Расстрел

      С момента загадочного исчезновения наследного принца бывшего государства Сяньлэ миновало восемь лет.       Большая масса людей смирилась с пропажей человека и записала его имя в ряды падших отважных героев, что своими руками выстроили мост к спасению мирных граждан. «Ценой собственной жизни он дал нам то, о чём мы так горестно молили небеса», — именно так отзывались о Его Высочестве оставшиеся последователи. Однако у медали имеется ещё одна сторона с менее гуманными возгласами: «Какое же это геройство? своей смертью он ничего не решил, а всё, что мы имеем на сей день — только наших трудов плоды. Бедняга, даже помереть нормально не смог», — возмущались другие.       Казалось, что на этом можно заканчивать: чтобы не тревожить и без того несчастливую судьбой душу Его Высочества, нужно публично представить его имя как падшего героя храму и отпеть подобающе. Но нашёлся человек, который был неравнодушен к ситуации с таинственным исчезновением. Он точно рыба, плывшая наперекор течению, стремился докопаться до истины. По началу меня забавляла его детская решимость и отважное желание во что бы то ни стало отыскать наследного принца, однако спустя время до меня наконец дошла мысль, почему же он так отчаянно борется за его, казалось, скоротавшую своё время жизнь. Не совру, если сейчас скажу, что я никогда ранее не встречал никого, кто бы так искренне питал столь тёплые чувства по отношению к другому человеку. Он отдавал себя без остатка на поиски и всегда повторял, что час встречи близок. Каждый год пятнадцатого июля этот молодой господин брал выходной и выезжал за периметр с букетом цветов. Признаться, такой жест меня изрядно удивил и я решился последовать за юношей.       Я и подумать не мог, что тем местом окажется бывший дворец правящей семьи Сяньлэ, а пятнадцатое июля — дата дня рождения Его Высочества.             Тогда всё встало на свои места и я ещё раз убедился в искренности поступков молодого господина. Он не ждал что-то взамен и не просил помощи. И даже сейчас, стоя возле своего мотоцикла у входа в дворец с охапкой фиолетовых гиацинтов, Хуа Чен был предельно решителен и серьёзен.       Конечно, он заметил меня почти сразу, чему я так же удивился, однако ничего враждебного против меня предпринимать не стал. Тогда-то мы и познакомились.       По разговору с ним я сразу уяснил, что он человек начитанный и знающий себе цену, рассудительный, по своей натуре добр и внимателен к другим, однако по какой-то причине искусно пытается это скрыть.       Его речь приятна слуху, а голос пленял своим звучанием. Готов поспорить, свяжи он свою жизнь с чем-нибудь другим, отличным от военных дел, стал бы первым в этой сфере.       Ещё раз взглянув на цветы в его руках, я спросил, почему именно фиолетовый гиацинт? И после его ответа я понял, что совсем ничего не смыслю в цветах.       Как оказалось, с этим прекрасным цветком связано очень много красивых легенд. По одной из них трактовалось, что он получил своё название в честь одного восхитительного юноши Гиацинта — сына царя Спарты, который не уступал никому ни в красоте, ни в силе, ни в ловкости. Даже сами боги Олимпа могли позавидовать его возможностям.       Древние греки называли гиацинт «фиолетовым сабельником» из-за формы его листьев, которая напоминала боевое оружие. В Индии цветок прозвали «цветком дождей» из-за характерного ему времени цветения. Также в этих двух странах, следую традициям предков, данным цветком девы украшали свои волосы, вплетая фиолетовые головки в локоны: этот жест означал готовность к скорому замужеству. —На самом деле, каждый оттенок цветка несёт за собой свой скрытый смысл: например, белый цветок олицетворяет чистоту и открытость сердца, розовый — символизирует романтику и страсть, — произнёс он, нежно оглаживая лепестки цветка. —Что на счёт фиолетового? — не задумываясь, спросил я и заметил, как Хуа Чен на мгновение переменился в лице, но заметив моё — обеспокоенное, так же быстро отмахнулся и продолжил. —Фиолетовый гиацинт — символ уважения, преданности и благодарности, духовности и искренности, как по мне — самый благородный, — он говорил твёрдо и решительно, почти не меняясь в выражении лица. —Ох, я очень удивлён знаниям Вашего превосходительства о цветах. Должно быть, человек, которому вы преподносите их, очень дорог Вашему сердцу. —Он — всё, что у меня есть, — коротко ответил молодой человек и ускорил шаг.       Тогда я ещё не знал, какие на самом деле чувства прожигают его душу изнутри и какими усилиями ему даётся каждое утро подниматься с кровати. То, что мы привыкли называть обычным днём, для него обернулось минным полем.       Я искренне возжелал помочь ему, но в данной ситуации мои силы были катастрофически ничтожны, и тогда мне пришлось стать сторонником — наблюдателем; подобным зрителю пришедшему лицезреть театральную постановку.       В лицах людей он был в беспредельном великолепии: благородный муж, которому по силам преодолеть любые трудности и невзгоды. И только я сумел сыскать в нём брешь, в которой покоилось столько боли и печали, сколько воды в мировом океане.       Быть может, мне стало позволено неспроста познать настоящую сущность этого человека, но я тогда не придал тому значения, в чём отчаянно каюсь по сей день. Протяни я ему руку, кто знает, как бы легли карты. И когда до меня дошла это мысль, я понял, что совершенно не отличаюсь от той серой массы людей, которые вечно кричат о мире и справедливости, но когда у них появляется возможность действовать — умывают руки.

