со всем сердцем, а она от ворот гонит. Совсем болезнь ей ум повредила. — Я посмотрю, что с ней, коли так.

***

Еще немаловажной особенностью источника- сюда почти никто не суется, а значит и свидетелей нет. Пока бочонок с журчанием наполняется, можно размяться, потянуться и немного погонять силу по телу, развивая шаг за шагом энергетику. Эх, как странно проходить то, что когда-то учил, сидя в окопах и блиндажах, в редкую свободную минуту. Сейчас, постепенно и спокойно, без страха, что тебя развеет, можно вспоминать магию. На удивление, народ здесь не сильно закрепощен. Да, тут так же есть разделение на сословия, но переход возможен. Если появится предрасположенность, из крестьян можно пойти учеником к купцу или ремесленнику, наняться слугой аристократу. Или пойти в авантюристы, наемники по факту, выполнять задания. Большая часть которых- добыча редких трав или истребление опасной фауны, на которую так богат мир. Пока я расту, может открыться множество возможностей, поэтому, хоть и продолжал старательно восстанавливать навыки прошлой жизни, но не торопился. Может и более интересный вариант подвернуться. В кустах зашуршало и оттуда выбрался шатен, на пару лет старше- карие глаза, короткая стрижка с маленькой косой у виска, жилистое телосложение и плотная одежда в зеленых разводах. Сец был внуком знахарки, жившей на окраине деревни в замшелом домике вдобавок опутанным лозами винограда. Его мать умерла от лихорадки, когда Сецу было три (не лучшая рекомендация бабке, если не знать, что между ними были сотни километров- у той раньше была лавка в городе). Когда принесли весть о болезни дочери, сразу сорвалась с места, оставив прибыльное дело, но не успела, даже с телепортом бы не успела- глушь и есть глушь, женщина сгорела. С тех пор и живут: отец, бабка, Сец. Учится знахарскому делу, травам да охоте. Говорит, через год обещают к практической алхимии подпустить. Вот этот и вылезает, облепленный веточками и листьями из кустов. — Здаров! Я так и думал, что ты здесь сидишь. — И тебе не хворать. Как твои успехи? — Отлично! — глаза так и блестели энтузиазмом. — Сегодня взял двадцатый по травничеству, — ого, по рассказам, уровень уверенного подмастерья. — Много набрал? — Много, — обычно тихий Сец был приятно возбужден, — нашел целую поляну красного глаза. — Я присвистнул. Довольно редкая трава, за которой тот охотился последние несколько недель. По его же словам — встречается в затененных влажных местах, чаще на болотах, и крупными участками не растет, значительно перемешиваясь с другими водолюбивыми растениями, типа Рхидеи Рыхлой. — ладно, я побежал. Ее еще подготовить надо, — мой друг зачерпнул воды, проглотил часть, остальное растер по лицу и припустил домой. Потом зайду — интересно же. Пора и мне пора. Жизненные меридианы окрепли в должной мере, чтобы удерживать в себе пару искр силы и не порваться при первом напряжении, но еще достаточно пластичные, чтобы поправить будущий рисунок сети. Я долго думал, как развиваться, много листов извел, сидя в своем доме в прошлом, много схем исчеркал, придумывая стратегии на разный случай. И каждую схему я помнил, надежно записав в сознание. Теперь, если сильно не усердствовать, можно этап выбора растянуть на пару лет, потом время возьмет свое и рисунок зафиксируется. Подхватываем свое имущество с водичкой и почапали домой, где меня уже заждались.

***

— Вода! — оповестил о своем прибытии. — Сынок, неси на кухню, — глухо донеслось из подпола. Еще влажная сменная бадья уже стояла в сенях, а эту я поставил в угол возле печки. на приступке уже остывал котелок, с приятно пахнущей травами похлебкой. Из открытого люка показались пшеничного цвета волосы, стянутые в тугую шишку. В руках у матушки была крынка с молоком, с белым запекшимся рисунком руны. Скоро опять к Никею нести, чтобы обновили. Мне пока нельзя. — Садись есть. — я послушно достал глиняную тарелку и деревянную ложку. В чугунке оказалось вполне себе рагу, без мяса правда, но здешние корнеплоды очень сытные. — Какие планы на день? — Мама потрепала меня по голове. Одергивать не стал, хоть взрослая часть меня была против, но другая с трудом припоминала тепло рук из той жизни… Не хочу отказываться сейчас. Потом я уйду из дома, навёрстывая навыки, а сейчас- пусть, в конце концов она родитель, пусть не сознания, но тела. Не чужой человек. — Надо сходить к Сецу, он красный глаз нашел, да и бабку Аксинью послушать. Потом к Никею за новым кувшином, а то этот уж потрепанный. — Я припоминал список дел. Начало лета, сбор урожая еще далеко, особых дел не предвидится, остается учиться да заниматься бытовыми хлопотами, готовясь к зиме. — Не забудь в храм забежать- скоро служба. Может в этом году Боги обратят на тебя свой взор, — нежно проговорила Лилиан, казалось, улыбаясь своими золотистыми глазами. Да мне это и не надо, сам справлюсь. Но противиться любящей улыбки не мог. — Хорошо, ближе к вечером забегу, узнаю поподробнее. Убрав за собой и, прихватив ломоть хлеба да кожаную фляжку с водой, побежал к знахарке.

