Останься

В спальне появились плотные тёмно-бежевые шторы, а в сердце Микки – трещины, через которые испарялась надежда. За неделю у них как-то устоялся режим сосуществования. С утра Микки занимался перевозкой травки и денег, договорившись пока с Липом, что тот побудет напарником (дополнительный заработок был старшему Галлагеру кстати: второй ребёнок - это совсем серьёзно). А после обеда он возил Йена к врачам и на встречи с психологом. Джен проводила сеансы пока с каждым отдельно, но планировала начать и совместные сессии. Эти беседы, конечно, помогали им приспособиться к ситуации, к друг другу, но не пробуждали, как казалось Мику, воспоминаний у рыжего. Фактически они жили как соседи, снимавшие вместе жильё. И это выедало брюнета изнутри. Он так хотел прикоснуться к своему мужу, прижать его к себе, почувствовать его дыхание на своей коже, поцеловать его, делать с ним всё, что захочется и позволять в ответ тоже самое. Хотел планировать с ним день, год, жизнь. Чувствовать его заботу, смеяться над его шуточками, быть рядом во время приступов, ощущать себя частью его долбанутой семейки, разделять с ним все дерьмо прошлого и строить другое, но общее будущее. Всё это было так близко и так невозможно сейчас. В тот день, когда Йена выписали из больницы и они спали вместе в гостевой комнате, ночью Микки проснулся от того, что ему на грудь шлёпнулось что-то тяжёлое. Это тяжёлое оказалось рукой рыжего, который начал чего-то бормотать во сне, потом подтянул Милковича к себе за талию, уткнулся мордой в затылок и, по-прежнему не просыпаясь, но вполне разборчиво просопел: «Иди ко мне, детка». Сон Микки как рукой сняло. Разбудить Йена?! Было это воспоминание?! Или просто ему сниться кто-то (не факт, что Микки)!? Что, фак, делать!? Плюс ко всему, его тело вполне привычно среагировало на близость любимого человека, по прикосновениям которого оно так скучало. Мик лежал, успокаивая своё дыхание и эрекцию, выжидая некоторое время, а потом, аккуратно отодвинув руку рыжего, выбрался с кровати. Остаток ночи он промаялся в спальне, с головой накрываясь простынёй и надеясь, что удастся поспать, хоть пару часов. Несколько раз у них получалось поговорить о прошлом. Эти разговоры возникали на основе повседневных дел. Йен предложил готовить, чтобы Микки с Липом после рейсов заезжали к ним на обед. То, что они были втроём делало обстановку более домашней и расслабленной. Парни рассказывали, что любил Йен раньше, сравнивали, не поменялись ли у него после амнезии вкусы. Йен как будто впервые узнавал, что любит Микки. Выяснилось, что Милкович непривередлив в еде, и хотя он отпускал фразочки типа «Ну чем нас удивит сегодня Джейми Оливер?» и «Боже, это на вкус такое же дерьмо, как и на вид?!», но срубал с удовольствием всё, что рыжий наготавливал. И последний не мог не признаться себе, что ему это нравилось. В один из дней Дебби закинула Йену Френни после обеда, и они чудесно провели время в шалаше, который на этот раз был подземельем, в котором жили люди, выжившие после апокалипсиса. «С тобой классно, дядя Йен,» - улыбаясь заявила девчушка, - «Но давай в следующий раз дядя Микки будет играть с нами. Он самый весёлый и клёвый из всех моих дядь и тёть!» Она рассказывала Йену про их с Микки сумасшедшие выходки: войны из водяных пистолетов летом, организацию склада шоколадных яиц и сникерсов, парные татуировки из хны MF на предплечье… «Мама почему то рассердилась, что мы выбрали эти буквы, я не поняла, это были всего лишь наши имена Mickey и Franny,» - недоумевала рыжая девчушка. - Вы реально сделали татуировки Mother Fucker? - не удержался вечером Галлагер, - Дэбби наверно, тебя очень «любила» в этот момент! Очень сильно! – подтрунивал Рыжий. - Это были наши имена! Я