•••

      Глаза стоявшего напротив Хуа Чена человека были непроглядно-чёрными, но в то же время чрезвычайно ясными, словно созданными изо льда веками не тающего холодного пака [1].       Его выражение лица сделалось умиротворенным и торжественным, что придавало образу строгости и сдержанности.       И лишь золотой кольт в изящных переплетенных тонких пальцах мог предвещать об обратном. —Как ты себя чувствуешь, Хуа Ченчжу? — мягко начал Цзунь У, медленно ступая внутрь помещения, тем самым заставляя отдаляться назад ранее уверенного Хуа Чена. Его поступь была хоть и не быстра, но неимоверно тяжела. —Как твоя рана на боку..?       Собиратель цветов под кровавым дождём, найдя опору в холодной выложенной кафелем стене, упёрся спиной о её непоколебимую поверхность. Взъерошенные волосы падали на правую половину лица, пряча острый взгляд мужчины, который исподлобья наблюдал за действиями человека в белом, такими изящными и опасными.       Вновь нащупав на левой половине тела аккурат наложенную повязку, Хуа Чен измученно прошипел. Он не знал, с чего ему следует начать разговор: ранее в голове мужчины крутились десятки, если не сотни, вариантов, которые он мог бы предъявить Цзунь У, но сейчас, стоя с ним лицом к лицу, молодой человек не в силах сыскать и пары слов.       Жёлтый тусклый свет от настенной лампы иногда давал сбой и мерно помигивал, погружая помещение в еле ощутимую темноту, затем вновь — освещал наседающую белую фигуру.       Найдя в себе силы, Хуа Чен поднял тяжёлый, полный тоски и печали взгляд. Измученно сощурив заметно покрасневшие то ли от переизбытка эмоций и чувств, то ли от общего плачевного состояния веки, молодой человек разомкнул сухие бледные губы и хрипло произнёс: —Я всё знаю.       Эти слова отразились режущим эхом в ушах Владыки и осели где-то на дне не столь великодушной, как могло показаться на первый взгляд, души. И комната вновь погрузилось в минутное молчание.       Одна фраза определила дальнейших разговор двух людей. —…О чём ты? — незамысловато начал было Цзунь У, но его вновь бесцеремонно оборвали. Дерзости и своевольности у Хуа Чена было хоть отбавляй. —Давайте мы с Вами более не будем прикидываться глупцами, — проскрипел сквозь зубы молодой человек и поднял полный ненависти и печали взгляд. Схватившись дрожащими руками за белоснежный ворот пиджака мужчины, он с дрожью в голосе выдал: —Я знаю, что он у Вас.       Очередное молчание. —Ох, теперь понятно, — спустя время твёрдо ответил Цзунь У и убрал кольт в брючной карман. —Понятно..? — продолжил в той же манере Хуа Чен. Стеклянные глаза предательски налились слезами, а белёсые костяшки пальцев вот-вот готовы треснуть от злости. —Почему? Почему Вы так просто говорите об этом..? —Хуа Ченчжу… —Замолчи! — вздёрнул того за ворот одежды он, отчаянно прокричав. —Довольно лестных речей, я по горлу сыт твоими оправданиями! —Оправданиями? — спокойно спросил Цзунь У, всё ещё позволяя держать себя за одежды. В его голосе не было и капли тревоги, что нельзя сказать о его коллеге. —Просто заткнись, — вновь дёрнул того Хуа Чен, — ты хотя бы знаешь, сколько людей погибло в тот день?! Что ты скажешь их семьям, которые души не чают в своём покровителе? Сбросишь всю грязь на мои плечи, а сам подставишься под доброжелательные комплименты и торжественные возгласы..?       Молодой человек сделал глубокий вдох: его грудная клетка содрогалась с каждым сантиметром поступавшего в лёгкие воздуха, но он ни разу не опустил взгляд.       Холодные капли пота бесцеремонно скатывались по исказившемуся от злости и ненависти лицу. —И всё ради того, чтобы я никогда не узнал, что Его Высочество на самом деле жив и здоров? Такова цена, Цзунь У? Или как мне к тебе обращаться?       Колкая предательская боль в боку заставила ослабить хватку, и молодой человек, поддавшись чувствам, опустил свой лоб другому на плечо. Однако этот жест совсем не был тем, который обычно используют люди, находящиеся в тесных связях. Никак нет. —Почему ты так отчаянно пытаешься забрать его у меня? Хочешь, чтобы я непременно остался… Одинок? — сквозь зубы прошептал Хуа Чен. —Почему ты постоянно заставляешь меня проходить сквозь эти душевные терзания? —Хуа Чен, ты правда ничего не понимаешь? — вдруг подал голос Цзунь У, по доброму похлопав молодого человека по плечу.       В ответ он получил лишь тихие всхлипы, сопровождающиеся мерным содроганием всего тела. Собиратель цветов являлся сильной духом личностью, однако, так или иначе, он был просто человеком, которому свойственно проявлять слабину. —Во-первых, в тот день никто не погиб: солдаты подали сигнал с сообщением, что их лидер, коим ты являешься, размахивая орудием, скрылся с глаз долой в неизвестном направлении. И только потом, спустя несколько часов поисков, Хэ Сюань нашёл способ обнаружить твоё местонахождение… Мне очень жаль, Хуа Ченчжу, но тебе на неопределённый срок нельзя появляться на поле боя, и какое-то время за тобой будет присматривать медицинский персонал. Иными словами — ты досрочно отстранён.       Каждое сказанное слово проходилось сквозь скованное тело мужчины словно электрический ток, сражая того наповал.       