***

— Вот это — красный глаз, — в неказистом глиняном горшке стоял невзрачный с виду цветок. Такими горшками была заставлена вся задняя веранда в доме Сеца, со множеством полочек, на котором росли разнообразные трофеи из растительного мира. — Гм… — Я рассматривал цветок: темно зеленый бутон, острые листья, гибкий стебель, обхватывающий крайне неприхотливый комок мясистых листьев, напоминающий желе. — В чем особенность? Друг просиял и щелкнув по бутону заставил тот раскрыться: внутри скрывались ярко алые лепестки, раскрывающиеся по спирали, основание, из которого торчали золотистые волоски, было абсолютно черное, напоминающее зрачок. — Понятно, и куда его? — На будущее, он больше как алхимический реагент используется, ускоряя реакции, но и семена подходят для лечебных зелий. — Ясно, теоретическую базу под алхимию уже дают. Предсказуемо, простые зелья можно сварить и без магических манипуляций, как суп, но вот алхимия требовала специфичную подготовку, посуду и навыки. Скорее затык вышел именно с навыками- маленький общий уровень, а вот посуда у городского алхимика должна была остаться. Само растение почти не выделялось на фоне, не проявляя явных магических свойств. — Ооо, Лихо, день добрый, — сухонькая старушка в потертой фиолетовой мантии вышла из дому. Седые волосы заплетены в тугую косу, походка твердая, от хитро прищуренных глаз разбегаются лучики морщинок. В свои восемьдесят с лишком она выглядела хорошо, но и глупо думать, что знахарка останется без медицинской помощи, это же не сапожник. — Не останешься на обед? — Нет, бабушка, мне еще за кувшином новым забежать, а там и до дома недалеко. — Хорошо, но помни, у нас сегодня на обед тефтельки по-аколитовски. — Ммм, умеет заинтересовать. Но нет, сейчас уроки послушаем и дальше побежим. Травы- травы- травы. В этом мире их тоже много, а наличие магии еще больше увеличивает разнообразие и применение. Неудовольствие вызывает момент, что множество приемов ложится на этот Дар. Пока я вручную перебирал пучки травы от старых листьев, прилепившихся личинок, у Сеца это занимало пару пассов. Ууу, ну ладно. Потом травы вязали в пучки и развешивали в темном сарае на просушку, другую закатывали в бадьи с начерченными рунами. Консервировали сырье, так сказать. Солнце поднялось к полудню. — Ну, я побежал. Сец, через пару дней пойдем за Полуденницой. — По времени как раз, помогу по-дружески собрать эту распространенную траву. — Заметано.