совсем не имел в виду ничего другого, чувак! – не сдавался Микки, хотя рот его уже тоже во всю улыбался… Такие моменты были дороги им обоим. Но по-разному. Брюнет надеялся, что они дадут толчок воспоминаниям, а значат вернут ему его мужа. А рыжий надеялся, что Микки начнёт воспринимать его настоящего, теперешнего, а не будет ждать возращения «прошлого Йена», который, как оба парня понимали, мог и не вернуться. Галлагеру с каждым днём всё больше нравилось быть с Микки, иногда он ловил себя на мысли, что наблюдает за ним, разглядывает и откровенно пялится, особенно когда они сталкиваются где-то в районе ванной перед сном. Он даже не мог бы точно сказать, чего ему хотелось, чтобы Микки не заметил, как он это делает, или наоборот, чтобы заметил. К концу второй недели рыжий отчётливо признался себе, чтобы был бы совсем не против выполнить свой супружеский долг. И да, пусть он не мог проследить в памяти цепочку от «Йен Галлагер, тебе пиздец!» до «Я, Микки Милкович, беру тебя, Йен, в законный мужья…», но на сегодня расклад был такой: они каким-то хером чудом женаты, и его муж вызывает в нём вполне конкретные желания… Милкович, конечно, ловил на себе странные взгляды Йена, но интерпретировал их немного иначе. Ему казалось, что рыжий оценивает его, и результаты этой оценки вряд ли в его пользу. Пару дней назад, когда они вечером решили порубиться в компьютерную игру, Йен после очередного выигранного раунда на радостях пихнув Микки в плечо довольно выпалил: «Отсоси, мужик!», на что естественно получил ответный толчок и «Ты у меня щас сам отсосёшь!»… И они замерли от неоднозначности слов, смотря друг другу в глаза… А потом рука Галлагера поползла по бедру Микки в совершенно определённом направлении… Меньше всего брюнет хотел сейчас останавливать эту руку и всё, что могло бы за ней последовать… - Думаю разрядка никому из нас не помешала бы, - прошептал рыжий, второй рукой взял ладонь брюнета, положил на свою промежность и начал плавно двигать по уже готовому к труду и обороне стояку… Микки ненавидел жалость, и уж тем более не хотел секса из жалости… Да он дрочит, каждое утро на этого рыжего ублюдка… Но не будет с ним трахаться только потому, что тому надо удовлетворить свои потребности, а вертящийся всё время рядом Милкович подойдёт для этого, пока не появится, кто-то получше, кто-то стоящий, кто останется в его памяти и жизни навсегда… Микки убирает руку Йена, резко встаёт: - Отвали! - направляется в гостевую. - Мик! Стой! Всё же было нормально! – Йен нагоняет его, хватая за запястье. Микки больше не может сдерживать то, что накопилось за эти недели, с чем, как ему казалось, он справляется: - ПОЧЕМУ ТЫ ЗАБЫЛ МЕНЯ?! – заорал он, - мы были лучшим, что есть друг у друга! ВСЯ моя нормальная жизнь – это ТЫ, это то, что Я значил для ТЕБЯ! А теперь меня НЕТ, чувак…- крик постепенно захлебнулся слезами, - блять.. меня просто нет… без тебя… Микки конечно понимал, что вины Йена в случившемся нет, но сейчас ему нужно было выплеснуть куда-то свою злость, отчаяние и страх. Он старался заглушить рвущиеся рыдания и вытирал тыльной стороной ладоней глаза, когда вдруг осознал, что рыжий его притянул к себе и крепко обнял. Он попытался дёрнуться, но ничего не вышло. А Йен в тот момент, когда прижал брюнета к себе и вдохнул его близкий запах, отчётливо осознал, что они однажды так уже стояли, и он обнимал это мужчину, упрямо старающегося вырваться в первые мгновения, а потом наоборот благодарно затихшего в его объятиях. Ничего не было важно сейчас: кто и что помнил, что и почему произошло, где и зачем они находились – ничего. Было спокойно. Обоим. Ладонь Йена на щеке Микки. Синева растворяется в зелёном. Их губы встречаются. Ничего важнее сейчас не было.