О чём говорит этот человек? Разве всё то, что довелось ему лицезреть в тот злополучный день ничто иное как галлюцинация? —…Что? —Ты болен, Хуа Чен, — прямо сказал Цзунь У, — дальше пренебрегать здоровьем никак нельзя. Мне очень жаль.       Он застыл. Его сердце пронзила неминуемая пуля горечи и утраты: Хуа Чен отказывался верить в сказанные Владыкой слова. Нет, это не может быть правдой. Он, конечно, болен, но не настолько, чтобы забыться в самом себе. Или же.?       Молодой человек в ужасе отстранился от статной фигуры в белоснежном костюме и, схватившись за голову правой рукой, согнул колени всё так же потрясённо бормоча что-то под нос: —Ты лжёшь… Я в порядке. —Хуа Ченчжу, мальчик мой, — Цзунь У протянул ему руку в качестве поддержки, но сей жест был грубо отвергнут молодым человеком. —Не прикасайся, — сухо выдал Собиратель цветов, с призрением глядя на кисть Владыки. —Спрошу в последний раз, где находится наследный принц Сяньлэ? — прорычал, словно дикий лис, Собиратель цветов под кровавым дождём, целясь некогда принадлежавшим Владыке золотым кольтом точно тому в лоб.       Ей Богу, никому никогда не познать истинную сущность души этого человека: буквально пару минут назад он представлял из себя до ужаса напуганного и загнанного в угол зверька, сломленного и отчаявшегося, сейчас же — страшного безумца, способного без задней мысли расправиться со своей жертвой.       За пару мгновений Хуа Чен не только заставил Владыку проникнуться к нему состраданием и жалостью, но также смог искусно извлечь оружие из брюк последнего.       И сейчас, стоя с заряженным в изящном переплетении пальцев кольтом, он не казался более беспомощным, напротив, его взгляд сделался надменным, а некогда дрожащие плечи — прямыми и твёрдыми. Сняв оружие с предохранителя, мужчина, щуря левый глаз, сухо выдал: —Где он?       Цзунь У же в свою очередь ни сколько не переменился в лице, словно он ожидал подобной выходки со стороны Хуа Чена, потому, глубоко вздохнув, медленно развернулся и направился в сторону кровати, на которой ранее лежал человек, после — аккуратно приземлился на её край. Пропальпировав точку между бровей, он ещё раз печально взглянул на Собирателя цветов и начал монотонно говорить: —Боюсь, что мой ответ не устроит тебя, Хуа Хуа, вернее — ты сам возжелаешь забыть то, о чём так жаждешь знать. —Думаю, ты сейчас не в выгодной обстановке, чтобы так вольно разбрасываться словами, — продолжил за ним Хуа Чен. —Твоя правда, однако человека, которого ты так желаешь видеть, более нет с нами. Вернее, того Сяньлэ, каким он тебе запомнился, больше не существует. —Что ты, мать твою, вообще несёшь? — Хуа Чен сделал твёрдый шаг навстречу, не убирая оружие. —Признаю, возможно, это звучит как последний бред, однако то есть чистая правда, — продолжил Цзунь У, всё так же спокойно наблюдая за Собирателем цветов. —Сяньлэ не помнит ни своих родных, ни близких, ни самого себя. Скажи ты ему, что сейчас 70 годы и он в одночасье поверит твоей правде. Иными словами — его душа давным давно распалась на мириады звёзд и более не подлежит восстановлению. Я никогда не скрывал от тебя местонахождение Его Высочества, потому мой ответ «я не знаю» был предельно честным и искренним, ведь я действительно понятия не имею, куда подевался тот Сяньлэ, который запомнился мне.       Всё это время Хуа Чен не показал и толики заинтересованности в речи мужчины, всё так же твёрдо стоя с вытянутым в руке золотым кольтом, который красивым переливом поблескивал от света настенной лампы. Сказанные Владыкой слова совсем не могли быть правдой, способной удовлетворить желания Хуа Чена, напротив, подобная подача со стороны мужчины разожгла ещё больший огонь общего несгораемого пламени души: Се Лянь никогда не являлся безумцем, более того, его разум всегда был ясен и чист, словно полная Луна на безоблачном ночном небосводе, такая яркая и чёткая. —Повторяю ещё раз: где Гэгэ? — ледяным тоном произнёс Собиратель цветов под кровавым дождём и выпустил лихую пулю точно под ноги Владыке, тем самым показав всю серьёзность своих действий.       В этой игре они оба являлись одновременно и ведущими и ведомыми, подобно координатной плоскости: зависимость игрека от икса. Только вот, шкала деления и размах у Хуа Чена был куда больше. —Что тебе даст мой ответ? Хуа Хуа, на данный момент ты не способен помочь Сяньлэ, напротив — своим появлением только усугубишь его и без того нестабильное состояние, — Цзунь У привстал и принялся лёгким движением рук поправлять некогда встревоженный ворот пиджака. Каждый из них пытался задавить другого давлением собственного спокойствия, однако, опять же, что один что другой не собирались показывать и крупицу слабины. —Оу, или ты настолько не желаешь скорейшего поправления наследного принца? —Не тебе судить, что есть хорошо для Его Высочество, а что — плохо. Как раз-таки из твоих суждений складывается впечатление, что ты переворачиваешь винную чашу вверх дном, — Хуа Чен сделал ещё один твёрдый шаг навстречу. —Неужели по истечению стольких лет совершенный владыка Цзунь У так и не нашёл способ исцелить нуждающегося в том наследного принца? Как по мне, звучит как конечный бред. —Твоя правда, — томно вздохнул мужчина и, прикрыв глаза, подался вперёд, — в данной ситуации я действительно совершенно бессилен, однако судить о том, что будет для Сяньлэ спасением или неминуемой смертью — имею право. —Ох, неужели? — презрительно сощурил глаз Хуа Чен. —Я ранее упоминал, насколько ты умён? — Цзунь У подошёл в плотную к Собирателю цветов: так, что золотой кольт был грубо прижат к грудной клетке мужчины. Лёгким движением кисти он поправил сбившиеся волосы молодого человека и, мягко уместив ладонь у него на щеке, в таком же тоне продолжил: —Вот только, иногда ты бываешь чрезмерно глуп.       