***

Теперь движемся на восточную окраину, где мастерская Никея стоит. Недалеко от ручья он берет глину, потом снабжает всю деревню гончарными изделиями, еще и на продажу остается. С купцами договорился, те часто с магом приезжают. Ну как с магом, неудавшимся учеником, тот и чертит руны на кувшинах и шкафах по всей деревне, собирая деньгу малую. Не полноценный артефакт же, да и выдыхается быстро. Хочется посмотреть на него, сейчас я больше рассмотрю, чем в прошлые разы. Может и повторить смогу. — Дядя Ника! — Постучал в толстую дверь. Изба была представительная- крепкая, массивная, с каменным фундаментом. Рядом, во дворе, стояли похожие крепко сбитые сараи и навесы- мастерская, дровяник, хлев, сейчас пустой и использующийся как склад, еще дальше печь для обжига и короб с углем. Слышал, он раньше и живность держал, да со смертью жены перестал. — Да иду, иду, — из мастерской, в грязном фартуке показался невысокий мужчина. Сухой, жилистый, сам напоминал глину- подвижный и плотно сбитый. — Дядь Ника, мне кувшин новый нужен. Есть еще? — Ой, лихо, нет — кончились. Их все отец Пий забрал, говорит на будущую службу надо. Не переживай, через пару дней ярмарка, там и маг приедет, кувшины у меня готовые лежат. Вечером подойдешь — выдам. — Это что, в этот раз ярмарка на службу наложится? — Да, в этот раз они приедут пораньше. — Поражаюсь дядьке, говорит ровно и четко, все время ловит взгляд, упираясь спокойными и серыми глазами. Никогда не видел, чтобы он что-то уточнял или припоминал. На любой вопрос сразу конкретный ответ. Я бы так не смог даже в своей лаборатории, а он похоже обо всем в деревне ведает. Хмммм… — Пока не ушел, ты опять с сыном Марка поцапался? — Он опять о моей матушке гадости говорит. — Это он зря. Лилиан не зря свой хлеб печет. Как бы не обжегся. — Пусть. Тот еще придурок, вон какую ряху отъел, что он, что папашка его. — Да. Тогда давай, свидимся, — Никей развернулся и пошел обратно, где зажужжал гончарный круг. Есть некоторая радость, что Дар не может заменить все. И еще — я и раньше замечал более плотную ауру у дядьки, теперь вижу больше, так сказать, функциональных элементов, да и переплетение нитей на груди- ох не всегда он гончаром был, ох не всегда.

***

— Дед Пий! — В храме сумрачно и пусто. Простая каменная часовенка с гранитной полированной плитой посередине. Она сразу кидается в глаза, посреди немного обжитой природы деревни, сияя полированными ровными гранями, точными углами и высеченными письменами на сером граните. Дед говорит, такие плиты из Главного Собора возят по всей стране и даже за границу. Проходить дальше, в подсобные комнаты не стал. Туда вообще никто доступа не имеет, кроме воцерковленных лиц, ибо доступ Боги закрывают. Мне-то что, дара мне не выдали, безбожник, хех. Но такого попрания традиций мне не простят просто из зависти. И что, никого? Тогда домой. Чтобы зайти в церковь, сделал крюк через центр, теперь возвращался домой. Мда, около колодца действительно стояла группка кумушек и вовсю шушукалась, обложив все пути к каменному бортику с воротом, как при осаде. Ну и хрен с ними, старыми перечницами. Дома наблюдался нездоровое движение, в воздухе так и витало напряжение. — Я дома, — от моего крика, гнетущая дымка дернулась, как от выпада копья, пришла в движение. На кухне сидели и тихо беседовали мать и попадья, сверля друг друга взглядом. Молодая, в общем-то, в черной рясе, шатенка, с красноватым отливом волос, сейчас ковыряла мою еду и бранилась с моей матерью. Ууу, сука. — Ты, подумай, подумай, дорогая Лили. Пока за тебя не подумали. — А ты ходи, ходи, пока можешь, «дорогая» Рика. — В тон прошипела мать. — Какой славный мальчик, — почти пропела уходящая змея, — жалко безбожник. — Тетя, вам плохо, да? — Я прикинулся дурачком, максимально наивно хлопая глазами, — может вам экзорциста позвать? За ее спиной в ладонь улыбалась Лилиан, а эта, дернув щекой, поспешно покинула мой дом. Сел есть. Тефтельки, конечно, вкусные, но нас и тут неплохо кормят.

***

— Мой дорогой муж, была я у нее. Она совсем истощала, глаза потухли. Сын недоедает. На столе мяса не видывали. Но гордость не дает признаться в недуге, мой брат мог бы помочь этой недостойной и ее безбожному сыну. — Но-но, Рика, не заговаривайся. Пусть, Лихо и лишен благословения, но он не безбожник, он почитает Богов и Героев, защитников наших. Да и Лилиан достойная женщина, воспитывающая сына в строгости, но любви.

***

Солнце клонилось к западу, прогорая красным в облаках. На востоке зажигаются звезды, яркие и живые, не то, что дома, те звезды я не помню на дымном небе. Чуть южнее набирают цвет зеленоватые сполохи, срывающиеся с далеких вершин гор. Отсюда видно едва-едва сияние, напоминающее полярное. Там граница с другим государством, проходящая по горному хребту, окутанного вечной энергетической бурей, отголоски долетают и сюда, заставляя обереги в углу зайтись в печальном звоне. Светило полностью скрылось за горизонтом, отдавая права тьме и… луне. У нас не было ничего подобного и уже десять лет я не могу отделаться от ощущения взгляда каждую ночь, когда это око катится по небу — яркое, с зеленым отливом, испещрённое кратерами и расщелинами небесное тело. Брр. Но пора спать.