Аверс и реверс

Тёмно-синий костюм. Белая бархатная маска, скрывающая две трети лица. Здесь его зовут Архитектор, что достаточно близко к правде, но вместе с тем настоящее имя знает лишь хозяйка клуба. В меню недавно появилось новое блюдо под названием Изумруд. Стройная, достаточно высокая девушка, чтобы вместо грубых туфлей — копыт, столь любимых низкопробными стриптизёршами, носить аккуратные остроносые туфельки на тонких каблуках шпильках. И без того худенькая, в кружевном боди чёрного цвета девушка кажется ещё тоньше, тонкая, как щепка. Архитектору нравятся девушки изящного телосложения, но всё-таки не настолько уж плоские доски, как эта, стоящая перед ним сейчас. Холмики грудей едва-едва обозначаются под тканью, пунктирные линии вместо чётко обозначенных полушарий, как хотелось бы. Повинуясь жесту хозяйки, Изумруд поворачивается, дабы предоставить возможность гостю оценить себя со всех сторон. — Пожалуй, я выберу что-нибудь… как обычно, — мужчина особо не впечатлён, начиная склоняться к мысли выбрать кого-то попышнее и гораздо аппетитнее, чем этот тощий экземпляр. — У вас очень интересный галстук, — произносит Изумруд, кончиками пальцев касаясь ткани: в общем-то, незамысловатый рисунок и мелкую полоску — только подходящий предлог, чтобы коснуться. Она легонько начинает тянуть, освобождая галстук из плена, из-под пиджака, затем обматывает галстук вокруг своего тонкого запястья, насколько хватает ткани. Два оборота и она подходит к мужчине почти вплотную, легонько, но ощутимо тянет вперёд, на себя. Дерзкая, рисковая, инициативная. Такие ему нравятся. *** — Что вы хотите, чтобы я для вас сделала, Архитектор? — спрашивает она, призывно улыбаясь. Ненавязчивая, приятная мелодия играет фоном. В стакане мужчины кореллианский виски. Чистый, не разбавленный. Мужчина закуривает, она замечает массивный перстень у него на мизинце. Она будет делать всё, что он пожелает. В этой маленькой тёмной комнате, где так мало света, и весь он направлен на неё, так, чтобы ничто не укрылось от взгляда гостя; оставляя мужчину в тени. Оказывается, он любит смотреть. И приказывать, точнее, руководить, своим надтреснутым голосом с нотками хрипотцы, говоря ей что делать, выдыхая очередную порцию дыма. Пальцы Изумруд убирают чуть в сторону кружево ткани, выставляя на обозрение свою грудь, не совсем уж и маленькую, как то показалось на первый взгляд. Скорее миниатюрную, аккуратную с острыми наконечниками сосков, которых сейчас касаются пальцы женщины, сначала ласково и невесомо, а затем чуть настойчивее: нажимая, обводя вокруг, перебирая и чуть вдавливая внутрь. Прозрачные трусики ничего не скрывают, интригуя и создавая некий ореол таинственности. Тоненькая сеточка, которая ровным счетом ничего не скрывает, интригует, вызывая желание поскорее стянуть себя вниз. Чтобы можно было беспрепятственно любоваться находящимся за ней сокровищем, мягким, влажным, пленительным в своей мнимой недоступности. Изумруд собственной ладонью накрывает промежность, широко разводя ноги в стороны (чёрные шёлковые чулки сползи чуть ниже того места, где им положено быть), закрывая на пару мгновений обзор. Но затем остаётся лишь один палец-солист, скользя по гладкой, уже влажной плоти. Ей нравится, как он на неё смотрит. Нравится, гладить саму себя по его приказу, нравится чувствовать взгляд голодных глаз, голубых, мерцающих каким-то внутренним светом, жадным до красоты и наслаждений. Свет далёкой и прекрасной звезды, который никогда ей не увидеть при других обстоятельствах. Он красивый мужчина и он это знает, пользуясь своим природным очарованием и приобретённым за долгие годы жизни в столице шармом, на полную катушку, пробираясь на самый верх по карьерной лестнице. Как ни странно, но это его обаяние заметно сейчас, в полумраке тёмной комнаты ночного клуба, особенно ярко. Настоящее, лишённое сейчас почти всех условностей и ограничений. Архитектор. Здесь, не надо вести себя прилично, как на светском рауте, здесь можно расслабиться и позволить себе если не всё (для всего есть услуга по заказу развлечений на дом), то многое. Точнее то немногое, относительно неумной фантазии Архитектора, что здесь разрешено. Можно смотреть — трогать нельзя. Такие вот правила в этом заведении. Но иногда, конечно же, возможны варианты. И потому неудивительно, что для проверенных клиентов, таких как Архитектор, это не правило и даже не рекомендация. Так, простая условность. Если уж очень сильно захочется, то можно и потрогать. Мужские пальцы зарываются в копну туго завитых волос женщины, приказав перед этим встать перед собой на колени. На полу лежит мягкий ковёр, аккурат для подобного развития