Очерчивая подушечкой большого пальца незамысловатые узоры на лице Хуа Чена, Владыка спокойно уместил вторую кисть поверх руки своего оппонента, в которой тот мертвой хваткой держал оружие. —Не стань ты тогда препятствием для Сяньлэ, быть может, той злосчастной аварии никогда не суждено было бы сбыться… Или я и здесь промахнулся?       Плечи молодого человека на мгновение вздрогнули, но более он не смел показывать себя с уязвимой стороны. Насколько бы больно не было признавать сказанные Цзунь У слова, сейчас Хуа Чен не может проиграть. Так близко к своей цели он не был ещё никогда, потому опустить руки сейчас сравнивалось с поражением. У него до жути чесались ладони, хотелось выстрелить, спустить все пули на нет, воссоздать из тела начальника решето, однако, по иронии судьбы, он являлся единственным ключом к его маленькой мечте. Нет ли более «несчастливого» человека, чем он?       Потому, стиснув зубы и проглотив всю гордость, Собиратель цветов под кровавым дождём позволял говорить Владыке всё, что его душе будет угодно. —И даже сейчас, находясь в ужасном состоянии, ты рассчитываешь, что в силах помочь Его Высочеству? — мужчина приподнял смоляные локоны, закрывающие правую половину лица, и заправил их за ухо. —Ты не в силах помочь даже самому себе. —Я сейчас выстрелю, — холодно отозвался Хуа Чен. —Не обманывай себя, ты этого не сделаешь, — парировал мужчина. —Хочешь увидеться с наследным принцем.? Хорошо, я устрою тебе приём, однако не без своей цены. —Выкладывай. —Ты признаешь себя психически неуравновешенным человеком и встанешь на учёт при амбулатории.       Предписать себя к больным в этой сфере означало наотрез отказаться от дальнейшей карьерной лестници — от работы в целом. В его случае согласие являлось пожизненным клеймом. Однако это всё не имело совершенно никакого значения. Хуа Чен давным давно осознал и принял всю жестокость современного мира и был готов жертвовать всем, что у него есть, ради своего луча надежды. —Идёт, — сухо отозвался он. —А теперь, прошу, будь хорошим мальчиком, верни мне мой кольт. «—Даже если я пожертвую всем, я все равно буду защищать тебя, Гэгэ.»

•••

      Хуа Чену не следовало так безрассудно вверять свою жизнь такой тёмной фигуре как Цзунь У, но более он не видел ничего, кроме возможности прикоснуться к человеку, благодаря которому он всё ещё здесь. Его Высочество жив, он настоящий. Реальный.       Скорое воссоединение будоражило всё естество Собирателя цветов: начиная от кончиков пальцев ног и заканчивая затылком. Он совершенно позабыл о своём внешнем виде, его более не волновало некогда рваное ранение как, собственно, и известие о досрочном отстранении от военных операциях. Его не волновало даже то, что будет с ним завтра, через неделю, месяц или год. Как только Хуа Чен убедится, что Его Высочество наследный принц жив и его здоровью ничего не угрожает, сердце последнего наконец обретёт покой. Пускай после накачают транквилизаторами, заставят принимать психотропные, закроют в четырёх стенах — неважно. Главное, что с Его Высочеством всё будет хорошо.       Собрав густые смоляные волосы в низкий хвост, Хуа Чен долго всматривался в такую же непроглядно чёрную повязку в своих руках. А что, если Гэгэ не захочет смотреть на него в столь неподобающем виде? Что если он покажется ему омерзительным? Красоту мужчины не раз отмечали завидные дамы и коллеги по работе. Однако все те многочисленные комплименты молодой человек списывал на доброжелательный тон. Кто станет говорить при знакомстве, что Ваш вид крайне нелицеприятен? Сам Хуа Чен не видел в себе ничего красивого и прекрасного, потому, стоя сейчас с повязкой в руках, долго сверлил ту взглядом.       Пересилив себя, мужчина глубоко вздохнул и всё-таки уместил её на правый глаз. Пройдясь подушечками пальцев по очертаниям последней, он понял, что с ней чувствует себя более защищённым, чем без. Быть может, те люди, что когда-то называли его красивым, увидев отсутствие повязки, поймут, насколько их мнение касательно его внешности было ошибочным..?       Мерзость да и только.       Хуа Чен мог бы ещё много времени уделить самокопанию, если бы не трепещущие чувства внутри, потому, накинув на себя некогда принесённую Владыкой белую рубашку, мужчина быстро справился с пуговицами, и, когда настало пора выходить, навстречу ему из дверного проёма послышался весьма удивленный голос: —Уверен, что хочешь привезти ему это? Боюсь, он не в состоянии оценить подобный жест.       В переплетении пальцев Цзунь У покоился букет из белых гортензий, находившихся в пике своего цветения. —Такие невзрачные, как по мне, цветы. Почему не розы или лилии? — произнёс мужчина, неаккуратно размахивая букетом. —Ранее я полагал, что прозвище «Собирателя цветов» тебе очень кстати, однако после сегодняшнего ты заставил меня усомниться в прошлых думах. —Полагаю, Вы не осведомлены о второй части этого прозвища, раз у Вас возникли такие ассоциации, — приблизился Хуа Чен, вытягивая правую руку в приказной манере, — а теперь, прошу, будьте любезны, отдайте букет. —Всё ещё горазд дерзить мне? Ты же прекрасно понимаешь, что твоя жизнь полностью и без остатка зависит от моего желания? Тебе бы следовало унять свой детский пыл, — бесчувственно обмолвился Цзунь У и вручил ему цветы. —Вы мне угрожаете? — переняв букет, спросил напрямую молодой человек. —Никак нет, просто меня поражает твоё безрассудство, — усмехнувшись, ответил мужчина, — что ж, на время полёта мне придётся повязать тебе глаза. Понимаешь, о Сяньлэ известно очень узкому кругу людей, потому, чтобы сдержать тайну о его существовании, придётся предпринять такие меры предосторожности. Не бери на свой счёт. —Вы смеётесь надо мной? Думаете, что в текущем положении я способен запомнить маршрут с воздуха? — теперь Хуа Чен издал едкий смешок. —Мне очень приятно, что Владыка считает меня столь способным человеком, однако это слишком даже для такого как я. —Мы оба знаем, какой ты человек, потому излишней осторожности не помешает, — подытожил начальник и двинулся вперёд по коридору. Жестом руки он позвал за собой Хуа Чена и тот, не имея желания продолжать с ним диалог, двинулся следом, трепетно сжимая букет цветов.       Три часа в самолёте текли мучительно долго, словно само время обернулось препятствием на пути к желанному Его Высочеству. В голове крутились сотни (если не тысячи) возможных вариантов завязать разговор с наследным принцем, им с Хуа Ченом столько всего нужно обсудить за время их почти вечной разлуки. Хотелось прикоснуться к нему, заключить в объятия и никогда более не отпускать. «Интересно, насколько сильно изменился Гэгэ? Как он теперь выглядит? Наверняка такой же очаровательный и светлый», — подобные мысли овладели разум Собирателя цветов. Ведь действительно, Се Лянь был порядком старше Хуа Чена, потому, его внешность должна также претерпеть преобразования. Однако всё, о чём успел надумать мужчина в одночасье разбилось на сотни мелких осколков и рухнуло без возможности подняться.       Увидев следящего на софе человека, облаченного в белые традиционные китайские одежды, который что-то старательно выписывал из книги, Хуа Чен на мгновение забыл о способности говорить, всякое слово подкинуло его.       В ответ на прибытие двух гостьей, мужчина в утонченном образе любезно окинул их приветственным взглядом и не менее дружелюбной улыбкой. Приподнявшись с софы, он почтительно поклонился и также уважительно без всякого притворства произнёс: —Чрезмерно рад видеть господина и гостя, пришедшего с ним. —Сяньлэ, сколько раз я тебя просил, не стоит кланяться мне, ты ничем не обязан, — казалось, раздосадовано обмолвился Цзунь У, но, обратив свой взор на стоящего рядом молодого человека, представил незнакомца принцу: —Этот господин тот самый «Собиратель цветов под кровавым дождём» или же известный как «Кровавый ятаган» — Хуа Чен, про которого я имел честь тебе рассказывать. —Ох, правда? Как неожиданно! — обрадовался Его Высочество и в мгновение приблизился к вошедшим людям. —Прошу прощения, я, Сяньлэ, к вашим услугам. —Что Вы, не стоит так со мной, я лишь очередной недостойный, который потревожил вашу комнату, премного каюсь в этом, — остановил того Хуа Чен и вручил букет цветов, — это мой скромный подарок Вам, примите его, пожалуйста. —Какие прелестные цветы… Гортензии? Я начитан о них, очень нежные и тёплые, — немного смущённо отреагировал принц, заправляя выбившуюся непослушную каштановую прядь из общей массы волос за ухо, — с помощью этого цветка люди нередко показывают человеку, насколько он им дорог. —Именно, — мягко улыбнувшись, произнёс Хуа Чен, робко протягиваясь композицию в руки к наследному принцу. Он старался передавать букет таким образом, чтобы ненароком не задеть нежную кожу Его Высочества, с чем мужчина прекрасно справился. Хуа Чен безумно хотел прикоснуться к наследному принцу, но нарушать личные границы дорогого сердцу человека не стал. Кто знает, как он к этому отнесётся. К тому же, Собиратель цветов ставил комфорт Его Высочества выше собственного.       В момент передачи букета, мужчина смог повнимательнее рассмотреть, казалось, почти не изменившиеся с их последней встречи лицо наследного принца: оно по прежнему было таким же красивым и добрым, единственное, с возрастом у Се Ляна образовались небольшие морщинки в уголке глаз, но они никак не портили целостный образ Его Высочества, напротив — добавляли ему какой-то уникальности. «—Яшмовая ветвь с золотыми листьями», — про себя подумал Хуа Чен, чуть шире улыбаясь. —Что по показателям, всё хорошо? — вдруг подал голос Цзунь У, которому наскучило наблюдать за столь неоднозначной картиной. —Точно, отчёты, совсем вылетело из головы… — будто опомнившись, отозвался Се Лянь, быстро направляясь к софе. Там он аккуратно уложил цветы и схватил какие-то бумаги, отчаянно пытаясь их проанализировать. —Сахар повышен, а так, в целом, всё стабильно.       