событий и не только, конечно, но сейчас именно благодаря этому можно провести выбранный Архитектором манёвр, не опасаясь, что потом останутся синяки на коленях. В брюках становится решительно тесно. Это очень легко исправить. Молния естественно подобрана безупречно — в цвет ткани, не отличаясь ни на пол тона. Ей нравится это исключение из правил. Нравится прикасаться к нему, нравится, чувствовать его уверенную хватку больших ладоней в своих волосах: ни намека на нежность, только подчинение и доминирование. Я здесь главный, как бы говорит этот жест, подтверждая в который раз существующее положение вещей. Она довольно облизывает свои яркие губы, когда всё заканчивается. Он может быть и главный здесь, но это не мешает ей получать удовольствие от происходящего. Совесть её давно уснула, свернувшись калачиком где-то в глубине души и теперь вовсе не беспокоит. Только разве что в самом начале, когда она только начала работать в клубе, был лёгкий укол от осознания собственной аморальности. Но это не продлилось долго, собственно, пройдя в тот момент, как она увидела своего первого клиента… Ей всегда нравились мужчины в дорогих костюмах старше, много старше её самой. Именно такие в большинстве своём и были постоянными посетителями «Чёрной розы». Так что в этом смысле всё совпало вполне удачно, почти идеально, если закрыть глаза на первопричину всех бед. Деньги. Ей срочно нужны были деньги. И вот она сама, что называется, не успела толком оглянуться, как вместо того, чтобы танцевать для собственного удовольствия, она танцует в ночном клубе для состоятельных мужчин. И не только танцует, но будем говорить откровенно, продаёт своё тело, ничуть не стесняясь. Деньги есть деньги. Да, лучше красивых мужчин за пятьдесят, только звонкие монеты имперских кредитов. Завершённые транзакции с оповещением о зачислении на счёт оговоренных заранее сумм. Если повезёт и она понравится кому-нибудь очень сильно, то можно рассчитывать и на щедрые чаевые сверх основной оплаты. Вообще, в обычной жизни, она человек очень честный, ни разу не нарушивший закон. Добрая, может быть, чуть замкнутая, но всё же отзывчивая девушка. Хотя надо было быть циничной стервой и использовать окружающих для собственной пользы, и без сожалений избавляться от бесполезных людей. Надо было быть расчетливой тварью с ледяным сердцем, а не пустоголовой, во многом безнадёжно наивной, дурой, маленькой девочкой, смотрящей на мир через призму розовых очков. И тогда ей не пришлось бы стоять на коленях перед похотливыми мужиками, проглатывая их сперму или размазывая эту субстанцию по своей коже, получая за свои услуги деньги. Нет, делать минет и всё остальное, по большому счёту ей нравилось, но хотелось ведь и тепла… Если не родства душ и совсем уж приторно-сладкой романтики, то хотя бы верности. Быть любовницей одного, а не женщиной общественного пользования… Пусть общество и весьма закрытое, тщательно отобранное и отфильтрованное по признаку высоты положения и количества кредитов на банковском счете. По большому счёту всё было почти хорошо в её жизни. Но потом в один момент стало плохо. Никаких тебе маленьких радостей жизни больше: спонтанных покупок нового платьица или еженедельных ужинов в не дорогом, но приличном ресторанчике рядом с домом. Режим строжайшей экономии был введён в связи с резким ухудшением финансово положения… Ей были нужны деньги и чем больше, тем лучше. Поэтому она стала проституткой. Элитной, что не может не радовать. Совесть спит крепко-крепко. В конце концов, всё в этой галактике продаётся и покупается. Любовь и душа, кстати, тоже. Она понравилась Архитектору, и некоторое время спустя он приглашает её к себе, заказывает «доставку на дом». Изумруд кутается в длинную шубу (остатки былой роскоши), пряча от посторонних глаз свою истинную сущность. Красные туфельки стучат каблуками по мрамору в просторном холле. В руках женщина держит маленькую сумочку без ремешка: перекидывать через плечо и таким образом рисковать рано или поздно испортить, протерев, мех она не желала, специально подбирая для шубы именно такую сумочку. Архитектор галантно помогает женщине снять шубу. Вырез на платье, с обоих сторон, начинается высоко-высоко, прямо от талии, перетянутой шелковым пояском. Красная ткань, украшенная золотой вышивкой скрывает очень мало. Бюстье — намеренно узкое, приподнимает грудь выше, делая визуально пышнее и больше, чем она есть на самом деле. Не сразу, после пары бокалов красного набуанского, пальцы мужчины расшнуровывают завязки на платье, высвобождая женщину от ткани, явно лишней и неуместной сейчас. Архитектор оставляет на месте чёрные чулки, пристегнутые к поясу…