Ловким движением тела мужчина в момент добрался до начальника и передал тому анализы с заключением. Хуа Чен не мог не отметить грациозность наследного принца: каждый его шаг, каждый взмах руки были выполнены настолько изящно, словно он наблюдает сейчас за какой-то театральной сценкой, поставленной лишь для него одного. Красивые каштановые волосы вились за ним подобно шёлковой вуали, струящейся на ветру. Его Высочество напоминал больше юношу из какого-то романа, отважного и утончённого, чем мужчину средних лет, коим он являлся. В глазах Собирателя цветов он нисколько не изменился: всё то же зарево вечернего солнца на горе Ушань.       Цзунь У, переворачивая листы бумаги, серьезно смотрел на подписи обследовавших Се Ляня врачей со слегка сведёнными в думах бровями. Если всё так гладко, как говорит принц, то можно приступать к повторному эксперименту. —Действительно, всё в рамках нормы, — подытожил мужчина и, слегка улыбнувшись, посмотрел в янтарные глаза ожидающего ответа Его Высочества, — тогда на время исключим из твоего рациона молочные продукты, и, думаю, можем приступать к лечению. —Лечению? — обеспокоено вмешался Хуа Чен, который ранее был лишь наблюдателем. —Ох, прошу прощения, Вы не знали об.? — замялся принц, но тут же был мягко остановлен жестом открытой руки Владыки. —Помниться, я упоминал при тебе, что Сяньлэ болен, однако, не разъяснил в более подробных деталях, чем именно, — Цзунь У холодно обратился к стоящему подле Хуа Чену, равнодушно смотря тому в глаза: его эмоции не выражали ни радости ни печали. —Он — один из немногих представителей людей, кто смог оказать сопротивление AR-вирусу, гуляющему за периметром. Иными словами, человек, стоящий перед тобой, в какой-то степени имеет иммунитет к столь страшному заболеванию. Однако не без своей цены. Хоть вирус и не убивает его, но менять ДНК клеток вполне горазд.       Мужчина невольно вздохнул, устремляя свой взгляд на Его Высочество, который всё это время не находил себе места: ему было ужасно неловко перед своим новым знакомым. Говорить кому-то о своём состоянии каждый раз вызывало в принце множество смешанных чувств. Потому он, поймав немного печальный взгляд Владыки, перенял узды правления в собственные руки и, заведя одну кисть за голову, неуверенно (слегка смеясь, дабы как-то разбавить общую нагнетающую серую атмосферу) произнёс: —У меня диагностировали болезнь Альцгеймера четыре года назад. «—Ваше Высочество, что Вы..?» — не успел было подумать Хуа Чен, как наследный принц продолжил. —Мне очень повезло, что зачатки болезни удалось обнаружить так скоро, потому сейчас медицинский персонал во главе с господином Цзунь У делают всё возможное, чтобы найти лекарство от моего недуга. Те бумаги, что сейчас находятся в руках моего спасителя, заключение с последней комиссии. Попутно мы разрабатываем вакцину от AR-вируса, из-за которого у меня, собственно, началась проявляться болезнь, — Се Лянь, горестно усмехнувшись, сделал короткую паузу, после чего также на весёлой ноте закончил, — кто знает, от чего мне удастся исцелиться быстрее: вакцины или же новоизобретённого лекарства от Альцгеймера. —Мне очень жаль, — с горечью произнёс Хуа Чен, низко склонившись перед принцем: каждое услышанное слово разрывало его сердце вновь и вновь.       Никогда ранее он не ощущал себя настолько беспомощным человеком, как сейчас. Осознавать, что самый дорогой и близкий человек неизлечимо болен и ты ничего не можешь с этим поделать — самое страшное чувство, которое можно испытать. —Что Вы, Вам не стоит так, — судорожно начал размахивать перед собой руками Се Лянь в попытках заставить Хуа Чена подняться, но тот всё никак не вставал и лишь мрачно повторял из раза в раз «—Простите меня, В-ваше Высочество, я облажался. Простите. Простите!». —Пожалуйста, не извиняйтесь, Вы совершенно ни в чём не виноваты! —Я оставлю Вас ненадолго, — коротко произнёс Цзунь У и направился прочь из комнаты наследного принца, —мне ещё есть, что обсудить с твоим лечащим врачём, Сяньлэ. —Н-но г-господин… — произнёс было опешивший Се Лянь, но обнаружил, что Владыки уже и след простыл, а склонившейся, казалось, в три погибели Хуа Чен, всё никак не слышал, что говорит ему принц, только и продолжал твердить «простите» да «извините».       Тогда Его Высочество решил присесть на колени рядом с молодым человеком и, робко коснувшись плеч последнего, ещё раз попытался вторить ему, что всё в порядки и что ему не за что просить извинений перед ним. И только когда Хуа Чен почувствовал лёгкое прикосновение, он быстро поднял голову, встретившись лицом к лицу с наследным принцем.       Столь близкого контакта с новоиспеченным приятелем Се Лянь испытывать никак не планировал, потому, моментально покрывшись краской, отвёл взгляд в сторону и медленно отстранился, попутно отнимая руки от плеч Собирателя цветов под кровавым дождём.       Нервно кашлянув дважды в кулак, мужчина смущённо извинился, а после неожиданно для себя заметил, что не одного его смутила эдакая произошедшая с ними ситуация — Хуа Чен тоже на порядок побагровел, однако взгляда от принца так и не отвёл. «—Вот ведь странный какой…» — подумал про себя Се Лянь и уже вслух продолжил: —Прошу, пожалуйста, не извиняйтесь, мне от этого делается неловко, ведь Вы даже сами не понимаете, почему просите прощения.       Знал бы наследный принц как сильно он ошибается насчёт Хуа Чена, не стал бы так легко разбрасываться подобными словами, но в одном он был прав наверняка: мужчина действительно не виноват в случившейся с принцем ситуацией. —И, умоляю Вас, не называйте меня более «Его Высочеством», я мало что помню из своей прошлой жизни, потому всякий раз впадаю в ступор, когда ко мне обращаются по титулу. —Простите, больше не… — быстро отреагировал Хуа Чен, но в то же мгновение опомнился, что более он не должен извиняться перед принцем (бедный Хуа Хуа слишком буквально воспринял информацию). Потому молниеносно попытался сгладить ситуацию: —Извините, я не хо… — однако и тут он промахнулся. —Ваше Высочество, я.! Бедный-бедный Собиратель цветов под кровавым дождём. Он попал в капкан из собственных слов. —Прошу Вас, простите этого недостойного… — в молитвенном жесте попросил Хуа Чен.       Признаться, данная ситуация нисколько не смутила принца, напротив — изрядно позабавила. Он не знал, смеяться ему или плакать. Ей Богу, наблюдать за тем как Хуа Чен подобно ребёнку пытается исправить то, что натворил, но в итоге — ещё больше утопает содеянное — очень умиляло Се Ляня. «—По крайней мере он искренне старается», — подумал про себя принц и, добро улыбнувшись, положил свою ладонь поверх предплечья молодого человека. —Всё хорошо, не переживай ты так, — приободрил того принц, не заметив, как перешёл на «ты».       Хуа Чен же, в свою очередь, скованно отвернулся, словно не желая показываться мужчине на глаза из-за накатившего чувства стыда за столь опрометчивые сказанные им ранее слова. Боже правый, он ещё ни перед кем не был так наивен и взволнован, как перед Его Высочеством. —Тогда не станете ли Вы против, если я буду называть Вас «Гэгэ»? — произнёс Хуа Чен, ещё больше уводя голову куда-то в сторону. —Гэгэ..? — удивлённо переспросил того Се Лянь, но, вновь поймав встревоженный взгляд Собирателя цветов, быстро отмахнулся и одобрительно закивал. —Да, «Гэгэ» звучит довольно неплохо, к тому же, ты выглядишь достаточно молодо по сравнении со мной, потому, почему бы и нет. —Гэгэ ужасно внимателен ко мне, но если его не устраивает таковая альтернатива, он не должен молчать об этом, — более серьёзно отозвался Хуа Чен, видя, как Се Лянь в очередной раз неловко перешёл на смешок. —Нет, всё хорошо, мне даже нравится. «Гэ-гэ», — задумчиво произнёс по слогам он.       Они ещё какое-то время просидели так в полной тишине: Се Лянь погрузился в далёкие раздумья, Хуа Чен же в свою очередь не мог налюбоваться наследным принцем — он слишком сильно скучал по этому чудесному человеку. Однако, беспокоясь за здоровье Его Высочества, мужчина предложил им обоим подняться и переместиться на что-то более тёплое, чем кафельный пол. Именно тогда Собиратель цветов сумел по-настоящему оценить убранство комнаты принца, которому ранее не придавал значения. Посещение в светлых тонах полностью соответствовало образу Се Ляня, по правую сторону — стеллаж с книгами и музыкальными пластинками, у подножия которого лежала спрятанная в чехол гитара и сложенный мольберт — видимо, Его Высочество по прежнему увлекается искусством; по левую — письменный стол с стоявшим на нём музыкальным проигрывателем и стопкой непонятных бумаг, где-то рядом, на полу, упаковки с акриловой краской. В центре у окна — большая двухместная кровать с таким же белым постельным бельём, на которой по привычке лежала пара книг; впереди — та самая светло-серая софа, на которой ранее был обнаружен сам принц. На ней послушно покоился личный дневник Се Ляня.       Как позже выяснилось, мужчине он служил в качестве помощника воспроизведения его воспоминаний: из-за болезни какая-то часть памяти постоянно теряется, и, чтобы не забыть, что именно подверглось чистке, принц нашёл способ отображать всё на бумаге, чтобы в любой момент, открыв дневник, перечитать и вспомнить, о чём ему довелось запамятовать. Так, например, Се Лянь отражал на бумаге яркие моменты своей жизни, которых было немного, или проявившие себя старые воспоминания, как он любил их называть «проблески памяти былых лет», но более всего он записывал в дневник понравившиеся ему цитаты из прочитанных книг, а также — маленькие рецензии. Иногда где-то в углу страниц проскальзывали небольшие зарисовки человеческих лиц — героев произведений, какими их представлял мужчина в своей голове.       Тогда-то, обозревая Хуа Чену свою книжку-подружку, принц спросил молодого человека о его вкусах касательно литературы: что из всего им прочитанного он мог бы назвать истинным искусством?       Собиратель цветов нежно улыбнулся и перенял дневник у Его Высочества. Там он старатель перенёс из памяти на бумагу одно понравившееся ему стихотворение весьма известного автора Юань Чжэня*

«Кто раз познал безбрежность моря,

Того иные воды уж не удивят.

И никакие облака не назову я облаками,

Лишь те, что над горой Ушань парят.

Пройду сквозь заросли других цветов, не обернувшись,

Не интересна мне их красота.

Подмогой в том мне твёрдость духа лишь наполовину,

А остальное — ты, любовь моя»

      Принц не сразу смог разобрать до ужаса непонятный почерк Хуа Чена и тогда молодой человек сам решился прочесть написанное вслух: каждое произнесенное из стихотворения им слово было наполнено отдельным тёплом, он читал выразительно, с эмоциями, ни разу не оторвав от Его Высочества взгляда.       Когда Хуа Чен закончил, Се Лянь не сразу сумел сыскать слов для выражения своих эмоций: голос молодого человека показался ему таким красивым и родным, а то — с какой душой он читал! Его Высочество готов поклясться, что никогда ранее не слышал, чтобы так читали стихи. —Сань Лан, у тебя очень красивая подача, я приятно удивлён, — принц не сумел сдержать восхищения. —Гэгэ, как ты, — на мгновение замешкался молодой человек, — назвал.?       И только сейчас, после поправки Хуа Чена, Се Лянь понял, что сказал глупость. —Ох, Боже, Хуа Чен, прости, — вновь залился краской он, — я не то имел ввиду, просто мне показалось, что… тебе очень подходит это… имя. Не знаю, что на меня нашло. —Нет, прошу, Гэгэ, называй меня так, мне очень нравится, — теперь Собиратель цветов под кровавым дождём успокаивал принца. —Ты уверен? — недоверчиво спросил Се Лянь. —Более чем когда-либо, — твёрдо настоял на своём Хуа Чен. —Хорошо, Сань Лан, раз тебе нравится, тогда я буду обращаться к тебе по этому имени, — добро отозвался мужчина, неловко мяв подол своих белых одежд. —Любое имя, которое даст мне Гэгэ, будет по нраву моей душе, — прошептал над ухом склонившегося Се Ляня он. —…Сань Лан? — хотел было уточнить у Хуа Чена принц, как в комнату вошёл мужчина знакомый двум присутствующим здесь людям: Цзунь У посмотрел на Собирателя цветов и одним взглядом дал понять, что им пора уходить.       Вот и все. Не одно пиршество не может быть вечным, как, в прочем, и время, проведённое с близким человеком: всему рано или поздно наступает конец. Хуа Чену, как никому другому, знакомо чувство расставания.       Быстро что-то написав в дневнике Его Высочества, молодой человек приподнялся с софы, поклонился в прощальной манере принцу и, передав ранее вручённый ему сборник мыслей обратно владельцу, вышел вслед за Цзунь У из помещения.       Признаться, Се Лянь и сам был весьма огорчён их скорой разлукой: в компании Хуа Чена мужчина чувствовал себя насколько комфортно, что на какое-то время позабыл как о всех своих проблемах касательно здоровья, так и о напряженной обстановке в мире — он не думал ни о чём, кроме их общего разговора. Собиратель цветов под кровавым дождём воистину заинтересовал Его Высочество, потому, как только последний вышел за пределы комнаты, принц быстро открыл дневник и, судорожно пролистывая страницы, принялся искать последнюю запись Хуа Чена. «—Гэгэ, в следующий раз этот недостойный придёт и обязательно спасёт Вас. Пожалуйста, доверьтесь мне. Ваш верный последователь», — красные чернила безвозвратно въелись в жёлтые листы бумаги.       Се Лянь прочёл эти строки единожды, более — не было необходимости. Те слова словно громовая молния прошлись по телу Его Высочества, отдавая больным покалыванием где-то в груди. Кто-то придёт и… спасёт его? Это не сон?       Тогда принц попробовал себя ущипнуть, чтобы убедиться в действительности происходящего, и, получив приятную боль после сдавления кожи, рвано выдохнул.       Он почему-то верил Хуа Чену и потому не стал сомневаться в написанных им строках.       Принц был уверен: если Сань Лан сказал, что придёт за ним, то так тому и быть.       Перечитав сотни книг, Се Лянь не сыскал в них то, что могло бы заставить его верить в правдоподобность описанных там событий, где отважный муж спасает канувшую в пучину безвозврата юную деву. Эти романы были подобны сказкам с счастливым концом, только для взрослых.       Но почему-то тех слов, что написаны неаккуратным почерком красными чернилами, было достаточно.       Достаточно, чтобы впервые поверить в чудо.